Крыжовник и сирень

Снег забился мне за воротник, И вода затекает за шею. Снег мне, кажется, в душу проник, И от холода я молодею. Что мы смотрим на снежную гладь? Мы ее, чего доброго, сглазим. Не могу своих мыслей собрать. Ты снежком сбила их наземь. Седины моей белой кудель Ты засыпала белой порошей. Ты попала без промаха в цель И в восторге забила в ладоши. Ты хороший стрелок. Ты метка. Но какой мне лечиться микстурой, Если ты меня вместо снежка Поразила стрелою амура?* Ночью Гермиона спала спокойно не благодаря сливочному пиву, а благодаря леденцам близнецов, и во снах видела лишь мгновения светлого утерянного детства – они были добрыми, искренними и слишком реалистичными. Потому Грейнджер проснулась утром следующего дня со слезами тоскливой грусти на глазах. На соседней кровати всё ещё лежала проснувшаяся Джинни, рассеянно глядящая в деревянный потолок, и Гермиона решила тихонько стереть влагу под глазами, пока та не видела. - Ты проснулась? - улыбка расцвела на веснушчатом лице Уизли, когда девушка расслышала шевеление рядом, и Гермиона не могла не улыбнуться в ответ. - Давно не спишь? - Кажется, нет. Всё тело ломит от вчерашнего катания – и пошевелиться не могу. Лежу вот, жду, когда ты меня расколдуешь как-нибудь. Гермиона вдруг начала сипло посмеиваться, сонно потирая лицо. - Джинни, как же так! Ты ведь играешь в квиддич! - Ну, вот так как-то, - вздохнула Джинни вымученно. Ей уже правда порядком надоело вот так вот лежать без дела. - Сделаешь что-нибудь, пожалуйста? - Ничего обещать не могу, - всё ещё хихикая, Грейнджер дотянулась до своей палочки на прикроватной тумбочке и, поразмыслив, применила одно известное ей заклинание. - Получше? - Гораздо, - отозвалась подруга, начав активно размахивать руками и потом ногами, испытывая мышцы. - Так-то лучше! А ты тоже, к слову, долго не валяйся. Надо успеть в эти дни побольше, чтобы на экзамены ехать со спокойной душой, ага? Уизли резво спрыгнула с кровати и торопливо направилась в душ – Гермиона ещё время слышала топот её ног наперегонки с чужими. Грейнджер перевернулась на спину и шумно вздохнула, всё ещё ощущая тяжесть, оставшуюся после сновидения. Часы забили девять утра, и Грейнджер подумала, что хотела бы ещё недолго полежать в постели. Лишь бы не опоздать на завтрак. Осадок после чудесного, но такого грустного сна ещё лежал у неё на душе, потому Гермиона с усталым стоном перевернулась, зарылась носом в подушку и крепко прижала к себе одеяло. Ей всегда нравилось, как пахло бельё в «Норе»: здесь был какой-то еле уловимый запах порошка и свежескошенной травы. Не было места яблокам, но и так тоже хорошо. Перины здесь всегда были мягкие и свежие. Приветливые солнечные лучи по утрам мягко пробивались сквозь окна. Круглый день в «Норе» слышался непрекращающийся гомон: из разных углов дома стекались отзвуки спорящих возгласов, весёлого смеха, тихих или громких переговоров. Все они звучали очень органично для этого места – «Нора» с трудом представлялась без этого круглосуточного шума. (После того, как большинство детей отсюда съехали, его, конечно, должно было стать значительно меньше, но Гермиона не могла судить – она возвращалась сюда тогда же, когда остальные.) Дом Уизли был родным. И потому дарил ей то самое нужное ощущение мира на душе. Когда с первого этажа начинали громче и громче раздаваться голоса и галдёж, Гермиона справедливо предположила, что пора было вставать: Уизли уже подтягивались на кухню к завтраку. Глубоко вздохнув для рывка, она резко поднялась и отправилась в душ, у которого, увы, ещё была небольшая очередь (сонный Гарри и торопящийся Перси). Ко времени, когда Гермиона спустилась самой последней, в столовой уже был полный ажиотаж (и ей очень понравилась эта разница по сравнению с её одинокими завтраками на Косом переулке). Окрылённая заботами миссис Уизли прямо парила от плиты к столу, за которым успело рассесться всё семейство, кроме Перси. Его, вероятно, вновь срочно вызвали в Министерство. Зато добавились новые лица – рядом с Джорджем вдруг оказалась Анджелина, бывшая гриффиндорка и ныне подружка младшего близнеца Уизли. Она выглядела несколько смущённой и то и дело порывалась помочь Молли, которая ей отказывала каждый раз и предлагала просто посидеть и покушать. В лице Гермионы она, однако, увидела поддержку: девушки кивнули друг другу, и Грейнджер всё же тоже попыталась прихватить одну из тарелок, чтобы помочь хозяйке, но была усажена на стул рядом с близнецами. У неё попытка тоже провалилась. Рон, получив свою порцию сразу после мистера Уизли, уже уплетал омлет за обе щеки. Гарри, постепенно просыпаясь, не слишком-то увлечённо ковырялся в тарелке. Кажется, вчерашний вечер на нём сказался тяжелее, чем на его друге, чей бездонный желудок переваривал любую отраву или токсин без особого труда (исключение составили конфетки Ромильды Вейн). Напротив них сидели словно совсем не выспавшиеся и тихие близнецы, отрешённо попивавшие кофе. Их потрёпанный и всклокоченный вид заставил Гермиону подумать, что те ночью точно не спали, а занимались какими-нибудь разработками. Джинни, уминая собственный завтрак, выглядела самой выспавшейся и отдохнувшей – она словно лучилась изнутри. - Так ты тоже здесь, Гермиона? - спросила Анджелина, неловко елозя на стуле, но старательно это скрывая. - Хотя почему я удивляюсь – ты ведь часто оставалась здесь на каникулы? - Да, - отозвалась Грейнджер, с благодарностью принимая свою порцию с завтраком. - А ты, Анджелина? - Джордж пригласил меня. Но я, похоже, пришла слишком рано. Уголки губ Анджелины дёрнулись, и Гермиона постаралась ответить ей улыбкой. Они никогда особо не общались в школе, хотя случалось, что они поддерживали друг друга из женской солидарности. И