Крыжовник и сирень

Засыпет снег дороги, Завалит скаты крыш. Пойду размять я ноги: За дверью ты стоишь. Одна, в пальто осеннем, Без шляпы, без калош, Ты борешься с волненьем И мокрый снег жуешь. Снег на ресницах влажен, В твоих глазах тоска, И весь твой облик слажен Из одного куска. Как будто бы железом, Обмакнутым в сурьму, Тебя вели нарезом По сердцу моему.*

Спустя почти две недели, ближе к вечеру двадцать четвёртого декабря, он и Гермиона наконец встретились в коридоре, чтобы отправиться в «Нору». Фред делал над собой усилие, чтобы посетить родной дом спустя столько времени. Он всё ещё сомневался в своём решении на момент, когда пересекал коридор и подъезжал к поджидающей его Грейнджер. Во многом его сомнения были связаны с ней. Гермиона так и не говорила с ним ни разу с того дня, а это отвратительнейшим образом повлияло на его настроение. Фред изводился, как зверь, запертый в клетке не по размеру маленькой, и сдерживать гнев становилось всё сложнее. Он снова надел тёмную рубашку, которая выглядела хоть чуть-чуть по-праздничному из всего его гардероба, тёплые штаны и зимние ботинки (которые ему и не особо-то были нужны). Грейнджер топталась у порога в ожидании. Она почти не смотрела в его сторону, неловко разглядывая стены, но никто не запрещал ему делать обратное. Он оглядел её с ног до головы: Гермиона была в новом красивом шерстяном платье, уже обутая в зимнюю обувь и укутанная в пальто, с забранными в хвост непослушными волосами и небольшой сумочкой (он надеялся, что она уже давно опорожнена, и вещи были расставлены по отведённой Гермионе комнате). Фред с каким-то нежеланием натянул куртку, расстелил грейнджеровский плед, с которым он нигде не мог расстаться (почти единственная вещь, напоминавшая о присутствии Гермионы и дававшая ему связь с реальным миром), на коленках, и выехал за порог следом за девушкой. Они трансгрессировали. Первое, что заметил Фред по прибытии – большое количество верхней одежды и обуви. Им с Гермионой было тесно в этом узком коридоре между куртками и пальто, висящими в несколько рядов. Они проходили и, задевая их, шевелили запахи. Нос щекотали различные ароматы, – почти каждый член его семьи, покинув родной дом, теперь обладал своим собственным запахом – но в основном пахло морозом и елью. (Такое количество одежды теперь даже слегка пугало, потому как в квартире на Косом переулке ничего не было больше, чем в двух экземплярах.) Колёсами коляски он ненароком переезжал всевозможную обувь, но ничего с этим поделать не мог – даже Гермиона, следующая за ним по пятам, наступала на некоторые пары. После мягкого шерстяного и синтетического коридора в их лица ударили тепло растопленного камина и более явственный запах иголок. На Фреда вдруг нахлынули воспоминания. Нора была светлой и тёплой, прямо как он и запомнил. Везде были зажжены лампы – не было ни единого тёмного уголка в доме. Всегда на столе стояла горячая еда, и в холодные дни в камине с потрескиванием горели поленья. Повсюду – в креслах, на ящиках и полках, на столе и стульях – лежала мамина пряжа (всё же её было намного больше, чем у Грейнджер). А с этажей выше, по его воспоминаниям, всегда доносился смех, спускавшийся на первый этаж веселыми ручейками. И, в самом деле, сверху и теперь раздавался весёлый топот и непрекращающийся множественный смех. В «Норе» всегда пахло скошенной травой и кашей. Солнце легко пробивалось через еле задвинутые занавески, укладывая тонкие тёплые лучи на все, что попадалось. Правда, сейчас его не было – оно зашло, уступив место вечеру. С «Норой» всегда было связано безоблачное детство и каждодневное веселье. И Фред вспомнил всё это в одно мгновение, хотя в другом своём доме, в квартире на Косом переулке, не мог упомнить таких точных деталей. На глазах у него проступила влажность, но он предпочёл думать, что это было связано с перепадом температур. Гермиона на это деликатно не обращала внимания. Она сняла собственное пальто, осторожно стянула с него куртку, пока он сидел в таком оцепенении посреди прохода, и подтолкнула его в сторону гостиной. Однако Фред не мог – или не хотел – торопиться туда, потому и колёса не крутил. Ему было страшно. Но Гермиона (очень нерешительно) положила холодную после улицы ладошку ему на грудь. И по телу тут же растеклось тепло и спокойствие, отодвигая и страх и удивление на второй план. Он слишком отчаянно вцепился в неё, прижимая руку ближе к сердцу. Грейнджер почувствовала, как оно колотится, и позволила ему побыть недолго неуверенным. Они стояли в молчании время. И Фред успел понять, как ему не хватало её в те дни, пока Гермиона была почти что призраком в их – не только его – квартире. Прошла ещё пара минут, и она наконец толкнула его коляску дальше. За столом уже сидела почти вся семья, не хватало Джинни, Джорджа и Гарри (Фред заподозрил, что именно их смех, топот и гомон он слышал наверху). Ещё не было Чарли, но тот на праздники остался в Румынии. Билл старательно передвигал тарелки, освобождая место для очередной салатницы. Перси что-то увлечённо рассказывал отцу, свесившемуся над отчётами. Их вынудили даже немного отодвинуться от стола, потому бумаги лежали у мистера Уизли на коленках, и сам Перси почти упирался боком в ящик (места здесь было не так много – комната была слишком маленькой для такого количества народа). Рон удручённо сидел над пустой тарелкой, голодными глазами провожая каждое пролетающее над столом блюдо. А сама Ма вдруг замерла с протянутой Флёр посудой. Она выглядела слишком шокировано, – как и вся семья, обратившая на них внимание из-за её резкого вдоха – и от этого Фреду стало не по себе. Но потом она счастливо улыбнулась, прижимая ладошки к груди, и сквозь еле сдерживаемые слёзы выдавила то, что ему правда очень хотелось услышать: - Как хорошо, что вы пришли! Почти вскоре с верхних этажей спустились развеселённые Джордж, Джинни и Гарри. Первый хлопнул брата по плечу и подмигнул. Фред отдалённо начал догадываться, что именно близнец успел заверить всю семью, что он всё-таки явится. Потому они, несмотря на некоторую скованность, были такие по-хорошему спокойные и естественные, хотя шок от появления Фреда в «Норе» их отпустил далеко не сразу. А он по-честному