О нервозности, голубых котах и разносторонности дружбы

- Если ты не сильно занята, я бы хотел с тобой поговорить.       Эмма озадаченно приподняла бровь, но легко кивнула. - Конечно. В чем дело? - Ты в последнее время какая-то отстраненная, - заходя в комнату произнёс Норман.       Глухие шаги нарушили гармонию сверчков за окном, но Эмма не то чтобы была против. Молчала. - О чем думаешь? - Легко и непринуждённо поинтересовался он, плюхнувшись на кровать совсем рядом с Эммой.       Матрас немного скрипнул, когда девочка улеглась обратно на кровать. Норман тихо ждал, пока она не начнёт говорить рассматривая уже давно выученную наизусть обстановку комнаты, но сама Эмма только снова перевела зелёные глаза в потолок. Когда ресницы скрыли радужки девочка решилась задать вопрос. - Слушай, Норман. Хотелось ли тебе когда-нибудь чего-то так сильно, что ни о чем другом даже думать не получалось?       Голубые глаза распахнулись. Он не ожидал этого доверчивого взгляда. Не был к нему готов и, вероятно, так и никогда не привыкнет к подобному выражению на ее лице. Как и никогда не бывал готов к тому, как она нежно обнимает своими тонкими руками, когда желает доброго утра. Или как появляются маленькие морщинки в уголках ее глаз от яркого солнца. Или к рыжим упругим кудряшкам, которые щекочут его щеку, когда они сидят под деревом, а Эмма засыпает после очередной активной беготни по Дому целый день. Как доверчиво жмется к его боку, тёплая как майский ветер и такая же непредсказуемая, и вдруг висок прикасается к его плечу, а маленькие пружинки покалывают изгиб шеи и даже немного лезут в глаза. А правда в том, что в такие моменты с места его даже все дети Дома и Мама вместе взятые не сдвинут, он найдёт выход сохранить ее покой и остаться с ней.       И это происходило так долго, как Норман себя помнит. И так будет всегда. - Да, хотелось, - задумчиво произнёс он. - И что ты с этим делал? - Девочка отвела взгляд и опять упёрлась глазами в потолок. - Я имею ввиду, ты добивался желаемого всеми возможными способами, или смог как-то... - Эмма замялась, но закончила, - заглушить желание?       Лоб Нормана нахмурился, быстрого ответа не последовало. Густая тишина, такая редкая гостья в их компании, стояла так долго, что Эмма уже подумала было взболтнуть какую-нибудь глупость. Конечно, разговор ни о чем и не поможет ей разобраться в собственных желаниях, но точно немного успокоит Нормана. Может ей действительно стоит просто оставить глупые фантазии о мягких лапках и мокрому носику где-нибудь на задворках сознания и снова вернуться в мир Дома? Но как же смыть те образы, которые уже наглухо приклеились к обратной стороне век?       Пока Эмма терзалась внутренними противоречия, Норман быстро пересматривал изначальный план. Подогнать его под сложившиеся обстоятельства никакого труда мальчику не составило, но непредсказуемая переменная в виде чувств Эммы требовала подойти к постройке линии поведения с особой тщательностью. За всей непосредственностью ее поведения скрывается очень острый ум, недооценивать который будет слишком не предусмотрительно. - Ну, я всегда подходил к вопросу с холодным расчетом и когда выбирал самое оптимальное решение, действовал мгновенно.       Он не врал и не придумывал, Эмме без труда вспомнилось как Норман ловко решал задачки в классе. Именно у него она этому и научилась. Его было сложно поймать в догонялки, стратегии были разнообразными и никогда не повторялись. Она знает это наверняка, потому что училась у него использовать каждую из них. - Ну и чего же ты хочешь? - Мальчик улыбнулся только глазами и начал перебирать левой рукой спутавшиеся рыжие пружинки на голове Эммы. Пора действовать. - Ты скажешь что это глупо. - Надула губки девочка и прикрыла глаза.       Норман поставил руки по обе стороны от плеч Эммы и навис над ее лицом. - Нет, не скажу.       Из-за света, который опускался на светлую голову сверху, лица Нормана Эмма рассмотреть не могла, но его голос был очень серьёзен. - Ладно, - протянула девочка и быстро сменила положение.       