Крыжовник и сирень

Я горел, теперь тону, Вижу в омуте весну. Позабытую, Оставленную там. Сколько света, столько драм, Сколько лет этим садам? Я взлетел, чтобы упасть к твоим ногам...*

Гермиона проснулась оттого, что почувствовала на лице мягкий свет – он тянул её сознание к пробуждению. Первым делом она ощутила, как одеревеневшее тело не до конца ей подчинялось: приподнять руку получилось с трудом. Через силу распахнув будто отяжелевшие веки, девушка подняла глаза к свету и увидела на тумбочке уже почти растаявшую свечу, воск с которой крупными каплями собирался в подсвечнике. Мутным взглядом Грейнджер обвела комнату, в которой находилась, и не без труда смогла угадать, что лежала в спальне Джинни (её самой здесь, к слову, не было). Окна были не зашторены – на улице уже расползлась темнота. Грейнджер даже углядела блестящий диск уходящей луны. В комнате было нетемно лишь из-за свечи. Волшебница приподнялась, чувствуя, как тягуче теперь ныли мышцы, глубоко вдохнула, чувствуя успокаивающий запах яблока, и сразу попыталась найти глазами Фреда. - Что произошло? - спросила девушка, заметив Уизли, сидящего у двери в безмолвии, и удивилась тому, каким хриплым был её голос. Фред не спал, но по накренившемуся телу и чуть мутным глазам было видно, что сильно устал. Честно говоря, у неё слегка гудела голова, потому ей казалось, что проще бы узнать всё от него, чем пытаться сейчас что-то вспомнить. - На нас напал Долохов, - ответил он с похожей хрипотцой, еле слышно подъехал ближе к кровати, блестя обрадованным и уставшим взглядом, и невзначай взбил подушку, пока Гермиона пыталась приподняться и устроиться сидя. - Он ударил в спину. Я успел поймать тебя и выхватить твою палочку. - Ты… ты смог использовать магию?.. - она выглядела ошарашенной, поражённо вскидывая брови ко лбу, но и приятно удивлённой. Фред утвердительно кивнул, и Грейнджер вздрогнула: - Но почему… я не мертва? Спросила, как само собой разумеющееся, а у Фреда сердце сбилось в испуге от одной только мысли. Хотя каждый знает, что при столкновении с Пожирателями (это они все вынесли ещё с войны) единственное заклятие, которое ты можешь получить – это Авада Кедавра. Губы Уизли превратились в тонкую полоску, и парень слегка пожал плечами, стряхивая этот теперь навязчивый ползучий страх. - Он обнаружил нас в лесу, почти поджидал, - объяснил парень, быстро смочив языком пересохшие губы. - В этой глухомани он рассчитывал расправиться с нами медленно, потому и не использовал Убивающее проклятие. К счастью… - он поднял глаза, взглядом говоря, что благодаря самонадеянной глупости Долохова они были здесь, живые. Гермиона понятливо кивнула, опускаясь лопатками на подушки, и нахмурилась, глядя на Уизли. - С тобой всё в порядке? - поинтересовалась девушка, глазами выражая свою озабоченность его состоянием. Хотя сама, если говорить начистоту, выглядела едва ли хорошо – очевидный едкий страх скользил по её лицу только от одного понимания, что она должна была погибнуть. И, вероятно, Грейнджер благодаря Долохову вновь ощущала Беллатрису. Потому сейчас так визуально сжалась и уменьшилась, пытаясь обнять себя. - Сломал ногу и исцарапал руки, но всё уже хорошо, - бесцветно сообщил он, глядя на её нервные потуги. - Мама подлатала. Благо, что ты проснулась. Я уже думал, что… - он недоговорил и вновь поёжился от собственных мыслей, сникнув. Его пальцы нервно подрагивали, потому Уизли попытался занять их делом – мелко перебирал узор на простыни. - Долго я… спала? - она тоже следила за его осторожными движениями, находя их слегка нервирующими. - День, - отозвался он, не глядя на неё. - А ты спал? - Грейнджер накрыла его руку своей, чтобы Фред остановился. Он резко замер, поднял неспокойный взгляд к её лицу и устало вздохнул. Кисло улыбнулся, мол, как я мог? Гермиона вновь понятливо кивнула и опустила глаза на свои руки, стараясь упомнить, что случилось в лесу. Однако последнее, что она запомнила, было перепуганное лицо Фреда. И её даже не смешило то, что теперь они поменялись ролями и она – больная, а он – сиделка. Их гнетущее молчание было оборвано простой фразой, смысл которой Грейнджер даже не сразу уловила: - Я почувствовал. Несколько коротких мгновений лицо Гермионы выражало растерянность. Глаза её в непонимании бегали по его спокойному и вдруг одухотворённому лицу, пытаясь найти ответы на вопросы. А потом на неё снизошло осознание, затем последовал шок и, наконец, радость. Она в немом неверии и осязаемой надежде уставилась на Фреда, скача взглядом с лица (на котором стала проступать необычно широкая улыбка) и на ноги, и когда до неё всё дошло, то Грейнджер вдруг поднялась на руках и вскрикнула: - Это же потрясающе!! Она чуть ли не с объятиями бросилась ему на шею, будучи неспособной справиться с первой волной эмоций: схватила его за сцепленные в замок руки, приблизилась так близко-близко, что внутри разлилось тепло… Но потом вдруг осеклась, зарделась (то ли смутилась, то ли упомнила, что хотела отдалиться) и отступила. Счастье быстро сошло и с его лица, и теперь Фред выглядел потерянным. - …Этого недостаточно, чтобы ты осталась? - коснеющим языком спросил он, глядя на Грейнджер глазами, в которых начал тускнеть было загоревшийся огонёк, и тихо, разочарованно выдохнул, когда две ласковые ладошки соскользнули с его похолодевших пальцев. Она глядела на него большими сожалеющими глазами, но быстро опустила их в пол, чтобы было легче переносить этот разговор. Пальцы её крепко вцепились в одеяло. - Фред, ты не понимаешь… - говорить стало трудно, но Гермиона старалась, всё же боясь, что ей снова захлопнут рот. - Я не могу остаться. Мы душим друг друга в том, от чего пока не можем избавиться сами, потому помощи друг другу окажем с гулькин нос. Нет толку от терапии, когда рядом постоянно человек с такими же проблемами. Я знаю, ведь мне говорил об этом мой же психиатр. Фред смотрел на неё вновь с этой безграничной болью и утратой в глазах, но она видела странный, будто из далёких мест, проблеск решимости. - Без тебя хуже, чем с тобой, - произнёс он, что звучало больше как неопровержимое утверждение. Гермиона очень хотела бы сказать, что думает так же насчёт него. - Последние две недели как раз показали обратное, - она слегка дёрнула уголками губ, что сделало её лицо ещё более печальным, разделив его на две кривые половины и искажая красоту. Грейнджер страшилась сказать что-то, что поставило бы между ней и ним огромную пропасть (что причинило бы им боль ещё более огромную, нежели простое расставание). Именно потому она так избегала