боялся, что всё снова может испортиться: и потому, что он нервничал, и потому, что он боялся оступиться, и потому, что семья его ещё, наверное, не простила, и потому, что он был в ужасе от того, что мог за прошедшие месяцы утерять с Уизли имевшуюся связь. Ему было сильно не по себе. А вот его семья, тем не менее, не выглядела такой удручённой и поникшей, как он сам. За стол расселись с шумом. Фред смог угадать пустое от стула местечко и, поняв, что оно было подготовлено для него, занял его. Гермиона рядом не села – ушла буквально на другой конец стола к Гарри и Рону (старший близнец проводил её тяжёлым взглядом). Но на её место справа от него устроился Джордж, а напротив уселся Билл, улыбнувшись от ушей. А когда все наконец уселись, со всех сторон тут же обрушился слишком типичный в их семье гомон – отовсюду сыпались просьбы подать что-то, предложения взять что-нибудь, просто куски перебрасываемых фраз... Фред с непривычки даже начал тонуть в этой шумихе, отвыкнув от таких семейных застолий, и растерялся. Но его, к счастью, не тормошили, потому он только вертел головой по сторонам, пока Билл и Джордж потихоньку-помаленьку подсыпали ему в тарелку салатов да мяса. Фред скользил взглядом по мягко горящему камину, по мерцающим огонькам гирлянд, по ели, пестрящей новенькими чудесными игрушками. Заметил тикающие семейные часы (к которым добавилась стрелка Гарри), будто заново рассмотрел вяжущие сами собой спицы. Он ненасытно хватал взглядом куски обстановки, глубоко понимая, что соскучился по «Норе». Он понял это ещё тогда, когда сидел за её дверью, оставленный и никем не замеченный. А теперь это был не просто «пшик». Фред чувствовал каждой клеточкой сознания, что тосковал по-настоящему. Краем уха он улавливал шутки своего близнеца и смех остальных, досадливые вскрики-упрёки матери, заносчивый бубнёж Перси, «г’акающий» (уже не так сильно) акцент Флёр, заливистый хохот Джинни, участливые вставки Гарри, подшучивания Билла… И от понимания того, что всё это теперь так близко, его грудь распирало от удовольствия. Он понял, что зря сомневался в решении приходить сюда на Рождество. Ему это было нужно. Фред украдкой глядел на каждого члена семьи и осознавал, что они за прошедшие месяцы как-то… повзрослели? Помудрели? Потому что он видел по их глазам, по поведению, что каждый думал очень много и долго. Они и вида не показывали, что когда-то случилось в их семье что-то плохое. Но в головах держали. Потому Фред ощущал, словно его ни в чём не винили. Потому и страх, холодящий сердце, отступал. - А Рон ушёл из Министерства, кстати! - услышал он голос Перси. Фред заинтересованно покосился на другой конец стола. Гам прекратился, и все головы повернулись к Рону. Разве что Гарри и Гермиона не выглядели слишком заинтересованными. - Это правда, Рон? - поражённый тон матери стал почти что грозным. - Правда… - сознался парень, тяжело вздыхая. - Но я теперь помогаю Джорджу с магазином. Уже давно, вообще-то. Теперь Фред окончательно развернулся к столу, ошарашенно глядя на брата, в то время как все взгляды обратились в его сторону. Он не знал. - Но я… в смысле… - тут же растерялся в словах Рон, поняв, что сказал лишнего. Головы остальных разворачивались то в одну сторону, то в другую, словно наблюдали партию в теннис. - Я помогаю им обоим. Просто мракоборство – не моё. И мракоборцев и без меня достаточно. А Джордж предложил работку, когда я помог кое в чём… - И ты взял да поверил! - с упрёком воскликнула миссис Уизли. - Рон, да ведь твои братья и не так над тобой подшучивали! - Нет, мам, тут всё правда, - Джордж взмахнул рукой, пытаясь унять беспокойство матери. - Я не шутил, когда предложил это – у нас нехватка свободных рук, магазин расширяется. Рон был нужен нам просто потому даже, что мозги у него в верную сторону работают. Он уже подкинул несколько предложений. Фред слушал брата и диву давался – а ему они когда хотели сказать?! И хотели ли вообще? С создания «Кошмариков» Фред принимал участие в ведении магазином. Да, пока ещё не такое активное и полное, как до войны, но ведь какое-то. Он предлагал новые задумки (те же пилюли от усталости), интересовался что там, да как… А вот то, что Рон как-то руку к магазину прикладывал всё то время, он и в ус не дул. Нет, ему было не жалко. Фред, впрочем, был даже рад, что брат подтянулся к их бизнесу. Ему просто было обидно, что ему не сказали... - Что ж, молодцы… - тем временем выдохнула всё ещё не слишком-то довольная Ма, заметившая на лице сына обиду и непонимание. - Но это ведь уже долго происходит, верно? Так почему же вы так долго молчали? - Ну, сюрприз?.. - спросил Джордж, попытавшись улыбнуться. - В следующий раз так не делайте… - Но ведь не только мы такие! - стал вдруг защищаться Рон и взмахнул рукой на подругу и брата: - Фред и Гермиона, вон, живут вместе уже два месяца как. И вновь синхронно повернулись головы, с ещё большим удивлением взгляды перескочили со сконфуженной Гермионы на поджавшего губы Фреда. Они оба молчали, и старший близнец пытался угадать, от кого же Ронни смог узнать такую новость. Он несмело поднял глаза и столкнулся взглядом с матерью, у которой вдруг снова набежали слёзы. Вообще, все выглядели ошарашенными – Фред прямо-таки видел, как вертелись шестерёнки у них в головах в попытке предположить, что связывало двоих гриффиндорцев. Только вот отец выглядел больше довольным, чем удивлённым. Конечно, он помнил их разговор на крыльце. Артур Уизли смотрел на Фреда в ответ с немым одобрением и слегка кивнул. Сын дёрнул уголком рта. Это время все они сидели в тишине, а потом вдруг в молчании раздался смех Джинни, глядевшей на семью с неожиданной веселостью: - Я просто не могу… - вытирая слёзы, сквозь смех объясняла она. - Вы все выглядите такими удивлёнными, заставляете их краснеть, будто они пойманные за углом школьники! А я думала, что только на меня с таким упрёком может смотреть мама за отношения с мальчиками! Она снова звонко рассмеялась, сгибаясь почти пополам, но в этот раз её подхватили и несколько других голосов. Новость всё же приняли почти адекватно благодаря младшей Уизли. Напряжённая атмосфера вновь спадала. Никаких вопросов не посыпалось. Фред с глубокой нежностью