Крыжовник и сирень

Home A place where I can go To take this off my shoulders Someone take me home…* Дом – Место, куда я могу отправиться, Чтобы сбросить груз с души. Кто-нибудь, отвезите меня домой…

Первое, наверное, что сделала Гермиона – так это вцепилась в приехавших с ней друзей, понимая, что только вместе они смогут пережить мгновения принятия спокойнее. С одной стороны её под руку вела Джинни, с другой плечом к плечу шёл Невилл, а рядом с ним, обхватив свободную руку юноши, семенила Луна. Они с нескрытой опаской и зарождающимся страхом смотрели на видневшийся замок, сходя на перрон, и несмело переглядывались, ища друг у друга поддержки. Даже обычно меланхоличная Луна была озабоченной. Они все выглядели одинаково тревожными, но от того, что были в этом не одни, чувствовали себя сильнее. Потому что, вновь-таки, были вместе. Сдающих экзамены студентов было много. По крайней мере, Гермиона ожидала увидеть намного меньше людей. Здесь были и бывшие студенты Когтеврана, и Пуффендуя, и даже Слизерина (Малфой был белой вороной на фоне приезжих студентов, переживая собственный ад в одиночку и до белых костяшек сжимая дипломат). Обновлённая школа была непривычно пуста – помня собственные каникулы в её стенах, Гермиона могла поклясться, что обычно намного больше учащихся выбирали остаться в Хогвартсе на Рождество, чтобы повеселиться с друзьями. Однако учеников было почти в два раза меньше, чем приезжих. Оттого коридоры казались ещё более мрачными и пустынными, а смех Пивза и завывания Миртл звучали потусторонне и ужасающе, раздаваясь из-за каждого поворота замка. Ни нарядные ели, ни лежащие тут и там шутихи, ни даже украшенные на Рождество аудитории, коридоры и Большой зал не приносили нужного праздничного настроения (хотя некоторым это всё же принесло необходимый покой). Гермиона вспоминала своё Рождество в «Норе» и думала, что не сможет ощутить в Хогвартсе того же, что и там, больше никогда. Их заселили не в их старые комнаты, к сожалению. Выделили свободные, но, по крайней мере, Гермиона делила спальню с подругой, а не с незнакомыми студентками. И всё же было непривычно ночевать не в своей кровати. Сон первое время шёл плохо. Она испытывала сильное чувство ностальгии на обедах в Большом зале, вспоминая вместе с друзьями все пиры на протяжении всех лет учёбы, пытаясь приободриться и настроиться на лучший лад… Силясь не вспоминать, пристально глядя на разные участки зала, кто там лежал и в каком состоянии – раненый или мёртвый. Получалось скверно, но все они старались (хотя первый обед здесь прошёл в полной тишине – все столы молчали, уткнувшись в тарелки, а тишину нарушало только бренчание посуды). В замке было тихо, но иногда Грейнджер сама или со слов других узнавала, что в школе балагурили два дебошира, нарушавшие спокойствие учителей, чудовищ и студентов. И ей почему-то, вместо того, чтобы отчитать их, сильно захотелось с ними встретиться. Так сильно, что, вновь услышав о том, что где-то была подорвана навозная бомба или в какую-то аудиторию был подсунут нюхлер, Гермиона подрывалась с места и спешила туда. Но никого, конечно, уже не заставала – только очередного преподавателя, устраняющего остатки вакханалии. Увы, мальчишки учились на другом факультете и в зале то ли не появлялись, то ли она не знала, что это были они. Гермиона и сама не до конца понимала, чего от этой встречи хотела. В середине экзаменационной недели Фред неожиданно прислал ей письмо – он быстро, нервно (судя по прыгающим строчкам) и сжато описал всё, что узнал у психолога, а ещё прикрепил рекомендации к поведению при панических атаках. Сердце у неё сжалось тогда – она ведь так и знала! Но Гермиона быстро взяла себя в руки, понимая, что нужно не жалеть юношу, а в первую очередь порадоваться за Фреда, которому стало яснее то, что с ним происходило всё это время, и который, наконец, смог принять помощь. Отодвинув книги и выудив чистый кусок пергамента, она написала, что гордится им и хвалит за смелость, а потом крепко поцеловала листочек, передавая всю свою радость, и отправила совой. Новости от Уизли в самом деле тогда подняли ей настроение. Гермиона старалась в перерывах от учёбы