его, не желая обсуждать причину своего ухода. - И, Фред, я нашла твои записки… Ты… то, что ты пишешь – страшные вещи. И тебе нельзя оставаться с ними наедине, тебе нужно работать над ними… Но ты ведь этого не… - Честно говоря, я уже и не помню, что писал. - Грейнджер услышала, как он подавил очередной горький смешок, перебивая её. - Забудь об этом, если можешь. Сейчас это уже не имеет значения. Мне лучше, правда. Гермиона мучительно нахмурила брови и сощурила глаза, понимая, что он собирается до конца стоять на своём, и посмотрела на него с нескрытым сомнением, потому что знала, что одно дело – что говорил Фред, и совсем другое – что чувствовал на самом деле. Она хотела знать: - Тогда что произошло? Что изменилось вокруг или в тебе между моментом написания тех ужасных слов и мгновением сейчас? Что заставило тебя перестать думать так? Мгновения тянулись, как густая патока, пока он молчал, выстраивая мысль и жуя губы вместо того, чтобы говорить. Гермиона чувствовала внутри себя тревогу от того, что он, наконец, говорил с ней искренне – а это на самом деле было ценно, потому что больше он не огрызался, не сбегал. Но потому это было ещё и страшно. Отныне она не понимала, что происходило в его голове. А у него внутри был язвящий надлом, высеченный на живой коже, ноющих мышцах, проливающий жгучую кровь. Фреду было больно, страшно – так, что дышать мог теперь с трудом. Страшно было даже сейчас, когда, казалось бы, всё уже осталось позади. Но ничего не было позади. Это он ощущал ещё явственнее. Ему без Грейнджер – никуда. Без Грейнджер ему – гибель. И у него было достаточно времени, чтобы подумать о том, что он скажет. - Твоё появление, Гермиона, - в конце концов ответил он, наблюдая, как лицо Грейнджер стало удивлённо вытягиваться. - Благодаря тебе вернулся Джордж и вся моя семья… - ему очень хотелось коснуться её руки снова, чтобы осознать, что она была здесь и понимала, что он искренен. - Ты вернула мне ощущение жизни, повернула к свету… Ты столько всего сделала, сама того, вероятно, не понимая, но… Гермиона, это всё ты. - Тебе нужен психиатр, Фред, - отчаянно прошептала она, чувствуя, как предательские слёзы уже обжигали глаза. - Я не смогу привести тебя в порядок, как бы сильно ни желала... - Я начну, если ты будешь рядом. - Ты ставишь условия? - хмыкнула Гермиона, горько усмехнувшись и шмыгнув носом. - Я хочу пройти терапию, - твёрдо и с ударением на слово произнёс он, и по глазам она поняла, что не лгал. - Но ты… делаешь это только ради того, чтобы я не уходила?.. - Гермиона... - Фред глубоко вздохнул и, наконец, мягко взял её руку, а в воздухе прямо-таки ощутилось слияние их страхов (он до ужаса боялся, что не сможет её убедить, а она была напугана, что не понимала, что происходило с ним). - Я сделаю что угодно, лишь бы не расставаться с тобой - прости мне мой эгоизм, но случившееся накануне помогло мне твёрдо осознать, что без тебя... - он заглотил конец фразы, поднял полный страдания взгляд, и Гермиона увидела, услышала, почувствовала, как много заключалось в этом простом «без тебя». Без тебя смерть, без тебя мука, отчаянье, прежнее одиночество, ненависть, боль… - И я понял... понял, что зря вскинулся на тебя за то, что ты была у психиатра. Теперь... я хочу, действительно – хочу, преодолеть свои собственные проблемы. Я не справлюсь один... Ты мне нужна. Вот так вот. Совсем просто. «Ты мне нужна» - и Гермиона уже просто не может бросить его вот так. Потому что ей этого хватило. Быть кому-то нужной. А контрольный удар - эти до безобразия голубые, проникновенные глаза, глядя в которые, нельзя было не ощутить прилив спокойствия и уверенности, пусть в них и плескались совсем иные эмоции. Гермиона хотела верить, что не обманывается. А ещё она хотела до конца думать, что единственное решение – это уехать без возможности общаться. Но уверенность её под напором слов Джорджа днём ранее, теперь слов Фреда, а также собственных мыслей из-за тех слов начала крошиться и опадать трухой. Гермиона и сама не поняла, в какой момент начала искать другой вариант для их жизни. Но теперь, сидя перед Фредом и заглядывая в его полное надежды и ожидания лицо, она знала, что делать. - Фред, - голос её стал таким строгим, что глаза парня в испуге округлились от ожидания самого худшего. - Мне всё равно нужно будет уехать. Я должна, понимаешь? Но, - и взгляд её смягчился, - я уеду не навсегда. Я вернусь к тебе, обещаю. И оставлю тебе кое-что, чтобы поддерживать тебя на расстоянии. Ты готов с этим смириться? Этот разговор уже дал ей понять, что так просто ей не уйти - Уизли её не отпустит. И она самой себе не простит такого решения. Но всё же быть рядом было всё равно, что оставаться в капкане и согласно ждать, когда он захлопнется, потому Гермиона задумала сменить вектор мысли. В итоге она решила, что физически будет в другом месте, на расстоянии оказывая нужную поддержку. Первое время, пока сама окончательно не оправится, и пока сам Фред не встанет крепче на ноги. Фред кивнул, почти не раздумывая, и улыбка, облегчённая, счастливая, скользнула по лицам обоих. После Гермиона рассказала ему о ещё одной причине своего немаловажного отъезда – о том, что собиралась отправиться к родителям на какое-то время. В Австралии всё ещё работали с их памятью, и Грейнджер хотела наконец расставить все точки над «и» в этом деле. Благодаря библиотеке Министерства и старым, архаичным книгам и записям она обладала некими знаниями, которые нужно было испытать. И Гермиона хотела сделать всё самостоятельно. Потому что если уж срывать пластырь с раны, то разом и самой. Они беседовали, кажется, недолго – Фред и сам не заметил, как, утомлённый всеми переживаниями за прошедшие часы, в какой-то момент уснул прямо так, сидя в коляске. Последнее, о чём он успел подумать, откинувшись вперёд и чувствуя в своей ладони доверчивые пальцы, перед тем, как моментально выключиться (потому что усталость навалилась на него разом, как только опасность миновала): без этого разговора его, Фреда, могло и не быть следующим же днём… Но следующим днём Гермиона и Джинни уезжали в Хогвартс с отрывом от остальных в несколько дней, чтобы сдать выпускные экзамены. Даже после нападения Грейнджер была настроена по-боевому на сдачу ЖАБА. А их с Фредом разговор вечером прошлого дня и вовсе сгладил основные переживания, потому «Нору» она покидала со спокойной душой. Джордж помог перенести чемодан Джинни к порогу, а Гермиона уже ожидала их внизу, суетливо сминая сумочку в пальцах (всё же небольшое переживание перед экзаменами у неё никуда