Собрать по осколкам

      Утро было добрым не у всех. С учетом того, что началось раньше желаемого времени и понесло за собой последствия достаточно двусмысленной ночи. И мысль остаться в постели весь день посетила даже самых ответственных учеников. Но головная боль, разрывающая черепную кость, свет, видимо, желающий ослепить, и жажда, как будто после недельной прогулки по пустыне, заставили подняться с кровати, чтобы дать волю своей раздражительности и чувству вины за содеянное. Лили провела руками по лицу, будто пытаясь избавиться от этих отвратительных ощущений, но, если бы это помогало. Она повернула голову, заметив уже проснувшуюся Марлин, лежавшую к ней лицом, обнимающую комок, напоминающий бывшее одеяло, с подушкой на голове. Жалостливый взгляд голубых глаз выдавал в ней умирающего котенка.       — У тебя тоже такое ощущение, что до вечера мы не доживем, — прошептала, криво ухмыльнувшись, брюнетка, тут же поморщилась.       — Да, вот только я собираюсь побороться за свою жизнь, — также тихо ответила староста, аккуратно коснувшись голыми ступнями холодного пола, встала, опершись о стену, вновь почувствовала накатившее головокружение.       Она осмотрела свою тумбочку и заметила странный предмет, который, определенно, был лишним в редкостном бардаке. Рядом с небольшой коробкой лежала записка, которую девушка поспешила взять в руки и прочесть.       — Что там? — заинтересовалась Маккиннон, чуть приподнявшись на локтях.       — Господа Лунатик, Хвост, Бродяга и Сохатый поздравляют вас с завершением вечеринки и выражают сожаление по поводу отсутствия приглашения для любимых однокурсников. Но в качестве жеста доброй воли преподносят вам дары, расположенные в коробке перед вами, — нахмурившись, прочитала Эванс, передав свиток подруге, принялась за эти принесенные дары.       — Что это такое? — удивленно спросила она, достав флакончик тошнотворно-зеленого цвета, и это сравнение было здесь более, чем уместно.       — Я ни слова не поняла из того, что они написали, — сказала Марлин, откинув в сторону записку, — но вот это варево очень кстати.       Она выхватила с небывалой бодростью флакончик и не задумываясь опрокинула его в себя, удовлетворенно улыбнувшись и прикрыв глаза.       — Вот теперь можно говорить о шансах на выживание, — продолжила она. — Это антипохмельное зелье. На цвет не смотри, да и на вкус тоже. В первый раз будет выворачивать наизнанку, и ты поклянешься, что больше не станешь пить даже по праздникам, только, чтобы никогда не пробовать это творение. Но в следующие разы будет лучше. Оно действительно помогает, хоть и отображает отравляющую сущность алкоголя.       Лили, с сомнением осмотрев то, что должна была проглотить, все-таки рискнула, поставив пустую емкость на тумбу. Несколько секунд она находилась на грани между быстрым стартом до ванной и вроде как улучшениями, подталкивающими к дальнейшим рутинным действиям. В итоге второй аспект взял верх, и девушка выдохнула.       — Да, так легче, — согласилась она. — Вот только я очень сильно сомневаюсь, что мы можем говорить о шансах на выживание, — встревоженно она обратилась к повеселевшей брюнетке, держа в руках поднятый с пола будильник. — Мы проспали завтрак и через пять минут у нас уже начинается лекция. Нам конец.       — Мерлин, Лили, — протянула, обреченно падая обратно на кровать, гриффиндорка. — Значит, прогуляем и пойдем ко второй.       — Трансфигурацию у нашего декана прогуляем? — хмыкнув, возмущенно спросила Эванс. — Нет уж, живо поднимайся и буди Доркас, я разберусь с Алисой. Лучше объясняться по поводу опоздания, чем по поводу пропуска.       — Ты неисправимая зануда, ты знала об этом? — с надеждой посмотрев на невозмутимую подругу, произнесла Марлин.       — Вставай, — прикрикнула она, кидая в сторону подруги подушку, продолжая расталкивать заспавшуюся Стоун, одной ногой практически находясь в ванной комнате.       Даже в такие моменты Лили Эванс действительно оставалась Лили Эванс. Ответственной, пунктуальной, серьезной. И эти черты искоренить в ней очень сложно, можно даже сказать, невозможно.       