Собрать по осколкам

      Тонкий изящный аромат вина. Наслаждение и удовольствие. Именно эти фруктово-цветочные нотки дорогого купажа, ощущаемые сразу же с откупориванием бутылки, стали для каждого французского ценителя душой напитка. С тихими журчанием касающееся стеклянной тюльпановидной чаши бокала, наполняющее и обволакивающее. Удивительная, постепенно раскрывающаяся смесь вкусов спелой вишни, терпкой смородины и кедра. Приятное, устойчивое перечное послевкусие на кончике языка.       Полутьма, разгоняемая лишь мягким светом нескольких свечей. Прохлада, исходящая от неплотно закрытых окон, вынуждала закутываться в большие пледы, оставляя на растерзание лишь длинные пальцы, в которых были зажаты тонкие ножки бокалов. Громкий смех, неожиданно перетекающий в сочувствующие улыбки, а после и в сверкающие в уголках глаз слезы. Беседы о самом сокровенном, сопровождаемые пляшущими на стенах тенями.       — Все начиналось просто и беззаботно, без каких бы то ни было планов на будущее. Я просто сидела в гостиной, а он, видимо, от скуки пригласил меня на свидание в Хогсмид, я, тоже от скуки, согласилась. После этого вечера мы разошлись, и я полагала, что навсегда. Я не думала о чем-то серьезном, у меня, равно как и у него, никогда не было реальных отношений. Но слово за слово, и затем снова свидание, и еще, и еще. Нам было комфортно вместе, мы просто были рядом друг с другом. Когда ему было больно или плохо он мог просто прийти ко мне, ничего не говорил, а я ничего не спрашивала. Я также искала утешения в его кружащих голову поцелуях, пытаясь забыться. Долгое время меня все устраивало. Он часто развлекался с другими девушками, но все равно возвращался ко мне, молчаливой подруге. Но потом я вдруг поняла, что это ненормально, я так больше не хочу. Я действительно устала от этого непостоянства. Он цеплялся за меня как за спасательный круг, но я ведь была всего лишь таким же утопающим. Я чувствовала, что хочу быть рядом не только, чтобы помочь себе, но и ему. Однако, Блэку похоже было все равно на меня. Я стала занозой в его симпатичной заднице, стала его раздражать своей заботой и вопросами. А я всего лишь пыталась помочь. Я слепо надеялась, что он откроется мне, что на самом деле, он хороший парень, а это все показное, просто маска, чтобы защититься. Но он вполне гармонично себя ощущал в собственном копящемся яде. А я неожиданно для себя изменилась, я больше так не могла. У меня в жизни не все так гладко, как я это привыкла показывать. Вы ведь знаете, у меня есть младший брат. Он с детства не проявлял никаких магических способностей, мы полагали, что к школе все нормализуется, произойдет какой-нибудь всплеск. Дак вот в этом году он должен был уже пойти в Хогвартс. Но не пошел, потому что уже было совершенно точно известно, что он сквиб. А как раз прошлой зимой, во время Рождества, когда я всячески пыталась добиться хоть какой-то здоровой взаимности от того, кому плевать, я приехала домой. Но там все было так непривычно и странно. Мама пыталась натянуть на себя улыбку, но я постоянно замечала, как она поспешно вытирает слезы. А отец вел себя как обычно, только иногда очень зло смотрел на маму. А брата не было дома. Родители сказали, что он решил отпраздновать Рождество у друзей. Но это было так удивительно, потому что это был его любимый праздник, и он каждый год ждал, когда я приеду. Мы часто гуляли, катались на маггловских санках соседей, коньках, строили снеговиков, играли в снежки, только тайком от отца, потому что он и так был недоволен отсутствием проявления магии в своем наследнике, а тут еще лишнее приобщение к культуре магглов. Я подумала, что даже хорошо, что теперь у братишки появились друзья, где он сможет провести праздники, как и прежде. Потому что последние года в семье не ладилось. Мама переживала, а папа стыдился