не делось, сколько бы она ни штудировала учебники в надежде закрепить информацию основательнее, чем было). На первом этаже собралась уже вся семья - даже мистер Уизли и Перси не торопились в Министерство. Вновь стоял знакомый шум и гам, и Гермиона могла лишь с натянутой улыбкой отвечать на пожелания удачи и хорошего пути, внутри же переживая уже подступающее волнение. Когда Джинни, наконец разобравшись с чем-то наверху в компании Гарри, спустилась тоже, Луна уже ожидала их у двери (они договорились отправиться в школу вместе). И Грейнджер не могла не заметить, какими довольными выглядели её друзья, спустившись. Джинни горячо прощалась с семьей, крепко обнимаясь и целуясь на недолгое расставание. А когда время уже начинало поджимать, и мистер Уизли красноречиво постучал по часам у себя на запястье, все вдруг бросились к Гермионе. Она крепко обнялась с каждым (с радостью отмечая, что больше не чувствовала себя юродивой или уязвлённой от чужих - особенно родных - касаний). А рядом с Фредом вовсе задержалась - фиалки глаз смотрели на неё с немым сомнением. Она подумала и склонилась к нему, клюнув лёгким поцелуем щёку. Чтобы не смотрел на неё глазами преданной собаки, брошенной хозяйкой на попечение судьбы. И ещё, наверное, на удачу. - Буду ждать тебя там, - и Фред, наконец, смог улыбнуться. Этой небольшой нежности вроде бы никто и не смог заметить. Вот только Джордж, старательно скрывая довольную улыбку, прикрывал рот ладонью и прятал глаза. Напоследок Гермиона ласково обнялась и с двумя лучшими друзьями. Дверь за ними закрылась, Фред и некоторые другие ещё время смотрели им вслед, пока те шли к барьеру. У самой границы Джинни и Гермиона обернулись, махнув руками на прощанье, и в следующую секунду пропали с хлопком. Фред ушёл тоже, но несколько позже. Он решил, что ему многим нужно заняться, над многим поработать, чтобы вновь встретиться с Гермионой уже с обоюдными свершениями: Грейнджер сдаст экзамены на «превосходно», а он уже сделает уверенные шаги на пути к лечению. И они смогут гордиться друг другом. Быть наравне. Но сделать это было необходимо на Косом переулке, в тишине. (Как бы сильно он ни любил «Нору», она не была тем местом, где он мог действительно работать над собой, верно?) Однако Фред был вынужден задержаться на целый день – его об этом попросил Гарри. Как единственный мракоборец поблизости, Поттер должен был переправить Долохова в Министерство ради суда и после – отправки в Азкабан. Однако ему нужно было знать обо всём, что случилось на опушке. А Фред был единственным, кто видел всё от начала и до конца (и был в сознании на тот момент). Пока Гермиона лежала без сил целые сутки, Поттер пребывал всё это время в Министерстве, вернувшись только поздней ночью, чтобы проводить подругу и девушку хотя бы до двери перед их отъездом. После их ухода Фред и Гарри уединились в отдельной комнате и долго говорили о произошедшем – это в итоге не ограничилось только показаниями Уизли, потому что они обсуждали, как Долохов мог оказаться у «Норы», знал ли тот, где скрывается тот же Яксли, что он мог вообще знать об остальных Пожирателях… В общем, беседовали долго и мучительно, перебирая всевозможные темы о произошедшем. Потом, уже вновь под вечер, Поттер встал, пожал Фреду руку и поспешил вернуться в Министерство для передачи показаний. А Уизли отправился домой. Фред уже был у порога почти в полной боевой готовности вместе с остальной семьёй ожидая, пока миссис Уизли вернётся с кухни и вручит ему целый пакет гостинцев с остатками ужина (а то чем же, по словам Молли, ему питаться, пока Гермионы нет?). - Встретимся на станции через полторы недели, верно? - с улыбкой спросил Рон, неловко перекатываясь с носка на пятку. - Верно, - кивнул Фред, всё ещё несмело поглядывая на родню. - Джордж поможет тебе? - поинтересовался отец. - А как же! - вместо него откликнулся близнец, натягивая на плечи куртку. - Так вы все поедете? - Ещё бы! - Рон ухмыльнулся и шмыгнул носом. - Нужно же посмотреть, что сталось с Хогвартсом. Их неловкую беседу, наконец, прервала Молли, семенящая с кухни с несколькими пакетами наперевес. Приблизившись, часть она вручила стоящему без дела Джорджу, а оставшееся сложила у Фреда на коленях. И как он ни пытался отказаться от столь огромного количества маминой домашней еды (при мысли о которой слюна так и набегала во рту), миссис Уизли только мотала головой, не позволяя вернуть пакеты, улыбалась и приговаривала, что точно уж откормит его (а то без слёз не взглянешь!). Распрощавшись, близнецы вышли на крыльцо, но не успели отойти и пары метров, как дверь за их спинами вновь распахнулась, и Джордж, заметив чужое приближение, чуть отошёл вперёд – следом за ними вышел и их отец. - В чём дело, Па? - Фред смог с трудом развернуться в кресле, глядя на приближающегося мистера Уизли. Ему не нравилось, каким непривычно суетливым он выглядел. - Да так, подумал проводить вас до барьера, - ответил Артур, слегка запыхавшись – его лысеющая голова без шапки слегка блестела от пота после пробежки. Глаза у него нервно бегали, сверкая от лунного света и не глядя на сына, несмотря на общее вроде бы спокойствие. - Па?.. - Фред, конечно, не был слепым. - Прости за всё, Фред, - выпалил тот тихо, но слышно было очень четко и так звонко, что фраза ещё время скакала по воспалённой черепушке Фреда, пока отец продолжал. - Я понял не так давно, что мы так и не сказали этого, хоть всё вроде как и возвращается на свои места. В общем, сын, всех нас... прости. Юноша какое-то время не мог вымолвить и слова, чувствуя, как внутри что-то подступало к горлу, глядел во все глаза на отца, лицо которого в непонимании и испуге вытянулось, а потом открыл рот и произнёс онемевшими губами: - И вы... и вы меня простите, - надсадно, жарко, горько, с сожалением. Остаток фразы канул куда-то, заглушённый толстой тканью куртки, к которой мистер Уизли прижал сына. Фред отчаянно и негнущимися руками крепко-накрепко обхватил отцовские плечи, почувствовав, как предательские слёзы всё же смочили чужую куртку, а нос нещадно закололо. Мистер Уизли говорил от лица семьи, и это, вероятно, было довольно эгоистично брать на себя всё, но Фред даже не думал об этом. Он думал лишь о том, как искренне и чисто звучала такая необходимая ему месяцы фраза, о том, каким сожалеющим и любящим выглядел его отец. И они крепко, как добрый родитель и обиженный когда-то ребёнок, обнялись. Прошлое начинало отпускать. Потом он и Джордж, расставшись с отцом на том же месте, трансгрессировали в квартиру, и Фред снова подивился, какой