Спустя тридцать минут, множество рассерженных криков, кучу раскиданных повсюду вещей, гриффиндорки, наспех собравшись, бежали по коридорам Хогвартса сбивая дыхание, сворачивая не туда, попадая на лестницы, которые именно в этот момент решали поменять свое направление. Пройдя все испытания, которые им подкинул старинный замок, они остановились возле широких деревянных дверей.       — Вот зачем Гермиона нас обучает, — проговорила Кэсси, держась рукой за бок, нещадно колющийся и не дающий нормально вдохнуть.       — Как видно некоторые бесперспективны, — зло прошептала Лили. — Ненавижу опаздывать.       — Так может тогда постучишься уже? — тихо с улыбкой подсказала Алиса, на что Эванс закатила глаза, пропуская эту очевидность мимо ушей и поднося кулак к резной поверхности.       — Бладжер мне в голову, — прошипела Марлин, странно повернувшись назад и наклонившись, рассматривая свои ноги. — Когда я успела посадить стрелку на новые колготки, еще и на самом видном месте. Не дай Мерлин, Гринграсс скажет хоть слово по этому поводу, я ей глаза выцарапаю.       — Не сомневаюсь, мисс Маккиннон, — раздался строгий голос декана, и брюнетка с видом нашкодившего первокурсника встала к преподавателю лицом.       И когда только уже успели постучать и открыть дверь? Теперь весь класс сидел полубоком, с интересом рассматривая нонсенс, в виде опоздавшей старосты школы вместе с подругами, а неразлучные брюнеты за последней партой еле сдерживали смех.       — Простите за опоздание, профессор. Будильник не сработал, — пролепетала Лили, нервно теребя ремень своей сумки.       — У всех четверых? — с сомнением подняла вверх брови Макгонагалл, наблюдая за замершими выпускницами.       — Вот такое совпадение, — уверенно, оголив ровный ряд белых зубов, ответила Марлин, практически сразу ощутив толчок в бок от покрывающейся стыдливым румянцем рыжей подруги, заметив как прыснули парни.       — Неужели? — задалась еще одним вопросом Минерва, однако тут же поправив свои очки, продолжила: — Поскорее занимайте свои места, не задерживайте своих однокурсников. Я вынуждена снять с каждой из вас по три очка.       Девочки зашли в кабинет, со стуком закрывшихся за ними дверей осмотрели парты, с не удовольствием отметив, что остались только одиночные места, разбросанные отдельно друг от друга. Усевшись, с остервенением достав нужные книги из сумки и выложив все на стол, Лили взялась за перо, пытаясь как можно быстрее собраться с мыслями и правильными ответами на вопросы смыть с себя печать позора. Но на стол ей прилетела скомканная записка, отменившая все предыдущие планы. Быстро развернув ее и прочитав, девушка огляделась, наконец найдя глазами ободряюще улыбающегося Ремуса.       Рядом с вопросом о самочувствии она вывела аккуратным почерком: «Думаю, ты и так понимаешь. Скажи лучше, как ты? И кстати, спасибо за зелья». Скомкав в обратное состояние, Эванс размахнулась, возвращая листок отправителю, замечая, как улыбнулся во время прочтения друг и быстро продолжил переписку. «Я в порядке. И если честно, зелья не мои, а Джеймса…». Лили, хмыкнув, с ноткой осуждения посмотрела на усмехающегося Люпина, но потом, отбросив веселость, внимательно всмотрелась в лицо юноши, что заставило его как-то виновато опустить глаза, она маггловским жестом показала, что очень внимательно следит за ним, на что друг сразу поднял вверх руки, заранее сдаваясь.       «Что за многоточия после имени Поттера? Я плохо помню эту ночь, к собственному ужасу и стыду, но забыть очередную промывку мозгов с то и дело мелькавшим в разговоре твоим другом — невозможно». Лунатик снова тихо рассмеялся, читая ответ и дописывая что-то еще. «Что бы это значило? Спешу предупредить, промывка вряд ли закончится, так что как только Блэк прекратит доставать своими шутками Марлин, отвлекая Джеймса от главного объекта его симпатии, кое-кто опять пригласит тебя в Хогсмид…».       Девушка опять недовольно закатила глаза. «Он же знает ответ. К чему снова и снова пытаться?». «Так, может, это упорство говорит о чем-то важном? В этом качестве вы определенно составляете друг другу конкуренцию. Людям свойственно меняться. Дай ему шанс, Лили. Один шанс. Хотя бы попробуй, пересмотри ситуацию». Лили покачала головой, но все же задумалась, словам Ремуса в этом плане она доверяла гораздо больше. «Ладно! Я соглашусь. Только больше ни слова об этом». Люпин лучезарно улыбнулся, шепнув что-то рядом сидящему Питеру, который все вытягивал шею, чтобы тоже урвать хотя бы кусочек фразы, и удивленно заморгал, переспросив в неверии.       — Еще раз упрекнешь меня тем, что я якобы извинялась перед тобой весь вчерашний вечер, и наше короткое перемирие тут же прекратится. Я от этого ничего не потеряю. Так что пошел к черту, Блэк! — слишком громко, уже максимально раздражившись, прошипела Марлин, испепеляя уничтожающим взглядом оппонента.       — Не думаю, что время лекции подходит для выяснения отношений, мисс Маккиннон и мистер Блэк. То же относится и к старостам Гриффиндора, для которых обмен записками на уроке вдвойне непозволителен. В особенности потому, что на следующем уроке контрольная работа. — Декан сжала губы в тонкую линию, с недовольством осматривая своих подопечных, которые с самого утра, к ее разочарованию, уже успели лишиться баллов и вновь нарывались на дисциплинарное наказание.       Когда долгая и наискучнейшая теоретическая лекция по трансфигурации подошла к концу, и отличники наконец закончили конспектировать слова профессора, пристыженно опустив головы, Алиса в коридоре нагнала отошедших подальше однокурсников, игнорируя продолжающиеся смешки мародеров.       — Скажите, что мне приснилось то, что мы поздно ночью ходили к Гермионе, — прошептала она, наклонившись к подругам.       — Думаю, странно, если у нас сны совпадают, — неловко улыбнувшись, ответила Доркас.       — А вы напились после того, как ходили к ней, или до? — с показной серьезностью и озабоченностью ситуацией спросил Сириус, и так прекрасно зная ответ.       — Ты прекратишь напоминать нам об этом? Потому что и без тебя тошно. — Потерев переносицу, тяжело вздохнула Лили, не зная как смотреть в глаза еще одному человеку в этой школе.       — Не-а, — протянул, криво улыбаясь, Бродяга, убрав в карманы руки.       — Отличные колготки, Маккиннон. Наверное, для сиротки и такие писк моды, — окликнула слизеринка, выходя из дверей кабинета вместе со своими мерзко хихикающими подружками.       — О чем это она? — прошептал Джеймс.       — Откуда она знает? — так же тихо спросила Медоуз, проигнорировав вопрос Поттера.       — Вот же стерва, — зло улыбнулась Марлин.       — Не надо, — попыталась остановить староста, положив руку на плечо подруги.       Но та резко обернулась, отбросив за спину волосы, вызывающе посмотрев на бросившую ей вызов Гринграсс, и сложила на груди руки.       — Вижу, за урок ты так и не смогла придумать что-нибудь оригинальное. Гораздо лучше у тебя получается открывать свой рот на уровне ширинки, хотя даже для этого он слишком поганый. Зато самомнение прямо пропорционально количеству парней, которым ты оказывала услуги. Спрошу-ка лучше у них, начну с Нотта, у него большой опыт. Надеюсь, ты ему ничего не отгрызла, а то так долго пускала слюни, засматриваясь на него на уроках. — Брюнетка прислонила пальцы к губам, сделав виноватый вид. — Ой, я что это вслух сказала? Ты же помолвлена. И, по-моему, фамилия жениха не Нотт. Разбитое сердце, — положила она ладонь на грудь. — Мне тебя жаль, правда.       Побагровевшая от злости слизеринка достала из сумки свою палочку, направив на соперницу. В коридоре уже собралось немало человек, ожидая интересной развязки этого зрелища.       — Ты за это ответишь, — словно змея, прошипела она.       — Ты хоть знаешь, как ей пользоваться, милая? — сладким голосом проговорила гриффиндорка. — В отличие от вас, львицы умеют драться. В следующий раз знай, что будет, когда упомянешь в подобном контексте мою семью, — закончила она, беря подруг под руки и уходя, оставляя слизеринку, так и не решившуюся отправить в ее сторону заклинание.       — Иногда ты становишься такой потрясающей и одновременно пугающей, — пролепетал Питер, вместе с пораженными парнями идущий сзади однокурсниц.       — Есть такое, — самодовольно вздернула носик девушка.       — Но, по-моему, это было слишком жестоко, — вздохнул Люпин.       — Милый, добрый Ремус, если бы ты понимал контекст ситуации, ты бы не говорил, что это жестоко, а удивился, почему я не запустила в нее летучемышиным сглазом и фурункулусом, — закатив глаза, пояснила Маккиннон.       — Что-то подсказывает, что тебе это аукнется, — предвидя, как еще сильнее разожжется эта война мстительных красавиц магической школы.       — Пх, конечно, — сразу понимая, что ее ждет, с полной уверенностью ответила девушка. — Но к тому моменту я буду готова.

