Собрать по осколкам

      — Всем встать! — голос Тиберия Огдена прозвучал оглушительно. — Мы начинаем судебное слушание по делу о преступлениях Питера Петтигрю.       Стук судейского молотка и шорох мантий слились воедино. Гермиона крепко сцепила руки, чувствуя собственное напряжение и подкатывающее к горлу волнение. Осторожно, стараясь не привлекать лишнего внимания, она осмотрелась. На нижней площадке зала стояло кресло с цепями на подлокотниках, в котором сидел Питер, выглядевший еще в несколько раз хуже, чем при их разговоре пятнадцать минут назад. Он был болезненно бледен, неестественно скукожился, вжимаясь в спинку своего стула, глаза его испуганно скакали по залу, словно он пытался найти хоть в одном взгляде участие или хотя бы снисхождение, губы дрожали, и дыхание было каким-то прерывистым. Речь верховного чародея казалась Гермионе совершенно неразличимой, и с трудом заставив себя сосредоточиться, она разобрала слова о порядке проведения заседания; прозвучало и то, что все участники слушания, в том числе обвиняемый, не будут подвержены магическому воздействию.       Девушка никак не могла успокоиться, она пыталась вспомнить о своей злости, неприязни к Петтигрю, которая еще каких-то пять минут назад захватила ее с головой. Но она видела лишь испуганного мальчишку, с ужасом ожидающего своей участи. Ее не мог обмануть его вид, даже в комнате для допроса этого не произошло, но она начала сомневаться. Если бы перед ней находился тот Питер, которого она знала в собственном прошлом, она не испытывала бы ничего, кроме отвращения и презрения, но этот еще был не таким испорченным, не таким нагрешившим, и было сложно оставаться объективной. Он должен понести наказание, а она должна уберечь тех, кто ей дорог, от него. Мысль о том, что именно Петтигрю занес палочку над Дореей, немного отрезвила ее. Пусть она не может ненавидеть его сейчас, сидя среди других свидетелей, не занимающих ни одну из сторон, но она все еще может думать о тех, ради кого это делает. Да, этот Питер еще не предал друзей, не обрек их на смерть и не разрушил жизни остальных, не разрушил жизнь Сириуса, но, если не остановить его сейчас, то он непременно сделает это, и Гермиона никогда себя не простит.       Начали зачитывать обвинения в сторону подсудимого, в числе которых вступление в ряды опасной противообщественной группировки Пожирателей Смерти, участие в собраниях данной организации и участие в нападении на дом Поттеров в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое декабря. После объявления данных пунктов, Петтигрю стал выглядеть еще мертвеннее. Грейнджер расслышала скорый скрип пера и посмотрела в сторону, откуда он доносился. Слева от нее, на три ряда выше, сидела Рита Скитер, одетая без прежнего эпатажа, похожая больше на раздражающую девочку-отличницу. Пока еще без ярко-зеленого прытко пишущего пера, писала она все вручную в блокноте, в промежутках окидывая взглядом зал суда, членов Визенгамота в полном составе; сидящих на противоположной от нее стороне свидетелей обвинения и собственно истца — Флимонта Поттера. Его и Петтигрю она рассматривала с особым лабораторным интересом, несколько взглядов она бросила и на Гермиону и еще нескольких свидетелей нейтральной стороны. За защиту же выступал один только адвокат, разместившийся в первом ряду и с безразличием слушающий слова верховного чародея.       Судебная коллегия вызвала истца. И Грейнджер успела пересечься взглядами с Флимонтом прежде, чем он поднялся на ноги и спустился к постаменту перед Визенгамотом. Спокойным, уверенным голосом он представился, дал клятву говорить перед лицом справедливости честно, кратко посвятил присутствующих в суть своих обвинений в сторону подсудимого и озвучил свою роль во время нападения в рождественскую ночь. Одна женщина со строгими чертами лица начала задавать стандартные вопросы под скрежет пера судебного секретаря. У Поттера спросили о дне сражения, о его месте нахождения во время всего происходящего, затем дошли и до угрозы жизни супруги. Он четко отвечал на поставленные вопросы, не говорил больше того, чем интересовались; рассказал и о том, что оказался свидетелем того, как его сын, Джеймс Поттер, обезоружил и раскрыл личность Питера Петтигрю, защищая мать. Затем подключился и Тиберий Огден, и его вопросы были уже более провокационными, более неоднозначными, что заставило Гермиону внутренне негодовать: верховный чародей не должен был задавать вопросы, которые все более отдалялись от сути дела.       — Насколько известно Визенгамоту, вы и все присутствующие на празднике были предупреждены о совершаемом нападении. Кем было принято решение вместо организуемой защиты ответить на атаку? — он пронзительно смотрел на мужчину.       — Все верно. Решение было принято мной, — невозмутимо ответил Флимонт.       — Почему же вы посчитали данный выбор более рациональным? — продолжил Тиберий, словно входя во вкус.       — Каждый из присутствующих в доме был способен защитить себя, среди гостей были и подготовленные мракоборцы, это был шанс задержать опасных преступников. К тому же нам точно было известно время нападения, количество Пожирателей и группы, которыми они действовали.       Огден немного подался вперед, и Гермионе на мгновение показалось, что он все-таки спросит самый опасный вопрос: о том, что же за источники сообщили подобные подробности, но, видимо, осознал, что к делу об обвинении Питера Петтигрю он относится мало. Девушка могла ненадолго выдохнуть. Когда вопросы у суда закончились, слово дали министерскому адвокату. Он с неудовольствием поднялся на ноги и лениво спросил у истца о том, видел ли он, какие конкретно заклинания применял подсудимый, на что Флимонт ответил, что видел лишь несколько: Ступефай, Бомбарда и Экспеллиармус. Но в уточнении этом было мало пользы, ведь палочку Питера изъяли и проверили на используемые чары. После ответа адвокат кивнул и сказал, что больше вопросов не имеет. На лице Петтигрю отразилось отчаяние, он не мог не заметить, как и все присутствующие, что защищать его никто не собирается. Поттеру разрешили занять свое место, и спустя минуту, во время которой Тиберий что-то диктовал кивающему секретарю, наконец-то обратились к ответчику. Питер задрожал и силой вцепился в подлокотники, очень жалея, что цепи не дают закрыться руками от направленных на него взглядов. Скитер чуть ли не перевесилась через стоящее впереди кресло, готовая услышать каждый звук.       — Ваше имя, — отрезал Огден.       — П-п-питер Петтигрю, — тонко произнес он.       — Клянетесь ли вы говорить правду перед лицом закона?       — Клянусь, — пискнул обвиняемый, и глаза его как-то задрожали и забегали по трибуне.       — Есть ли у вас возражения относительно высказанных обвинений? — прищуренные темные глаза, казалось, смотрели в самую душу Петтигрю, и он в попытках совладать с собственными дрожащими губами просто помотал головой.       — Ответьте: да или нет, — требовательно произнес Тиберий.       — Н-нет, — кое-как смог он ответить.       Гермионе казалось, что он был готов в любую секунду упасть в обморок, и она с некоторым непониманием поглядывала в сторону адвоката, который в это время рассматривал свои ногти. Тут же, однако, она одернула себя. Ей-то уж точно должно быть безразлично состояние Хвоста, и было бы вовсе не к месту, если бы за защиту отвечал более эмпатичный сотрудник, который по правилу вполне мог бы подать ходатайство и вследствие плохого самочувствия его подопечного отложить заседание.       — Вы подтверждаете то, что приняли метку Пожирателя Смерти?       — Да.       Тиберий кивнул одному из охранников, который тут же подошел к клетке, заклинанием ослабил цепи, от которых на руках Питера появились впечатавшиеся следы.       — Поднимите руку так, чтобы члены Визенгамота могли ее видеть — ладонью вперед.       