всё же было неловко общаться за пределами факультетской гостиной. К счастью, инициативу на себя взял встрепенувшийся Гарри, начавший вдруг говорить о квиддиче, а потом к ним подтянулись и Джинни с Джорджем. Гермиона смогла спокойно поесть, хотя присутствие молчаливого Фреда по правый бок её довольно сильно сбивало. - Ну что, открываем подарки? - спустя время предложила миссис Уизли, когда тарелки уже были пусты. Она, довольная и раскрасневшаяся, вытирала масляные руки об полотенце. - Открываем, - отозвался Рон без особого энтузиазма – он уже знал, какие подарки его могут ждать – и обтёр ладони о штаны. Все в семье, естественно, получили от Молли Уизли очередной шерстяной шедевр, потому сыпали благодарностями, пока расчувствовавшаяся волшебница раздавала детям поцелуи и поздравления. Даже Анджелине перепало – не вязаное изделие, но коробка сладостей (Молли не успела подготовиться к её приходу). Гермиона получила по подарку от Гарри и Рона (набор для письма и новенькую хорошенькую книгу о магии разных континентов), Джинни ей вручила набор по уходу за лицом, от Джорджа лежал запакованный пакет сладостей разного предназначения. Подарок ей оставили даже Билл с Флёр – под елью лежали приятно пахнущие французские духи. Фред, конечно, тоже кое-что оставил для неё. Она, не удержавшись, подняла глаза и взглянула в его сторону. Гермиона оставила ему свою детскую книгу, о которой столько лет заботилась. Ей казалось, что он тоже сможет сберечь её. Фред открыл её подарок, потом поднял взгляд, и они вдруг столкнулись взглядами – Уизли смотрел с благодарностью. Но Гермиона только пристыженно опустила глаза. - Вот это да! - вдруг воскликнул Рон, привлекая внимание всех рядом сидящих. - Это ж кто так раскошелился?! - Носи и хвались, - отозвался Джордж, всё ещё пьющий кофе за столом (которая это была кружка – Гермиона могла сказать с трудом). Все с интересом разглядывали новенький костюм миртового цвета у Рона в руках. - Это от нас с Фредом. Мы рассчитывали, что ты будешь расхаживать в нём по Министерству, весь такой важный... - Мать стрельнула на него не самым добрым взглядом, отчего близнецы сдавленно усмехнулись. - …Но раз планы изменились, то хотя бы будешь выглядеть презентабельно, представляя магазин. - Большое спасибо! - поблагодарил Рон, пару мгновений посомневавшись, надсмехаются над ним или всё же нет, и теперь с искрами в глазах оглядывал свой новенький костюм. Потом они все разошлись, и на кухне остались одни женщины. Работы было немного, но и Анджелина с Гермионой решили вежливо и услужливо присоединиться. И всё это время, пока они были заняты делом, в доме при наличии двух дебоширов и ещё двух людей, постоянно ищущих приключений, (выбирайте сами) было странно, слишком странно тихо. Пока Молли и Джинни убирались в столовой и на кухне, Артур Уизли ушёл на работу, а Анджелина и Гермиона, вызвавшись, мыли посуду. Оставшийся мужской состав по какой-то причине собрался в отдельной комнате у маленькой детской кроватки. Тедди Люпин не любил спать в «Норе». Потому что его детские глазки всегда слишком сильно интересовались жителями дома, которых всегда было очень много (в отличие от дома его бабушки, где они жили только вдвоём) и каждый из которых был очень рыжим. Мальчик любил смотреть по сторонам: разглядывать деревянные стены, потолок, чудеса в доме и особенно – самих Уизли. Он вот и сейчас не спал – с интересом глядел на три свесившиеся к нему рыжие рожи и, заметив знакомую физиономию в круглых очках, счастливо улыбнулся и выдавил из себя непонятные приветственные звуки. Он размахивал свободными ручками и ножками и пытался говорить на языке, пока ему не слишком знакомом. Со всех сторон его обступили четверо больших дядек, и он с удивлением и детским интересом наблюдал за тем, как они пытались предложить ему игрушки, тянули к нему свои огромные (по сравнению с его головой) руки, пытаясь мягко ухватить за ладошку или пятку. Он отвечал на эти касания, не слишком-то понимая, чего от него хотят – только хватал ладошкой очередной палец, который ему пытались подсунуть. Уизли, свесив носы, глядели на чадо с интересом, наверное, большим, чем он на них. Привыкший к наличию крестника Гарри за этой картиной наблюдал с нескрытой усмешкой – вспоминал и себя самого в первые недели знакомства с малышом. Рон, корча даже не смешные, а скорее устрашающие, рожи, размахивал игрушкой перед носом Тедди. В то время как Джордж, не оценивший эту его игру, то и дело отпихивал безобразно огромную руку брата и пытался ласково говорить с ребёнком. Но они-то уже успели попривыкнуть к Тедди Люпину – Гарри брал его с собой в «Нору», когда миссис Тонкс не могла сидеть с внуком. А вот для Фреда, который спустя столько времени видел малыша Люпин впервые, это было слишком в новинку. Он выглядел поражённым за душу – это было видно по его лицу и глазам, увлечённо рассматривающим маленького человечка. Старший из близнецов уже который раз неуверенно порывался протянуть к ребёнку руку, чтобы коснуться, понять, что это маленькое существо живое, что оно – ребёнок ранее живших (и ныне мёртвых) людей, с которыми Фред был хорошо знаком (которых не уберёг и винил себя в этом). Но в итоге он каждый раз останавливался почти в страхе (в страхе коснуться? Навредить? Что-то понять? Оступиться?). И когда Гарри помог ему найти себе место, положив его руку на перила кровати и показав, что её можно раскачивать, лицо Фреда просветлело. И Поттер увидел не только интерес, но и сожаление вперемешку с чем-то ещё. А Фред лишь вспоминал родителей Тедди и думал о чём-то, живо бередящем душу. Все они сидели, плотно обступив очаровательного рыжеволосого малыша, а Рон пустился в рассказ своей любимой детской сказки о Зайчихе Шутихе