***
Девушка возвращается в гильдию за последней коробкой с украшениями для платформы Эрзы. Состояние чуть улучшилось, позволяя участвовать в мероприятии, и Акира была искренне этому рада, полагая, что за весельем забудутся печальные мысли и воспоминания. Она была одета в сшитое заранее платье, над которым Нацу несколько минут задумчиво бродил и гадал о выборе расцветки, и плащ, который заставил уже Леви тихонько хихикнуть. МакГарден сразу поняла, что к чему, и тактично промолчала о кое-где заметных золотых линиях, от которых Акира перед примеркой аккуратно избавилась. И все же не до конца — оставила на талии на стыке между верхом и юбкой, на краю этой самой юбки. Волшебница подняла коробку и обернулась, с удивлением замечая в проходе Лаксуса. Увесистый рюкзак на плече давал понять, что парень пришел за последним разговором. Акира едва удержалась, чтобы не уронить коробку, и повернулась полностью, прижимая осторожно груз к животу. Она не знала, зачем Лаксус вновь пришел в гильдию, но отчего-то была готова выслушать. Выслушать, но не простить и позволить жить без груза на сердце и душе — к его страданиям за случившееся хотелось добавить страдание за саму Акиру. — Зачем пришел? — в голосе почти нет дрожи и каких-либо эмоций, и она знает, что хороший слух вопрос услышит даже с другого конца помещения. Лаксус делает несколько шагов вперед, останавливаясь у первого же столика, и Акире приходится преодолеть некоторое расстояние, останавливаясь у следующего и ставя на него коробку. Она не боялась его, но находиться ближе казалось безумством. Парень впервые выглядел так, будто не мог подобрать слов, и, наверное, так оно и было — раньше его речи были пропитаны грубостью и высокомерием. — Поговорить, — наконец отвечает, взглядом осматривая видные участки тела. Некоторые бинты были сняты и заменены широкими пластырями, но все же раны были видны и чувствовались по запаху крови, — По-настоящему. Я… должен извиниться. Неизвестно, сколько ему потребовалось, чтобы наконец признаться самому себе, что и правда должен извиниться. И сколько сил он сейчас применяет, чтобы исполнить свой долг — тоже. Акира невольно, но привычно складывает на груди руки и вскидывает бровь. При виде такого Дреяра даже кричать расхотелось, но пускать все наутек девушка не собиралась. — Ты должен извиняться не передо мной, Лаксус, — тяжело вздыхает, контролируя нарастающие эмоции, чтобы не сказать чего-то, о чем в дальнейшем точно будет жалеть, — Перед парнями и девчонками. Перед Громовержцами, которые, в отличие от меня, всегда были тебе рады и всегда следовали за тобой. Акира зажмуривается на несколько секунд, справляясь с неожиданно подступившими слезами, и опускает резко руки, упираясь сжатыми кулаками в деревянную поверхность. — Ты никогда не был для меня внуком нашего Мастера, — признается волшебница, посмотрев прямо в серые глаза, — Ты всегда был для меня отдельной личностью, человеком, что может при должном желании горы свернуть. Я прекрасно понимаю твои чувства насчет тех людей, что знают только о родстве с Макаровым. Лаксус, как ожидалось, впервые это понял. Он сжал руки в кулаки и сдержался от очередного шага вперед. И сам не понимал, что хочет сделать — уйти, договорить или просто заключить Акиру в объятия, если она позволит. Тихо усмехнулся. Не позволит же. Скажи спасибо, что стоишь еще на том же месте, а она — не убегает или не нападает. — Но ты позволил этим людям взять над собой верх. Позволил себе напасть на друзей и чуть не убить меня. Когда-то Мастер сказал своему внуку, что тот ошибается насчет мнения окружающих, что все только и думают о том, кто кому дед и внук. Сейчас же Лаксус понимал, что старик был прав, как и во всех прошлых речах, раньше казавшихся старческим маразмом. Акира и в самом деле никогда не сравнивала двух Дреяров. Как же он был все это время слеп и глуп… А ведь еще волшебников помоложе учил. Самому бы научиться. — Лакс, я надеюсь, что когда-нибудь ты придешь на правильный путь, — одна слеза все же скатилась, не оставаясь незамеченной, — Но, если мы встретимся когда-нибудь, не смей ко мне подходить. Исполни хотя бы одну мою просьбу, я заслужила это терпением твоих пыток. Лаксус понимающе кивает и, достав из кармана брюк какую-то маленькую коробочку, кладет ее на стол. Акира поджимает губы в тонкую полоску, когда волшебник отходит к выходу, так и оставив неожиданный презент. — Будь счастлива, — и с этими словами уходит, исчезая в уже празднующей толпе. Акира стоит на месте несколько минут, потом все же подходит к столу и берет в руку коробку, открывая ее. На бархатном желтом дне лежит темно-синий браслет с несколькими блестящими маленькими молниями, тут же начавшихся переливаться