посмотрел на Джинни, всё ещё смеющуюся неподалёку от него. - Ну, в этом ничего нет, вы не подумайте, миссис Уизли, пожалуйста… - тем временем неловко объясняла Грейнджер (он впервые за прошедшее время снова слышал её голос и с удовольствием отметил, что не успел позабыть этих интонаций от отчаяния). - Я… мне было некуда идти. И Фред просто предложил помощь… - Нет, милая, всё хорошо! - и Молли в самом деле не выглядела злой или разочарованной, и с упрёком больше не смотрела. - Я и не думала подозревать вас в чём-то! А если и было бы что… Реплика матери потонула во возобновившемся гомоне – теперь возгласы, спровоцированные словами об отношениях, были обращены к Гарри и Джинни. Фред увидел, как Ма взяла Гермиону за руку и склонилась ближе, разговаривая доверительно. И в какой-то момент их разговора Грейнджер подняла на него взгляд, а у Фреда внутри всё начало таять. Даже комок нервов, за последние недели стянувшийся в солнечном сплетении, слегка расслабился. Немного погодя, когда половина блюд была уже убита, внимание стола привлекли Гарри и Гермиона, поднявшиеся на ноги. - Мы принесли кое-что из мира магглов! - заявил Поттер и потянулся за пакетом, стоявшим под столом. Он вытащил несколько бутылок какой-то цветной жидкости и с помощью Гермионы отправил их на стол. Из того же пакета Гарри достал картонную коробочку, внутри которой что-то глухо перекатилось, и, заметив, что все так и смотрели на него с вопросом, сказал: - Чего же вы ждёте? Попробуйте! Слова его дали зелёный свет: Билл, Перси и Рон тут же начали разливать напиток по пустым стаканам. Фред со стороны с интересом наблюдал за шипящими синими, розовыми и оранжевыми пузырьками этой… воды?.. И в голову ему начали приходить какие-то неожиданно новые идеи. В следующее мгновение поражённый Джордж склонился к нему и с таким же интересом продемонстрировал пузырьки, поднимающиеся со дна его стакана. - Это очень вкусно! - воскликнул Рон. И Джордж, пригубивший следом (пройдя приступ непринятия, когда какая-то колючка ударила ему в нос, и полного принятия, когда вкус показался ему очень даже деликатным), с ним согласился. - Да, но это сплошные химикаты, поэтому... - Гермиона, убиравшая пакет обратно, не закончила мысль, заметив заинтересованные и ужаснувшиеся лица Уизли. - Яд?! - воскликнул вдруг Перси, и Рон поддался этому страху слишком легко, потому почти тут же начал отплёвываться от напитка и в панике глядеть на мать, способную оказать первую помощь. Гарри в растерянности не мог вымолвить и слова и беспомощно смотрел на подругу. - Нет! Нет, ни в коем случае! - Гермиона взмахнула руками в успокаивающем жесте, пытаясь не дать панике разрастись. - Но это не слишком полезные вещества. Их можно употреблять! Просто не слишком балуйтесь... - Так мы можем просто выпить эти бутылки или по стаканчику на определённое время? - спросил по итогу Джордж, круговыми движениями запястья поднимая со дна понравившиеся пузырёчки. - Вы можете выпить хоть все бутылки за вечер, - заверила Грейнджер, и семья спокойно выдохнула. Билл тут же продолжил разливать газировку по кружкам. Руки остальных уже протягивались за ними. - Что ж, тогда… - Артур поднял свой стакан в воздух и встал сам. - Выпьем за то, что семья, наконец, в сборе. Остальные последовали его примеру, чокаясь кружками и поддерживая тост заводными возгласами, а после, почти залпом выпивая газировку, стали вздрагивать и кривить рожи. Какое-то время все молчали, а потом, недолго посмаковав, уже вслух нахваливали принесённые маггловские напитки. Па украдкой посмотрел на Фреда, ранее пропащего сына, и подмигнул так, как это всегда делали близнецы. Фред улыбнулся шире. - Будем надеяться, что Чарли не обидится! - весело произнёс Билл, чем поднял волну смеха и заставил отца слегка стушеваться. Джордж в это время обернулся к близнецу со своим стаканом в руке и поглядел с видом, мол, нам нужно это. Расправившись с ужином и наговорившись вдоволь, основная часть семьи высыпала на улицу, в холод. Выходили они только по одному, а Джинни время от времени даже старалась затащить Гарри обратно в дом, и это показалось Фреду немного странным – на крыльцо он выехал потому последним. Билл, Джордж и Рон, натянув шапки и накинув куртки, делали что-то непонятное в снегу: сначала они вроде пытались вырыть туннель в сугробе, потом стали перебрасываться снежками, затем начали строить снежное изваяние. Их сестра вместе с Поттером в это время брали на пробу замёрзшее озеро. Остальные были дома. Фред сидел на веранде один. Снег падал будто в замедленной съёмке, луна стеснительно поблескивала среди облаков. Его братья и сестра веселились, из дома тоже раздавались увлечённые голоса (Фред даже мог различить шаги Гермионы, бегающей из гостиной в кухню с тарелками). С кухни слышалось гремление мытой посуды – Молли Уизли и Грейнджер всё ещё убирали со стола. А ещё там из приёмника негромко пела Селестина Уорлок. «Last Christmas I gave you my heart…» - повторялись строчки. Песня была не из её репертуара – вероятно, перепев чужой. Но ему она понравилась: звучала хорошо, по-праздничному, хоть и печально. Он прямо-таки погрузился в эти звуки и ощущения, пока его сердце ещё не стягивало болью и виной. Стараясь не зацикливаться, Фред думал, что в этом году здесь выпало аномально много снега, но потом он вспомнил, как по радио говорили что-то о том, что из-за прошедшей войны (а конкретнее – из-за сражения за Хогвартс) в природу вырвалось слишком большое количество остаточной магии, которая повлияла на климат. Кажется, потому и сугробы были такие огромные. Он сидел один уже довольно продолжительное время, когда за его спиной раздались шаги. - Фредди, дорогой, тебе стоит подстричься, - рука, очевидно принадлежащая миссис Уизли, накрыла и потрепала волосы у него на затылке. И Фред сначала вздрогнул от неожиданности, но на Ма голоса всё же не повысил за внезапность. А она снова заговорила: - У тебя так хорошо отросли волосы… Но ты ведь не любишь, когда они мешают при работе. - У Билла крутой хвостик, - бесцветным голосом сообщил парень, защищаясь. Волосы у него были ненамного длиннее, чем на шестом курсе. Молли ласково улыбнулась, поднимая взгляд и смотря на упомянутого