и пне Зубоскале. Малыш слушал вполуха, недоумённо разглядывая два одинаковых лица слева и справа от его кроватки. Взгляд его непонятливо скакал с одного брата на другого, маленькие брови хмурились, выражая попытку понять, что это за чудеса такие, что – раз! – и человек располовинился? Но ответов он, сколько бы ни думал, не получал. А в это время женщины внизу закончили убираться, и Молли попросила Гермиону о двух вещах: позвать вниз Джорджа и Рона (тон их матери не сулил им ничего хорошего), а ещё сходить на чердак и найти старые ёлочные игрушки. Грейнджер вытерла мокрые руки кухонным полотенцем и поднялась по лестнице в попытке найти пропащих друзей. Почти во всех комнатах было неожиданно пусто, в коридорах тихо, отчего девушке начало казаться, что скоро грянет очередная буря – всполох веселья или, наоборот, ссоры. Однако опасения её были напрасными, потому как Гермиона спустя несколько минут поисков услышала, как из комнаты мистера и миссис Уизли раздался приглушённый и неожиданно мягкий голос: - …И тогда сказал он: «Если любишь один цветок, единственный в своём роде, не похожий ни на какой другой, то достаточно и того, что, смотря на небо и зная, что твоя роза где-то там, ты будешь счастлив».** Гермиона застала их в комнате как раз на этом моменте и, заметив четыре головы, свесившиеся с интересом и умилением над кроваткой, не могла не улыбнуться растроганно. Фред, окончивший реплику, не успел открыть рта для продолжения сказки, которой малыш Тедди неожиданно увлечённо внимал (или увлёкся он рассматриванием всё того же говорящего?), потому что Джордж и Гарри вдруг задрали головы, застав кого-то на пороге. Он тоже обернулся к ней, а Гермиона в очередной раз ощутила стыд. Она опустила глаза на кроватку, лишь бы не смотреть на Фреда, делая вид, что заинтересована дрыгающимися в негодовании пятками Люпина младшего. - Рон, Джордж, миссис Уизли просила вас спуститься к ней в кухню. Её мрачный тон воспринялся как нечто предупредительное, потому комната на время погрузилась в тишину. - Судя по твоему траурному виду, нас ждёт что-то серьёзное, - медленно произнёс младший близнец и, поколебавшись, поднялся с места – за ним тут же последовал Рон. - А сказка, к слову, хорошая. Но вряд ли он её поймёт, - братья остановились у двери. - Думаешь? - сконфуженно спросил Фред, почесав затылок. - Да уж, - ответил раньше Гарри, усмехнувшись. - Но ничего – у тебя ещё будет время рассказать её ему потом, когда он станет повзрослее. - А что за сказка, кстати? - поинтересовался Рон напоследок, круто повернувшись на пятках и застряв на пороге. - «Маленький принц», - Фред и Гермиона ответили одновременно. Они слегка удивлённо смотрели друг другу в глаза несколько быстрых мгновений (между ними – все это почувствовали – была какая-то натянутость), и, когда Грейнджер вновь отвела взгляд, умолкнув, Фред закончил: - Маггловская. Джордж и Рон хмыкнули, оценив, и вышли из комнаты. Фред и Гарри остались одни, когда и Гермиона беззвучно поднялась по лестнице. Какое-то время в комнате было тихо: оба парня наблюдали за вдруг разговорившимся в возмущении Люпином (он так и не успел понять, почему человека стало двое!) и долго молчали. Уизли даже успел выпасть из реальности, как вдруг раздалось: - Я знал, что Гермиона живёт с тобой, - отозвался Гарри, и Фред чуть вздрогнул, обнаружив, что тот смотрел на него всё это время. - Она сказала? - помолчав, спросил Уизли. - Да. Но Рону не говорила. - Ты? - Нет, - Поттер покачал головой почти в такт раскачиванию кроватки. - Я думаю, он сам догадался. Потому что говорить больше некому – знали я да Джордж. - Ну, - растянул Фред, - он может быть необыкновенно проницательным в неожиданные моменты. - Это да, - Гарри мягко улыбнулся и ненадолго задумался. - Сказку ты от Гермионы узнал? - Да, она давала почитать. - Понятно. Они снова надолго замолчали, но Фред почему-то не хотел уезжать, хоть и сжимал нервно колёса коляски. Он пристально глядел на розового младенца, пускающего пузыри из соплей, и диву давался, что это чадо принадлежало Люпину и Тонкс. Как напоминание о том, что те жили, как продолжение их собственных, отнятых войной жизней. В голове стало яснее, и Фред пока не понимал, к чему вели его все эти открытия. - Я рад, что ты здесь, - он снова поднял глаза и увидел по выражению лица Поттера, что тот говорил серьёзно и искренне, отчего напряжение внутри смягчилось. - «Нора» была нецелой без тебя, если честно. Фред постарался благодарно улыбнуться и ответил: - Спасибо, что позаботился о них. - Ну… вы мне вроде как вторая семья. Я бы не остался в стороне. Они улыбнулись друг другу открыто, какой бы кривой ни оставалась улыбка у Фреда. - Как дела в Министерстве? - Фред прямо почувствовал, как с облегчением чувств к нему начинала возвращаться разговорчивость, возрождённая Джорджем. - Нормально, - отозвался Гарри, улыбнувшись, словно щёки свело от кислоты лимона. - Много риска, достаточно хорошо завершённых дел, но много и смертей. Недавно чуть не лишились нескольких мракоборцев. Они еле продержались против Пожирателей, пока ждали помощи, - Гарри говорил о таких жестоких вещах, но тем не менее на крестника смотрел ласково. - Они… были слабыми? - неуверенно спросил Фред, пробуя попытку вновь объяснить все неудачи привычной безвольностью. Он хотел разобраться. И не только в том, что ему рассказывал Гарри. В ответ Поттер посмотрел на него вдруг строго, что-то мудрое сквозило в его зелёных глазах. - Силён тот, кто справился с проблемой. Даже если при этом он прибегнул к чужой помощи... Уж мне ли не знать, - парень вдруг сник, натянуто улыбнувшись каким-то воспоминаниям, и Фред живо вспомнил, как Гарри уже рассказывал им однажды, что почти всегда при борьбе