собственного ребенка. Ведь как же это, в чистокровной семье вдруг сквиб? Я представляла, какая обстановка была, когда меня не было. Праздники прошли, я пыталась поговорить с мамой по поводу ее состояния, но она молчала. И перед отъездом я зашла в комнату брата. И у меня грудь будто тисками сжало, не вдохнуть и не выдохнуть, все сузилось до одной точки, а голову как будто проткнули каким-то штырем в районе висков. Комната была пустой, там просто стояла мебель, шкаф без его любимых приключенческих книг, кровать с одним лишь матрасом, стол, обычно полный всяких поделок, сейчас не ломился от них. И везде огромный слой пыли. Я вдруг ясно поняла, что он точно не у каких-то там друзей и далеко не на праздники уехал. Мне тогда ужасно плохо стало, никогда отвратительнее себя не чувствовала. Такой животный страх и непонимание. Я пыталась найти какую-нибудь записку от него, послание, хотя бы письмо. А он ведь месяца три мне тогда не писал, а я даже не замечала. Я вспомнила о тайнике, который помогала ему несколько лет назад сделать, под какой-то половицей у него была шкатулка со всякой всячиной, о которой знали только мы вдвоем. В шкатулке ничего не было, но чуть подальше под полом лежал завернутый в зеленую упаковочную бумагу с золотым бантом подарок для меня. Так неумело завернуто, но видно, что старался, несколько раз переделывал. А внутри в коробке был самолет, который он сам сделал. И записка: «Когда я стану летчиком, я обязательно тебя прокачу!». У меня до сих пор этот подарок лежит в укромном уголке чемодана, как талисман и напоминание. Уже светать стало, когда я, только успокоившаяся, в комнату к любимым родителям ворвалась. Я никогда еще настолько не злилась на них. Кричала, спрашивала, куда они его дели, что с ним сделали. Отец так холодно, так безразлично, тогда сказал мне, что у него давно уже только один ребенок, что сына у него больше нет. Но он ошибался. В тот момент у него не стало и дочери. Я собрала чемоданы, мать просто рыдала, отец пытался остановить, но я ушла, просидела до утра в каком-то баре в центре Лондона, ничего кроме отчаяния и безвыходности не ощущала. Я просто не знала, что делать и где искать. Но на вокзале, когда я уже собиралась ехать в Хогвартс и просить помощи у Дамблдора, меня догнала моя мать и подала мне бумажку с адресом, потом молча ушла. Они отвезли его в маггловский приют в Шотландии, просто отказались от него. Я кое-как добралась дотуда и наконец встретилась с ним. Все дети гуляли, а он такой грустный стоял в стороне и что-то лепил из снега. Потом поднял голову и большей радости я никогда еще не видела. Я думала, он будет обижен на меня, рассержен, но он подбежал крепко обнял меня и прошептал, что очень по мне скучал. Я возненавидела всех: родителей, себя, хозяина этого идиотского приюта. Мне не отдали его. Я по маггловскому закону была несовершеннолетней, не могла стать опекуном, у меня не было нужных документов, ничего не было. Но я пообещала себе, что обязательно заберу его. Я приехала в школу позже, чем все, Макгонагалл предложила свою помощь, но что она может сделать? Тогда-то я и шла в гостиную из ее кабинета и встретила его. Он сначала наорал на меня, даже не спросил, почему меня не было, случилось ли что-то, опять полез ко мне, а я тогда кроме ненависти ничего не испытывала, ненависти и презрения, брезгливости. Высказала все, что думала о его лицемерии и эгоизме, он с ног до головы осыпал меня оскорблениями и чувством вины и ушел, чтобы на следующий день я увидела его с новой пассией. Но теперь это все не важно, у меня есть цель, и кроме нее меня ничего не волнует. Я закончу школу, весной мне исполнится восемнадцать, я пойду работать, кое-какие средства у меня есть в Гринготтсе, на моем счету, и тогда я заберу из приюта своего братишку. Кое-что я уже подкопила этим летом, через одну женщину