навещать Хагрида, который так и остался лесником в школе. Они много говорили, пили чай из огромных кружек, добрый полувеликан даже давал девушке толстый шерстяной плед, если та в спешке одевалась не по погоде. Иногда вместе с ней ходили Джинни или Невилл, устававшие от подготовки к очередному экзамену. Именно здесь, в хижине своего дорогого друга, Гермиона ощущала окончательное и безоговорочное спокойствие. Здесь воспоминания о войне, наконец, отступали. ЖАБА сдавали в трясучке ещё большей, чем СОВ. Вероятно, не только потому, что волновались за экзамены, но ещё и потому, что чувствовали себя всё ещё тревожно, как бы ни пытались это сгладить понимающие преподаватели: они старались делать максимально комфортные условия для подготовки и сдачи, прощали мелкие ошибки. МакГонагалл даже распорядилась, чтобы на стол им подавали самые свежие и хорошие блюда. Но ничто не могло до конца стереть тот ужас, спустя полгода отдающий в груди разнокалиберной болью. Но Грейнджер – не удивительно – чувствовала себя в своей стихии, потому что занималась тем, чем привыкла. Она и её друзья подолгу сидели в гостиной или библиотеке, бывало, на улице, проверяя конспекты и практикуясь перед экзаменом. Вообще Гермиона штудировала учебники и пособия целых полгода и была почти уверена в своих знаниях, но лишь почти – только из-за одного волнения. А оно, как она и сама заметила ещё на пятом курсе, было лишь добрым знаком – экзамены будут сданы на высокие баллы. Когда ЖАБА благополучно закончились, Грейнджер уведомила об этом Фреда (о том, что остальным Уизли и Поттеру об этом расскажет Джинни, расписывавшая уже поздно вечером несколько писем в полутёмной гостиной, она даже не сомневалась). Он прислал ей ответ позднее ночью. Она не спала. Не слишком довольная школьная сова прилетела прямо к окну, укорительно щёлкала клювом, когда Гермиона забирала письмо и небольшую коробку, но прекратила и примирительно заухала, когда девушка протянула ей лакомство. В письме Фред расхвалил её мозги (в такой шутливо-серьёзной форме, что Грейнджер подумала – либо Джордж помог, либо Фред всё очевиднее становился собой), уверяя, что она однозначно должна получить «превосходно» по всему, ведь он сам месяцы видел, как много она училась. Уизли сообщал, как жаждет встречи в живую через пару дней и приписал: «В коробке пилюли против усталости. Поздно, конечно, ведь экзамены уже кончились, но я бы не хотел по приезде увидеть на твоём месте ходячего инфернала, ладно?» Она нежно улыбнулась, сунув один небольшой кусочек в рот – по крайней мере, чтобы хватило сил ещё недолго посидеть. Во рту разлился приятный вкус диковинного, незнакомого ей фрукта, а тело в то же мгновение вдруг обрело новые силы, напряжение с головы спало. Она смогла провести ещё часть ночи на ногах, радуясь вместе с друзьями сдаче экзаменов и позволив себе порадоваться ещё и бутылочкой сливочного пива. Гермионе было тяжело всё это время, конечно, тяжело. Но потом она вспоминала о друзьях – и о тех, что поддерживали её на расстоянии, и о тех, что были в Хогвартсе вместе с ней сейчас. А ещё о Фреде (а именно о поцелуе на крыльце, от мысли о котором она всё ещё слегка краснела). И ей становилось лучше. Но с ещё большим трепетом она по ночам, когда становилось очень уж тоскливо, вспоминала последнюю беседу с Фредом, и в особенности - её окончание, когда она рассказывала о чём-то пространном, задумчиво путая пальцы в рыжих прядках волос, а он прямо так и уснул под её рукой, наполовину свесившись на кровать. Нахождение в Хогвартсе представляло определённую опасность для её душевного состояния не только потому, что этот замок был местом последнего смертельного сражения, но ещё и потому, что здесь в четырёх стенах были собраны люди, всё ещё способные клеймить её по происхождению (даже после гибели главного ненавистника магглорождённых ещё были те, кто наверняка не собирался менять своего мнения). В особенности она боялась встречи с одним конкретным человеком. (Беллатриса где-то там, уже глубоко-глубоко внутри, в нетерпеливом восторге вертела кинжалом, готовясь вонзить его всё в то же предплечье. ) Когда по пути она наконец встретила Малфоя в коридоре, то