сына, зарывшего Джорджа в сугроб, да всё приглаживала волосы на затылке старшего близнеца. Нечего скрывать – ему было приятно. Это же мама. С её материнской лаской. Которой ему не хватало. - А ты – не Билл. Тебя с детства выводили из себя слишком, по твоему мнению, длинные волосы. Я могла бы попросить Гермиону помочь тебе с этим. Ей будет не трудно, раз вы живёте вместе. Или подстричь самой? - ладонь матери дёрнулась в сторону палочки за поясом, но Фред остановил её, покачав головой. - Нет. Спасибо, мам, я разберусь с этим. Губы женщины тронула тусклая улыбка на слова сына, и миссис Уизли лишь кивнула, соглашаясь. - Зябко тут, холодно. Тебе вынести что-нибудь? - в подкрепление своих слов Молли растёрла свои плечи и повернулась в сторону двери. Фред снова покачал головой. И теперь понял, что мама, как и он, скучала. А ещё, что её забота перестала быть навязчивой. Она… прислушивалась к его мнению, сначала спрашивая, а потом – делая. - Ма, - его теперь изнутри распирало от желания быть искренним, и он возвёл глаза к лицу матери, - спасибо, что позвали на праздник. Глаза хозяйки «Норы» тут же увлажнились в который раз за вечер, а ласковая улыбка растянула сухие губы. Она быстро сморгнула подступившие слёзы, чтобы сын не стал закатывать глаза на её сентиментальность, и склонилась ближе с безграничной любовью на лице (от этого у него начало рвать сердце, потому что та почерствевшая мышца внутри уже позабыла, что мама его, вообще-то, правда любит). - Конечно, милый, иначе не могло и быть, - она потрепала его за плечо, уже собираясь уходить. - Спасибо, что ты пришёл. Развернувшись, она сделала несколько шагов в сторону дверей, но вдруг вернулась и чувственно, по-матерински крепко и ласково поцеловала Фреда в макушку. И, пригладив его волосы напоследок, всё же ушла обратно в дом. А ему вдруг стало так спокойно и безмятежно на душе. Он прикрыл глаза, стараясь запечатлеть момент в памяти. Поцелуй мамы. Тихий шёпот ветра. На нос и щёки мокро падают снежинки. Потом Уизли открыл глаза и стал меланхолично наблюдать облачка пара, вырывающиеся у него из груди, глядел на подёрнутое серыми облаками бескрайнее небо. Потом посмотрел на иссохшие кусты вереска, покачивающиеся над замёрзшим озером, на свою бесконечно выносливую и добрую семью. И постарался запомнить всё до мелочей. Момент умиротворения. Вокруг было тихо так – даже возгласы братьев, играющих в снежные забавы, не нарушали этого покоя, воцарившегося у «Норы». Он смотрел – и смотрел жадно – на всё, что происходило здесь сейчас, и чувствовал себя по-настоящему на своём месте… дома. Никакое место нигде и никогда на свете – даже любимый каждым (и им, конечно, тоже) Хогвартс – не приносило Фреду такого чувства правильности. Он словно был кусочком пазла со множеством граней, который нельзя вставить ни в какую картину, кроме этой. Ему было хорошо. От наблюдений его отвлекло внезапное появление Гермионы. Фред вздрогнул, словно пробудившись ото сна, и почти до треска позвонков выгнулся назад, стараясь развернуться в кресле и увидеть её лицо. Девушка подпирала спиной закрытую дверь. С кухни, где она пробыла большую часть вечера, Грейнджер вернулась запыхавшаяся, с блестящими глазами. Проведя над кастрюлями столько времени, Гермиона выглядела такой раскрасневшейся и невероятно довольной, что Фреду даже подумалось, что она успела где-то глотнуть сливочного пива и захмелеть. Волосы её, ранее старательно собранные в тугой пучок на затылке, теперь уже то тут, то там непослушно выскочили из причёски, лёгкими или дикими завитками торча во все стороны. На ногах у неё были надеты старые валенки Чарли, обгоняющие размер её ноги на пару добрых дюймов, поверх шерстяного платья были нахлобучены ещё несколько кофт и тёплый вязаный платок. Мама Уизли хорошенько утеплила худенькую Грейнджер, прежде чем выпустить ту за порог. И ведь в самом деле было на удивление холодно для этих мест. На Фреде, однако ж, сидел только вязаный мамой очередной свитер (тёмно-фиолетовый с буквой «Ф» на груди, который ему потому и понравился, к слову), ноги в тёплых штанах покрывал синий в кукурузно-жёлтую полоску плед, от которого, если хорошенько прислушиваться, чувствовался запах крыжовника, смешавшийся с яблоком и совсем чуть-чуть с порохом. На ступнях у Уизли были одни шерстяные носки, но, знаете, его это не особо волновало – он ведь и не чувствовал холода (ничего) там. Грейнджер неловко переступала с ноги на ногу, не решаясь приблизиться. Фред видел сомнения у неё на лице. Она попыталась ему улыбнуться, но пальцы, нервно перебирающие бахрому платка, всё же её немного выдавали. Фред кивнул, думая, что добавит ей уверенности. Она потопталась ещё, но сделала шаг. И запнулась о ножку выдвинутого кресла. Мир закружился, Грейнджер, неловко взмахнув руками, стала падать и всё же успела уцепиться за плечо Фреда, который по инерции схватил её под локоть. Покачнувшись, она всё же не упала ему в колени, но теперь свисала над ним довольно низко. Глядя на неё сверху вниз, шаря взглядом в пушистых ресницах, по россыпи родинок на носу, подбородку, в растрёпанных волосах, Уизли думал, что – ох, Мерлин – она была снова невероятно красива (и он был счастлив, что даже при условии, что внутри он чувствовал бескрайнюю пустоту, он всё ещё был способен это заметить). И ещё Фред невероятно сильно извёлся, пока она убегала. Он увидел нечто белое и стеснительное у них над головами. Воспоминания начали тепло таять в животе. - Фред… - на выдохе сдержанно произнесла Гермиона, привлекая его внимание и собираясь что-то сказать, но Уизли свободной рукой указал на предмет своего интереса, так и не оторвав взгляда. Гермиона послушно посмотрела туда же. Омела. И перед глазами тут же встала волшебная комната Хогвартса, тренировки, забавы, а ещё – мальчишеский смех и смешанное дыхание двух человек. Лицо Гермионы смягчилось от этих воспоминаний, как было каждый раз, когда её накрывало чувство ностальгии по былым временам, а на губах проступила легчайшая улыбка. Грейнджер неотрывно смотрела на цветок. - Ты же понимаешь, что это глупая и необязательная традиция? - предприняла попытку здравого смысла Гермиона, хотя понимала, что за это здесь отвечает только