воспитательницу, со всякими махинациями, смогла устроиться туда на работу за вдвое меньшую зарплату, мыла полы и унитазы, в кладовке была моя комната, но зато каждый день виделась с ним. Теперь я не буду раскисать, это не поможет, но я обязательно добьюсь своего, в отличие от бывших родителей, которые все еще питают надежды на то, что я вернусь домой. И самое главное, я просто не могу понять, осознать, когда все так изменилось, когда я настолько зациклилась на себе, что упустила поворотный момент? Я росла в любящей семье, в нежности и заботе. У меня было замечательное детство. А когда родился брат все стало как будто в несколько раз лучше, не было периода ревности, обиды, борьбы за внимание, соперничества. Мама не была податливой овечкой, порой могла так долго спорить с отцом, что он сдавался под таким напором. А отец играл с нами, помогал во всем, никогда не позволял себе даже слова грубого сказать в адрес своих родных. У них не было предрассудков по поводу чистоты крови, неприязни к людям, не по собственному решению или вине, не обладающим магическими способностями. В голове не укладывается то, что это все тот же отец, который притворялся драконом и катал на себе маленького сынишку, с рычанием гонялся за мной, воинственной предводительницей с ложкой вместо палочки в руках, на ночь целовал в лоб и делал вид, что уходит в свою спальню, на самом деле прячась, дожидалась, когда братец тихонько выйдет из своей комнаты и побежит ко мне, он закидывал его на спину и нес обратно со смехом, понимая, что это нас не остановит. И мать, которая разрешала нам помогать ей на кухне, хотя это вряд ли можно было так назвать, мы пачкались в муке, яйца у нас падали на пол, наливали мы все мимо тарелок, а она лишь добавляла еще больше хаоса с улыбкой. А будила она нас, щекоча пятки. Я помню, когда я приехала домой на Рождество в свой первый год в Хогвартсе, я решила с помощью Левиосы позволить полетать брату, а он упал, и ладно хоть подушки подложили заранее. Здорово досталось тогда, но мне тоже позволили ощутить весь спектр эмоций от парения и падения в кровать с высоты. Больше так не делали. И вот скажите, как эти люди смогли взять своего ребенка и просто отдать его в какой-то приют, отказаться, сделать вид, что его и не существовало? И чего они ожидали от меня? Он мой брат, и я помню об этом, в отличие от них. Но неужели можно так долго и искусно притворяться, отыгрывать роли прекрасных родителей? Других вариантов я не вижу, не знаю, что может все так изменить. Сейчас я четко понимаю для себя, что люди, которые могут так поступить, уже не мои родители, не моя семья, была когда-то, но уже нет. Это тяжело принять, но я не одинока, и я сильная, воинственная предводительница все-таки. И как бы я не хотела ненавидеть Блэка, у меня не получается. Я его понимаю, и во многом я вела себя точно также, как и он. Потерять семью — это непросто, это нелегко, не все равно, как бы нам хотелось. И пусть он показывает, что ему плевать, это не так, уж я-то знаю. Да, он сделал чертовски больно тогда. Но если здраво рассудить, я рада, что мы разошлись, у нас не было будущего, не самых приятных сходств слишком много, мы бы поубивали друг друга в конце концов. Это я к тому, что ради общего блага готова пожертвовать собственной гордостью и пойти на встречу, сделать первый шаг на пути к примирению. Хотя лучше бы ему извиниться.       Марлин рассказывала, опершись спиной на шкаф, периодически тыльной стороной ладони вытирая набежавшие слезы, иногда улыбаясь при теплых воспоминаниях и снова теряясь в набегающих тенях печали и отчаяния. Взгляд ее на мгновение мог становиться пустым, но вскоре начинал дальше блуждать по лицам подруг, как зеркало отражающий состояние девушки. Голос то затихал, то резко срывался. Тогда брюнетка, прекращая помешивать вишневого цвета жидкость, подносила к губам бокал. А на свободной ладони, все это время покоилась согревающая рука Кэсси.       — Знай, ты всегда можешь обратиться к нам за помощью, — сочувственно произнесла Лили, на лице которой тоже играли бликами еще не высохшие дорожки от слез, Марлин грустно улыбнулась и кивнула.       — Давайте выпьем, — резко сказала Алиса, поднимая бокал. — За твоего брата и за тебя, сумевшую добиться всего, чего ты желаешь, гордую, сильную, независимую!       Послышался звон стекла от столкновения бокалов над столом. И девочки сделали пару глотков своего релаксанта для души.       — Так! — Маккиннон улыбнулась своей фирменной, не предвещающей ничего хорошего улыбкой. — Достаточно слез на сегодня. Хватит моей изломанной, израненной, искалеченной жизни. Поговорим о вас. Давайте, делитесь своими грязными тайнами. Передаю эстафету Алисе.       — Что? — усмехнулась Стоун. — Я даже не знаю, что рассказать. Ну ладно, ладно. — наткнулась она на не верящие взгляды. — Этим летом я познакомилась с мамой Френка, ну познакомилась я еще на его выпускном, но там меня приняли за официантку. Я всерьез считаю себя героиней, потому что продержалась с этой женщиной три дня в одном доме. За эти семьдесят два часа мне втолковывали какое я несовершенство, и сколькому мне еще нужно научиться, чтобы стать достойной партией для ее сыночка. Готовлю не так, пыль вытираю не так, одеваюсь неподходяще, прическу лучше бы сменить. На нашей свадьбе, если я еще продержусь, она встанет в тот момент, когда произнесут: кто против этого брака, скажите сейчас или молчите вовек. Я вас уверяю. Познакомившись с ней, я поняла, что, если у меня родится сын и приведет в дом девушку, я постараюсь быть меньше всего похожей на эту женщину. Она сущий кошмар. Нет, а что вы смеетесь? — посмотрела Алиса на обхохатывающихся подруг. — Меня еще и на рождественские каникулы пригласили. Либо я прошла прошлую проверку, либо меня хотят убить и закопать в сугробы за домом.       — Ну ты же любишь Френка? — хитро спросила Эванс.       — Конечно. Но порой сомневаюсь, что наша любовь пройдет это испытание, под кодовым названием «его мама», — рассмеялась девушка. — Итак, моя очередь руководить процессом. Лили, давай, мы тебя внимательно слушаем.       — Эм, — задумалась гриффиндорка. — Даже не знаю, скорее всего, вам это не понравится. Помните на пятом курсе Северус обозвал меня паршивой грязнокровкой, вы наверняка уверены, что я прекратила тогда с ним всякое общение. Но это не так. Спокойно, — она подняла вверх руки. — Сейчас я именно это и сделала. Но весь шестой курс я периодически встречалась с ним тайком. Хотя это уже не было похоже на нашу прежнюю дружбу, вообще не было похоже на что-то, что имело бы какое-то будущее. Я продолжала пытаться его переубедить, он еще сильнее сопротивлялся и доказывал свою правоту по поводу выбранной компании. Я правда очень хотела ему помочь, но ему это было не надо. Как бы он этого ни хотел, мы отдалялись все сильнее. И в этом году, когда он попал в меня заклинанием, он пригласил меня на встречу, чтобы извиниться. А я сказала, что это стало последней каплей. Наши пути разошлись уже давно, а мы продолжали цепляться друг за друга. Кто-то должен был сделать этот шаг, пора двигаться дальше, мы уже не дети, мы должны быть ответственны за каждое свое решение и последствия, которые оно несет.       — Иногда поражаюсь, насколько у тебя доброе сердце. Ты даешь шанс даже тем, кто этого не заслуживает, — несколько недовольно высказалась Марлин. — Но сейчас, когда ты наконец разобралась с этим сальноволосым придурком — и не спорь, есть кто-нибудь на примете?       — Да брось, Марлз, — отмахнулась Лили. — Кто у меня может быть на примете?       — Не прикидывайся, у тебя немало поклонников в школе, уж я-то помню, как за тобой ухаживал Боунс в прошлом году. Прямо-таки все соки выжимал, чтобы тебе понравиться.       — Да. Я помню тот знаменательный прием у Слизнорта, когда он полез ко мне целоваться, ничего противнее в жизни моей не происходило. Он отвратительный, зачем только вспомнила, — девушка брезгливо поворотила носиком.       — Ладно, а если смотреть ближе? Есть еще один кандидат. Красивый брюнет в очках, — хитро ухмыльнулась Марлин.       — Умный, — продолжила Алиса.       — Веселый, — тоже сказала Кэсси.       — И влюбленный в тебя курса со второго, если не раньше. И любовь его до сих пор не угасает, к моему удивлению. Хороший вариант упускаешь, — пожала плечами брюнетка.       — Ну уж нет. Это же Поттер. Напыщенный, высокомерный болван, — возмутилась Лили.       — Был раньше, — закончила за нее Маккиннон. — Он изменился, и что-то мне подсказывает, что все это ради той единственной, про тебя говорю. Он уже не так тебя достает, стал более аккуратным по отношению к тебе, боится лишний раз побеспокоить тебя, потревожить. Неужели он тебе ни капельки не нравится?       — Вот только давайте без провокационных вопросов, — Эванс закатила глаза.       — Ну признай, он хорош, и он тебе нравится, хватит отнекиваться от этого, — толкнула ее Марлин.       — Нет, — непоколебимо произнесла Лили.       — Врешь, — так же уверенно возразила подруга. — Я и так все вижу. Он тебе нравится, а ты все пытаешься делать вид, что это не так. Ничто не вечно, дорогая. И рано или поздно он найдет себе какую-нибудь неплохую девчонку, которая ему ответит взаимностью, а ты будешь кусать локти одна или с уродом вроде Боунса, который не будет тебя уважать.       — И пусть, — обиженно сложила на груди руки.       — Почувствовала, как ревностно кольнуло внутри сердечко? — В девушку полетела подушка, но она, смеясь поймала ее. — Только себе врешь, — прошептала она, уклоняясь от еще одного снаряда.       — Так, достаточно, — рассерженно сказала староста. — Уже поговорили обо мне. Кэсси, вперед!       — Чего? — До этого сидевшая с широкой улыбкой на лице Доркас опешила. — Я чиста как белый лист. Мне нечего вам рассказывать.       — Так уж нечего, — прищурилась Марлин, внимательно всматриваясь в лицо подруги, будто бы читая ее мысли, отчего стало не по себе. — Тоже скажешь, что тебе никто не нравится? Давай уже, признайся, кто этот счастливчик?       — Марлз, — протянула девушка, понимая, что попала в эти сети, из которых выбраться можно лишь, когда Маккиннон получит, что хотела. — Ну да, мне кто-то нравится. Но я не скажу, кто это, — сдалась она, надеясь, что так страдания закончатся быстрее.       — И? — заинтересовалась Алиса. — Почему не скажешь?       — Аналогично, — добавила, кивнув, Лили.       — Потому что это бессмысленно, у нас все равно ничего не выйдет. Он даже не замечает меня. Он умный, красивый, обстоятельный, вежливый. А я самая обычная из обычных, он никогда даже в сторону мою не посмотрит, — разочарованно опустила она глаза на руки.       — Кажется, я догадалась, в кого влюбилась малышка Кэсс, — воскликнула радостно брюнетка, хлопнув в ладоши. — Ремус!       — Что? Нет! — возмутилась Медоуз, натыкаясь на самоуверенный взгляд Марлин и удивленные еще двух подруг.       — Все, теперь я абсолютно точно уверена. Осталось только дождаться утра, я возьмусь за вас застенчивых и стеснительных, к концу месяца вы будете сидеть за последней партой, держась за ручки, — предвкушающе усмехнулась девушка, а Доркас уронила голову на руки, понимая, что теперь этого монстра не остановит ничто, мысленно готовясь к самому ужасному.       — А знаете что? Я поняла, кто нам поможет, — заявила Маккиннон. — Проверенный человек, который не выгонит нас в четыре часа ночи и поможет во все вопросах, наверняка разбираясь в этих делах.       — Нет, — неверующе закачала головой Лили, осознавая, что только отсрочивает неизбежное.