чуть не обмерла. Что-то внутри истошно билось, кричало в преддверии опасности - очередного человека, способного указать ей её место недостойной грязнокровки (чем Драко и занимался долгие годы учёбы). Но Малфой лишь смотрел на неё, пока они шли друг другу навстречу, да и прошёл мимо. Она даже не сразу поняла это – не заметила, как крепко зажмурилась, когда он подошёл близко. И ещё более ошарашенно (но уже и облегчённо) обернулась, смотря в спину. Малфой спокойно ушёл. Больше, кроме экзаменационных аудиторий, они нигде не сталкивались – даже в обеденном зале она его не замечала (может, потому что находилась с друзьями). И её тревога улеглась окончательно, хотя воспоминания, конечно, никуда не делись. Когда ты ребёнок, у тебя есть свой маленький мирок, в котором тебе комфортно, и ничего глобальнее него ты не знаешь. А потом ты становишься взрослым, узнаешь, что мир намного больше, чем тебе казалось, и потому чувствуешь себя невероятно маленьким и незначительным. А их заставили повзрослеть насильно и в короткий миг, разделивший жизнь на «до» и «после». Не было больше тех невинных детей, не было простых школьников, главной заботой которых были только оценки и борьба между факультетами. От них сожженными головешками остались только вот они: бесконечно печальные, надломленные, познавшие войну и скорбь калеки. Потому Гермиона, гуляя от тоски по знакомым коридорам, больше не чувствовала радости или трепета, заглядывая в излюбленные кабинеты, оглядывая знакомые стены и ниши. Вместо этого, глядя на какое-либо местечко, Гермиона вспоминала что-то, о чем хотела бы забыть: вон в том углу она видела сваленные в кучу трупы, в том кабинете погибла профессор Вектор, а в этом коридоре под завалом оказался Фред... Она подозревала, что возвращение в Хогвартс возымеет именно такой эффект: школа была мрачна без своих студентов, и в одиночестве своём будто разом упоминала всё, что произошло полгода назад. Оттого находиться было здесь только в тягость. Теперь она понимала, почему МакГонагалл так долго не желала подпускать их всех к школе. Но не всё было так плохо. Здесь у Гермионы всё ещё были друзья: Джинни, Невилл и Луна почти не расставались на протяжении всех дней экзаменов. От их тёплых разговоров, шуток, даже просто молчаливого присутствия становилось лучше. Они вместе обедали, вместе сидели в библиотеке или гостиной за учебниками, отправлялись на экзамены, желая удачи, и иногда выходили на улицу. И лишь один раз попытались найти сожжённую когда-то дотла Выручай-комнату. Но её, конечно, не было – это помещение не подлежало восстановлению после того, как сгорело в Адском огне. Казалось, что только в компании друзей все недуги отступали, потому Гермиона (как и все остальные) с нетерпением ждала прибытия остальных студентов. В надежде на то, что замок приободрится, и здесь станет в разы лучше… Она вместе с Джинни, Невиллом и Луной стояли на перроне, ожидая, когда прибывший экспресс остановится, а из его вагонов повалят студенты. Из трубы клубами валил дым, поезд издал протяжный гудок и множество дверей распахнулись одновременно. В проёмах показались любопытствующие головы, а потом косяк бывших студентов вывалился на перрон – люди расходились в поисках знакомых и степенно отправлялись в сторону карет. И Гермиона уже заметила неуверенность на их лицах. Они все, все до единого, переживали, страшились, сомневались из-за того, что им предстояло увидеть и испытать. Они пытались быть навеселе, натягивали приветственные и дружелюбные улыбки, встречаясь с друзьями и бывшими сокурсниками и сокурсницами, но на самом деле ощущали тревогу. И Грейнджер понимала всё это, потому что чувствовала себя так же. Её товарищи уже отлавливали в этой толпе своих друзей: Поттера и братьев Уизли, которые метались у вагона, не зная, куда идти. Лишь благодаря долговязым фигурам Рона и Джорджа, возвышающимся над всеми, как два маяка, они все наконец встретились и стали обниматься приветственно, не спеша, как все остальные, к каретам. Гермиона тоже присоединилась к этой карусели объятий, отходя от одного друга к другому, – Гарри и Рон громко поздравили её с окончанием экзаменов – но рядом с Джорджем она