на закатном солнце, когда девушка достает украшение. На внутренней стороне крышки прикреплен крохотный листик с коротким «С Днем рождения». Это становится последней каплей, и Акира громко кричит, не боясь быть услышанной, и швыряет браслет с коробкой в стену, бессильно падая на колени. Их история не должна была так закончиться. Девушка надеялась, что выплакала все слезы еще днем, но сейчас они с новой силой текут по щекам, крупными каплями падая на деревянный пол. Она прижимает одну руку к груди и снова кричит со всей болью, на которую только была способна. Скорее всего, к ней уже мчатся драконы, насколько это вообще возможно с перебинтованными руками и ногами, но сейчас волшебнице откровенно на это плевать. Еще позднее она вскинет правую руку с выставленными большим и указательным пальцами высоко вверх, повинуясь неожиданному порыву, и на тонком запястье вспыхнут ярким светом молнии. Она будет по-настоящему радостно улыбаться, смеяться и шутить вместе с друзьями, не замечая в толпе Лаксуса, пришедшего немым зрителем попрощаться с гильдией, но почувствует его печальный и удивленный взгляд. Может быть, Лаксус и изгнан из гильдии, а Акира попросила его не подходить при встрече когда-нибудь, но история лишь поставлена на паузу до лучших времен. «Где бы ты ни был, я всегда слежу за тобой».Глава 13. Фантазия
19 мая 2020 г. в 14:56
Уже на следующий день Акира чувствовала себя гораздо лучше, чем накануне, и пообещала участвовать в Фантазии, если к вечеру состоянии не ухудшится, о чем предупредила еще прошлым вечером Полюшка. Девушка села на кровати, свесив ноги, и для проверки несильно потянулась и покрутила запястьями. Никакой боли не ощущалось, как и желания вывернуть легкие наизнанку. Настойка Полюшки, из чего бы она не была сделана, исправно выполнила свою работу по восстановлению. Только вот колдовать в полную мощь Акира еще не скоро сможет, но и это можно исправить при должной работе.
Непонятный шум на первом этаже заставил Мастера нахмуриться. Аловолосая и сама понимала, кто решил к ним наведаться, но быстро сбежать из палаты, чтобы не встретиться с теперь по-настоящему ненавистным человеком, было вне ее возможностей. Фея закуталась в легкое одеяло, которым была укрыта, неизвестно почему желая скрыть следы вчерашней битвы — открывшаяся перед приходом Нацу и Эрзы рана обещала остаться широким шрамом, напоминающим о прошедших событиях каждый день; только недавно избавленные от бинтов запястья вновь были опоясаны ими, как, впрочем, и все тело, уже местами пропитавшись кровью, но не пачкая белоснежное постельное белье. Акира никогда не понимала, почему в больницах и гильдийских лазаретах стелют белое, ведь на нем видны все последствия сражений.
Через несколько минут дверь в лазарет отворилась неуверенно, Лаксус зашел, так же одетый в бинты. Он не выглядел как тот тип, что прошлым днем кричал о своем величии и старалась уничтожить согильдийцев, не подходящих по силе новому Хвосту Феи. Акира вздрогнула, встретившись взглядом с серыми глазами. Это был тот Лаксус, которого она встретила семь лет назад при вступлении в гильдию — растерянный, немного испуганный. Кажется, Акира даже заметила толику ненависти, обращенной не к Мастеру или кому-то другому. К самому себе.
Она вспоминает, как попытка Дреяра сколдовать Закон Феи ничем хорошим для него не увенчалась. Никто из тех, кого Лаксус по его же словам люто ненавидел и презирал, не был подвержен волшебству. Фрид тогда сказал, что блондин унаследовал от своего деда любовь к гильдии и согильдийцам и, вероятно, был как никогда прав. Магию никогда не было возможным обмануть и заставить действовать против ее воли, а значит, Лаксус в глубине души все же испытывал теплые чувства даже к настоящим слабакам.
Акира резко отворачивается, кутаясь в одеяло плотнее, и сжимает пальцы на краях ткани до побеления. Раны и царапины все равно давали о себе знать, не позволяя полностью окунуться в надежду на что-то хорошее внутри Лаксуса. Даже если он и любил Фей где-то на подкорке сознания и в самом темном углу сердца, он все равно позволил себе напасть на аловолосую и забрать ее силы. Осознание этого было больнее, чем передвижение после многочисленных атак.
— Если я так противен, никто не заставляет сидеть тебя здесь.
Девушка не сдерживает смешка. Не без труда понимается, все еще ощущая усталость в теле, и, действуя на поводу у неизвестного желания, скидывает одеяло, возвращая его на постель. Послышался такой неожиданный судорожный и испуганный вздох. Лаксус дернулся, будто его наотмашь ударили, и сделал шаг назад. Все это, все, что он сейчас видит, сделано его собственными руками, его колдовством, его ненавистью.
— И правда, никто же не держит, Лакс?