***

      Гермиона стала всерьез волноваться. Тихо поднялась со своего места и подошла к двери, прислушиваясь.       — Маккиннон, все. Она спит или ее нет. Пожалуйста, пошли обратно в гостиную, — зло шептала Эванс.       — Подожди, отойди. Надо погромче, — и судя по всему, Марлин еще раз попытала удачу, постучавшись в дверь.       И в авторстве Грейнджер родилась замечательная пантомима. Она сначала наклонилась с выражением лица: «мне не послышалось?», потом махнула рукой, отошла обратно, обернулась, вроде как задумавшись, покрутила у виска, выдохнула, потирая переносицу, в неверии закачала головой и вздрогнула от новой еще более громогласной попытки попасть в ее комнату.       — Профессор Дрейер! — не достаточно тихо для того, чтобы никто не услышал, позвала Марлин.       — Что-нибудь есть в твоей пустой голове? — уже с каким-то отчаянием снова прозвучал голос старосты школы, как бы это ни было иронично.       Гермиона задохнулась от проявленной наглости, яростно пытаясь понять, как в таких ситуациях поступают, но в голову ничего не шло. Она стала с максимальной скоростью, на которую только была способна, собирать разложенные повсюду бумаги, сваливать их на стол, побежала к двери, чтобы хотя бы выслушать, по пути наткнулась на свое растрепанное отражение, попыталась его исправить, подметила виднеющийся на шее шрам, выдернула с полок какой-то шарф, кое-как обмоталась им. Только девушка коснулась дверной ручки и услышала вдалеке шаркающие, слишком знакомые шаги, злое кряхтение и испуганные девчачьи перешептывания, вспомнила о не защищенной ни крышкой, ни заклинанием шкатулке со всем компроматом на нее.       Скорее схватила ее, защитила простейшими чарами ненадолго, постаралась запихнуть как можно дальше в тумбу и не заметила, как с положенного места упал флакончик с зельем на последний прием и укатился куда-то в угол. Запнувшись о воздух, Грейнджер распахнула двери, грубо затолкала в комнату пришедших гриффиндорок, приложила к губам палец, оставаясь в коридоре, пытаясь немного перевести дыхание. Она как раз натянула на себя непринужденную улыбку, когда из-за угла вывернул, гремя ключами, школьный смотритель, сопровождаемый своей кошкой, и с его лица улыбка сползла.       — А, мистер Филч, — приветливо обратилась Гермиона. — Доброе утро!       — Профессор? — проскрежетал мужчина. — Ученики разгуливают по школе, ученики не в постелях, мисс.       — Что за глупости? — хмыкнула преподавательница. — Будь это так, я бы услышала. Я тут уже полчаса стою. Закаляюсь, — посмотрела она на свои босые ноги и для правдоподобности встала на носочки и подняла вверх руки на вдохе.       Из комнаты послышался какой-то грохот и шипение. Грейнджер закусила губу и неловко улыбнулась.       — Это мой кот, — рассмеялась она. — Такой проказник, ни на минуту нельзя оставить. Да. Ну тогда, думаю на сегодня достаточно закаливания, мне пора, я пойду. — Она попятилась назад и быстро захлопнула дверь перед носом смотрителя, он еще несколько секунд стоял в растерянности и недоумении, но в сомнениях все же пошел дальше, еле заставив сдвинуться с места застывшую и внимательно рассматривающую одинокий тапочек, лежащий в углу, миссис Норрис.       