замялась. Они смотрели друг на друга неловко и молча пару мгновений, а потом младший близнец почесал затылок: - Прости, что был груб… - Прости, что вела себя так. И спасибо, что сказал правильные вещи. И они одновременно раскрыли руки для объятий, крепко-накрепко заключая мир: Гермиона гладила лопатки Джорджа примирительно, а он трепал ей затылок. И после они, улыбаясь свободно, разошлись. А потом она заметила Фреда, подъехавшего к ним от Джинни, и вдруг явственно ощутила, как по нему соскучилась. Они разом обхватили друг друга руками, Гермиона склонилась, прижалась к его шее щекой так, что старший близнец даже растерялся от неожиданно очень тёплого приёма, но в итоге прижал её к себе ещё ближе. - Ты подстригся... - сказала она, отстранившись, и легко коснулась коротких рыжих волос на его затылке. - Ты не похожа на инфернала, - в ответ улыбнулся он, разглядывая её свежее лицо. Спустя мгновения они заметили, что перрон уже почти опустел – многие ушли вперёд и замирали у карет, образовав затор. Гермиона попыталась взглянуть на то, что происходило у ворот, поверх множества голов. И поджала губы. Многие видели фестралов впервые. Она и сама в непонимании долго оглядывала худосочных пугающих существ и от шока до неё не сразу дошло, что их видели только те, кто сталкивался со смертью. Об этом им напомнила Луна. Потому и сейчас многие в растерянности оглядывали необычных лошадей, с интересом или боязнью обходили их кругами и несмело садились в повозки. Оттого и был затор. Фред чувствовал себя двояко, наконец прибыв в Хогвартс. И это сильно не шло ни в какое сравнение с тем, чего он ожидал. Всю дорогу мысли его метались одна к другой: он думал и том, что ему будет невообразимо тяжело вновь находиться в замке, и что ему, наверное, придётся сразу уехать обратно тем же поездом, и что ему вдруг станет легче от одного выздоровевшего вида школы… Но всё оказалось куда сложнее и глубже. Он с воодушевлением и испугом наблюдал знакомые верхушки Запретного леса, снежные верхи смотровых площадок и пики колец на поле для квиддича, острые башни замка с его приветственными огнями. И чувствовал внутри волнующий трепет вперемешку с клокочущей тревогой. Душа его металась от одного к другому – она была рада возвращению в родную школу, второй дом, но заходилась в ужасе от одного только вида места, где близкие его погибли и сам он чуть ни сгинул. Взгляд Фреда в одно мгновение опустел и потемнел, сам он без движения замер – внутри него начинало зарождаться что-то сродни тому, что случилось с ним месяц назад в квартире во время фейерверка. Внимательная Гермиона, к счастью, успела это заметить: положила ладонь ему на плечо, легко сжимая и возвращая в реальность, и заглянула в глаза. Уизли в то же мгновение вздрогнул, разом сбросив пелену наваждения, грозящую вот-вот перейти в очередной припадок, и рефлекторно сжал пальцы Грейнджер. Она попыталась ему улыбнуться, уверяя, что всё хорошо, и Фред ответил ей тем же – вымученно, слабо, но как бы говоря, что он в порядке. Он чаще всего врал, когда говорил это. Но ей врать был больше не намерен. Потому что не хотел тратить свой шанс, благодаря которому она осталась с ним, на очередную ложь. Юноша хотел переживать эти последние деньки рядом с ней полно, пока она ещё не уехала так надолго. Фред пытался дышать ровно, чтобы окончательно прийти в себя, и его лицо расслабилось, когда он обратил ещё не до конца ясный взгляд на пристань с маленькими лодками, вспоминая моменты утерянного детства и первый год в Хогвартсе. - На первом курсе мы с Джорджем утопили свою лодку, - не без улыбки отметил вдруг он, а Гермиона аж задохнулась на вдохе от удивления. - Вы – что?! Как?! - Я и не помню уже… Толпа у ворот постепенно рассасывалась, уезжая всё дальше к Хогвартсу, и дышать тоже становилось легче, потому что шум и гвалт голосов не давил с непривычки на уши. Только теперь Фред огляделся по сторонам и увидел, сколько его знакомых решились навестить замок: тут были и его бывшие однокурсники, и студенты с младших курсов. И каждый был здесь последний раз только второго мая. Все, как и он, по большей части в смятении: он видел, как некоторые смотрели на замок со слезами