мрачной и отчужденной она выглядела – особенно сейчас, после «Норы». Из комнат тянуло прохладой, было темно так, что хоть глаз выколи, потому Фред, спеша уйти с дороги, двигался дальше на ощупь и ориентировочно – по воспоминаниям. Слегка пахло воском и кошачьим кормом (а ещё чем-то едким и тоже кошачьим, но не едой). В коридоре было ещё и морозно, ведь камин никем не затоплялся, однако Фред уже заранее знал, как это исправить. В кромешной тьме тускло фосфоресцировали яркие немигающие глаза Живоглота, спешно вывернувшего из какой-то комнаты. Заприметив на пороге две знакомые фигуры, кот громко и голодно заорал, крутясь под ногами и мешая Джорджу закрыть дверь. Фред подхватил его на руки, пытаясь усадить на колени, но «Глотик» (как ласково звала книззла Грейнджер) его крепко цапнул по руке, с обидой глядя в глаза. Укорял за то, что они оставили его на три дня одного. Однако с колен в этот раз не спрыгнул. Впервые на памяти Фреда. Джордж в это время уже закрыл дверь, но всё ещё неловко топтался на месте. - Ну, вот ты и дома! Ещё с чем подсобить, может? - натужно-бодро раздалось за спиной. - Нет, всё в порядке, - по привычке ответил старший близнец. Джордж почесал затылок и, недолго соображая, выпалил: - Напоследок, Фредди... - Фред не заметил, как выпал из реальности, и слегка растерянно обернулся к брату. - Я ещё раз хочу предложить тебе прийти в магазин. Джордж в этот раз выглядел чуть более нервно, чем обычно, когда предлагал вернуться во «Вредилки», потому Фред слегка усмехнулся и, недолго думая, ответил: - Устрой мне запись у психотерапевта, и мы отправимся в магазин тем же днём. Пора делать шаги в нужном направлении. Лицо брата удивлённо вытянулось, рот сложился в широкую ошарашенную улыбку – такую широкую, что того гляди и лицо пополам треснет. Фреду показалось, что Джордж вовсе заискрился и стал больше от счастья. - Замётано! - сверкнув улыбкой и щёлкнув пальцами, близнец исчез за порогом - только пятки его радостно и сверкали. Вернувшись на Косой переулок, Фред первым делом сжёг к чертям все свои старые плаксивые и безумные записки, которые он оставил, будучи на пике отчаянья от одиночества и саморазрушения. Он перевернул весь ящик в своей комнате вверх дном, скомкал эти мятые, запачканные чернилами листочки и бросил в камин, предав гадкие воспоминания о своём ужаснейшем прошлом огню. В квартире тогда стало тепло и вдруг свободно, гнетущего ощущения стало намного меньше, словно оно заключалось только вот в этих несчастных листочках и погибло с ними же. Всё, абсолютно всё можно уничтожить огнём. Переворачивая тогда содержимое тумбочки с ног на голову, Уизли вдруг наткнулся на что-то холодное – неострые зазубрины ткнулись ему в пальцы, словно притянутые магнитом. То, что он в непонимании достал, оказалось палочкой. Каких-то пару несносных секунд он растерянно глядел, словно не узнавая её, а потом в одно мгновение опомнился и вдруг почувствовал неожиданное ликование – та, попав в его пальцы, утробно и еле ощутимо завибрировала, и Фред в то же мгновение почувствовал приветственные искрящие всполохи в мозгу. Палочка скучала по хозяину, и он тут же ощутил, как магия жаркими струями разлилась по его венам, выгоняя устоявшееся ощущение пустоты от её отсутствия. В конце дня Фред сидел перед камином и смотрел на горящие строчки, чувствуя в груди густо растекающуюся, необыкновенную негу. Кровная палочка приятно и правильно лежала в ладони (он почти ласково водил большим пальцем по её шишковатой рукоятке), и хотя магией он всё ещё страшился воспользоваться, он подумал, что теперь не будет её вот так откладывать. В доме наконец-то стало спокойно после стольких месяцев – из него словно сбежали все бесы, обычно прячущиеся по углам и выходящие по ночам, чтобы помучить голову. И довольный, наевшийся Живоглот лежал в ногах хозяина, громко тарахтел, скрашивая временное одиночество. В тот вечер Фред больше ничего не успел сделать, спокойно и без всяких конфет уснув прямо перед камином. Буквально через день Джордж уже примчал в квартиру, радостно скандируя: психиатр был готов принять Фреда следующим днём в четыре часа. Младший близнец был в невероятно приподнятом настроении – даже из магазина сбежал посреди рабочего времени, скинув обязанности на только-только входящего в колею Рона. И старший близнец вроде как хотел, правда, очень сильно хотел, порадоваться этому тоже – тут как-никак начинала принимать крупные обороты его собственная жизнь. Но в итоге получалась только всё та же страдальчески выдавленная улыбка. Мерлин, он вместо облегчения почувствовал ещё большую нервозность и сомнение! В эти часы до первого приёма он только и думал о том, как жаль, что Гермиона была в другом месте. Тем не менее, компанию ему на всё это время старательно составлял Джордж – словно чувствовал, что брату тяжело и страшно, а, может, и просто по себе понимал. В свободное от работы время он приходил в квартиру на Косом переулке с гостинцами от мамы наперевес. Они болтали о делах в «ВВВ», о новых проектах, доедали ранее отосланный Молли ужин, пили чай и хрустели печеньем всё той же матери. В общем, беспокойство слегка сглаживалось. Слегка. «Я пустой, Джордж, как слизняк» - сказал он когда-то. И, в общем-то, всё ещё был таким. Пустой в плане чувств и эмоций. Пустой, потому что потерял самого себя. Пустой, потому что растратил всего себя попусту. Было страшно, что за всем этим скрывается что-то масштабно ужасное, или, наоборот, - абсолютное ничего. Тогда и смысл существования отпадал бы за ненадобностью. Почему Фред отважился? Потому что понял, что без Гермионы ему крышка. И ей с ним таким – тоже. Нужно было исправляться. Причину её ухода он и так знал – она не могла рядом с ним. Слишком уж Фред токсичный, агрессивный, погибающий… Но он был готов меняться. И ради неё, и ради себя. В конце концов, такая ли это слабость – просто попросить о помощи?.. А сила как раз в признании? Он это понял. Теперь понял. Потому что Гермиона работала над этим почти всё послевоенное время, потому что Джордж не мог не улыбаться безумно собственным и чужим страданиям, потому что Гарри всегда обращался за помощью, будучи постоянно с кем-то и никогда – один… Один. Может, в этом всё дело? Потому-то Фред столько времени пробыл в одиночестве?.. Они, все они, люди ему сердечно близкие - и все обратились за помощью. И стыдно им было? Хотел он их обвинить в чём-то? Пристыдить и заклеймить слабаками? Нет. Так сделает ли кто-то так по отношению к нему?.. Так почему он должен делать это с самим собой? Он думал, что