с чем-то или кем-то полагался на чужую помощь. Уизли нахмурился, размышляя. - Те мракоборцы были в хорошей форме, - тем не менее продолжил Гарри. - Но никогда не знаешь, хватит ли твоих собственных сил на что бы то ни было. Они услышали грохот сверху, прекрасно зная, что сейчас наверху был только один человек, и недоумённо переглянулись: Гарри усмехнулся и кивнул на дверь, предлагая проверить. Фред попросил отлевитировать его наверх. Гермиона смогла с трудом открыть чердак, который ни разу за все семь лет здесь не замечала – она всегда думала, что чердак как раз занимал Рон (так и было), а вот этот проход, слившийся с остальными досками, в упор не замечала. Кусок потолка чуть было не обвалился следом за распахнутой дверью, из которой тут же посыпались песок и пыль, чуть не припорошив кудрявую голову Грейнджер, успевшей вовремя отскочить. Следом за этим с чердака вывалилась не слишком-то крепкая лестничка, отчего Гермиона подумала, что не зря Джинни посмотрела на неё с таким ужасом в глазах: туда лезть – только за смертью идти. И она, покрепче ухватившись за выступ, сунула ноги в перекладины и резво поползла, лишь бы не упасть в самый ответственный момент. Чердак был очень грязным, захламлённым (хуже, чем комната Рональда) и тёмным. Благо, не было мышей или крыс (хотя Молли Уизли бы точно проследила за такими паразитами, что делало ещё более удивительным то, что она сохраняла чердак в таком состоянии). В воздухе летала поднятая пришествием Гермионы пыль, которую было слишком хорошо видно благодаря свету из окна прямо в откосной крыше. Грейнджер с трудом могла решить, где начать искать, потому что коробок и ящиков здесь была целая куча. Она громко чихнула, даже чуть покачнувшись на месте, и решила распахнуть окно – в небольшую комнатку тут же пробрался свежий леденящий ветер с небольшим ворохом снега, унося летящую пыль подальше. Гермиона и сама на мгновение выскользнула к окну, свесив голову и заметив, как внизу в небольшом огородике в снегу резвились Джордж и Анджелина. Они весело, совсем уж по-детски смеялись, бросаясь снегом и убегая друг от друга. Гермиона не могла не улыбнуться, глядя на них, да и сама почувствовала, как настроение стало приподнятым. И тут ей почти в лицо прилетел снежок. Грейнджер свесилась и погрозила кулаком ухмыляющемуся Уизли. Решив вернуться к делу, она вдруг привалилась к какой-то коробке и, с грохотом уронив её, тихо поругала себя. Из ящика вывалились какие-то старые ржавые железяки, отдалённо напоминавшие маггловские механические приборы, и Гермиона взмахнула палочкой, приводя бардак (куда уж тут ещё хуже) в порядок. Она бы очень хотела, чтоб её никто не услышал, но, естественно, это было не так, потому что снизу вдруг раздалось: - Я помогу, если поднимешь меня на чердак. Грейнджер пораскинула мозгами, раздумывая, так ли нужна ей помощь (нужна!), тем более от Фреда, с которым у них теперь не всё ладно из-за неё, поприценивалась к размерам чердачка и разъёму дверки. Всё было против неё. Она взмахнула палочкой: - Локомотор, коляска! - и Фред, вцепившийся в колёса ради равновесия, оказался напротив неё на расстоянии вытянутой руки. - Миссис Уизли знает, как выглядит чердак? - невзначай спросила Грейнджер, стряхивая с волос и одежды противную пыль (тщетно). - Конечно, нет, - он звонко чихнул со своими словами. - Она сюда не ходит. И не знает, что мы с Джорджем, а ещё па, эксплуатируем его в качестве склада для ненужных вещей. Она быстро взглянула на него, переборов желание отругать, и обвела рукой помещение: - И где же тут старые ёлочные игрушки? - Посмотри в том углу, - недолго размышляя, посоветовал Уизли. Гермиона тут же сунулась в ту кучу (довольно резво, словно мышь сбегала от кота). - Кстати, хотел сказать… мы в самом деле хотели приготовить суп в тот день, - сообщил Фред, глядя на профиль склонившейся над коробками Грейнджер. Она заметила, что голос его звучал теперь уже довольно ровно, даже бодро, как в старые времена. - Знаешь, для тебя. Гермиона на мгновение замерла, уронила что-то похожее на «спасибо» и стала ещё более увлечённо разгребать мусор. Фред, пользуясь моментом, вновь смотрел на неё, пытаясь запечатлеть в памяти пружинки кудрей, тонкие запястья и задумчивое выражение лица, но, когда на его плечо упала пригоршня снега, сдутая ветром снаружи, он обратил взгляд к окну, замечая за домом знакомые верхушки деревьев. - А вон в том лесу, - медленно произнёс он вслух и указал пальцем на густо строящие ели (улыбка тронула его губы), - я и Джордж часто бродили со старшими… Было бы, конечно, здорово снова прогуляться там. Он говорил просто и без тоски, потому что до него почему-то не сразу дошло, что он не мог. И после осознания этого он нахмурился, поджал губы и, крепко перед тем зажмурившись, перевёл взгляд на Гермиону. Она замерла над коробкой, привлечённая его словами, и смотрела прямо на него. Фред заметил её мягкий сожалеющий взгляд и тут же, вздрогнув от неприятных ассоциаций, сменил тему: - Послушай, я только что вспомнил… Мы с Джорджем в ходе эксперимента случайно уничтожили их. Грейнджер выпучила глаза так сильно, что те чуть на лоб не полезли, и мигом поднялась на ноги: - Что?! - Ну, а ты думала, почему Джордж приволок новые?! Гермиона с восторгом оглядывала мраморный простор поля перед «Норой» и чувствовала, как колючий воздух морозил щёки и ноздри – так, что она закашлялась. Девушка поплотнее запахнула пальто и вжалась носом в новый вязаный шарф, подаренный миссис Уизли. Снега за ночь выпало предостаточно – вон, ступивший было в сугроб Джордж тут же увяз в куче почти по пояс (его со смехом и не без труда вытянули Рон и Гарри). - Давай-ка наложим на колёса заклинание, чтобы меньше застревали, - предложил