на глазах и топтались на месте, оттягивая момент, а другие глядели с тревогой, но всё же пересиливали себя. Немногие смотрели на Хогвартс с теплотой и лёгкими улыбками (хотя и в их лицах скользила знакомая надломленность). Ещё меньше людей уже выглядели смирившимися, как Грейнджер: это были и его сестра Джинни, и Луна Лавгуд, и Долгопупс, а ещё и – Фред выгнул брови в удивлении – Малфой младший. Уизли поднял взгляд на Гермиону, глазами спрашивая, не кажется ли ему. Девушка скованно улыбнулась и покачала головой: - Он тоже сдавал экзамены. - А остальные? - Многие просто доучиваются. Как Забини, например. Хотя приличная часть слизеринцев пожелала не возвращаться в Хогвартс вовсе… - Ещё бы! После того, как они хотели отдать Гарри Волан-де-Морту, а потом ещё и дружно бежали, когда наметилась опасность… - кисло отозвался Фред, хмуро глядя на совсем не большую компанию слизеринцев. Они не стали говорить о том, что это было вообще удивительно и странно, что бывший Пожиратель как-то откупился, получив свободу от Азкабана, и даже сейчас находился здесь. Вдвоём (потому что семья его ушла вперёд, понимая, что каждому по-своему нужно справиться с волнением) они приближались к концу перрона, где ещё стояла небольшая кучка их бывших однокашников. Среди них виднелся и Малфой со своей неизменной шайкой – Забини, впрочем, на протяжении всех семи лет не особо крутившийся за Драко, и преданным Гойлом. Они, возможно, были немного поникшие, но свиду не потеряли прежней спеси (которой, впрочем, тоже поубавилось). Без Крэбба, погибшего во время сражения, и без Паркинсон (они подумали, что та, вероятно, единственная из них побоялась вернуться в школу). Их компания, тем не менее, выглядела несколько всклокоченной и не по-хорошему суетящейся, размахивая руками и о чём-то недовольно переговариваясь. Грейнджер и Уизли не без опаски приблизились к ним (душой и телом они всё ещё помнили, кто находился по какую сторону баррикад), когда вдруг услышали тихий, едкий шепот Гойла над головами (парень сильно возвышался над ними обоими, но будь сейчас Фред на своих двоих, то смотрел бы на того сейчас сверху вниз): - Этот драный, мерзкий Поттер… - ядовито говорил он своим «друзьям» в уши, однако не закончил гневный монолог, потому что Фред и не подумал слушать и разбираться. Уизли закрутил колёса, грузно наезжая коляской на ноги обозлённого парня, отчего тот разом вскрикнул и, подпрыгнув, обернулся. Малфой и Забини тоже нервно оглянулись, и на лице Драко скользнул испуг при виде Фреда (а может вернее – его коляски?!). - Ах ты, калека Уизли! - в глазах Гойла как зажжённая спичка вспыхнула неприязнь и злоба. То же чувство подбило его замахнуться на рыжего кулаком (старые привычки бить тех, кто кажется слабее, никуда не делись), но в следующее же мгновение он вдруг будто споткнулся в смятении, заметив грозный взгляд исподлобья. Фред привык глядеть на каждого с высоты своей коляски. И единственной его защитой многие месяцы был именно этот взгляд. Грейнджер и Уизли, заметив его неуверенность, одновременно задрали подбородки, как бы говоря, что готовы ответить на какой бы то ни было выпад и защищаться. - Спокойно, Гойл, мы же не драться сюда приехали, - осадил его вдруг Малфой, бросив внимательный взгляд на Грейнджер и опасливый (может, даже виноватый) на Уизли. - Брось это дело. Нам не нужны проблемы, так? Парень чертыхнулся в ответ, но всё же окончательно отступил и поддался рукам Блейза, утягивающим его в сторону приехавшей кареты. Драко остался рядом на мгновение, топтался, будто не зная, что делать (они впервые видели его таким искренне нерешительным и потерянным), и в итоге кивнул им обоим и ушёл следом за своей компанией. - И словами такими поменьше разбрасывайтесь, если не хотите и правда огрести проблем, - успел сказать им вслед Фред, всё ещё глядя злобно. - Напускаться сейчас на главного героя войны – такое себе решение, верно? - Фред… - попыталась осечь его Гермиона, но он гневно прошептал: - Если ногами я их не отпинаю, так коляской задавлю. Уже будучи в карете, на его слова обернулись только Забини и Малфой, пока Гойл, насупленный, сгорбился над коленями. Первый бросил быстрый