проблемы не появятся, пока ты их не признаешь. Но это, конечно, была сущая неправда. Иначе почему он чувствовал себя так отвратительно столько месяцев? А чувство вины? Мысли о смерти? Когда он думал о них, то невольно опускал взгляд на кулон, вертел в пальцах, задевая ногтём зубристую поверхность, отливающую серебром. Он был небольшой – легко помещался в закрытом кулаке. Был похож на кольцо, но для пальца велик – даже с его больших и длинных скатывался, хоть как его надевай. Внутри кулон блестел изумрудом, и Фред был готов поклясться, что там есть какие-то надписи, иероглифы, может, руны. Но руны он не изучал. Гермиона их знала. Но знать, что там написано, ему, честно говоря, не хотелось. Он ведь всегда, когда рядом была опасность, неосознанно хватался за это кольцо, как за спасательный круг. Фред не замечал этого раньше, но потом, после происшествия в лесу, упомнил, что одной рукой держал Грейнджер, а второй – крепко сжимал кулон. Казалось бы, он приносил ему спокойствие. Но на самом деле это тоже было не так. Кулон жёг ему руку, горячил сердце, причинял одну боль, ощущал он которую больше головой, нежели кожей. Он заземлял его чувства, когда Уизли был в отчаянии. И до него постепенно стало доходить. Переживание вновь возросло, когда наступил тот самый «День Х»: Фреду предстояло спустя столько месяцев наконец посетить «Всевозможные волшебные вредилки» и психиатра. Он кружил по дому, пытаясь привести мысли в порядок: брал в руки различные предметы и вертел их так и эдак, пытался зациклиться на чём-то одном, старался найти что-нибудь интересное хоть в какой-то книге Гермионы, но – увы! – не смог. Обводя взглядом все её вещи, Фред только заметил, что Грейнджер окружала себя голубым цветом. И он подумал, что, может, и глаза его ей тоже нравятся. А потом подумал, что если соберёт все силы и, наконец, преодолеет всё это, то сможет встретиться с ней со спокойной душой. Он сдержит своё обещание. Джордж трансгрессировал к порогу квартиры во время обеденного перерыва, и когда Фред выехал ему навстречу, то увидел блеск в глазах брата и широкую улыбку – младший близнец разве что руки не потирал от предвкушения. Словно хотел заразить близнеца оптимистичным настроем, хотя знал, что первый сеанс, вероятнее всего, причинит большой эмоциональный стресс. - Готов? - он хлопнул Фреда по плечу, когда тот был уже достаточно близко. - Да, - в ответ старший пытался согласиться уверенно, но голос дал слабину посередине, и в глазах Джорджа сверкнуло понимание, ранее почти безумная улыбка смягчилась. - Перед тем, как отправимся… одно твоё слово – и мы уйдём. Что в магазине, что у психотерапевта – почувствуешь себя хоть сколько-то не в своей тарелке, и мы уходим. Без лишних вопросов. Мне куда важнее, чтобы ты чувствовал себя комфортно. Хотя, уверен, Гермиона меня по голове за это не погладит… - Спасибо, - ответил Фред мгновенно. Потому что видел, давно видел, как суетился брат, торопился высказаться, боясь оступиться. Последнее время Фред вообще во многом стал слишком проницательным. И теперь видел и понимал, что Джордж боялся совершить ошибку или оплошность, цена которой – его близнец и их общение. Фред так хорошо ощущал это. Так же чётко, как покалывание на кончиках пальцев, когда коснулся плеча брата в ободряющем жесте. - Спасибо за всё. - Мы уже вроде проходили это, - осклабился Джорджи так, что щёки свело, хотя на лице и сквозила растроганность. - А я не устану это, наверное, повторять. Что я ещё могу в таком положении? Когда они оказались на крыльце магазина, то Фред уже там начинал с интересом оглядывать витрины и крышу в поисках изменений. На полках, естественно, уже виднелся новый товар – среди него был и пустеющий прилавок «Кошмариков». Но наверху неизменно возвышалась фигура в шляпе, внешне похожая на близнецов, как третий брат. Они задержались на крыльце ненадолго, потому что Фреду нужно было собраться с мыслями и ощущениями едва ли не так же, как на Рождество в «Норе». А Джордж вновь стоял рядом и неспешно дожидался – и это вновь была знакомая ситуация. Спустя минуты они наконец вошли в магазин. Над головами их зазвенел колокольчик (импонируя испуганному трепету внутри старшего брата), а в следующее мгновение голоса близнецов начали скандировать какой-то забавный сатирический стишок. Фред был огорошен, получив прямо с порога несколько оскорблений, пусть и шуточных. Он вслух вдруг коротко прыснул смехом и после удивлённо обернулся к Джорджу. Они смотрели друг на друга с мгновение в недоумении, а потом губы младшего растянулись в улыбке, и они оба начали смеяться. На их завывания (Джордж смеялся открыто и громко, а Фред импонировал ему тише, но так же естественно) с разных уголков залов стали стекаться немногочисленные работники: они несмело выходили отовсюду, удивлённо глядя на две фигуры у порога, и только немногие радостно улыбались, узнавая второго хозяина магазина, которого не видели столько месяцев. - Добро пожаловать, мистер Уизли! - поприветствовали они в один голос, а Фред дёрнулся от неожиданности и обернулся. На него глядели несколько пар глаз – и не все знакомые, но он узнал тех, кто работал тут при нём и оставался до сих пор. У прилавка улыбкой сияла Верити, ещё двое спешили пожать ему руку, сверху спускался Рон, перемазанный в какой-то еде (видимо, в обед он отжигал в отсутствие брата) и приветственно махавший старшему. Остальные тоже ему улыбались, сминая в руках сладости или безделушки, видимо, отвлёкшись от работы. И в лицах их Фред вдруг видел столько обожания и счастья от его возвращения, что внутри разрослось приятное тепло – его здесь ждали. - Всем привет! - улыбнулся он, поворачивая коляску навстречу и глядя на всех с признательностью. - Как хорошо, что вы пришли! - и работники даже собирались сказать ему что-то ещё, но Джордж их перебил: - Ну всё, хватит. Работы полно, а перерыв скоро закончится – если полки не будут устроены, когда на магазин налетит толпа, то вам несдобровать. Близнец выглядел по-доброму, когда говорил, и хлопнул в ладоши, разгоняя всех, но в тоне его раздались серьёзность и строгость, которым все подчинились. Поулыбавшись ещё напоследок, работники разошлись (и Фред был рад, что никто не заикнулся про его травму), а близнецы стали приближаться к лестнице, где стоял Рон. Фред замедлил движение колёс специально, потому что не мог делать вид, что он не заинтересован, глядя на изменения магазина. Джордж, поглядывающий на него с волнением сейчас, как и обещался, изменил совсем не многое, и то сделал по их старым задумкам. Фред ещё