Хорошие девушки в кустах не валяются

      В конце июня пошёл снег. Он ложился на по-летнему сочную траву лёгкой ватой, склеивал густые ресницы спешащих кто куда модниц, заставлял водителей авто нервничать, а детей открывать рты, по зову чего-то неизведанного желая поймать языком снежинку. Минусовая температура нагрянула резко. Побила все годовые рекорды, как и цветы в парковых и тротуарных клумбах. Как непредсказуем в своих шалостях север!.. А почти прозрачный панорамными окнами дом из красного кирпича резал глаз, заставляя щуриться.       Мадаре никак не хотелось возвращаться в место, которое раньше манило его одинокими вечерами. Манило, а после угнетало, как сейчас. И отвлечённые мысли не собирались становиться лечебным эликсиром. А жаль.       Со вчерашнего инцидента не прошло и суток, а мир уже перевернулся с ног на голову: эти буйства природы, эти рабочие нюансы, эта дрянная Салахова с её беспредельными пакостями, эта пригодная, разве что для свалки, машина Шумских… Шумских. Учиха почти с носом ушёл в омут тёплого палантина; снег нещадно бил ему в лицо, заставляя то неметь от внешнего холода и внутреннего жара. Не прошло и суток, а Мадара уже сжирал себя от специфического стыда и невозможности повернуть время вспять. Он рассказал этой аппаратчице всё: о своём мире, о свои планах, о том, что он может и чего хочет добиться. А что же Виктория? А Виктория молча выслушала. Не выпячивала глаз, не задавала базовых вопросов. После — открыла дверцу его volvo и пошла прочь, не оглядываясь. В те роковые минуты разум Мадары подсказывал ему, что ещё не поздно всё исправить — догнать и (убить?) стереть память…       Но, всё снова сошлось к неизбежному — любопытство взяло верх.       Свернув в проулок к кольцевому двору, Учиха направился к нужному подъезду, а после квартире. Ключи у него сохранились. Память у консьержки — тоже. Оставалось подняться на последний этаж, вдохнуть аромат краски от свежего ремонта, позвонить в дверь…       И, вот она уже перед ним. В шёлке домашнего одеяния, с небрежной копной шоколадных волос и родинкой у правого уха. Недавно курила свои Vogue и пила вино. Всё как обычно, неизменно. — Я знала, что ты придёшь, Дара. — улыбка, похожая на оскал, вперемешку с лестью полных радости и победы слов.       Уже через мгновение эта чудовищная женщина — его бывшая любовница впечатывается в стену, оказавшись под ним. Местами осыпается венецианская краска. Чудо, что ни одна кость в её хрупком теле не треснула. Чудо и то, что Учиха преодолел этот моральный путь ради кого-то, а не себя…       Шатенка смеётся. Ей, её голодному естеству нравится, что от него веет прытью и беспощадностью. Однако кривизна мимики делает своё дело, дабы показать истинные эмоции и расколоть хозяйку в пух и прах. Напугана. — Не буди лихо, пока оно тихо, Мадлен. Ты натворила достаточно.       С иронией Мадара абстрагируется от пикантной ситуации, для себя подмечая, что как-то по-родному стал относиться к этой глубокой истине «русской души». Забавно. — Однако, ты здесь…       Даже в перчатке его ладонь пронзительно холодна и безжалостна к её жаркой плоти. Убедительные и преждевременные ласки — не ласки для женщины вовсе, и мужчина знает это. Однако, этой дьяволице они доставляют истинное удовольствие. Она мучительно-приторно выдыхает, сжимая заледенелые пальцы внутри себя. Из антикварного граммофона рьяно фонит джаз, а внутри — подпевают ему черти… — Только ради Виктории Викторовны, чью машину ты успела любезно продекорировать.       