Поттер, отряхиваясь от снега и подходя к Фреду. - Гермиона знает такое. - Магглы не заметят, думаешь? - он посмотрел на Поттера с большим недоверием. - Да они сегодня больше праздником увлечены, - отозвался за него Рон, интенсивно вытряхивая из ботинка снег. - А на дорогах много досок уложили - по ним и покатишься до места. Главное доехать до этих самых досок в деревне. И Гермиона, дождавшись окончания разговора, взмахнула над коляской волшебной палочкой. Не было протоптано ещё ни одной дорожки (кроме той, которой ушли Артур и Перси, отправившееся в Министерство, но их шаги прерывались после преодоления барьера, откуда они оба и трансгрессировали), потому не тронутый пока никем снег выглядел, как волшебная снежная пустыня, в которой их ждали приятные и неожиданные приключения (на деле открытием, опять же, был только Джордж, повалившийся в сугроб и утонувший окончательно – так, что одна макушка торчала, как шапка гриба). Коляска в итоге по снегу заскользила с лёгкостью, её даже пришлось немного придерживать сзади, чтобы Фред на скорости не скатился вниз по холму, собрав все кусты. Джордж как раз и помогал брату, пока Гарри и Рон шли впереди всей процессии и протаптывали дорогу. Девушки замыкали шествие, о чём-то так по-девичьи весело перешёптываясь, как в школьные годы. Гермиона обнаружила, что крутой нрав Анджелины после всего стал менее жёстким (а ведь ей на последнем курсе нужно было носить роль капитана команды) и даже мягким. Грейнджер думала, что тут на неё сказалось влияние Джорджа, глядящего на Джонсон в любой удобный момент самыми влюблёнными глазами. Потом Гермиона перевела взгляд на Джинни, светящуюся не только сегодня, а каждый раз, когда она была с Гарри, и на душе стало ещё светлее. Вообще было приятно смотреть на эти нежные романтические отношения её друзей: на их трепетные касания невзначай, мягкие взгляды, ласку. Они, любя друг друга, даря любовь и живя в ней, будто доказывали, что даже после самого тяжкого и ужасного кошмара под названием «война» всё ещё оставалась главной ценностью жизнь во всех её проявлениях, как бы сражения на смерть ни пытались отнять это. И тогда все невзгоды отступали, потому что они были готовы продолжать бороться. Вместе. В Оттери-Сэнт-Кэчпоул было как никогда шумно: по улочкам сновали весёлые люди, в снегу развлекались дети, за углами раздавались рождественские песни. По-праздничному были украшены дома, приветливо сверкали гирлянды и улыбались многочисленные снеговики. По деревянной вымощенной дорожке друзья дошли до главной площади, то и дело с восхищением глядя по сторонам. Посреди улицы стояла огромная ель в рождественских огнях и игрушках, а вокруг неё на достаточно безопасном расстоянии горели небольшие костерки. Здесь громче всего играла музыка, здесь радовалось больше всего людей, стояло много съестных лавок и развлечений, потому друзья почти сразу отправились в пляс по парам (даже Рон не остался в стороне, потому как его вытянула пришедшая тоже на праздник Луна). Фред отъехал к одному из костров, пристроившись ближе к теплу, и Гермиона, не особо заинтересованная в участии в веселье из-за своего настроения (и не способная бросить Уизли одного – это было бы отвратительно, если бы она бежала вот так, как бы тяжело ей сейчас ни было), тоже присела на корточки рядом. А Фред глядел на резвящуюся толпу будто с прежней искоркой в глазах. Гермиона видела это и ей стало радостно от этого преображения. Фред как заворожённый смотрел на пылающий костёр, силясь не протянуть руки. Он был словно огромный, живой и не жёгся, а грел до самой сути. Костёр разделял с людьми их удовольствие, как тёплый добрый товарищ, представляясь не опасностью, а другом. Музыка из труб, гитар и барабанов ублажала уши и сознание, и в совокупности всё это так положительно повлияло на то, что так долго держалось внутри Фреда, что он вдруг почувствовал, как внутри всё стало мирно. Он перевёл взгляд на сидящую рядом Гермиону и замер. Блики от костра красиво заплетались в её кудрявых волосах, ласкали кожу на лице и руках. Стало вдруг ужасно тепло и хорошо, несмотря на достаточно холодный день. Грейнджер, не скрывая, улыбалась открыто и свежо. И ему вновь стало не по себе от того, что он, вероятно, видел её в последний раз вот так вот. Гермиона так заворожённо смотрела на огонь и танцующие пары, что у него перехватило дыхание. Она сейчас даже не пыталась контролировать свои чувства. Жадно разглядывая, как люди танцевали в этих красивых и рьяных движениях, Грейнджер ничего не понимала. Не понимала, как больно всё внутри замерло у Фреда от этого вида. Он отвернулся от девушки, направляя мокрый взгляд в сторону. А его ладонь грубо и больно сжала бедро бесполезной ноги. Фред так ненавидел себя сейчас за то, что не мог пригласить Гермиону на танец. Кружить её, летая рядом с дружелюбным огнём в компании таких же весёлых людей. Да, он бы показал ей настоящий танец. Будь у него ноги. Но Гермиона не видела. Смотрела на танцы, наблюдала за огнём, тянущим свои щупальца навстречу людям, не обжигая, но лаская. Её губы тронула улыбка, в глазах горело желание, стопы суетливо шевелились, будто стремясь присоединиться к толпе. Она запоздало заметила перемену на лице Уизли и внутри у неё всё вмиг обмерло. - Всё хорошо? - обеспокоено спросила Гермиона, склоняясь в попытке заглянуть парню в глаза. - Просто отлично, - прохладно отозвался Фред, отворачиваясь ещё больше. Гермиону словно водой колодезной окатили. Она с мгновение смотрела на Уизли с непониманием, пытаясь выцепить в его поведении намёк, чем же он недоволен. Потом до неё вдруг дошло, понимание обрушилось на голову как снег на голову, и Грейнджер ощутила безграничное сожаление. Зачем же они привели его сюда смотреть