***

      День быстро подошел к концу, и спускающееся в густые облака солнце утонуло в стандартной рутине. Уроки, учителя, споры, в перерывах — дружеские препирательства, мародерские шутки и притворно оскорбленные взгляды. Спустя очень долгое время они наконец чувствовали дружескую теплоту и какую-то нежность и заботу по отношению друг к другу. Никто не любит себя обманывать, и все понимали, что с таким количеством взрывных характеров в компании будет сложно совладать. Но теперь они были готовы работать в первую очередь над собой, а не осуждать и отстраняться от остальных, игнорируя причину возникшей проблемы.       За такую перемену во взглядах на жизнь гриффиндорцы были безусловно благодарны мудрому не по годам профессору. Почти все за какие-то два месяца нашли в ней своего если не друга, то хорошего союзника. За то, что она делала для них для приличия надо быть хотя бы благодарным, а назойливые вопросы, иногда всплывающие в голове, обычно игнорировались. Ведь так или иначе даже у самых близких людей есть секреты, запрятанные где-то далеко друг от друга, и она не обязана была перед ними отчитываться.       Достаточно было и рассказов из ее жизни, которые выворачивали ее наизнанку и снова возвращали в исходное состояние, они заставляли ее еще раз проживать самые тяжелые моменты, при этом показывая этим детям, всего на пару лет младше ее, их ошибки и промахи. Эти воспоминания не были похожи на актерскую игру, только если самую блестящую и гениальную. Девушке хотелось верить и не сомневаться в ее намерениях.       Но какими бы неразумными детьми они ни казались, некоторых различные причины заставляли искать изъяны во всех благодетелях француженки. Остальным же, как бы ни было это опасно в нынешнем положении дел, было присуще отдаваться в руки того, кто просто кажется хорошим, честным человеком. Расчетливые и хитрые, даже во многом подозрительные слизеринцы назвали бы это гриффиндорской наивностью и слепой доверчивостью, которая порой заставляла игнорировать противоречащие, прямо-таки кричащие странности и несостыковки. Но в компании выпускников львиного факультета были люди, с которыми все было не так уж просто.       Сириус Блэк во многом подозревал Гермиону, и за один вечер его смешанное из самых разных чувств и эмоций отношение к ней не поменялось бы. Он в последние дни ссоры часто погружался в себя, свои мысли, отрываясь от реальности. Он много думал и рассуждал, пытаясь во всем разобраться. Существовала ли какая-то ненависть к Дрейер? Уже вряд ли, только если ребяческая и неоправданная. Но юноша был Блэком, и как бы он ни противился собственной принадлежности к своей бывшей семье, в нем присутствовало упрямство сверх меры и упорство в убеждениях, которым он был верен. И если быть до конца честными, не вся семья была для него ужасом прошедших лет.       Любимая кузина Меда с мужем и малышкой Нимфадорой всегда были рады видеть его в своем доме. Однако как бы он ни скрывал это еще с первого курса и особенно после побега из дома, ему не было плевать на отсутствие настоящей семьи, любящих родителей. Карлус и Дорея Поттеры были эквивалентом, о котором можно лишь мечтать, но все-таки эквивалентом. Его собственная мать, казалось, махнула на него рукой еще при поступлении в Хогвартс: для нее он стал позором ее плоти, мерзостью. Хотя в душе все еще теплилась надежда о том, что слова были сказаны в сердцах, и где-то глубоко в душе этой холодной аристократичной женщины жила любовь к ее старшему сыну. Все же с каждым разом надежда угасала, пока не остались одни жалкие, едва теплые угольки.       Но за что Сириус ненавидел себя больше всего, так это за потерю брата. Пусть у него было еще трое названых, но пустоту с разрывом связей с Регулусом не могло заполнить ничто. Старший брат постоянно загонял себя в угол, окружая давящей и наступающей с каждым разом все ближе виной. Он был эгоистом, самовлюбленным и высокомерным. Хотя кого обманывать — он и сейчас таким остался, и иногда, как и бывшая девушка, задавался вопросом, а заслуживает ли он своих друзей, и даже в мыслях он не мог позволить себе дать утвердительный ответ. Сириус не заметил или предпочел не заметить, как с отъездом в Хогвартс его братское влияние стало менее авторитетным, под натиском убеждений матери о правильном выборе, о расписанной в мелочах дальнейшей судьбе своих наследников.       