Гермиона развернулась, всматриваясь в нарисовавшуюся в темноте ночи картину. Марлин лежала на кровати, опершись на локти, закинув ногу на ногу, Лили обхватила себя руками и нервно обкусывала ногти, Алиса скакала по комнате, держась за одну ногу, а Кэсси с невозмутимым видом листала толстый фолиант, который, видимо, и послужил снарядом, доставившим неприятную травму подруге. Молча, девушка прошлепала по холодному полу к Стоун, осмотрела ушибленную ногу, невербально произнесла какое-то заклинание, снявшее боль, после отобрала книгу у Медоуз, громко ее захлопнула и положила в нужную стопку, столкнула со своей кровати деловую Маккиннон и бросила одеяло в сторону Эванс. Отойдя к шкафу, она сложила на груди руки и наконец заговорила:       — У вас есть минута, чтобы объяснить мне, какого черта здесь происходит! Четыре часа утра. Вы в нетрезвом виде заявляетесь ко мне в комнату. Мне приходится выкручиваться перед Филчем, хотя надо бы сдать вас ему и вдобавок снять баллы за прогулки в таком состоянии после отбоя.       — Простите, — виновато опустила глаза Лили, заправив прядку медных волос за ухо и сильнее кутаясь в плед.       — Скажите хоть, что у вас была причина прийти сюда, — с мольбой произнесла Гермиона.       — Нам нужен ваш совет, — возвращая свою былую уверенность, сказала Марлин, улыбнувшись. — Лили нравится Джеймс, но она этого не признает. Он влюблен в нее уже много лет, и она все еще отказывается от приглашений на свидание. Конечно, ведь лучше добиваться непонятно чего от Снейпа.       — Марлин, — обиженно нахмурилась подруга, а Грейнджер до этого стояла с видом взрослого, наблюдавшего за ребенком, нарисовавшем солнышко, состоящее из круга и воткнутых в него желтых штырьков, гордо именующим себя после этого великим художником, но взрослому-то понятно, насколько близко это к истине, но похвалить и поощрить нужно. Однако услышав знакомую фамилию в таком контексте девушка немало удивилась.       — Снейпа? — переспросила она.       — Ага, — заговорила уже Алиса. — Они еще до школы дружили. Но попали на разные факультеты, в разные компании, он связался не с самыми хорошими людьми, и как бы ни было обидно, пути их разошлись, и теперь их ничто не связывает.       — Спасибо за краткий экскурс, — фыркнула Лили, отходя к окну, за которым уже светало.       — Но вообще-то он, с большой вероятностью, в нее влюблен, — шепнула, икнув, Доркас, подкинув преподавательнице еще увлекательной пищи для размышлений на досуге.       — Дак вот, скажите, что Поттер не так уж и плох, стоит попробовать, — закончила Маккиннон, вопрошающе всматриваясь в бледное лицо профессора.       — В любом случае решать Лили, а не вам, подружки с синдромом гиперопеки о чужих отношениях. Уж не знаю, какой Джеймс был раньше, но сейчас я вижу заботливого, благородного, храброго и любящего юношу, с которым будет нескучно.       Эванс усмехнулась, с благодарностью кивнув Гермионе.       — Я так понимаю, вы помирились, — проговорила девушка, обведя пальчиком компанию гриффиндорок, заметив их переглядывания, сопровождаемые улыбками, удовлетворенно вздохнула. — Если это все — мигом в постели, гулящие студентки. Так уж и быть сделаю вид, что вас здесь не было. Но если будете засыпать на факультативе, такой доброй уже не буду.       — Дак значит, мы будем продолжать заниматься? — просияла Эванс.       — Мигом в постели, — повторила Гермиона, открывая дверь и пропуская девушек. — И чтобы самым прямым путем, без заходов на кухню к эльфам, на астрономическую башню, не вздумайте из замка выходить. Второй раз спасать не буду.       — А, — обернулась Марлин, желая разразиться еще одной задушевной речью.       Грейнджер соединила указательный и большой пальцы вместе, проводя по губам, будто бы застегивая молнию и закрывая на замок, потом кинула невидимый ключик за спину девушки, который с хлопком поймала Кэсси. Профессор с улыбкой махнула рукой и заперлась, проходя к кровати и падая на подушки лицом вниз. Плакал нормальный режим в обнимку со здоровым сном.