на всё это? Девушка отвела от него взгляд, не в силах что-либо сделать для Фреда. Она смотрела на Анджелину и Джорджа, кружащих ближе всех к ним; на Джинни с Гарри (лучший друг неумело вёл танец, над чем младшая Уизли лишь весело смеялась); на Рона и Луну, меж которыми всё ещё сквозила неловкость, но девушка подсказывала другу, как нужно ступать, и постепенно всё у них получалось ладно. Гермиона бы тоже сейчас хотела потанцевать. Только не так. Ей бы хотелось вновь станцевать перед камином в гостиной Гриффиндора. Но для этого нужно было вернуться в прошлое. А маховика или машины времени у Грейнджер, к большому её сожалению, не было. Фред и Гермиона, наверное, думали об одном и том же, угрюмо погрузившись в собственные мысли, отвлекшись от праздника и забыв, где находятся. Потому не заметили чужого приближения. Джордж вдруг подошёл к ним, оставив Анджелину с Гарри и Джинни, протянул руку и спросил: - Станцуем, Гермиона? - и не было ни тени улыбки на лице, одна серьёзность. Она решительно растерялась: посмотрела в непонимании на Джорджа, бросила опасливый взгляд на его близнеца и увидела, что тот хмуро смотрел себе в колени. Фред не обращал на них внимания. Слишком усиленно. Гермиона молча кивнула и поднялась, опершись на протянутую руку. Фред остался у костра один. Джордж вытянул Грейнджер почти под самую ель, где было темно и ветки висели довольно низко, и начал небыстро кружить её в танце. Он долго молчал, пальцы его нервно сжимали ее ладони, и девушка ничего не понимала: ни того, что сейчас должно было произойти, ни мотивов младшего близнеца. А Джордж размышлял о вчерашней ночи, после которой страстно пожелал поговорить с Гермионой, и лепил теперь мысли во что-то связное (кажется, он делал это целые ночь и день). Он ведь не замечал раньше, что с Фредом было что-то совсем неладное. Нет, он видел, что брату его было тяжело, конечно, видел. Но только их разговор ночью дал Джорджу понять, что близнец мог решиться на что-то из ряда вон выходящее. Его брат делал много вещей сгоряча, особенно на проявление слабости реагировал остро. Рядом с Джорджем же он был отчего-то почти до меланхоличности спокоен: его злость утихала, уступая место даже некоторой приподнятости в настроении. Но Фред не надевал маску – Джордж бы обязательно это заметил. Тут дело, вероятнее, было в другом. И младший близнец мог предполагать, в чём именно. Как-то так получалось, что полностью он открывался только перед Гермионой – перед ней показывал проклятущую слабость, перед ней не прятался. Так это видел Джордж. А знание, что она есть, когда её не было рядом по-настоящему, придавало Фреду спокойствия и ясности в сознании. Но теперь она хотела уйти, забирая с собой и самое главное – спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Фред теперь не знал, что ему делать. А, может, даже знал (оттого Джордж и ощущал клокочущую тревогу, будто вот-вот случится что-то непоправимое). Джордж понимал, к счастью, больше, чем Гермиона или тот же Фред. Оставалось только донести всё до неё, чтобы невероятно умная волшебница столетия, отчего-то решившая совершить совсем уж не умный поступок, очнулась. - Что ты делаешь? - прошептал парень, но ей показалось, что прошипел. Она поняла, о чем он её спросил. - Ухожу, - ответила Гермиона слабым голосом, потупив взгляд в ноги. - Почему? - он наконец посмотрел на неё и сильно нахмурил брови, отчего взгляд стал вдруг жёстким. - Потому что если я останусь, то и Фреду, и мне станет хуже. Джордж нетерпеливо цокнул: - Не ты ли говорила, что ему нужна помощь? Что хочешь ему помочь?! - Я и помогаю... - несмело отозвалась Грейнджер, чувствуя себя не в своей тарелке от тона Уизли. - А мне кажется, что ты совсем ничего не понимаешь! - отозвался Джордж и круто развернулся (у неё аж кудри подпрыгнули и хлестнули по лицу), становясь спиной к брату, чтобы тот даже на расстоянии не увидел, как у него перекосилось лицо от негодования. - Ты своим уходом отбираешь у него последнюю надежду на более-менее светлое будущее! - Я ухожу, потому что не справлюсь, Джордж. Ты… ты ему нужен не меньше меня. - Уж я-то буду рядом, не сомневайся! - ощерился Уизли. - Но дело сейчас в совсем другом – ты нужна ему явственно! Гермиона, ты, может, думаешь, что Фред совсем потерянный, а, может, взгляд у тебя просто за эти месяцы замылился, но я-то всё вижу прекрасно! Во Фреде есть тот боевой огонёк, который не угасает ни под какими тревогами и проблемами! Я вижу, что он готов сражаться. Ему просто нужно немного помочь… - Он больше готов бороться за других, чем за себя, - прошептала непреклонная Грейнджер. - Как было всегда… - Вот именно! Ему лишь нужно помочь понять, что раны его ещё кровоточат, пока он и не смотрит… - Вот как раз помощь он и не приемлет. - Он не примет её от тех, кто свои попытки уже испытал и не успешно. - Джордж кисло скривился, собирая мысли, скачущие в голове, в кучку. - Я вот уже провалился в этом месяцы назад. А к тебе он ещё прислушается. Так не бросай его на полпути! - Помощь утопающему от утопающего – ужасная, эгоистичная и бессмысленная по… Джордж неожиданно клацнул зубами от недоумения и раздражённо дёрнулся, сильно уж теперь напоминая своего близнеца, который в таком настроении находился последние полгода. - Но ведь он тебе помог!! Вспомни о леденцах – он для тебя ведь их придумал! Вспомни о том, как он был с тобой, когда тебе было плохо. Как он помогал тебе – и не раз. Вспомни о том, что он не оттолкнул тебя со своими проблемами… Гермиона почувствовала, как что-то червячком сомнения завертелось у неё внутри. Она смотрела на Джорджа с тревогой, перестав понимать теперь ещё и себя, бросила взгляд на Фреда, смотрящего в их сторону исподлобья. И сердце у неё вдруг