И если старший отпрыск с детства обладал качеством, можно даже сказать, даром выводить из себя людей путем препирательств, делать все в точности да наоборот, не так, как говорит мать, то Регулус всегда был, как младший ребенок, более наивным, податливым, послушным, спокойным. Из него с легкостью можно было слепить то, что ты хотел видеть. Сириус это понимал и видел, но игнорировал, пока не столкнулся против своей воли с уже вбитыми до конца жизни отвратительными жизненными принципами в голову своего брата. И какие бы попытки он ни предпринимал, с побегом от семьи он разорвал все свои связи с единственным, кого любил в этом прогнившем от подчеркнутой холодности и отрешенности доме.       Рег с присущей ему наивностью пытался все урегулировать, но безуспешно. И в этом году перед Бродягой стоял незнакомый аристократ, в котором он едва узнавал своего младшего братишку. И его на дороге к правильным выводам поддерживал дядя, готовый в случае чего поддержать, а у Регулуса не было никого, к кому он мог бы обратиться. И это удручало и нагоняло тоску, причиняющую ноющую распространяющуюся боль.       После этих уничтожающих мыслей он вновь возвращался к Гермионе, смотря на сложившуюся ситуацию под другим углом. Но ясности эти забеги от воспоминания к воспоминанию не привносили. Блэк абсолютно запутался в том, что чувствует к этой девушке или что должен чувствовать. Оглядываясь на разворачивающиеся события, он осознал, что изначально его попытки доказать всем несостоятельность нового профессора держались лишь на уязвленной мужской гордости еще при первой встрече в поезде. Он не любил оставаться в дураках, и особенно не любил, когда это происходило по вине девушек, которых он не особо-то уважал.       Для него существовали лишь сестры, о которых он никогда даже и не думал в романтическом плане, это были Лили, Алиса и Кэсси. Маккиннон была ошибкой в системе, глюком, сбоем, в причине которого он до сих пор не мог разобраться. К остальным относился как к собственному развлечению и не скрывал этого, и это ничуть не отталкивало вьющихся вокруг него безмозглых и без ума влюбленных дурочек, которыми он не стеснялся пользоваться. Гермиона же стала кем-то не подходящим ни под одну категорию, потому что в силу возраста, ее манеры общения, ее нельзя было отнести к кругу взрослых женщин, к которым он несмотря на все выходки проявлял уважение, к этому кругу принадлежала Макгонагалл, Дорея.       Это было еще одним выбивающим из колеи фактом. Но со временем и за множество произошедших событий с начала сентября простые шутки, издевательства, по правде говоря, приносящие какое-то извращенное удовольствие за отсутствием нормальных дел, переросли во что-то более серьезное. Сириус устал тратить свои силы на человека, которого подобные выходки даже немного не выводят из себя, следственно не вызывая нужного эффекта. Хоть он этого и не признавал, он восхищался ее стойкостью и умением выйти из щекотливой ситуации, чувством юмора, сочетанием в ней строгости и принципиальности с какой-то легкостью в общении.       Уже не управляя этим, он на автомате продолжал попытки задеть преподавателя, обреченные на провал. Уже не замечая того, он продолжал подмечать детали ее биографии, которые не вписывались в общую картину, которые вызывали подозрительность и опасение. И если отбросить все детские глупые игры и посмотреть на ситуацию здраво, то эти детали складывались во вполне понятные строки о том, что оснований доверять этой девушке нет. Сколько бы ни было аргументов в пользу этого, столько же было и против.       Это настораживало, и если бы не отсутствие вещественных доказательств всех подозрений и последствия, разрушающие последние нити, связывающие парня с человечностью, заключенные в самой большой его драгоценности — дружбе, то он бы так и не решился отбросить мысли о словах, нашептываемых подсознанием где-то глубоко внутри. И как бы это ни было сложно признать, оставить постоянные шутки в сторону Гермионы и статус главного нарушителя спокойствия и грубияна, было досадно по еще одной причине.       