взгляд, нахмурился и отвернулся, а второй поджал губы и посмотрел вдруг виновато. И тогда Фред и Гермиона окончательно потерялись. Не хотелось верить, что Малфой-младший после войны так резко изменился. Сомнительно, что он был однозначным приверженцем стороны Тёмного Лорда, но всё же его гадкий и дерзкий характер не мог исчезнуть так бесследно… верно? Джордж ожидал их двоих у пойманного экипажа, чтобы поехать вместе. Он прекрасно понимал, что больше их троих в маленькой повозке не поместится, потому что коляска Фреда большая. А Джордж… он был готов пожертвовать общением с девушкой и друзьями только ради того, чтобы проследить, что брат доедет спокойно. Заклинанием они переместили Фреда в карету и подсели сами. Дорога до Хогвартса проходила спокойнее, хотя червячок тревоги, уверен был каждый, ещё будет преследовать их в течение всего дня. В Большом обеденном зале было шумно, но тише, чем было раньше, потому что людей было меньше, и ещё тише потому, что все эти люди отвыкли быть громкими и неосторожными. За столами сидели вперемешку: где-то к слизеринцам подсели когтевранцы, где-то к пуффендуйцам подсели слизеринцы, где-то гриффиндорцы подсели к когтевранцам. Над столами больше не висели флаги отличия, только символика самого Хогвартса, как бы пресекая прежний, кажущийся давним конфликт между домами основателей. Будто и не было больше никакой делёжки спустя все годы. На их появление почти не обратили внимания: очень многие беседовали в своих бывших компаниях друзей, не меньше людей вдруг перетасовались и говорили с теми, с кем раньше за все годы обучения перебрасывались лишь парой-тройкой слов. На них троих бросили пару взглядов, давая чуть больше внимания ногам Фреда, но не более. И, конечно, много людей собралось рядом с Гарри, хотя всё же по большему счёту они обменивались с героем лишь парой приветственных и дружелюбных слов, затем деликатно отходили. За полгода тема войны была переработана уже множество раз, перемусолена множеством СМИ, потому причин и желаний поднимать её сейчас не появлялось. Все здесь своими глазами видели ту войну. Зал был украшен, конечно же, по-новогоднему: стояли нарядные ели, с потолка медленно, не долетая до столов, падали крупные хлопья снега, на стенах росли мощные ледяные сосульки. На дверных проходах висели тонкие полупрозрачные кисеи, холодящие кожу при касании. Кое-где на стенах и проёмах замок тронула наколдованная изморозь. Гермиона, Фред и Джордж смогли спокойно найти себе места среди множества свободных скамеек, но старшему близнецу пришлось притиснуться меж двух лавочек, сильно отодвинув одну в сторону. Постепенно младший близнец присоединился к беседам бывших сокурсников. Грейнджер склонилась к плечу Поттера, который сидел по другую сторону от неё, спрашивая его о том, как он себя сейчас чувствует, на что получила подтверждение, что всё хорошо. А потом она с тем же вопросом взглянула на Рона – тот ответил кивком. И тогда она, расслабившись, тоже решила поддержать спокойную беседу в их кружке: обсуждали реставрацию зала, упоминали прекрасные обеды, ужины и завтраки и млели от одной мысли испытать это снова. Фред тем временем оглянулся к преподавательскому столу. На месте директора сидела МакГонагалл, неспешно беседующая с профессором Флитвиком. Из знакомых преподавателей он углядел ещё пару человек, но в основном состав сильно поменялся – он не знал даже Слизнорта, который пришёл на вакантное место преподавателя Зельеваренья только после их с Джорджем побега, и с которым он увиделся мельком только в сражении. Было не слишком приятно видеть такую радикальную перемену (в сравнении с замком, который восстановили с точностью до кирпичика), но совсем иные чувства вызывало присутствие знакомых лиц. Эта мысль закрепилась в голове Фреда, когда МакГонагалл вдруг подняла взгляд и мягко, приветственно улыбнулась своими тонкими губами, смотря на него. Он не мог не улыбнуться в ответ своему бывшему декану. Спустя ещё пару минут разговоров, когда все были уже в зале, МакГонагалл поднялась и встала там, куда раньше всегда вставал Дамблдор, отчего в сердце у многих вдруг первый раз нехорошо так, обидно кольнуло. Взгляды в одно мгновение