больно укололо и от этого взгляда, и от брошенных Джорджем слов. Она вспомнила последние два месяца, наполненные переживаниями и, конечно, сопереживанием. Даже не успев сообразить, Гермиона стала ронять крупные слёзы. Они сталкивались с ее пальто на груди, разлетались маленькими алмазами, врезаясь в куртку Джорджа, падая на снег - девушка следила за их нестройной дорогой, не видя горьких слёз. А Джордж видел. И застыл в оцепенении. Только теперь ему казалось, что он наговорил лишнего, перегнул. Гермиона укрылась за его плечом от зорких глаз Фреда, стёрла украдкой слёзы и, отступив, побрела в сторону «Норы». Веселящиеся друзья не заметили её ухода, Джордж не взывал к ней вслед, и она была этому благодарна, потому что могла, наконец, подумать. В этот раз хорошенько. Она понимала, что Джордж сильно переживал за брата и на эмоциях говорил не совсем осмысленные вещи, но в то же время… в некоторых вещах он оказался прав. Почему она, всё же, решила уйти? Потому что так будет, как ей самой казалось, правильно. Так будет лучше и для неё, и для него (как бы сильно оба они ни нуждались в обратном). «Ты не можешь помочь утопающему, если он сам того не хочет. Тем более, если сам ты тонешь» - так она думает, принимая своё решение. И это было действительно верно. Однако теперь, когда она думала об этом снова, ей казалось, будто она действительно сбегает, бросает Фреда на попечение Джорджа и остальной семьи, потому что сама боится. А чего? Что снова будет больно. И ему, и, конечно, ей. Гермиона ведь так долго страдала, что теперь боялась проходить через это снова. И с Фредом, который страдал и мучался, ей станет вновь худо – это подтвердили их прошлые ссоры. Но это, опять же, была не его вина. Только война была виновата во всём, что заставляло их всех страдать. А Гермиона не была уверена, что сможет вытянуть старшего близнеца Уизли из пучины отчаяния, если сама будет в ней грязнуть. Они делали друг другу больно, а Гермиона опять-таки не была уверена, хватит ли у неё сил терпеть этот явный и очевидный напор противостояния во Фреде. Внутри него слишком долго боролись противоположные силы. Они могли как разрушать, так и создавать, но Уизли так долго держал их в себе, что они вырывались из него стихийными губительными всплесками. Они задевали всё, что находилось рядом. Гермиона знала, что и сам Фред не мог их контролировать. Он делал больно себе, сделает больно и ей. И не простит этого. Забьётся в угол и больше никогда не выйдет. Грейнджер не хотела подвергать его такому риску. Ей казалось, что лучше он справится без неё, чем с ней. Она ведь только и делала, что давила на него… У каждого разное «больно», и Уизли со своим не справлялся. Фред настолько сильно погряз в собственных размышлениях, неизменно приводящих его к тому, что он ничтожество, что он виновник бед, что ничего не может… Настолько сильно, что сам себе преграждал путь к выздоровлению. Он не хотел её слушать, когда она говорила о том, что ему нужна помощь. Отказывался признавать, что у него есть проблемы. Потому и не мог начать приходить в норму. Потому и путь его лежал, соответственно, в обратную сторону – к полному угнетению. Гермиона страстно желала верить, что с этим ему поможет справиться Джордж и остальная семья. Ведь её он не слушал – так, может, их? Но Джордж утверждал обратное. Потому и теория её теперь постепенно рушилась, а принятое решение казалось всё менее и менее верным. Гермиона хотела бежать даже, может, не от боли, а от себя в первую очередь. Потому её до ужаса поражало то, что внутри она была готова терпеть все ядовитые слова, даже удары - и физические (если бы они были), и духовные. Её психологическая травма, «дарованная» Беллатрисой, приходила в экстаз от того, что Гермиона, наконец, могла получить по заслугам за то, что она такая. Такая грязнокровка, такая недостойная дочь магглов, такая дрянь… Но потом Грейнджер, выученная у психолога, как нужно поступать и что делать с подобными мыслями, приняла решение держаться подальше. И, опять же, бежала. Но она отчего-то совсем не обратила внимания на более важные вещи. Что, например, ей без Фреда тоже будет худо. Может, даже хуже, чем «с». Потому что невозможно было не признать, что за прошедшие месяцы он стал единственной живой душой, разделившей с ней это её горькое существование и принявшей её вместе с багажом проблем. Фред стал первым человеком, с которым Грейнджер смогла пойти на полноценный контакт. Даже к Гарри и Рону она пошла только после него. И вот теперь, подумав об этом, Гермиона стала сомневаться – не проявление ли это всё той же треклятой слабости? Вот так сбегать от человека, благодаря которому она решилась на последние шаги в своём выздоровлении? В момент поцелуя под омелой Грейнджер чувствовала себя так, будто наконец получила что-то, чего давно хотела. Она ощущала себя так же, как в тот почти единственный раз, когда Фред склонился к её лицу в Выручай-комнате. Это было нечто сродни сбывшейся мечте или ощущению того, что должно было случиться давно. Это было правильно. Опять-таки правильно с Фредом Уизли! Но ещё Гермиона посчитала, будто предала нечто важное, целуя его. В этот раз ей не хотелось просто отвертеться. Это было как "прощай", как то, что она хотела оставить себе после всего. Весь день она пыталась отвлекать себя от Фреда, от мыслей о нём и о своём решении благодаря физическому труду, развлечениям, друзьям... И получалось у неё довольно-таки неплохо. Но правда была в том, что, сколько бы они ни пыталась, уйти до конца и безоговорочно у неё ни за что не выйдет. Слишком явственно она чувствовала присутствие Уизли в своей душе (даже сильнее, чем ту же Лестрейндж), чтобы так просто избавиться теперь. И прошлый её вердикт теперь