Очень уж хотелось поймать ее наполненный веселыми искорками взгляд на себе, услышать ее такую же язвительную шутку и хотя бы на секунду осознать каково это быть замеченным ей, пусть и таким способом. Но потом Сириус отметал подобные мысли и насмехался над собой, когда взыгрывала его личность ловеласа и эгоиста, оставляя лишь одну причину для признания собственной неудачи — отношения с друзьями. Поэтому он с готовностью к своей участи ждал ужина после занятий, чтобы принести публичные извинения.       Еще одним непростым человеком в компании гриффиндорцев был Питер Петтигрю. Весь последний месяц он был как на иголках, даже еще больше, чем прежде. Его мучила эта загадочная француженка, приставившая к его горлу палочку в переулке Хогсмида. Он боялся рассказать об этом Регулусу или Снейпу, потому что не знал, что ждать от этой незнакомки, действительно опасаясь, что в замке у нее есть глаза и уши. Но еще причиной для опасения было то, что новость об утечке информации никого не обрадует, и все шишки будут невиноватому ни в чем гриффиндорцу. Постоянно напоминающие ему о миссии Пожиратели тоже не давали продохнуть. Кроме слов о том, что ничего важного на этих секретных собраниях Дрейер не происходит, Питер ничего не слышал.       А конец месяца неумолимо приближался, и отчитываться он уже будет перед Люциусом. И при мысли об этом сердце куда-то падало, и ноги становились ватными и не ощущаемыми. И досталось бы вдвойне: за отсутствие полезной информации и за утерю связей друзей с Гермионой. Самое главное, что Блэку со Снейпом не скажут ни слова, они занимаются непонятно чем, только лишь командуют и подгоняют, но возразить было бы страшно и недальновидно. Но вот в последний день снизошла небывалая благодать. Занятия у Дрейер возобновились, в приятной ночной обстановке, связанной с примирением Ремуса и Сириуса, они наконец поделились тем, что рассказывала профессор о своей жизни, о друзьях и преследованиях. Эту информацию люди из Министерства могли проверить и узнать подробности.       Теперь Хвост не ощущал себя ничтожным и бесполезным, он даже почувствовал в себе редкостный прилив сил и смелости, чтобы самому разузнать все о таинственной девушке из Хогсмида и в случае чего дать ей отпор, ну или хотя бы попытаться. Произошедшие события поселили на лице гриффиндорца радостную и довольную собой улыбку, которую неразборчивые однокурсники отнесли к несуществующему роману с какой-то девчонкой.       Для Гермионы новый день был небывало прекрасен. Даже события прошедшей ночи его не омрачили. Все гонения и неудачи, которые ей до утра смаковались, сменились удивлением приходу выпивших учениц, но эти обстоятельства тоже были невероятно полезны своей информацией о примирении гриффиндорцев, их готовности работать дальше и интересными сведениями о дружбе Лили и Северуса. Поэтому короткий сон никак не омрачил вступившее в свои права позднее утро, и проснулась девушка с блаженной улыбкой, растянувшей зажившие от постоянных терзаний губы, щурясь от ласковых лучей уже поднявшегося солнца. Она пропустила свою тренировку, позволив себе понежиться в кровати, путаясь ногами в одеяле, почти опоздала на завтрак, предварительно забыв про привычную для нее утреннюю рутину, состоящую из уборки, проверки всех книг, важных вещей и своей шкатулки.       Такая редкая навестившая ее беззаботность, которой не хотелось лишаться, заглушила чувство неправильности таких нарушений и назойливое ощущение чего-то плохого. Потому что такие удивительно легкие дни обычно заканчивались потерей бдительности и новой кровью. Но отбросив эти портящие настроение мысли, Гермиона уже предвкушала тренировку с ее гриффиндорцами. Пусть и вряд ли лекция у седьмого курса была когда-то более неловкой после ночных похождений выпускниц, но ободряющая улыбка преподавательницы, успокаивающие взгляды, меры усмирения мародеров и врученный в торжественной обстановке забытый возле кабинета тапок разбавили эту нагнетающую обстановку. И после множества объятий в коридоре под одобряющими взглядами Минервы и Альбуса, инициаторами которого стали младшекурсники, Грейнджер еще более счастливая сейчас стояла в Выручай-комнате перед своими особенными учениками.       — Я очень рада, что вы прислушались к моему совету и начали работать над собой, — начала с улыбкой девушка, сложив перед собой руки в замок. — В связи с этим, как и обещала, начинаю уроки, требующие гораздо большей сосредоточенности и, следовательно, являющиеся более сложными. Сегодня мы затронем боевую магию и попробуем ее комбинировать с некоторыми силовыми приемами, которые мы проходили до этого. В дуэльном клубе я достаточно оценила ваши возможности и теперь буду учить, как улучшить и отточить это искусство. Потому что то, что мы проходим на общих занятиях и рядом не стоит с реальной обстановкой боя во время военных битв. И пока мы не приступили, есть ли у кого-то вопросы? — Гермиона пробежалась по не терпящим начать занятие лицам, но наткнулась на задумчивое мисс Эванс, которая наконец подняла глаза на преподавателя.       — У меня есть один, — отозвалась она. — Если то, чему учимся в дуэльном клубе в реальности не поможет, то зачем вообще вы продолжаете вести эти уроки?       — Те знания не то чтобы не помогут, они являются общими, чтобы каждый при нужной толике упорства и старания смог с ними справиться. В нужный момент благодаря этому опыту можно защитить себя и своих близких, но в равном поединке этого недостаточно. Учить всему тому, чему я учу вас здесь не представляется возможным. Но в дуэльном клубе есть и свои плюсы помимо стандартной подготовки учеников, вы должны понимать, что в школе уже есть молодые Пожиратели. И все-таки кое-какие стоящие приемы я показываю, но по сравнению с вашей подготовкой они будут как дети, не знающие как управляться с волшебной палочкой. Я смогу просчитывать каждый их шаг, потому что на протяжении года наблюдала за ними, — уверенно отвечала Грейнджер, внутренне радуясь, что умная староста задала этот вопрос.       — Разумно, — заметил Джеймс, закивав, на что профессор чуть поклонилась, изъявляя свою благодарность за столь высокую оценку ее труда.       — Если больше вопросов нет, тогда начнем, — хлопнула она в ладоши и в помещении загорелось еще больше свечей и факелов на стенах, разбавляя царившую до этого вязкую полутьму ярким светом, рассеивающимся по всему пространству. — Показательная дуэль. Потому что готова поспорить, каждый из вас считает, что он не так уж плох в искусстве боя. Хочу доказать вам обратное, — с игривой улыбкой оповестила девушка, скидывая с плеч мантию, оставаясь лишь в брюках и белой шелковой рубашке, скинула с себя привычные туфли на каблуке, с облегчением оставаясь босиком. — Кажется, я обещала кому-то в начале года дуэль. Сириус, не поможешь мне? — бросила она, разворачиваясь спиной и идя к своей исходной точке, изображенной на полу благодаря волшебной комнате, задержав хитрый взгляд на Блэке.       Гриффиндорец, усмехнувшись, встал под подбадривающие улюлюканья друзей, надвигая на лицо маску привычного самодовольства с примесью расслабленности, будто бы для него сейчас представлялась обычная разминка. Он свободно прошел к своему месту, небрежно поправив упавшую на глаза кудрявую прядку и закатав рукава до локтей. По привычке уже без формальностей и поклонов они встали наизготовку, пока остальные пристроились сбоку, готовясь к интересному зрелищу. Губы Гермионы так и трогала легкая улыбка, которая Сириусом воспринималась как усмешка, и ему еще больше захотелось показать, на что он способен, чтобы лишить все движения девушки этой самоуверенности. И по сигналу Ремуса дуэль началась.       Блэк сразу же, не теряя ни минуты, отправил в преподавательницу заклинание, которое она с легкостью отразила, воздвигнув перед собой щит. Юноша продолжил нападение, невербально произнося заклинания, делая свободные взмахи палочкой, почти не задумываясь. Девушка присела, пропуская летевшую в нее вспышку, которая попала в стену, из этого положения послала свое заклятие. Сириус, моментально отшатнулся вбок и прошептал новое заклинание, которое сразу же встретилось с поставленным Протего. Студент стал наступать маленькими шагами на соперницу, посылая друг за другом последовательность ярких вспышек, заставляя Гермиону уйти в глухую оборону.       Однако она, видимо, только этого и ждала, молниеносно она перекувыркнулась в сторону, работая корпусом, позволяя заклинаниям нарочно проскальзывать мимо себя в нескольких дюймах, даже не утруждаясь тратить время на выставление щита. Подобное сразу же подбавило раздражительности и желания выйти из схватки победителем, но требовалось буквально мгновение, чтобы продумать свою дальнейшую тактику. Но Грейнджер воспользовалась этим, наконец отправляя подряд два заклинания: от первого Блэк еле уклонился, после поставив перед собой защиту. В это время девушка стала заходить справа, в попытках отогнать его к другой стене и сократить между ними расстояние.       