обратились к профессору, а голоса стихли. - С возвращением и добро пожаловать всем, кто решил сегодня присоединиться, - начала директриса, и голос её, такой знакомо скрипучий, но по-хорошему ровный, успокоил прежнее переживание. - Я рада видеть всех вас в добром здравии и ещё больше рада, что столько бывших студентов приняли свои приглашения. После событий полугодовой давности не было бы новостью, если бы многие из вас решили отказаться, предпочтя – я надеюсь, родному когда-то – Хогвартсу спокойные выходные дома. Но вот вы здесь. И теперь никто не усомнится, что в Хогвартсе воспитывают воистину сильных и смелых волшебников вне зависимости от факультета. Но я хочу сейчас сказать вам не об ужасах пережитой войны – я, как и каждый из вас, не желаю бередить старые, возможно, ещё незатянувшиеся раны. Что я действительно хочу сказать, так это то, что Хогвартс – это не место, где умерли замечательные волшебники и наши близкие. Не нужно ограничивать и принижать значимость – их и замка – тем, что они «просто» погибли. Хогвартс – это в первую очередь место, которое будет служить всем напоминанием того, что не всегда человек, который, казалось бы, силён во всех смыслах, непобедим. Хогвартс – это школа, воспитавшая великих и сильных волшебников, сумевших противостоять Волан-де-Морту; место, служащее напоминанием о победе, о жертвах и об общих свершениях. Всё тот же дом для многих студентов – как бывших, так и настоящих, – и преподавателей. Я хочу, чтобы вы все запомнили это крепко-накрепко. Чтобы никогда в ваших душах не зарождался страх и отчаяние при взгляде на Хогвартс. Директриса взяла паузу, позволяя бывшим ученикам свыкнуться со сказанным, впитать всё в себя, и себе дав короткую передышку – было видно, что и ей самой было непросто говорить. Но МакГонагалл держалась стойко, знакомым острым, но, тем не менее, тёплым взглядом оглядывая студентов. Кто-то из них горько плакал, растирая слёзы по лицу (кто-то даже попутно издавал нервные смешки), кто-то лишь украдкой утирал редкие слезинки. И меньшинство сидели с только краснеющими глазами. Минерва МакГонагалл сказала, что не собиралась говорить о войне, но так получилось, что именно о ней сейчас все и думали. Слова директрисы возымели верный отклик в душах бывших студентов, но слёзы становились горше от одной только мысли о погибших друзьях, которые не могли сейчас тоже быть здесь... - Давайте помнить о том, что победили, чтить погибших… и больше не бояться, - закончила профессор, быстро коснувшись пальцами век. - А теперь… что ж, по традиции – начнём пир. В одно волшебное, почти что долгожданное мгновение на всех четырёх столах (там, где сидели люди) появилось большое количество мяса, салатов, гарниров, сладкого – так много, что столы прямо ломились с треском большим, чем обычно. Директриса села за преподавательский стол, а гости вернулись к обсуждениям и своим столам. Безутешные студенты по большему счёту ели блюда, подсоленные их же слезами, но даже сквозь горечь и апатию, напавшую на них в одночасье, смогли постепенно начать наслаждаться домашней хогвартской едой. - Как думаете, они всё ещё используют домовиков для всего этого? - спросила Гермиона, задумчиво, не без небольшого сомнения пережёвывая салат. И стол вдруг взорвался хохотом – все, сидящие поблизости и расслышавшие сказанное, на мгновение подумали, что вернулись в прошлое, а в следующую секунду уже смеялись от того, как реалистично нарисовалась картина. Другие столы даже заинтересованно обернулись. Грейнджер выглядела слегка смущённой и после молча уткнулась в свою тарелку. Казалось, воцарилась тёплая и дружелюбная атмосфера. Но спокойствие и приподнятая атмосфера царствовали недолго – в один короткий миг в воздухе раздался гром, будто погода разом испортилась, и всё угрожающе сотряслось и зазвенело. Большинство из них в ту же секунду подскочили на ноги и ещё быстрее вынули палочки, в полной готовности атаковать (даже в небольшом испуге и ярости) оглядываясь в поисках опасности. Меньшинство, всё ещё в растерянности смотря по сторонам, так и сидели, в ужасе разинув рты. Фред и сам почувствовал, как тревожная волна мурашек пробежала по спине и затылку.