казался вовсе глупым. Не глядя на дорогу и не особо раздумывая, куда идёт, Гермиона случайно сошла с пути в «Нору» и забрела в лес. Тот самый, о котором рассказывал Фред на чердаке. (И снова – Фред). Она остановилась там, где сделала последний шаг, и огляделась. Пришла Грейнджер на какую-то пустую опушку: тёмные верхушки елей угрюмо свесились над её головой, словно рассматривая непрошенную гостью, снег неровными буграми отдалённо напоминал странноватых существ, стая ворон зловеще граяла в небе. Однако пугала её не опушка (Гермиона в принципе чувствовала себя довольно комфортно в лесах, потому что прятаться в них нужно было только от людей, а никак не от деревьев), а наличие одиноких следов. По ним, как волшебница теперь заметила, она и пришла сюда. Что-то сумасшедшее вдруг забило молоточком по затылку - Гермиона надеялась, что интуиция не решила сыграть с ней злую шутку. Однако рука её украдкой опустилась к карману, в котором лежала палочка. Девушке не нравилось, что здесь было так тихо – не было слышно ни скрипа деревьев, ни воя ветра. Грейнджер не шевелилась и, кажется, даже не дышала, обратившись в чувства. Она слушала – очень усиленно – в попытке уловить хоть какой-то звук, глядела по сторонам зорко, потому что сердце прямо-таки подсказывало, что что-то было не так. За спиной её наконец раздался хруст, и Гермиона быстро обернулась, выбрасывая палочку перед собой, но не успела произнести заклинание, потому что позади неё оказался совсем не враг. Фред сидел в коляске, с трудом вскинув руки в сдающемся жесте, тяжело дышал, почти задыхаясь. Лицо и руки у него были краснющие – видно, что торопился и насилу нагнал её. Гермиона, ещё не до конца ощутив, что всё хорошо, вскинула подбородок и лишь слегка опустила палочку: - Что ты здесь делаешь? Лицо Фреда стало мрачным, но она угадала в нём озабоченную тень. - Я видел, как ты бежала из деревни. Подумал, что-то случилось и, может… смогу помочь. Рука с зажатой в ней палочкой упала, Гермиона чуть ли не захныкала в ответ на его слова, потому что теперь, когда он снова был так озабочен её состоянием, так рьяно хотел уберечь, она просто, чёрт, окончательно не знала, что ей делать. Однако руки сами тянулись к Фреду – она уже почти склонилась к нему, чтобы обнять, но за спиной вновь раздались шаги, и в этот раз Грейнджер не успела обернуться. Всё произошло слишком быстро: она крупно вздрогнула – её лицо даже не успело выразить эмоцию – и опала. Фред подпрыгнул с кресла в мгновение ока и бросился вперёд не думая, успев подхватить Гермиону налету поперёк шеи, лишь бы та не расшиблась о торчащие корни. Мигом почувствовал треск и вспышку боли в голени, и сам бухнулся в сугроб, благодаря чему следующее заклятие просвистело у них над головами мимо. Грейнджер не двигалась, и Фреду стало невыносимо страшно, потому что даже лицо её стремительно бледнело. Он быстро поднял голову и увидел на другом конце опушки тёмную фигуру в плаще, гогочущую надсадно, безумно. В крови всё вдруг начало быстро бурлить, что-то ударило в голову, вызывая сноп искр в сознании. Его пальцы слишком быстро нашли руку Гермионы, пока Пожиратель, отвлёкшись на собственный смех, был открыт. Чужая, такая неродная, неудобная палочка слушалась плохо, почти верещала отобранным у матери ребёнком в его сознании, но на мысленные уговоры поддалась быстро – Фред рассёк воздух резким быстрым взмахом, почти крича драным горлом заклятье: - Экспульсо! - Долохов даже не успел взмахнуть своей палочкой в ответ, отвлечённый собственным триумфом и не представлявший себе, что инвалид в коляске мог ему что-то сделать. А он мог. Проклятие подействовало ещё более мощно, неконтролируемо, почти что неправильно, потому что ранее подавляемая магия в содействии с чужой палочкой вырвалась безумным выбросом: Пожирателя неведомой силой отбросило кверху почти до самых верхушек елей, и он громко упал в сугроб, больше не шевелясь. Несколько мгновений было снова тихо – лишь ожившие вновь деревья бездушно и глумливо скрипели сверху, всё ещё заставляя внутренности стягиваться в тугой узел страха. Фред дышал громко, безумно дрожа от холода и ужаса, во все глаза смотрел на распластанное тело, соображая, что оно, кажется, было уже без сознания. Оно не шевелилось, и Уизли, все так же скрюченными пальцами крепко сжимая палочку, смог притянуть к себе Грейнджер, пытаясь понять, что с ней стало. Фред провёл рукой по слипшимся от снега волосам, пытаясь разглядеть её лицо, и безумно всматривался в каждую деталь. Гермиона не отзывалась ему, губы её быстро синели, пока грудь тихо вздымалась, словно девушка просто спала. Она была в порядке, но ей нужна была помощь. - Помогите!!! - зверем взревел он, надрывая горло в надежде, что его смогут услышать. Ему казалось, что он умирает – ещё более осязаемо это ощущалось, чем вчера, когда она сказала, что уходит. Он также думал, что сходит с ума, пока бесчувственные пальцы пытались через осязание понять, что Грейнджер живая. Его не волновало то, что нога его была неестественно вывернута, не волновало, что руки были избиты до синяков и ссадин при падении. Он словно выпал из реальности на все эти долгие тягучие минуты, пока продолжал орать о помощи. Когда она наконец пришла, Фред уже был почти в отчаянии. Его услышал Джордж, заметивший долгое отсутствие брата и подруги, а после за ним следом побежали Гарри, Джинни, Рон и Анджелина. Фред смутно помнил, что они ему говорили, с трудом расцепил руки, чтобы позволить друзьям взглянуть, что с Гермионой, насилу позволил погрузить её и себя на созданные носилки. Он во всю глядел на бессознательную Грейнджер, считая, что ему станет лучше только тогда, когда она откроет глаза и скажет, что всё обошлось. Однако она не открыла.