Игла съехала с винила. Пьяный румянец на довольном лице Салаховой приобрёл плотную гримасу отвращения, а после змеиный шёпоток сорвался с её влажных губ: — Так вот, в чём дело! — дёрнувшись, Мадлен смирила бывшего любовника пронзительным взглядом. Тот улыбался так хитро и мягко, как только может мартовский кот. — Повёлся на эту курицу. — Она не заслуживает такого сравнения.       Закипая, девушка часто дыша и пытаясь сохранить спокойствие, едва заметно дрожащей рукой подлила в полузаполненный фужер излюбленного напитка с ближайшего к выходу столика. Учиха знал — его тактика никогда не оставляла противоположный пол равнодушным. Особенно — самолюбивый и гордый противоположный пол. — Думаешь, снесёт золотые яйца? — чуть севшим от спиртного голосом прочеканила женщина. — Я вдоль и поперёк изучила её дело. Какая ирония, что ей посчастливилось заглянуть в мой медцентр! — Опуститься так низко. Уж чего, а этого никак не ожидалось от тебя, — подобную пакость брюнет действительно расценивал с пренебрежением. Мысли реализовались сами собой: — Глупо.       И совершенство в миг превратилось в совершенное омерзение. Мадара, остывший от физического желания, пусть и до инстинкта выработанного, но всё же манящего, прочесал некогда идеальное для него тело: загорелый тон кожи, выдающиеся физическими усилиями ноги, статная осанка, шаровидной структуры бюст… Лицо, вернее эмоциональная маска, под которой маленькая избалованная девочка корчилась от безысходности. Учиха окончательно убедился в сучности данного существа. Также, как и в безоговорочном факте — ему всем сердцем противно слышать что-либо бранное про Шумских. — Помнится, ты говорил, что хочешь семью? — Салахова, не в силах более сверлить взглядом абстрагировавшегося Учиха, уставилась в чёрный потолок, зацепившись за самое козырное: — Хочешь детей, хочешь возрождения своего клана? — Пьяные бредни для утешения твоего существования рядом со мной.       Истерика накрыла с головой, и Мадлен со скрипом закричала, отбрасывая в стену бокал: — Она — пустоцвет! У неё даже месячные идут раз в полгода! Как такая, как она, сможет подарить тебе наследника, а, Мадара?!       Не ожидая от самого себя, Учиха в ту же секунду метнулся и схватил шатенку за горло, подняв едва весомое тельце над собой. Та забрыкалась, жалобно зацарапала напряжённые мужские конечности. Слёзы и хриплые вопли потекли сплошным чёрным ручьём. А для Мадары игра только началась. — Не надо распространять настолько мерзкие сплетни о моей будущей жене, подлая мразь.       Когда синева тронула её нежный покров, мужчина отпустил её, и обессиленное тело упало на влажный от его следов ковёр, откашливаясь и издавая при этом животные звуки. Брюнет смирил женщину безразличным взглядом, а после отвернулся к дверному проходу, откуда и пришёл. — Жене?.. Какого чёрта ты вообще несёшь, Дара? — Да, Салахова. Я женюсь на ней, и она родит мне много детишек. И каждый вечер я буду трахать её, как никогда не трахал тебя. Впрочем… — на ладони ощутимой мягкостью легла ткань перчаток. — Теперь, тебя даже насадить на член не возникает желания. Прощай. Это было последнее предупреждение.       И он ушёл, оставив за собой немую тишину и открытую дверь, из щели которой в апартаменты ступал безжалостный холод. Уже на улице Учиха вдохнул в лёгкие бодрящий поток, полный закалённой влаги, и будто выдохнул весь негатив, сконцентрированный в его нутре едкой желчью.       Уже в заметённой машине, верно ожидавшей его на парковке, мужчина получил долетевшее через сеть электронное письмо, содержащее всего три слова:       «Я тебе верю»       Усталая улыбка коснулась его тонких губ. Оставалось подождать всего-ничего — какой-то месяц. Что за срок, если ты привык ждать сотню лет?