она. - …Глупая – да, но вот разве необязательная? И грудь, и живот снова, как в тот раз, опалило жаром. Гермиона обернулась к Уизли, удивлённая его словам, а Фред вновь уже смотрел ей в глаза. Там летали и взрывались звёзды, а, может, это было просто отражение падающих с неба снежинок (Уизли захотелось увидеть, как он будет отражаться в этих глазах, способных делать любую простоту или уродство красивым и достойным внимания). Неловкости не было места в этом куполе, отделившем мир двоих от остального (даже резвящиеся Уизли и Поттер ничего не замечали за играми). Между ними сквозило только что-то неуловимое, что можно было спугнуть лишним неправильным движением. А ещё оно было вдруг пряно мягким и очень-очень личным. За здравый смысл отвечала здесь она, однако в омут бросилась первой. Ладонь Гермионы неспешно, даже как-то неуверенно, скользнула с плеча к шее, слегка зарываясь пальцами в кромку отросших волос. С миллисекундным опозданием рука Фреда тоже начала движение выше, мягко и почти невесомо. За затаённым дыханием и пристальным вниманием к шоколадным глазам Уизли даже не сразу заметил, как Грейнджер оказалась намного ближе. Они вдруг начали дышать в унисон, и Гермиона приоткрыла рот, считая, что так будет легче вдыхать воздух, а Фред повторил это её движение неосознанно. Ему казалось, что если она сейчас возьмёт и пошутит на подобии «я только в щёчку клюну», то он будет разочарован. Но она поцеловала его. Еле ощутимо коснулась губами его губ. И своими плавными и, кажется, изящными движениями напомнила манерную Флёр – наверное, так сказалось на ней их общение. Сердце у него ухнуло вниз, и Фред даже был готов поклясться, что он почувствовал это пятками. Но настолько лёгкого касания ему было мало, потому он притянул Гермиону ближе, прижался губами так крепко, что девушка от неожиданности открыла рот и тут же закрыла, прихватывая его верхнюю губу, чуть не сорвав его стыдливый стон. Фред, кажется, слишком сильно обомлел от простого поцелуя – сознание будто заволокло молочной пеленой. И, вероятнее всего, дело было просто в том, как Гермиона на него влияла. Стало так жарко, несмотря на погоду, что Фред не сразу уловил движение, запоздало понял, что Грейнджер отстранилась. Он не увидел отражение себя в её глазах. Она выпрямилась в полный рост, рука её исчезла с его загривка. Он заметил на её покрасневшем ещё больше лице смесь смущения и тоски. Фреда даже встряхнула такая картина, вернув в реальность. Чудесное мгновение взлетело и разбилось на множество осколков, поломанное этим вот её выражением лица, изображающим бесконечное сожаление. А у неё сердце больно заходилось от того, как преданно он на неё смотрел. - Опасная на самом деле штука с учетом того, сколько здесь располагается родственников на один квадратный метр, - запоздало указывая пальцем наверх, Фред издал нервный смешок, и сразу после захотел прикусить себя за язык. Гермиона снова подняла взгляд, довольно ритмично покивала и вдруг присела на ступеньку рядом, будто и не сбегала от него при любой возможности весь вечер и дни перед ним. Но какой резон теперь был думать об этом после того, как она его сама же поцеловала? В силуэте её, в сгорбившийся фигуре он видел какую-то отстранённость и обиду. И понял, что всё испортил. Или, может, портить было вовсе нечего. Ему стало стыдно. Наверное, дело было снова в нем. Фред украдкой смотрел на то, как одета Гермиона. Как правильно она выглядела во всей этой домашней одежде, облепившей её, как листья капусты, и думал, что Грейнджер невероятно идёт быть такой… Уизли. Миссис Гермиона Уизли… Или Грейнджер-Уизли… Ему казалось, а вернее даже – он точно считал, что Гермиона слишком хорошо вписывалась в быт «Норы». Она знала каждый местный закоулочек почти так же хорошо, как близнецы, которые облазили дом и округу вдоль и поперёк. Она любила и дом с его чудесами и странностям, и поле вокруг, и пруд неподалёку, и деревеньку у подножия холма. Она знала, где располагается вся посуда и продукты в кухне, потому являлась такой хорошей помощницей для его мамы. Она вообще легко общалась с каждым членом его семьи – даже с Чарли, с которым виделась, грубо говоря, раз-два. А ещё она смотрелась слишком гармонично в вязаных узорчатых кофтах миссис Уизли и старых тряпках (мама, прости), которые носила преимущественно вся его семья поколениями. Не то чтобы ей шла нищета, но ей определённо подходили Уизли. - Как тебе вечер? Не слишком надоели тебе Уизли с такими шумными праздниками? - он спросил скорее потому, что не хотел молчать теперь. - Нет, вы мне никогда не надоедите, – с улыбкой ответила Гермиона. - С вами хорошо и весело. А что шумно – это замечательно. Он хмыкнул и ухмыльнулся. Бывшая староста теперь пела по-другому. - Вот как? - Да, это помогает забыться. - Что ж… ты права, - он задумался ненадолго, выуживая воспоминания из головы. - Так тебя, значит, вполне устраивал шум, который мы разводили с Джорджем в школе? Она тихонько усмехнулась, отчего улыбка расцвела и на его лице непроизвольно. Он даже не заметил, что неотрывно следил за её лицом. Ему не хватало Гермионы в те дни, пока девушка скрывалась от его глаз, потому сейчас он буквально с жадностью выхватывал любое её движение. - То было другое дело! - всё так же со смешинкой сообщила Гермиона. - Но в общем-то и у ваших шутих было много положительных сторон, не могу не признать. - Ну спасибо, что сделала это хоть сейчас. Она снова растянула губы в ухмылке. Какое-то время они сидели безмолвно, наслаждаясь атмосферой Рождества в домишке семьи Уизли. А потом Гермиона глубоко вдохнула и заговорила на одном дыхании: - Мне нужно уйти. Уехать. И взгляд Фреда затух. Было же что-то предостерегающее во всём этом её поведении ранее – он не мог не догадываться. Вот только до конца хотелось верить, что ничего страшного всё же не случится. Случилось. Она хотела оставить его. - Как скоро? - выдавил он через силу севшим голосом, вмиг почувствовав себя брошенным. - После Рождества. Сразу. Снег – неожиданно совсем не колючий и даже тёплый – крупными хлопьями падал с неба, оседая на шапках и плечах, путаясь в мокрых волосах, забиваясь за шиворот. Развешенная на веранде гирлянда, по-змеиному опутавшая перила и откос