помнил, как они увлечённо оставляли пометки в старом блокноте, добавляя всё новые и новые пожелания к ассортименту и декорациям магазина, сидя поздними вечерами после изматывающих дней. Сидели там, в квартирке над магазином, свесившись над столиком в гостиной, держа над головами палочки, потому что не было сил сходить хотя бы за свечой, и поочерёдно отнимая перо, чтобы вписать что-то новенькое. Чаще всего там они, привалившись друг к другу, и засыпали в процессе, потому что усталость наваливалась в какой-то момент убийственно. А следующим утром вставали, чувствуя, как ломит спины и шеи, и мучились целый день, чтобы вечером повторить то же. Так было до войны. Фред увидел, что Джордж окрасил отдел с серьёзными штуковинами (которые обычно покупало Министерство) в цвет тёмный, как глубокий океан, и увешал его переливающимися, будто живыми звёздами. А отдел с шутихами, наоборот, пестрел яркими цветами, под потолком вовсе появлялась радуга. И на месте министерской жабы в проёме второго этажа кружил Тёмный Лорд, визгливо и тоненько вереща в страхе перед кем-то. Нового товара почти не было – появились только старые доработки, которые они с Джорджем забросили, когда больше не смогли возвращаться в магазин. И прилавок с «Кошмариками» стоял на пограничье двух отделов – видимо, Джордж не решился причислить его к какому-то одному и поставил вместо этого на самом видном месте по центру. А потом Фред наконец угадал и собственные задумки – полки и стеллажи теперь были оборудованы так, что занимали значительно меньше места, потому как сменяли друг друга, как карусель, если начать их крутить. И пространство потому словно расширилось, передвигаться стало удобнее и свободнее. А ещё за кассой прямо позади Верити возвышались две – именно две! – рыжих похожих головы с приветственными улыбками до ушей. Закончив вертеться, к брату Фред обернулся с неподдельным восторгом в глазах – «Всевозможные волшебные вредилки» блистательно ожили даже после, казалось бы, своей гибели, и выглядели потрясающе благодаря стараниям его родного близнеца. - Выглядит потрясно! - вынес он, довольно усмехаясь, и Джордж отразил его улыбку на своём лице. - Здорово, что ты снова тут, Фред, - пробухтел рядом Рон, всё ещё старательно вытирая рот после обеда, и Фред наконец заметил, что младший надел тот самый миртовый костюм, подаренный ими на Рождество. - Прости, к слову, что я не сказал тебе, что того… работаю здесь. И что руку прикладывал ко всему… - Забудь, всё нормально, я ещё успею с тобой поквитаться, - он осуждающе повёл носом и усмехнулся, заметив на лице Рона испуг. - Тебе идёт костюм. Мы не прогадали с цветом, Джордж! - Да? - близнец оценивающе прищурился, почесал подбородок и, схватив младшего за плечи, покрутил его вокруг оси. - А, может, стоило взять тот, бордовый? При упоминании этого цвета Рон и сам побагровел и, разозлившись, выпутался из рук брата. Близнецы осклабились, замечая эту мгновенную реакцию. - Нет, спасибо, всё и так прекрасно, - проворчал он, оправляя полы пиджака. - А ещё… я, пока вы собирались, подумал над кое-чем… - А нам казалось, что ты набивал брюхо у нас в квартире, - резонно заметил Джордж, вперив руки в бока, как их матушка, и улыбнулся ещё шире, радуясь тому, как живо эмоции на лице брата сменяли одна другую – теперь тот смущался. - Ну, не только это… - попытался тихо оправдаться тот, смотря в пол. - Вообще, я думал о «Кошмариках», которые придумал Фред, и о людях, которые их скупают пачками, и… Ну, знаете, даже сейчас, спустя столько времени после… Я только и вижу, что все ходят грустные. На душе так вязко становится - жуть. Было бы здорово, если бы мы могли сделать что-то для таких людей… Рон закончил речь, споткнувшись, и неловко чесал затылок, сомневаясь, что смог донести то, что хотел. Его братья переглянулись уже без улыбок – младший-то говорил довольно дельные вещи. - Кажется, мы когда-то разрабатывали веселящие тянучки?.. - попытался упомнить Фред, глядя на брата с усилием мысли в лице. - Да… я думаю, если изменить пару компонентов, то можно поменять свойства… - задумчиво произнёс Джордж, вновь почёсывая подбородок. - ...полностью противоположно: навязанное веселье поменять на чувство приподнятости и удачи! - воодушевлённо закончил старший близнец, кривя уголок губ. - Будет сложновато – это почти что «Феликс Филицис», но если сделать его просто попроще и непродолжительного действия… Теперь и Рон выглядел более одухотворённым, взирая на братьев по очереди и ожидая их вердикта. Он глядел на них с таким нескрытым восхищением, теперь и не скрывая того, что был всегда по-хорошему поражён и впечатлён гениальностью братьев, что близнецы, вновь взглянув на него, и сами растерялись. Потом вновь переглянулись. - Рон, к слову, мы хотели открыть ещё один филиал... - заговорил Фред, глядя на младшего брата со всей серьёзностью, которую успел выработать. - В Хогсмиде, - дополнил с улыбкой Джордж. - И подумали, знаешь, так, на досуге… - пространно теперь объяснял старший близнец, взмахнув ладонью. - Возможно, нам будет нужен… - Нет, нам именно нужен, - поправил его Фред. - Да, нужен менеджер… - согласился Джордж, переглядываясь с близнецом. - ...потому что, знаешь ли, мы не можем успевать всё и везде. - Поэтому… - Как насчёт работы менеджером в Хогсмиде? - закончили они одновременно, заинтересованно глядя на брата. А тот и замер так, будто ему на голову снежный ком вывалили: он приоткрыл рот и испуганно озирался то на одного брата, то на другого. - Вы чего же это, опять шутить удумали?.. - попытался догадаться он, всё ещё глядя огорошено. - Нет, ну мы со всей открытостью… - Фред состроил обиженную морду. - ...