Двое подростков сидели в спальне одни, сверлили друг друга серьёзными взглядами и опять молчали. Наконец руки Эммы сжались в кулаки и она начала говорить. Говорила быстро и немного путаясь, не тая ни мыслей ни образов. В красках, со светящимися глазами, объясняла почему котик ей так необходим, сколько от него пользы и удовольствия, как она будет за ним ухаживать. А потом с влагой в уголках глаз грустно описывала тысячи и одну причину почему это не может стать реальностью но как бы сильно ей этого хотелось. Норман рассказ не прерывал, выслушивал внимательно, вздыхал и качал головой.       Живой рассказ девочки вселил в его голову картинки почти не возможного будущего, в которым внимание его Эммы пришлось бы делить помимо детей дому и Мамы еще и с пушистым животным. Образ не показался привлекательным.       Когда поток слов иссяк, а запал Эммы немного поугас, Норман взял тонкие ладони девочки в свои руки, погладил большими пальцами мягкую чуть тронутую загаром кожу. - Из всего рассказа я понял, что ты хочешь проявлять нежность и заботу о беззащитном существе, да?       Эмма задумалась, но оценив свои ощущения поняла, что Норман попал в десятку. Ей действительно с недавних пор захотелось заботится, дарить нежность и любить. Не так как она общается с другими детьми или самими ребятами. Ближе, гораздо ближе. Ей хотелось прикасаться, обнимать, смотреть в глаза, проводить некоторое время вдали ото всех. Только ее время, только для нее и... Него?       Удивленная собственным открытием, девочка подняла зеленые глаза на Нормана, а потом опустила взгляд на их соединённые руки. Лёгкая улыбка сама собой заиграла на тонких девичьих губах. - Так значит ты предлагаешь мне выбрать другой объект для выражения своих чувств, да? Но ведь тебя едва-ли можно назвать беззащитным, не так ли?       Немного кривая ухмылка, такая редкая и такая необычная для, по большей части, безхитростной Эммы. Вопросом на вопрос - не очень вежливо отвечать, но это стоило того, чтобы увидеть виноватое выражение лица мальчика. Глаза приобрели характерные морщинки.       Раскусила его на раз-два. - Я поняла о чем ты, правда. - Губы девочки сами собой растянулась в мягкую улыбку. - И очень ценю то, что ты заботиться обо мне. Но Норман, ты думаешь что это реально? Ну я имею ввиду, - пальцы вырвались из бережного захвата и начали нервно мять края белой юбки, - разве это не будет странно? И ты не боишься насмешек от Рея? А как же другие ребята? - Зеленые глаза из-под бровей смотрели на него с сомнением и затаенной на дне надеждой. Норман предположил, что это надежда на то, что он сможет отыскать правильные слова, дать решение которое учтет и ее желания, и их общие возможности. Даже в этой щекотливой ситуации она настолько ему доверяет, просит помощи.       Норман лишь приподнял брови. Разве она считает, что он не предвидел насмешки и удивление? - Только наедине. Так никто не увидит, а значит и не испугается. Тебе будет комфортно. Да и мне тоже. Ну так что? Согласна?       Вместо ответа глаза Эммы озарились ярким светом. Норман лишь успел еще раз одобрительно улыбнуться, когда уверенные ручки легли на его немного румянец щеки и притянули к лицу Эммы так, что они легонько столкнулись кончиками носов. Улыбка девочки стала еще шире, сделав невозможное. Ладошки мягко очертили скулы и виски мальчика, подушечки пальцев зарылись в белые волосы на затылке, немного поворошили.       Эмма счастливо улыбнулась, веер ресниц из-за сильно сжатых век забавно растопырился и ложился широкими тенями на розоватые скулы. Щеки, нос и даже шея Нормана заметно заалели на фоне белой как мел кожи.       Накрохмаленая простыня взвилась вокруг худых икр Эммы когда она сложила ноги по-турецки и приглашающего похлопала по бёдрам. Лампочка в комнате моргнула, от шеи по выступающим под рубашкой позвонкам Нормана прокатилась капелька пота. Но лицо сохранило деланную маску спокойствия, немного неловко - нога запуталась в откинутом покрывале - мальчик сел спиной к Эмме, свесил с кровати ноги и лёг затылком на сведенные лодыжки. Немного поерзав, все таки на костях не очень удобно, перенёс голову на левое бедро, едва прикрытие юбкой. Кожа ее была тёплой и мягкой и ему показалось что форма мышц бедра идеально подходила под его голову, но эти мысли Норман с усилием старался гнать прочь из взбудораженного сознания. - Нормально? - Спросила Эмма, но потом быстро исправилась, - Удобно?       