Они по очереди обменивались заклятиями, то уклоняясь, то выставляя щиты. С самого начала Сириус задал большую динамичность дуэли, и Гермиона, казалось, только наращивала обороты. Гриффиндорцу пришлось поддаться, и он, повинуясь натиску преподавательницы стал пятиться и отходить, но не позволял сократить безопасное расстояние. От его очередей красных вспышек девушка уклонялась инстинктивно, приседала, кувыркалась, перекатывалась. Блэк же полагался на свою быстроту реакции, и чаще прибегал в вопросах защиты к магии. Они двигались по залу, то сближаясь, то расходясь, смещая друг друга, во всех действиях их были грациозность и какая-то врожденная изящность, палочки как будто были продолжением их рук. Наблюдать за этим было все равно что постоянно испытывать восхищение. В особенности за каждым движением профессора, которая двигалась словно львица, вышедшая на охоту, полная природной уверенности в каждом взмахе и шаге, гибкая и ловкая.       Но вот Сириус послал заклинание, послышался едва слышный вскрик, и он наполняемый приблизившейся победой, послал еще одну вспышку, но тут же его окутал густой клубистый туман или дым, и на несколько секунд он будто ослеп и вертелся вокруг себя, выставив вперед палочку, не зная, откуда может последовать удар. Этих секунд Гермионе хватило чтобы незаметно и очень тихо подобраться к своему сопернику. Она подошла сзади и неожиданно согнула руку в локте вокруг шеи парня, применяя удушающее и с силой вдавив палочку в бьющуюся синюю венку на его шее.       — Никогда не позволяй сопернику задавать темп дуэли и диктовать тебе условия. Делай вид, что подыгрываешь, чтобы потом нанести неожиданный удар, не теряй бдительности и не позволяй намекам, подаренным дуэлянтом, на победу раньше времени опьянять тебя, — прошептала она ему на ухо.       — Приму к сведению, — ответил Сириус и неожиданно высвободился из крепкой хватки и перебросил девушку через себя, оказавшись над ней сверху, теперь приставляя палочку к ее горлу.       Гермиона весело усмехнулась, но Блэк не позволил себе расслабиться раньше времени, подозревая, что это какая-то новая уловка. Однако девушка не поменяла выражения лица, резко ударила свободной рукой по выставленной руке своего ученика, выбивая палочку, пользуясь замешательством вскочила на ноги, ударила в солнечное сплетение и сама повалила его на пол, нависнув сверху так, что теперь не представлялось возможности выбраться из этого захвата, как из прежнего.       Грейнджер победно хмыкнула, а наблюдатели боя громко зааплодировали. Девушка быстро поднялась на ноги, улыбнулась Сириусу и отошла чуть дальше. Дыхание ее, казалось, ни на секунду не сбилось, лишь несколько прядей выбилось из аккуратной прически, которые она сейчас пыталась заправить за уши, все еще держа в руках свою непобежденную палочку. Бродяга улыбнулся во все тридцать два, чтобы не показать своего разочарования, ведь победа была так близка, почти в его руках. Но, видимо, в этом он и ошибся — в реальной жизни шанса на такие промахи не будет. Он взялся за протянутую ладонь Джеймса и отряхнулся. Но громкий вскрик заставил сердце непроизвольно сжаться в жалкий комочек.       Кровь отхлынула от лиц друзей, и они обернулись в сторону крика, заметив таких же испуганных однокурсников и распластавшуюся на полу, свернувшуюся в клубок Гермиону. Тело ее сковали судороги, и с каждой секундой кто-то как будто усиливал эти ощущения. Она извивалась на полу, словно пытаясь избавиться от этого прилипающего ощущения раскаленного металла, прожигающего кожу, мышцы, все внутренние органы, оставляя после себя лишь обгорелые остатки костей. И боль эта, заставляющая кровь кипеть и разрывать все стенки сосудов, вырывалась в отчаянном крике белой как полотно девушки с потемневшими испуганными глазами, в которых наплывала темнота, и блистали искры, возобновляя фейерверк невыносимой боли. И испуг этот, и боль будто передались все присутствующим, обладая эффектом похуже цепенящего заклятия.