крыши, блестела разноцветными огоньками, почти обжигая глаза своей яркостью. Но при этом как-то волшебно освещавшая спокойное лицо Гермионы. Цветастые блики превратили снег у крыльца будто в обрушившуюся сухую радугу. На некоторых участках сугробов красочными кучками валялось содержимое хлопушек, прямо из снега торчали искрящиеся бенгальские огни, принесённые Гарри в той самой коробочке, и они вот уже долго не затухали благодаря магии. Темноту неба заволокло тучами под завязку, даже луны уже не было видно, потому всё освещение сейчас составили только вот эти огни, гирлянда и свет из окон «Норы». Гарри и Джинни всё ещё катались на коньках на замёрзшем пруду, и Поттер только успевал подхватывать неловкую Уизли. Мальчик со шрамом был готов ждать и проявлять терпение, знакомя подругу со своим вторым миром. Его крестник в данный момент крепко спал, утомлённый чрезмерной опекой взрослых, и его сон охраняли Молли, тихонько перебирающая спицами в кресле, и Флёр, задремавшая рядом над книгой. Артур сидел у очага в гостиной, пристраивая рождественские подарки под душистой елью. Дома было тепло и спокойно. Оттуда и вышел Перси с морковкой, огромной дырявой кастрюлей и старым шарфом наперевес. Джордж, Билл и Рон увлечённо строили огромного снеговика, рискующего достать по росту аж до второго этажа «Норы». Резво катая части тела по сугробам, они использовали палочки только для того, чтобы объединить комы в одно тело. Юноши то и дело отвлекались от своей скрупулёзной работы, обкидывая друг друга снегом. Рон всё никак не мог понять, кто в него кидал снежками, когда оба брата даже не смотрели в его сторону, а на самом деле заколдованный снег сам летел ему в затылок. Всё сейчас казалось таким умиротворяюще красивым и даже весёлым, праздничным, что злость у Фреда внутри не без ноющей боли наконец-то отступила куда-то очень-очень далеко. И Уизли будто на время стал свободен от самого себя. Он снова опустил взгляд на Гермиону. Братья играли в снежки, отвлёкшись от строительства огромного снеговика, и Фред за своими наблюдениями не слышал ни заливистого хохота, ни весёлых криков. Его вниманием владела только Гермиона, и он не находил в себе сил противостоять этой тяге. В пушистых торчащих завитках путались снежинки, и он протянул руку, чтобы легко их стряхнуть, но споткнулся. Раздался чей-то громкий визг, а потом в грудь Фреда врезалось нечто жёсткое и холодное, тут же отрезвляя его мысли. Братья громко захохотали, почти хватаясь за животы, а громче всех был Рон. Звук их смеха переливался всеми оттенками тёплого. Старший близнец оторопело опустил взгляд к себе на колени и увидел пригоршню рассыпанного снега, таящими каплями скатывавшегося с его груди. Окрылённые хмелем братья, похоже, уже не боялись, что Фред может разозлиться ни с того ни с сего. А, может, думали, что и он уже не слишком соображает. Но он лишь оробело смотрел себе на колени. Гермиона незаметно взмахнула так и не убранной палочкой, даже не шевеля губами для заклинания, и шапка съехала с головы Рона до самого носа. Новый всплеск смеха Билла и Джорджа прозвучал ещё громче и заливистей, когда младший Уизли попытался стянуть будто приклеившеюся шапку с глаз, начал путаться в движениях и запаниковал, рискуя упасть. И тут Джордж, схватив того за плечи, сделал ему подсечку и чуть ли не кувырком увалил в сугроб. Билл сразу набросал сверху ещё кучу, закапывая брата заживо. Гермиона смотрела на них и улыбалась, сдерживая хохот. Фред тоже смотрел и улыбался, хоть и горько. А ведь он не в праве её держать. Он слишком уважал её и её личные решения, как бы сильно они, бывший смутьян и бывшая староста, ни притёрлись друг другу за прошедшие месяцы. Как бы сильно он ни стал скучать, как бы плохо ему потом ни было… Гермиона была вольна делать то, что она хочет. Вот и всё гриффиндорское благородство. Потому он не злился, не кричал. Только принял скрепя сердце. Она ничего больше не говорила – на то у неё тоже, вероятно, были свои причины. Или ей было тяжело объясниться. Но сам он и так понял: она не могла рядом с ним. Слишком уж Фред токсичный, агрессивный, погибающий и… - Чем планируешь заниматься после школы? - спросил он, лишь бы не расставаться с ней на такой ноте. Гермиона оглянулась на него, задумчиво разглядывая лицо Уизли, снова посмотрела на резвящихся друзей, нахмурилась, открыв рот и снова закрыв. Кажется, вопрос его ввёл ее в ступор. - Эм… - тянула она, - даже не знаю. Как-то не думала об этом. Хотя странно, что я в самом деле не подумала об этом хорошенько. Но, знаешь, не было времени. Он с пониманием кивнул, дёрнув уголком губ. - Что насчёт сказок? Гермиона вновь к нему обернулась, чуть не соскользнув со ступеньки, и поглядела насмешливо: - Не думаю, что свои увлечения стоит воплощать в работу жизни. А то что будет отвлекать от неё? - Что ж, в этом ты, наверное, права. В конце концов хорошо, что я не решил открыть курсы по превращению раздражающих учителей в жаб. Пусть уж лучше это останется моим хобби. - Ты в самом деле увлекался этим? - удивлённо спросила Гермиона, старательно подавляя рвущийся смех. - Да! Ещё как. Они засмеялись, но Фред всё же вернулся к поднятой теме. Улыбка всё равно его теперь вновь выглядела вымученной. - И все же, я ведь говорил не конкретно о сказках. Ты сама говорила, что не сможешь воплотить себя ни в чем, кроме учебы. Её бровь с вопросом дёрнулась, и Гермиона протянула с сомнением: - И ты хочешь, чтобы я стала учителем? - Я от тебя ничего не хочу. В этом плане, - дополнил он, отчего Грейнджер удивлённо стушевалась. - Просто я думаю, что тебе нужно посвятить себя тому, что у тебя хорошо получается. Мы же с Джорджем посвятили себя шуткам. Теперь она выглядела задумчиво, рассматривая ворох снега под ногами. Кажется, его предложение заставило её слишком уж крепко задуматься – Гермиона даже выпадала из реальности на какое-то время. А потом Грейнджер кивнула самой себе – а кудри подскочили – и вновь усмехнулась: - Здесь правда… правда очень хорошо. Это стало последним, что она сказала ему в тот вечер. Он лишь в последний момент успел прихватить её ладонь (неосознанно), почти до нежности мягко сжимая, и мучительно заглянул в умные глаза. Почти что «прощай» сквозило в этом жесте. Гермиона смотрела в ответ, не отбирала руку. Он сам отпустил её. И она ушла. Ночевать остались почти все. На этом настояла Ма – она сказала, что не отпустит захмелевших детей в такой час куда бы то ни было. Свою роль играло и то, что миссис Уизли просто соскучилась по временам, когда дом её был полон людей. (Ей, похоже, теснота была в радость.) Лишь Билл и Флёр были отпущены восвояси – бороться с волчьей ипостасью мужа умела только жена. Старший брат перед уходом крепко и даже чувствительно пожал Фреду руку. А ещё улыбнулся широко и проникновенно. Так, что Фред понял, что ему рады. Рон снова делил свою комнату с Гарри, а Джинни – с Гермионой. Перси спал в своей комнате, а Джордж – в бывшей комнате близнецов. Молли и Артур были в своей. Фред снова занимал комнату-бывший-склад на первом этаже. «Для удобства». Уже лёжа в кровати с закинутыми за голову руками, Фред дивился тому, что и представить не мог, как её белые стены будут давить на его душу, а скрип кустов под окном – выскребать из черепа мрачные воспоминания первого послевоенного месяца. Как бы сильно он ни устал после празднования, он не мог заснуть от этих не дающих покоя ощущений. Вместо сна он вновь перебирал события прошедших недель. Он вспомнил то, что случилось утром после того, как он и Гермиона попробовали леденцы. Фред смутно помнил себя, упавшего с кресла. Вся сцена представлялась ему чем-то на грани сна и реальности, потому он не мог понять, что видел на самом деле, а что просто смешалось с прошлыми его воспоминаниями. Единственное, что он с уверенностью мог признать, так это то, что после вспышки в небе и звонкого хлопка мир вдруг заволокло тьмой, будто он ослеп в одночасье. Однако спустя короткое мгновение всё вновь проявилось, а он внезапно оказался в совсем другом месте. Он стоял в коридоре Хогвартса рядом с Перси. Всё выглядело так невероятно реалистично! Он мог поклясться, что чувствовал запах дыма, вкус крови на зубах, слышал чужие возгласы. И пространство на него слишком натурально давило! А потом вдруг на голову вновь стала валиться огромная расколотая стена, и Фред, почему-то теперь еле помня ощущения от столкновения с ней и боясь ощутить их вновь, пытался сбежать, но ничего не выходило. Эта гребаная стена ощущалась на нём как впервые. Ещё ему казалось, что, когда его снова накрыло обломками, рядом опять была Гермиона, к которой он жался, как ребёнок, в поисках помощи. Но воспоминание это было подёрнуто мутной дымкой, потому и преисполнено сомнением. А спрашивать ему не хотелось: во-первых, потому что из-за того случая они дважды ругались, а во-вторых, ему и самому не хотелось вновь вспоминать об этом – уж больно неприятно вся эта ситуация давила на грудь и горло. Вероятнее всего было, что он сам себе то придумал, чтобы просто было легче – потому что второго мая присутствие Гермионы, её внимательность, её голос в самом деле его спасли. Он предпочёл поскорее забыть, будто ничего и не было. А потом он вспоминал, как снова проводил ночи за бодрствованием и слышал плач так же не спящей Грейнджер. Вспоминал свои одинокие вечера, потому что Гермиона уходила, когда он уже засыпал, а возвращалась, когда он ещё не проснулся. Вспоминал, что на плаву своего состояния поддерживался только благодаря её вещам, расставленным по квартире - это показывало, что Гермиона ещё не ушла. А ему оставалось только ждать. Ждать, пока изнутри его снедали вернувшиеся тоска и одиночество, злость. Путанность мыслей, дезориентированность снова пришли к нему, как старые верные друзья. Ему становилось вновь страшно. Но пойти к ней с повинной он, конечно, не мог. Потому что просто считал, что если станет извиняться, то Грейнджер решит, что он от своих слов отрекается. А он не отрекался. Не нужна была ему помощь. Вот так!.. А ведь она тогда… снова говорила правду: и про галлюцинации, и про то, что не он в праве решать жить или умереть, и о многом другом. Наверное, это ему и не нравилось. Грейнджер говорила очевидно верные вещи, но ему… просто не хотелось этого признавать. Он чувствовал себя бесконечно слабым и бессильным, потому вновь и вернулся к своему защитному механизму - злиться на всех заранее, отпугивая, чтобы не лезли в душу, не видели его слабости. И так Фред отпугнул последнего человека, желающего помочь. В конце он вновь вернулся к пониманию того, что она уходит. И всё отрицательное в нём преумножилось. Фред не мог заснуть, как бы сильно того сейчас ни желал. Ветви кустов скрипели под окном, а гирлянды, висящие на них, запускали в комнату разноцветные отсветы. Луна тоже вновь выглянула на небе и освещала стену напротив. Сна не было ни в одном глазу. Фред слушал, как дышала «Нора». Он слышал чужие вдохи и слова, сказанные во сне и эхом сквозь щели стен разнесённые по дому, слышал скрип деревянных дверей и полов, тиканье часов за дверью. Ему казалось, что это поможет ему уснуть. Уизли устало прикрыл глаза и сконцентрировался, но вдруг услышал чужие осторожные шаги, остановившиеся у его двери. Спустя мгновение послышался лёгкий стук. Фред заинтересованно поднял голову, глядя на дверь и угадывая, кто это мог шарашиться по «Норе» посреди ночи. И вот дверь приоткрылась, а из-за неё выглянула рыжая, похожая на его голову макушка. Фред почти нервно усмехнулся, поняв, что он в безопасности. Джордж как-то затравленно огляделся, не заметив, что глаза брата раскрыты и блестят в темноте, и прошёл вглубь комнатушки. Фред молчал, а его близнец, обнаружив, что брат не спит, улыбнулся и притиснулся рядом. Старший без лишней мысли подвинулся к стене, освобождая место. Джорджу было тесно – то было видно по тому, как он сжался на краю, пытаясь не упасть и при этом удобно прилечь. - Ты чего это? - Не спится. Не из-за кошмаров. Просто не могу уснуть. Думал, может, у тебя то же. Их плечи были крепко прижаты, и ноги тоже в нескольких местах чуть ли не слиплись от тесноты, но Фреду показалось, что это нормально. Даже хорошо. Джордж ощущался, как часть него самого, а не как нечто мешающее. - Как долго ты собирался молчать о том, что Рон теперь тоже в доле? - решил спросить он. - Рон не «в доле». Он работает на нас и почти с нами. Владельца всё так же только два – ты и