а он ещё и не верит! - театрально выдохнул Джордж. - Нет, не подождите… то есть, подождите… то есть… вы серьёзно? Правда? - Рон выглядел настолько удивлённым, что близнецы еле сдерживали рвущееся злорадство, чтобы не пошкодить, как в старые времена, над младшим. - Да нет, не шутим, - Фред сложил руки на груди, вскинув бровь, как одна очень знакомая Рону волшебница. - Джордж сказал уже, как ты помогал здесь в моё отсутствие с ведением магазина, подкидывал идеи и прикрывал его рыжую голову, когда он сбегал ко мне… - он окинул близнеца взглядом, - ну, или ещё куда. В общем, ждём от тебя такой же ответственности и за работой в Хогсмиде. Там ты будешь править балом один, но в любой момент сможешь связаться с нами. Понял, как много мы на тебя возлагаем, а? - А потом он крутанул колёса на ноги Рона, шугая брата, отчего тот отпрыгнул, как козлёнок, и опять растерянно уставился на братьев. И тогда до него окончательно дошло. - Я… я п-постараюсь… да… - с, казалось, непосильным трудом выдавил он из себя, растопырив руки в стороны и не зная, куда их теперь деть. - Не слышим! - Джордж демонстративно приставил ладонь к пустой воронке у виска и склонился к брату. - Постараюсь я! - визгливо вскрикнул в ответ Рон, и близнецы удовлетворённо закивали, улыбаясь. - Спасибо… За доверие, да? Или за работу?.. - буркнул он, но братья уже не особо слушали, громко и ободрительно стуча его по спине, забавляясь. Ещё полчаса Фред бродил по магазину с братьями, слушая их рассказы о прошедших изменениях и сопутствующих проблемах, осмотрел лабораторию в подвале (там уже в разработке были пилюли против усталости, которые почти месяц назад они с Джорджем обсуждали в квартире, а ещё в котелке варилось какое-то новое зелье – Джордж загорелся желанием повторить пузырьки из маггловской газировки). Потом они поднялись в кабинет, где Фред удовлетворённо отметил, что его место всё ещё было свободно (Рону был предоставлен отдельный столик). Напоследок он и Джордж посетили квартиру – там тоже ничего не изменилось. Даже комната самого Фреда была в том самом состоянии, какой он её оставил во время войны – Джордж лишь время от времени прибивал пыль (ещё бы – будь она вычищена до блеска, это равнялось бы тому, как если бы Фред был покойником). Именно зрелище заброшенной, захламлённой комнаты навеяло на старшего близнеца прежнюю хандру и понимание того, куда он отправится чуть позже. Он сразу вспомнил, как собирался отсюда в спешке, переворачивая всё кверху дном в поиске вещей, потому что Пожиратели, напавшие на их магазин посреди дня, уже буквально были у дверей. Вспомнил вообще эту гнетущую атмосферу войны и ощутил, как брюхо стянуло крюком. Пора было уходить. Уже в разгар рабочего дня, еле протолкнувшись с коляской к выходу, близнецы, наконец, отправились в клинику. Старший глядел на нужную дверь с сомнением и страхом, но, почувствовав на плече ободряющую руку, собрал всю смелось и решился. Джордж остался ждать за дверью, чтобы поддержать брата хотя бы так. На работу он, конечно, и не думал спешить (и тогда Фред понял, что, всё-таки, не зря они приняли Рона в штат – очень удобно). Хотя он и думал, что готов был работать над своими внутренними проблемами, убеждал себя, что всё будет хоть в какой-то мере хорошо, в первую встречу Фред воспринял психиатра в штыки. Он не хотел обсуждать то, что чувствовал, отвечал на вопросы, с трудом переступая через себя и с ещё большим трудом сдерживаясь, чтобы не нахамить. Самым простым, как оказалось, было записаться и прийти. Самое сложное было уже на сеансе. На практике всё, о чём он думал, убеждал себя, оказалось куда тяжелее. Прямо в самом начале, почти сразу после того, как Фред поведал о себе буквально в нескольких кратких ёмких фразах («я не могу ходить» и «я пережил войну» было самым основным, что он мог о себе рассказать помимо имени), мужчина попросил рассказать о причине, по которой Фред пришёл. И Уизли не смог найти ничего лучше, чем сказать о недавнем своём припадке. И уже от одного воспоминания, которое он так старательно столько времени избегал, прятал, о котором просил забыть и Гермиону, сдавило шею. На глотку словно повесили замок, который сковал гортань и мешал говорить, сжимаясь с каждой обронённой фразой всё туже. Фред с трудом смог выдавить из себя всего пару слов о произошедшем. Было так тяжело просто думать об этом, что у него даже потемнело в глазах, и Уизли думал только о том, чтобы всё это побыстрее закончилось. Но мистер Гиббз (а именно так звали этого психиатра-сквиба) остановил его на полуслове в какой-то момент. То ли ему было достаточно того немногого, что смог из себя выжать Уизли, то ли видел, как ему стало плохо – в любом случае, Фред был благодарен, что его не заставили продолжить. Потом мистер Гиббз просил рассказать его о том, как он провёл время после войны. И здесь опять сдавило горло. А помимо него ещё и внутренности свернулись клубком, с болью затягиваясь под лёгкими, почти осязаемо пульсируя. Язык Фреда немел сам собой, губы слушались всё хуже, и в общем он чувствовал не слишком хорошо – тело будто боролось само с собой, ополчившись против Уизли и того, о чём он говорил. Он словно переживал всё это заново: недели в больнице, сокрушающую жалость семьи, ссоры, драку с братом, отсутствие магии, постоянную и чаще ненужную, навязчивую помощь. Вспомнил, как его подозревали в том, что он хотел убить себя (и усмехнулся слишком громко на этом, потому что в итоге-то потом он в самом деле стал об этом помышлять – да и это уже было в прошлом). Мистер Гиббз что-то быстро отмечал на листе. А Фред старался не вспоминать всполохи и взрывы заклятий, шумевших в его ушах во время битвы, потому что пальцы вновь начинали мелко подрагивать. Настолько явственны были некоторые воспоминания, что Фред мог поклясться, что чувствовал те самые запахи и собственные ощущения, когда был там. От этого становилось ещё более тошно. Под конец Фред вовсе сдулся и остался без сил, развалившись в кресле, закинув голову к потолку, наплевав, что за его словами и движениями внимательно наблюдал психиатр, и думал о том, что ни в коем случае не проронит и слезы рядом с мистером Гиббзом. Не уронил ни перед кем – и здесь не сломается! Только он всё боялся (до дрожи, до отчаяния почти), что его заставят рассказать о том, что случилось второго мая и месяцами позже, после его побега от семьи… - Мистер Уизли, Вы не вернулись с войны, - заключил психиатр, на что Фред тут же в защите ощерился: - Да, по крайней мере часть меня навсегда осталась там! - и он чуть ли не с хохотом хлопнул себя по ноге, чувствуя, как внутри стало закипать жгучее недовольство. Мистер Гиббз на его резкие ответы реагировал безэмоционально – только постоянно фиксировал что-то в своей тетради, противно скрипя карандашом, чем злил Фреда ещё больше. Всегда было куда проще, когда люди обоюдно бурно отвечали на его фразы сквозь зубы: злились в ответ или, наоборот, сникали, словно застыдились чего-то. А психиатр не реагировал никак. Это бесило. - Скажите, мистер Уизли, есть ли у вас кто-то, кому вы можете довериться? - Есть, - пробурчал Фред, всеми силами сейчас стараясь отойти от того, что рассказал и пережил заново ранее, даже за милую душу чуть-чуть проклиная досадливого, постоянно любопытствующего психиатра. - Расскажете о них? В ваших словах часто фигурировало, помимо имён семьи, имя некой Гермионы. Да, его выводил из себя весь этот разговор, потому что Фреду не