***

      В спальне мальчиков седьмого курса Гриффиндора было на удивление тихо. Сириус сидел, скрестив ноги, на своей кровати уже в пижамных штанах, очевидно, ждал кого-то или чего-то. Джим только вышел из душа, ища, куда положил очки, одновременно суша полотенцем и тем самым еще сильнее взъерошивая свои волосы. А Питер все не мог отыскать новую чернильницу в своем чемодане. Уже было достаточно поздно, чтобы находиться в комнате или хотя бы гостиной своего факультета. Но Ремуса все не было. И особенно нервничал Бродяга, десятый раз подряд настраивающийся на серьезный разговор, сопровождаемый извинениями, столь необходимыми, но с такими трудностями, срывающимися с губ. Но вот Люпин наконец тихо отворил дверь и бесшумно вошел в комнату, и тут же перед ним появился обеспокоенный Блэк. Друг хотел было что-то спросить или возразить, но Сириус поднял руку и прервал его попытки.       — Нет, подожди, выслушай меня, — набрав в легкие побольше воздуха, он продолжил: — Я поступил дерьмово. Друзья так не делают. Но я правда не хотел обидеть тебя. Сказал не подумав, а сейчас очень жалею. Я вовсе не думаю, что ты опасен. Правда. И я подумал и понял, что действительно уже перегибаю палку с Дрейер. Я проиграл тебе, пора признать, и я, как и обещал, публично принесу свои извинения, пока ты составляешь список шоколада и сладостей, которые я буду покупать, — на одном этом вдохе и произнес Блэк, замерев и ожидая ответа друга, которого так боялся потерять.       — Сириус, — Рем положил руку на плечо юноши. — Я не обижаюсь на тебя и не обижался. Прощать не за что. Все в порядке.       — Ой ли, — раздалось с кровати Поттера, который с интересом наблюдал за небывалым поведением Бродяги. — Все в порядке? Поэтому ты нас избегаешь, ходишь черт-те где, приходишь под утро. Что с тобой происходит?       — Лили рассказала, да? — грустно усмехнулся Люпин, садясь на край кровати Блэка.       — А было что рассказывать? — нахмурился Сохатый. — Она ничего не говорила, но когда она вернулась продрогшая и заплаканная и разрыдалась у меня на груди, чему я был безмерно счастлив, но что слишком печально и фантастично, поэтому послужило следствием к выводу о том, что с тобой что-то не так. Дак все-таки?       — Я наговорил ей глупостей на эмоциях. Сейчас все в порядке. Не стоит вашего внимания. — Продолжил успокаивать заботящихся о нем друзей, хотя внутри все вопило, ныло, умирало, прося о помощи, и кричать хотелось, что ни черта не в порядке, что уверенность в выбранном исходе своей никчемной жизни до холодка по коже пугала и сжимала горло в грубой хватке. — Просто нужно время, и все будет как прежде. — Натянул на себя улыбку, сдерживая то, что рвалось наружу вместе с накрывающими болью и отчаянием, с горьковатым привкусом безысходности. — Честно.       — Ладно, — вздохнул Джим, кивая, но продолжая внимательно всматриваться в лицо друга, так и не найдя ничего, что можно было упустить, улыбнулся.       — У меня кое-что есть на такой случай, — радостно возвестил Бродяга, когда дверь их с шумом распахнулась, заставив обернуться.       На пороге стояла потрепанная Марлин, щурилась, пытаясь сфокусировать взгляд.       — А, вы не спите, — вместо объяснения или приветствия произнесла она, проходя в комнату. — Черт, — споткнулась она о брошенную рядом с проходом сумку Питера, — учитесь убирать за собой вещи! — рассерженно подопнула она помешавшее препятствие, обвела взглядом недоуменных однокурсников.       — А если мы здесь голые? — возмутился Сириус, сидя рядом со своим раскрытым чемоданом.       — А вот ты где, — заметила девушка объект назначения. — Что я там не видела. Можешь не рассыпаться в извинениях, я буду мудрее. Я тебя прощаю, Блэк. Пусть ты и ведешь себя как тот еще недоумок. Я думаю, после той безобидной шутки мы квиты. Предлагаю, перемирие во благо наших любимых друзей, — она послала воздушный поцелуй, развернулась, упав, если бы не подхвативший ее Ремус, которого она умилительно ущипнула за щечки и обняла, после наконец покинув мужскую спальню, максимально громко захлопнув дверь.       Парни замерли на несколько секунд, переглянулись, лица их озарились улыбками, и они наконец громко рассмеялись, сопровождая этим вырывающимся смехом громкие ругательства в сторону Доркас, которая не смогла дождаться подругу и заснула прямо на диване в гостиной.