***

      На очередной дорожной яме вахтовый автобус тряхнуло так, что мирно посапывающая на самых комфортабельных — передних сидениях Виктория подскочила и больно ударила об подлокотник нос. Заспанное сознание лениво оценило обстановку: все работники месторождения кимарят, за окном пробегают спицевые стволы низкорослых берёз, а значит ехать ещё как минимум час, а то и больше. Бывалый слесарь с ППН — дядя Саша Берицкий громогласно объявил: — О! Дороги — первый класс! Аж позвоночник через геморрой выпал!       Хмыкнув, Вика поправила съехавшую с сидушки сумку, служащую ей подушкой, и попыталась вновь уснуть. К высказываниям коллег она давно привыкла, даже сама иной раз выдавала нечто «красноречивое», но сейчас настроя на позитивную волну, вопреки возвращению домой, не наблюдалось абсолютно. Весь месяц Шумских думала о встрече с Мадарой. В частности о том, что он скажет ей ещё, и что она скажет в ответ. История про мир людей-ниндзя, проклятый клан и план по погружению всего сущего в иллюзию… Аппаратчица скорее поверила бы в существование единорогов. Если бы не сны, которые она видела задолго до знакомства с генеральным директором.       Поспать брюнетке не удалось: то затекала рука, то мешал храп того же дяди Саши. На объекте Вика баловала себя расхлябанностью обычного распорядка дня, а потому и отвыкла от раздражающих факторов социума. Попробуй тут, поработай, когда мысли все сбились в густую массу! И хорошо, что вахта закончилась ровно тогда, когда потрёпанная годами дорожная сумка Шумских коснулась пыльной земли автостанции. Рабочий транспорт выплюнул общий поток людей на жаркую улицу, где правил знойный июль, и те побрели кто куда… Брюнетка повела «собачку» спасающей от кондиционера мастерки вниз, намереваясь расстегнуться, но вдруг замерла в той же позе, уставившись на неожиданное присутствие белоснежного volvo в толпе неказистого автопрома.       В тот же момент Шумских впервые за тридцать календарных дней почувствовала себя живой. У неё забилось сердце, подкосились ноги, а судорожные импульсы побежали по коже, делая её гусиной. От живота к позвоночнику, а от позвоночника прямиком к кончикам ушей разнеслось щекотливое тепло. Зрение не изменяло ей — это действительно был он. Учиха Мадара смотрел на объект своего интереса сквозь призму тёмных солнцезащитных очков. Он ждал Шумских долго. Готовился к этой встрече со струнами натянутых нервов, с каплей пота на сильной шее. В ропоте бесстыжих голосов рабочих ожидаемо воцарилось грандиозное молчание, чему он был несказанно рад. Народ был шокирован: генеральный директор, скрестив руки на груди, облокотившись поясницей на своё авто, был среди них. И этого «был» было уже достаточно.       Виктория не знала, что ей делать. Подойди он сейчас к ней — потной, уставшей, абсолютно не готовой к такому раскладу — его статусу и её репутации конец. Шуток про нашпунтивание на двадцать первый палец не миновать… Но у Учиха было на то другое мнение.       С замиранием пульса аппаратчица смотрела на то, как он направляется к ней. Как перешёптывание за её спиной замыкается за пеленой гула в голове. Высокий хвост и белая рубашка с подвёрнутыми рукавами — хорошее спасение от зноя… А мысли спутались в клубок, подобно змеям. — Здравствуй. — Здравствуй…       Не поднимая глаз, девушка ощутила, что он улыбается. Она улыбалась тоже. — Сменил имидж? — Вика собралась с силами и позволила трепету в её душе растечься по венам. Одновременно с этим она решилась посмотреть на него. — Тебе очень идёт.       Тот же тяжёлый взгляд, те же характерные мимические изъяны. Всё это показалось ей настолько привычным и в какой-то степени родным, что не вызывало зрительного недостатка. Мадара же с усмешкой заметил, как переносица аппаратчицы покрылась точками милых веснушек, а корни засаленных волос сантиметрами явили свой природный оттенок. Со скупостью он признал — ему не хватало этой девушки. Этого химического душка на ткани её посредственной одежды. Этих узких зрачков в голубых глазах, в которые било солнце. — Готов поспорить, что ты сейчас готова убить ради душа и вкусного ужина. — Читаешь мысли!       Повидавшая многое сумка Шумских взвалилась на крепкую мужскую спину, а сама Виктория чуть не поперхнулась воздухом, не веря в такие шалости судьбы. — Тогда позволь другим вдоволь наплеваться ядом и следуй за мной.