нравилось, какие моменты прошлых месяцев и какие чувства следом вытягивал из него мистер Гиббз. Вытягивал цепкими раскалёнными щипцами – больно, но так ловко, самое мучительное. Знал, за что хватать. И кого хватать. И ещё больше удивляло (и снова же – бесило), с каким одобрением мистер Гиббз смотрел на то, как Фред злился. - Она моя… сожительница, - ответил он через себя. - Сейчас. Мы вместе учились. - И вы, значит, хорошо знакомы? Может, она подсказала вам пойти к психиатру? Увидела что-то, чего вы не видели? И снова тот попадал в яблочко. - Да, и что? Может, поговорим о чём-то другом? - угрюмо произнёс Фред, глядя на психиатра исподлобья. Ему не хотелось делиться настолько личной информацией. Особенно о том, что их с Гермионой связывало, и какие чувства она у него вызывала. Потому что это – его. Отдавать он не хотел никак. А мистер Гиббз выдохнул, снял очки и положил перед собой – Фред уставился на них, усилием сохраняя контроль. - Поймите, мистер Уизли. Я лишь хочу помочь. А чтобы это сделать, мне нужно задавать вопросы. А вам – отвечать на них. Правдиво, искренне, не скрывая. Понимаете? Потому что чем больше вы недоговариваете, тем дальше мы будем отходить от цели, хуже будет работа и результат. Я иду навстречу вам. Вы – мне. Хорошо? Фреду не оставалось ничего, кроме согласного кивка. Ему пришлось рассказать, что во многом благодаря Гермионе он не сошёл с пути окончательно, что её присутствие рядом помогало ему держаться… За помощью ей, заботе о ней он обрёл долгожданное спокойствие, но сам забыл, что у него тоже были проблемы и с ними тоже было нужно работать. И именно она же ему об этом напомнила, решив уехать. Это их решение психолог одобрил мгновенно, оценив по достоинству соображения незнакомой девушки. И Фред слегка усмехнулся, почувствовав гордость за Грейнджер. Он распахивал душу перед незнакомым человеком, чего до конца не позволял даже перед близкими. Фред был голым, беззащитным и вновь злым - и всё это предоставил сам, выбрал сам. Мистер Гиббз ходил по тонким струнам его больных нервов, с интересом всматриваясь в то, что можно было когда-то назвать душой. Это нечто было искореженное, мерзкое, разодранное - таким представлял Фред свою душу. А ощущалась она, как оторванная неживая конечность. Когда их время подходило к концу, Фред чувствовал себя выжатым как лимон (а, может, вернее – убитым), мелко подрагивая после тех эмоциональных горок и сдерживаемых, рвущихся слёз, ощущая, как внутри словно нежить какая скребёт от брюха до глотки, пытается разодрать его изнутри или, может, сожрать, напоследок оставив, наверное, вкусный свихнувшийся мозг. Было ужасно плохо, и Уизли не выл в голос только потому, что с трудом мог пошевелиться в кресле и не находил в себе сил даже просто на то, чтобы посмотреть на мистера Гиббза своим самым страшным взглядом. Психиатр оставил ещё несколько слов в своей тетради и, закрыв её, обратился к Фреду: - Могу предположить, что у вас была паническая атака. Это случается с людьми из-за шаткого душевного состояния. В вашем случае в первую очередь, конечно, виновата война и ранение – именно с ними и было связано ваше видение. Ещё меня заинтересовали конфеты в вашем рассказе… Я напишу вам рекомендацию о том, что поможет вам избежать повторения. Передайте их тем, кто с вами чаще всего рядом и тем, кому доверяете. Я полагаю, вы понимаете, о ком речь. Большего на данный момент сказать не могу – чувствую, нас ждёт долгая работа, мистер Уизли. О некоторых – довольно занимательных – вещах я ещё очень хочу послушать на следующем сеансе. - И что же… - язык заплетался после двухчасовой болтовни, - вы поможете мне? Фред не был уверен, что незнакомый человек, даже являясь вроде как специалистом, захочет ему в самом деле помогать. Фред имел малое представление о работе такого... лекаря? Он боялся, что ему откажут. Резко, быстро откажут в его единственной слабой попытке попросить и принять помощь. Но Мистер Гиббз склонил голову, внимательно вглядываясь во Фреда, отчего ему стало не по себе ещё больше, но взгляд его плавно смягчился, и вежливая улыбка коснулась сухих губ: - Почту за честь помочь герою войны. Я берусь за вас, мистер Уизли. Вы поступили верно, решив обратиться к специалисту. Никому не стоит быть наедине со своими проблемами. Порой даже самыми, казалось бы, незначительными. Потому что в голове одного человека они превращаются в большое чудовище, способное сожрать рассудок. Но теперь у нас две головы, верно? Фред кивнул и даже смог улыбнуться уголком губ, почувствовав, как облегчение и благодарность окатили его с головой. И неприязнь к мистеру Гиббзу отступила. Психиатр ответил тем же. - Колдовать вы не можете, вероятно, всё из-за тех же психологических блоков. Вы упомянули, что недавно наконец смогли воспользоваться палочкой. Иногда эти блоки смещаются или спадают под давлением от других переживаний и эмоций. Тогда с вами что-то случилось? - Да… - Что ж, об этом я тоже хочу услышать в следующий раз. И периодические тренировки вам всё же не помешают. - Что насчёт ног? - неуверенно спросил Фред, понимая, что это немаловажно. - Что вы имеете в виду? - кустистые брови мужчины сошлись у переносицы. - Я начал снова их чувствовать... - ответил Уизли осторожно, словно боясь сглазить. - Не постоянно – время от времени, но всё же… - …Расскажите подробнее. И Фред так кратко, как смог, рассказал о тех немногочисленных моментах, когда ноги вновь ему подчинялись – и один из этих моментов он сам, к слову, даже не застал. Время сеанса поджимало, следующий клиент уже ждал за дверьми, но мистер Гиббз не гнал Фреда взашей – слушал вновь внимательно, кивал, опять записывал. И после конца рассказа, подумав с минуту, ответил, что не возьмётся загадывать (ведь даже лекари не смогли поставить Уизли на ноги), да и информации было всё ещё мало… Но, тем не менее, он мог предположить, что проблема здесь лежала та же, что и с магией. После сеанса Фред, попав в квартиру и распрощавшись с таким же воодушевлённым братом, первым же делом написал Гермионе письмо и выслал совой. В нём он кратко описал то, что случилось, а ещё отослал те самые рекомендации от психотерапевта. Грейнджер не заставила себя долго ждать – за кучей книг и пергаментов для подготовки к экзаменам она выкроила пару минут для него, написала краткий, но эмоциональный ответ, и Фреда окончательно отпустили прошлые сомнения. Он был так счастлив, потому что ему наконец-то подарили необходимую надежду, что даже подозрения ушли на задний план. И первое время ему казалось, что теперь всё будет хорошо.