Теперь тень от ее наклоненного к нему лица падала на него, а рыжие беспокойные кудряшки ореолом стояли вокруг головы. - Да,- просто ответил Норман и прикрыл глаза от мягкого поглаживания кожи головы.       Лицо Эммы приобрело серьёзное выражение, она встряхнула кистями, как будто струсила воду с ладоней, и полностью отдалась скольжения белокурых локонов меж пальцев.       Большие пальцы очертили кругом ушные раковины, сжали и погладили мягкие мочки ушей, средние и указательные пальцы повели по беззащитной голой коже прямо за ушами. Норман смежил веки, его лицо полностью расслабилось и стало выглядеть еще более юным, чем он есть сам. Кончики пальцев Эммы заскользили дальше, почесывая затылок там, где в пальцы начали упираться маленькие упругие волосинки, гораздо более короткие, чем пряди на макушке.       Лицо с сосредоточенного стало спокойным, взгляд провожал движения рук и Эмма кажется впервые за последние дни смогла расслабиться. С линии роста волос пальцы скользнули на лоб, разгладили едва намечавшуюся серьезную морщинку, провели по бровям и вискам, последовали к носу и аккуратно очертили заостренный кончик. Эмма легко щелкнула по носу.       Норман не привык к такому. В ответ на не возможность предвидеть дальнейшее развитие событий все мышцы его тела были напряжены, как будто ожидая удара - более словесного, чем физического. Однако спустя некоторое время, которое не принесло с собой каких-нибудь подлых неожиданностей, шея и плечи расслабились, а веки перестали дрожать от напряжения. От почесываний затылка по телу разносились настолько приятные ощущения, что губы сами собой приняли форму лёгкой умиротворенной улыбки. Щелчок по носу немного вывел Нормана из ощущения полной него, но когда он взглянул на девочку, улыбка стала еще более открытой и нежной. Ее глаза случились светом и умиротворением, он был рад тому, что источником этого света стал сам.       А потом для обоих ребят время стало каким-то смазанным, границы секунд, минут и часов стали размытыми, неотличимыми друг от друга. Поток времени трансформировался в ощущении скольжения пальцев по лицу, волосам, шее и плечам. Не понятно в какой именно момент это произошло, и сколько до тех пор прошло времени, но Норман резко очнулся. Со сна, не совсем осознавая происходящее, он смог уловить только звуки шагов на лестнице и все пытался понять почему такой привычный топот ног за стеной внушил ему такое чувство тревоги. Однако голова прояснялась подобно тому, как камни оголяются во время отлива - мучительно медленно.       После смутного ощущения тревоги пришло осознание, что он лежит в Эмминых объятиях и ее руки запутанные в его волосах, а лицо совсем-совсем близко. Горячий вздох овеял не укрытые тканью белой рубашки девичьи ключицы. Так, следующим ощущением после тревоги стал жгучий стыд. И третьим открытием стало стойкое ощущение враждебности к кому бы то ни было, кто сейчас осмелится открыть дверь и разбудить Эмму.       Но в конце концов пробудился и взял вверх над всеми эмоциями холодный расчёт, который и определил дальнейший ход событий.       Не давая себе право на сомнения или минутную задержку, Норман выбрался из таких приятных объятий, взял валяющийся у изножья кровати забытый всеми плед и укрыл спящую Эмму.       По итогу, как и планировалось, когда Рей вошёл в комнату он увидел вполне безобидный картину, где Норман заботливо укрывает спящую подругу, молчаливо улыбается и прикладывает указательный палец к губам и руками показывает что нужно покинуть комнату и выключить свет. И только напоследок, когда Рей уже пройдёт дальше по коридору, Номан заглянет в щель между дверью и проемом и бросит тёплый взгляд из-под белесых ресниц на улыбающуюся во сне девочку.