Все, казалось, немного оживились, некоторые судьи что-то прошептали друг другу. Петтигрю, шмыгая носом и продолжая дрожать, сделал, что ему велели. На левом предплечье чернела метка с извивающейся змеей, готовой сорваться с кожи и пронзить ядом окружающих. Перо Скитер забегало по страницам. Цепи снова обвили Питера, заставив поморщиться от боли.       — Было ли решение вступить в ряды Пожирателей принято самостоятельно, без вмешательства третьих лиц, без угроз, шантажа или иных способов принуждения? — дежурно продолжал Огден, черкнув что-то в своих заметках.       Он заерзал, чувствуя себя неуютно в собственном теле. О, как он жалел, что не попытался сбежать еще тогда, в доме, находясь в шоке от парализующего его ужаса. Если бы не магическое поле вокруг него, он мог бы еще до оглашения приговора улучить момент и превратиться. Кто сможет уследить за маленькой крысой?       — Вам ясен вопрос? Отвечайте, — громко сказал судья. — Да или нет?       — Да, — вздрогнул он.       — Решение вступить в ряды пожирателей смерти было принято под воздействием каких-либо факторов? — повторил Тиберий.       — Нет.       Некоторые из членов суда зашептались, и Огден призвал их к порядку. Скитер с горящими глазами ловила каждое слово, шелестя переворачиваемыми страницами блокнота. Гермиона нахмурилась: решил быть правдивым, в надежде, что это зачтется, или же что-то задумал? Она вновь посмотрела на Флимонта: он тоже был предельно серьезен.       — Вы подтверждаете, что участвовали в нападении на дом Поттеров в ночь с двадцать четвертого на двадцать пятое декабря?       — Да, — кивнул Питер, продолжая бегать глазами по всему залу.       — Вы согласны с выдвигаемыми обвинениями касательно нападения на Дорею Поттер и использования вами таких заклинаний, как Экспеллиармус, Бомбарда и Ступефай с целью нанести вред мракоборцам, гостям и непосредственно семье Поттеров? — брови Огдена приблизились к переносице и разделились глубокой морщиной.       — Да.       Тиберий на секунду позволил отразиться удивлению на своем лице, затем наклонился к секретарю, и тот судорожно закивал. Женщина со строгими чертами лица, задававшая вопросы Флимонту, прошептала что-то на ухо седому мужчине в возрасте. Гермиона немного подалась вперед, всматриваясь в фигуру Питера. Он теперь не выглядел искореженным от страха, плечи так жалобно не дрожали. Он был скорее настороженным. Она посмотрела на цепи, прутья клетки, мерцающее поле вокруг нее. Сейчас у него не было ни единой возможности сбежать, но вот по пути в Азкабан… Слово опять предоставили адвокату, но он отклонил приглашение, сославшись на признание вины своего подзащитного; сопутствующих вопросов у него также не было. Начали вызывать присутствующих свидетелей.       К постаменту спускались мракоборцы, кто-то из гостей праздника, кто принимал участие в сражении. И хотя время Гермионе казалось до невозможности долгим, она от нервов искусала в кровь губы, спасаясь только взглядами, которые кидал ей Поттер, стараясь хотя бы внешне придать ей спокойствия. Наконец, прозвучало ее имя, от которого она вздрогнула, на ватных ногах поднялась и под множеством взглядов спустилась вниз, вставая на место, где уже побывал десяток людей до нее. Огден дописал что-то на пергаменте и посмотрел прямо на нее. Девушка расслабила плечи, стараясь не выдавать своего волнения. Заснеженные холмы, виднеющийся вдалеке белесый лес. Это воспоминание позволило ей снова дышать свободно. Она ровным голосом представилась, дала клятву, которая прозвучала за последние часы не раз, и приготовилась отвечать на вопросы. Однако первый из них прозвучал вовсе не от Тиберия, а от все той же женщины, периодически перенимающей на себя часть работы верховного чародея.       — Нам известно, что вы присутствовали в доме Поттеров непосредственно во время нападения, это так?       — Да, — она переступила с ноги на ногу.       — Вы видели Питера Петтигрю на празднике и во время сражения?       — Я видела его в большом зале, но, когда все началось, я потеряла его из поля зрения: как оказалось, он сумел уйти из помещения незамеченным. После я его не видела и узнала о задержании лишь по окончании битвы. — В глазах женщины отразилось разочарование.       — Скажите, как долго вы работаете преподавателем в Хогвартсе?       — Четыре месяца, — Гермиона пропустила некоторое удивление судей.       — Вы можете сказать, что за это время достаточно хорошо узнали Питера Петтигрю, как ученика? — сомнение сквозило в ее голосе.       — Да, прошедшего времени мне хватило.       — Что вы можете сказать о его личностных качествах, отношениях с преподавателями и другими учениками? Возможно, он задавал дополнительные вопросы, касающиеся темной магии? Или же вы заставали его за подозрительными, неоднозначными действиями, которые могут быть зачтены в судебном деле? — секретарь усиленно строчил каждый вопрос.       — Питер Петтигрю известен мне как тихий, скрытный юноша, который мало участвовал в учебном процессе. В моем классе он никогда не показывал какого бы то ни было увлечения темными видами магии. Он никогда и ни с кем не вступал в прямой конфликт, не высказывал свое мнение касательно группировки Пожирателей Смерти и отношения к их деятельности, — заключила Гермиона.       — Значит, никаких подозрений подсудимый у вас не вызывал? — уточнила женщина.       — Это не так.       — Поясните.       — Во время походов в Хогсмид я замечала, что он отрывается от группы однокурсников и встречается с неизвестными мне лицами, — цепи позади немного заскрежетали, и она почувствовала между лопаток пристальный взгляд.       — Вы уверены, что это не был кто-то из его близких знакомых, друзей или семьи? — хмуро продолжила судья.       — Да.       — Вы сообщили кому-либо об увиденном?       — Директору Дамблдору. — Вновь послышался шепот, Огден взял в руки молоток, призывая к тишине.       — Каково было его решение относительно студента? — с подозрением спросила она.       — Он сказал, что оснований для обращения в Министерство нет, и изъявил желание самостоятельно понаблюдать за Питером Петтигрю какое-то время.       — Не имеет ли смысл перенести заседание, чтобы выслушать показания профессора Дамблдора? — тихо, наклонившись к своему соседу, сказала женщина, тот глянул на Тиберия, который едва заметно покачал головой.       — Значит, после разговора с директором вы не пытались проследить или узнать что-либо о встречах подсудимого? — наконец, вступил сам Огден.       — Нет, — Гермиона повернула голову в его сторону.       Вся эта полуправда о похождениях в Хогсмид и встречах Питера с неизвестными была придумана еще месяц назад. Альбус поддерживал ее желание не привлекать к ее персоне больше внимания, чем было нужно, и потому она по легенде всего лишь поделилась увиденным, а не рассказала о том, что ей совершенно точно известно о принятии Петтигрю метки и его участии в собраниях. Сокрытие ее реальных знаний и реальных позиций было ее защитой и нишей, за которой она была способна вести настоящую войну. И Дамблдор тоже осознавал важность ее конспирации.       — Может быть, вам известно еще что-то о способностях подсудимого, которые могли заинтересовать круг определенных лиц, или причинах, послуживших вступлению Питера Петтигрю в ряды Пожирателей Смерти? — он крутил в руке перо, не отрывая от нее взгляда.       — Мне доподлинно известно, что обвиняемый является незарегистрированным анимагом.       Отзвуки ее голоса заглушили удивленные и возмущенные голоса. Зашептались все: от членов Визенгамота до свидетелей-мракоборцев. Рита с усердием скребла и царапала бумагу. Гермиона услышала, как лязгнули позади цепи. И она, не оборачиваясь, знала, что только Флимонт предельно спокоен. Он знал об этом, как и Дамблдор, который ему сообщил, чтобы быть готовым и не потерять Питера из виду, не упустить при задержании. Но у самых дверей суда Поттер сказал ей, что сказать об этом должна именно она, не вызвав этим знанием лишних подозрений. «Это показание вызовет настоящее потрясение, но будь убедительна до конца», — эти слова он сказал ей напоследок, прежде чем их по пропускам стали запускать в помещение.       — Как такое возможно? — воскликнул один из мракоборцев. — У него же еще молоко на губах не обсохло!       — Что за бред?! — поддержал его второй мужчина, вскакивая на ноги.       — Нет, это совершенно невозможно, — сказала сидящая среди судей молодая женщина.       — Прошу тишины! — еще более властным и звучным голосом, чем прежде, произнес Огден. — Тишины!       Молоток несколько раз ударил по деревянной поверхности, и голоса постепенно затихли, все сели на свои места, как на иголках ожидая продолжения.       — Вы можете утверждать, что не ошиблись в своих показаниях? Вы видели само превращение подсудимого? — так же не скрывая своей взволнованности, спросил Тиберий.       — Да, — новый всплеск криков и возмущений пронесся по залу, но тут же стих.       — Вы знаете, что дача заведомо ложных показаний карается по закону? — уточнил он, с сомнением оглядывая ее с ног до головы, словно пытаясь найти деталь, которая могла бы выдать ее ложь.       — Да. И я могу доказать правдивость своих слов, — с уверенностью ответила Гермиона, сжимая кулаки так, что ногти больно впивались в кожу. — Анимагическая форма Питера Петтигрю — крыса, и проверить данный факт можно с помощью специализированного заклинания.       Зал суда погрузился в тишину. Та самая молодая девушка, заявлявшая о невозможности подобного заявления, посмотрела на Огдена вопросительно. Несколько секунд он был погружен в размышления и наконец, осознав, что от проверки ничего не потеряет, кивнул. Девушка встала с трибуны и пробралась через других судей. Один охранник ради безопасности последовал за ней, когда она двинулась к Питеру. Гермиона немного повернулась, замечая посеревшее лицо Петтигрю, вновь встала к нему спиной, так, словно происходящее ее не интересовало и вовсе. Палочка проделала витиеватое движение, и через мгновение послышался удивленный вздох Скитер; люди снова зароптали, с неверием рассматривая бегающую вокруг обвиняемого полупрозрачную синеватую крысу. Питер во все глаза наблюдал за тем, как рушатся последние его надежды. Теперь не будет шанса сбежать, они сделают все, чтобы не допустить этого. А он признался, во всем признался. Если бы он только знал, если бы только мог предположить, что она раскрыла единственный его козырь, он бы солгал, сказал бы, что был под Империусом, что угодно. Но теперь всему был конец.       — Мы примем к сведению ваши показания, мисс Дрейер, — глубоко уйдя в себя, произнес Огден. — Визенгамот остается для совещания и вынесения приговора. Остальных прошу покинуть зал суда.       Удар молотка. Быстрым шагом спускаясь с возвышения, она увидела, каким темным, ненавистным взглядом провожает ее Петтигрю, пока вокруг него не образовалась темнота, скрывающая обзор и искажающая звук, чтобы обеспечить судьям приватность. Она почти выбежала из зала и прошла чуть дальше по коридору, чтобы не стоять среди перешептывающихся между собой людей, кивающих в ее сторону, обсуждающих сенсацию, которую она преподнесла. Гермиона прижалась спиной к стене, стараясь собраться с мыслями. Она чувствовала такую усталость, словно суд длился целые сутки, а не три часа. Ноги были тяжелыми, и очень хотелось сесть куда-нибудь. Она оглянулась в сторону приближающихся шагов и с облегчением заметила Флимонта.       — Ты прекрасно справилась, — тихо произнес он, остановившись так, чтобы скрыть ее от лишних глаз. — Будем надеяться, что наказание будет справедливым, и Визенгамот сделает все, чтобы виновный не избежал его.       Поблизости вертелась Скитер, так и намеревающаяся подойти к Грейнджер и задать ей парочку дополнительных щекотливых вопросиков. Но мистер Поттер, заметив ее, остался рядом, не давая ей возможности надоесть своим присутствием и сделать из каждого слова досужие сплетни. Вскоре стоять на месте Гермиона уже не могла и начала ходить от стены к стене, считая количество шагов туда и обратно. Звук каблуков отдавался в коридоре громче, чем обычно. Она постоянно поглядывала на наручные часы, но минута шла за три. Десять минут перетекли в двадцать, затем в полчаса. И, когда стрелки остановились на цифрах три и сорок, двери зала распахнулись. Она сцепила похолодевшие ладони и последовала за остальными. На Питера она больше не посмотрела, а только прошла на свое место. Когда все разошлись и затихли, не усаживаясь в кресла, Огден поднялся на ноги, расправил складки спадающей сливовой мантии и распахнул папку с написанным в ней приговором. Казалось, все даже дыхание задержали в ожидании.       — Я, верховный чародей Визенгамота, готов огласить избранное нами решение, — он посмотрел на полуживого обвиняемого. — Питер Петтигрю объявляется виновным в нападении на мирных граждан в корыстных целях и умышленном причинении вреда здоровью, а также вступлении в антиобщественную группировку так называемых Пожирателей Смерти и приговаривается к шести месяцам заключения в Азкабане.       Снова молоток в руках Тиберия. Он закрыл папку, убирая ее к другим бумагам. Все замерли на своих местах, наблюдая, как спадают с рук Петтигрю цепи, и как на него надевают наручники, ослабляющие магию. Двое охранников за руки тащат его, пока он, поддаваясь последнему импульсу, неосознанно упирается, и в голове его гудят слова приговора. Вокруг еще шестеро конвойных с палочками наготове. Он еще раз дернулся и посмотрел прямо на наблюдавшую Гермиону.       — Ты пожалеешь об этом! — закричал он со злостью, и по щекам его полились слезы. — Пожалеешь!       Его вывели из зала, но крики и рыдания были слышны все пять минут, что они шли по коридору, пока она стояла в зале суда, отсчитывая секунды. Когда все стихло, Гермиона обогнула спускающихся людей, растолкала нескольких мужчин у выхода, пробиваясь наружу. На ходу она бросила проверяющим у входа свой пропуск, забрала палочку и побежала к лифтам. Ей стало очень душно. Перед глазами стояло рассвирепевшее и заплаканное лицо Питера. Она забежала в лифт и судорожно начала нажимать кнопку первого уровня. Быстрее-быстрее-быстрее. Позолоченные извитые двери со скрежетом захлопнулись, и она двумя руками ухватилась за поручень. Уши заложило, и к горлу вновь подкатила тошнота. На одном из уровней лифт остановился, впуская каких-то сотрудников, с нескрываемым любопытством оглядевших Грейнджер. Когда объявили первый уровень, девушка самая первая вылетела на площадку и двинулась в сторону Атриума.       Люди проносились мимо нее. Она не различала лиц, не различала голосов. Кажется, она столкнулась с человеком, раздающим газеты, которые рассыпались по полу, украсив плитку крупными заголовками. Она прошла золотые фигуры в фонтане и увидела впереди спасительные камины. Гермиона прыгнула в зеленое пламя самого первого и оказалась в красной телефонной будке. Локтем случайно она задела трубку, и она упала, пружинисто прыгая на проводе. Грейнджер, словно онемевшими руками, нащупала ручку двери и вышла на холодный свежий воздух. Все было сделано правильно, так, как и должно быть. Но она все равно чувствовала себя отвратительно, словно сделала что-то, чем не будет гордиться. Эти часы дались ей тяжело. Она медленно двинулась по улице, с трудом переставляя ноги, и свернула в первый же безлюдный переулок.       Мир привычно перевернулся и выкинул ее на морской берег. Гермиона не удержалась и упала на колени, опершись на ладони. Когда головокружение прошло, она села удобнее, подогнув под себя ноги. Вокруг были знакомые ей песчаные холмы, среди которых вскоре будет построен коттедж Ракушка. Впереди с шелестом накатывали тихие, смирные волны, и тучи в безветрии замерли на небе, желая опуститься и раздавить землю. Она не была здесь с весны, когда только переместилась в семьдесят седьмой. Но почему-то сейчас ей захотелось оказаться именно в этом месте, на этом берегу. Грейнджер откинулась на спину, наблюдая за иссиня-серым небом и стараясь устаканить собственные чувства. Она загребла ладонью горсть песка и чуть расслабила пальцы, чувствуя, как песчинки тонкой струйкой просачиваются сквозь них, падают вниз. Все пройдет.