я. А сказать… забыл. Пойми меня правильно – на меня много навалилось, пока тебя не было. Ты начал постепенно подтягиваться обратно, и я не хотел сразу всё на тебя сваливать. - Однако факт того, что наш родной брат тоже работает с нами – это вроде как важно, не находишь? Джордж какое-то время молчал, строя задумчивое лицо и глядя в потолок. На самом деле он понимал, что поступил по-глупому. Не подумал. Но ведь не специально. - Да, ты прав, - согласился он, слегка кивая. - Извини. Фред не ответил вслух, но тоже кивнул. Он верил брату: тот вряд ли на самом деле не хотел об этом говорить или скрывал нарочно. Фред благодаря их переписке представлял, над сколькими вещами Джорджу приходилось работать в одиночку. Но при этом всё равно не пытался силком принудить брата к работе. Забыл – ну и ладно. - В следующий раз уж предупреди. - Конечно, - Джордж издал смешок. - Как дела с Гермионой? Кажется, что не так плохо. Я заметил, как вы говорили на веранде вечером. Всё наладилось? Честно говоря, вы выглядите, как женатая парочка. Все эти парные кружки, перевязанные нитками, Гермиона-хозяйка, приложившая руку к уходу за квартирой, взгляды… - Джордж тихонько посмеивался, но Фред его не подхватил. Какие-то минуты он временил с ответом, и брат почувствовал его неуверенность кожей, отчего начал догадываться, что случилось что-то плохое… - Она уедет от меня... - голос его сорвался на последнем слоге, и Фред постарался побыстрее это скрыть, начав суетиться ещё больше. У него вновь подрагивали пальцы, которыми он крепко вцепился в футболку на животе. И дыхание его стало поверхностным, будто ударили хорошенько. И Джордж понял – ударили. Но не физически. Он всё же смог услышать, как надломлено, разбито и обречённо сказанная фраза прозвучала. Младший близнец в оцепенении замер, подобрался на локти, заглядывая брату в лицо, и увидел там полностью бесцветное выражение, граничащее с мукой. Фред смотрел в потолок, старательно игнорируя то, что брат за ним наблюдал. Джордж же замер оттого, каким Фредди выглядел теперь отчаявшимся и убитым. Раньше, когда они встречались, он всегда был отчуждённым и хмурым, часто злым. И Джордж смирился, что его брат теперь такой. Однако вот таким он его не видел ещё никогда. Сердце теперь подсказывало ему, что всё далеко не так, как он думал. Что всё становится очень-очень плохо. Или уже стало. У Фреда словно отняли последнюю надежду. Он выглядел так, будто ничего его больше не держит. От чего-то. Гермиона - последнее, что поддерживало мир внутри Фреда и удерживало его во всём этом - уходила, а Фред ломался окончательно. - Быть того не может, - выдохнул Джордж, хмурясь и вспоминая последнюю беседу с Гермионой. Она сильно хотела помочь его брату, видела то, чего он, его близнец, не углядел. А теперь… уходит? Да… быть того не может! - Может, - невесело отозвался Фред. - Она уйдёт сразу после Рождества. Это я виноват… - Не говори глупостей, - почти грубо осадил его Джордж, злясь от того, что совсем ничего не понимал. - Дело точно не в том, что она бежит от тебя… - Ну, а в чём тогда? Последнюю неделю она только и делала, что избегала меня. Джордж снова задумался, а потом глубоко вздохнул и сказал твёрдо: - Я тебе обещаю, братец, у вас просто было недопонимание. Я уверен, - казалось бы, он Фреда утешал, но голос звучал слишком уж убедительно (или убеждённо). - А если что-то… пойдёт не так, то ты в любой момент можешь вернуться в «ВВВ». - А как же Анджелина? - Фред выдавил кривую-косую улыбку потрескавшимися губами. - Знаешь ли… - Джордж осуждал его за этот выпад, но смутился. - Она не живёт со мной. Ещё нет. А когда такое и будет, то я найду другую квартиру… - Брось. Оставайтесь там. Не нужно только из-за меня покупать другое жильё. Я ценю твою безоговорочную любовь ко мне и понимаю, что я такой особенный… Джордж расслышал шутку, пробившуюся даже сквозь толщу фредовской печали, и подумал, что это пока единственный хороший знак. Он тоже засмеялся, в этот раз не стесняясь своей громкости. - Да уж, особенный ты наш! - он подпихнул брата в бок, отчего тот усмехнулся. - А вообще… Помнишь, ты как-то сказал, что поражаешься тому, что я, ну… терплю всё это? - Фред повернул к брату голову и кивнул. - Ну так… я не сам с этим справился. Без Гермионы и Гарри я бы и не узнал, что есть человек, способный помогать решать подобные проблемы. - Чего ты сам не смог? - …Не смог, - погодя, выдавил Джордж, отчего Фред виновато осёкся. - Тут никто не мог помочь справиться – ни родители, ни Анджелина… А тот человек смог. - И какая у тебя была проблема? - Хм… - задумчиво произнёс близнец, ободрённый тем, что брат не воспринял его в штыки. - Если коротко – я прятал проблемы за улыбкой. В любой некомфортный, болезненный момент улыбался до ушей. Неспециально. Даже с похорон Люпинов пришлось уйти раньше, потому что лицо свело от этой сумасшедшей улыбки. К счастью, Джинни меня не видела. Настучала бы по башке… Они одновременно не без печали усмехнулись. - Сейчас… тебе лучше? - Фред ощущал себя несмышлёным ребёнком, узнавшим что-то, находящееся за гранью его понимания. - Намного, - кивнул Джордж, в глазах у него блестели отсветы гирлянд снаружи. - Тот человек помог. Во многом это благодаря и тому, что ты был рядом, Фредди. Глядишь, не принял бы ты меня снова – так и окочурился бы! Джордж улыбался искренне, смеялся в лицо ушедшей проблеме, но Фред чувствовал в этом хохоте неприятную горечь. И снова подумал, какой же он болван и придурок. - Прости, Джорджи... - Ой, не смей извиняться! - в голосе у брата не было ни тени злобы или обиды. - Я тебя ни в чём не виню. Наоборот как раз… Но спасибо. И да… ты меня тоже прости?.. Фред молчал. Молча протянул и руку, за которую Джордж спустя пару растерянных мгновений схватился крепко. Они у них тоже были необыкновенно похожи – и толщина ладони, и длина пальцев, и грубость стёртой кожи. Только вот у Джорджа были руки прохладнее. Фред будто касался поверхности зеркала – только отражение у него было живое, родное. Между ними наступил окончательный мир. В эту Рождественскую ночь близнецы заснули вместе, ютясь на одноместной и неудобной кровати, ставшей вдруг слишком своевременным местом для их всепрощающего понимания.