Ей вдруг захотелось громко закричать ему в лицо, ударить слабыми во всем факторам кулаками по мощной груди, заставить ненавидеть самого себя окончательно и бесповоротно. Вместе с тем же горло будто сдавило, к глазам подкатили слезы, с трудом сдерживаемые. Ей хотелось узнать, доволен ли он полученным результатом, рад ли тому, что его товарищи, кто всегда был рядом и поддерживал, сейчас находятся неизвестно где в таком же плачевном состоянии, как и многие другие Хвостатые.
Она все же преодолевает расстояние между ними, Лаксус даже отходит подальше от двери, позволяя уйти без страха. Кладет руку на ручку, нажимает, отворяя, и останавливается, уставившись на прорези между досками. Желание закричать сменилось желанием зареветь, как малое дитя, которому только дай повод для слез. Девушка поворачивает голову, смотрит на Громового и скрывается в проеме, затворяя за собой. Надо бы уйти на первый этаж, дать знать друзьям, что все в порядке, Лаксус не собирается вновь нападать или устраивать концерты. Но вместо этого волшебница прислоняется спиной к двери, стараясь вслушаться в каждое сказанное слово.
Если Лаксуса исключат — она должна узнать это сама, пусть и путем подслушивания.
Несколько слез скатились по щекам, обжигая ссадины, и Акира зажала рот ладонью. Некоторое время было слышно только возмущения Нацу с первого этажа и шум подготовки к празднику, который из-за Дреяра был перенесен на сегодняшний день. Затем — голос Лаксуса, скорее просто сообщающий, чем негодующий, о том, что от Хвостатых сейчас слишком много шуму, доносившегося даже до лазарета.
— Гильдия — это место, в котором друзья могут собраться, найти работу, — слышится голос Мастера, — А иногда это дом для беспризорных детей. Гильдия основана на всеобщем доверии и честности, она становится узами, которые уже не разрушишь.
Акира честно пыталась заставить себя уйти, но ноги будто приросли к месту. Каждое сказанное стариком слово давало понять, к чему приведет весь разговор, и отчего-то из-за этого на душе стало очень не по себе. Девушка судорожно вздохнула, стараясь сделать это как можно тише для драконьего слуха. Лаксус наверняка догадался, что у его с дедом разговора появились новые уши, но почему-то молчит и позволяет быть услышанным.
— Ты угрожал друзьям. Такое не прощается.
Молчавший все это время Лаксус соглашается, полностью осознавая последствия своих деяний. Чего стоила Акира, только недавно вышедшая из палаты, или Фрид, или остальные Громовержцы. Он не только потерял стыд и прочие чувства, но и потерял, скорее всего, всех тех волшебников, что терпели постоянные выходки и взбучки, раз за разом отправляясь следом, помогая и защищая. И если Громовержцы еще как-то могли оставить свои принципы на месте, то аловолосая — точно нет. Из-за своего эгоизма он и правда потерял нечто дорогое, если вспомнить некоторые моменты.
— Я хотел сделать нашу гильдию сильнее. Чуть-чуть сильнее, — слышится объяснение.
Возможно, он и правда не желал ничего плохого своим товарищам, но выбрал неправильный путь для исполнения плана. Мысль о том, что после изгнания Лаксус может уйти в отцовскую гильдию, приняв его идеологию и ненависть к Хвосту Феи, исчезла также быстро, как появилась. И все же… У Лаксуса нет понимания этого «чуть-чуть». Да и, похоже, совсем запутался в своих желаниях — то он собирается стать новым Мастером, то уже называют гильдию общей.
Акира больно прижимается макушкой к двери, вдыхая и выдыхая через раз. Появившаяся всего на мгновение надежда, что Лаксус останется в гильдии, попытается измениться, пропала на фразе Мастера «Я был рад видеть, как ты растешь». Весь разговор был слишком личным, чтобы его подслушивать, но скоро Макаров должен был дойти до заключающей фразы, обязательно превратившуюся в ключевую. Девушка стерла слезы, больно проходясь ладонью по царапинам и намокшим пластырям.
— Лаксус, я исключаю тебя из Хвоста Феи.
Вот и все. Акира наконец отходит от двери, поворачивается на секунду, словно решаясь зайти и что-то сказать, но потом резко одергивает руку и быстро по мере возможностей уходит в поисках уединенного местечка. Ей необходимо дать волю эмоциям и выплакаться, иначе вечером на празднике будет куча вопросов от обеспокоенных друзей. Она слышит, как отворяется дверь, как Лаксус выходит в коридор и останавливается на несколько секунд, словно прислушиваясь, и уходит.
Не найдя сил двигаться дальше, Акира оседает на пол и, обхватив колени руками, начинает плакать. Это явно не укрывается от трех драконов на первом этаже, и Нацу даже начинает снова возмущаться, на что Лаксус твердо отвечает, что ничего не делал, но никто из остальных Хвостатых так и не понял, о чем Огненный и Громовой говорят.