Хорошие девушки в кустах не валяются

Конкурс лучших по профессии проходил два раза в год. И эти два раза мало чем друг от друга отличались. Лучших заявленных нефтяников, электриков, газовиков и подрядчиков сгоняли в один кабинет, проводили тестовую и практическую оценку знаний, а кто выделялся — награждали разрядом и денежным поощрением. В комиссии заседали главные специалисты организации, зачастую — Акацуки в неполном составе. Задача Мадары включала в себя чистую формальность: явиться на банкет в честь призёров, пожать каждому руку и вручить сертификат с красивой надписью — лучший. Разумеется, произнести речь на приэкранной сцене, чтобы каждый заседающий знал верховного руководителя в лицо. А дальше — пусть развлекаются, как могут. Вряд ли с их окладом они когда-нибудь ещё окажутся в таком красивом месте, как ресторан «Небесное древо». Перспективу открыть собственное заведение в сфере питания и развлечения Учиха не жаловал. Следить за этим ему не хотелось, не тот прописал он себе статус, а вот быть покровителем, а тем более почётным гостем в нём — вполне. Занимался раскруткой и подобающими делами Какузу, по крайней мере, пока не был схвачен за портки. Дизайн разработал сам Мадара, а в проектировке неохотно поучаствовал Обито. Спустя всего полгода над холодным северным городом засияла стометровая башня со стеклянным «цветком» на вершине. В ночи бутон рдел, а днём переливался на солнце. В нём и располагался ресторан, где проходило празднование. Для развлечения гостей играла живая музыка, просторный зал пестрил вечерними платьями, мужчинами в деловой одежде, смехом, овациями, посвящёнными приглашённым исполнительницам экзотического танца… Она не выделялась из этой толпы ровным счётом ничем. Как нарядом, так и своим значением. Мадара отыскал синее пятно с женским именем методом зрительного тыка. Выступление Учиха Мадары Виктория благополучно пропустила. Она совершенно не хотела принимать в пиршестве никакого участия: на конкурс заявлена не была, разряд ни этим, ни каким-либо другим образом не поднимала. А переданный через мастера пригласительный лист вообще измялся в бардачке автомобиля, как туалетная бумажка. Охрана пропускать аппаратчицу отказалась. В тот день брюнетке не везло особенно удачно: утром заигравшийся Огурчик чуть не стал жертвой открытого настежь окна, по пути в супермаркет невнимательность Вики привела к вмятине на соседней машине, в пробке на обратном пути кончился бензин, а на долгожданные анализы в женской консультации не хватило реактивов. Чудесным бонусом к эпопее стал плохой сон: Шумских то и дело являлся Владивосток, идиот, которого она в силу своей памяти не могла забыть, и начальник в доспехах самурая, дышащий на неё огнём. Такие чёрные двадцать четыре часа Виктория была рада провести в стенах квартиры, но интерес оказался превыше. Благо, что в один промежуток времени с Шумских в «Древо» поспешил прибыть господин Хошигаки. Он любезно предложил Вике проследовать в лифт вместе с ним. И вот она здесь. Канапе из голубого сыра и клубники, а затем несколько ломтиков салями. Бокал чего-то сладкого. Понравилось здесь что-то из еды или из шоу — девушка не определилась. Конечно, всё было роскошно: от интерьера и стеклянных стен, за которыми ночной город был как на ладони, до первоклассного сервиса. Глядя на отличившихся коллег, Вика с огорчением признала, что идея надеть что-нибудь более праздное не посетила её в процессе сборов в знаменитое в масштабах региона место. Во всём остальном Шумских даже была рада. По крайней мере, это времяпровождение было лучше залипания в поддержанный телевизор. Лучше нейтральных телефонных разговоров. Лучше работы. Понравиться Шумских это мероприятие было обязано. На это мужчина за ширмой vip-зоны ставил всё. Мадара пил виски, изучал собравшийся коллектив, напоминающий ему животных, пропускал между ушей голоса Кисаме и приближённых к управлению, а также мысли о том, что эта односторонняя игра в гляделки напоминает слежку за улиткой. Ещё при последней встрече на нефтебазе он перекинулся с Викторией парой фраз, касающихся её карьерного продвижения. Предложил посетить вечер лучших по профессии, почувствовать уровень своего профессионализма, чтобы был стимул расти дальше, пусть и по документам. Вопреки всему, Шумских, прибывая здесь, ничего в этом плане кроме своего голода не ощутила. Приглушённый свет софитов блуждал по залу в хаотичном порядке. Антураж светского общества простых рабочих не впечатлил и, вскоре после официального вступления, широкая площадка ресторана превратилась в клубную. С количеством подаваемого шампанского росла и всеобщая развязность. Вика сидела у продовольственного стола и с улыбкой наблюдала за знакомым нефтяником с её объекта: тот увязался за Шахерезадой в сценической парандже, выплясывая перед ней «яблочко». Бесшумно работал прямиком рядом с девушкой кондиционер, но в зале от динамики движений всё равно было душно. Виктория обратилась к захмелевшей барышне с копной накрученных вавилонов:       — Где здесь можно покурить?       — На террасе… Если не закрыто… — подавляя икоту, отозвалась она, кивая по нужному направлению. Таковой вредной привычкой Шумских не страдала, даже не баловалась, но подышать свежим воздухом было необходимо — начинала болеть голова. Захватив недопитый бокал с непонятным, но явно безалкогольным напитком, Вика поднялась со стула. Учиха дёрнул плечами, поправил туго затянутый галстук и возбуждённо выдохнул носом. Не моргая, он проводил аппаратчицу взглядом, пока та не растворилась в толпе. Чёрные сапоги-чулки на её джинсах вызвали характерную физическую реакцию. Вдруг меткий прицел Мадары перехватил высокую женскую фигуру в серебристом одеянии. Та искала кого-то в толпе и это мельтешение карих глаз мужчина узнал сразу. Статная шатенка степенно приближалась к месту его нахождения. И встреться Учиха с бурей её импульсивного характера — скандал неизбежен. Этого на публике он допустить не мог.       — Мадлен? — Обито оказался рядом как нельзя кстати. — Только этого не хватало.       — Будь джентльменом, покажи даме, где выход.

***

Терраса, к разочарованию Виктории, оказалась перекрыта. Оно и к лучшему: пьяный человек своей голове не хозяин, а вахтовик и подавно. Народ к тому времени достаточно разбушевался, да и верхушка здания предназначалась далеко не для мирской челяди. Переговорив с охранным персоналом, Шумских спустилась на лифте ниже — к двадцатому этажу. Там имелся декоративный балконный выступ, ни чуть не отличающийся от крыши. Разве что безопаснее и с минимум декора: две величавые монстеры по периферии и скамейка. Вика несмело подошла к самому краю ограждения, поставила фужер на плоскую поверхность стеклянных перил и сложила на них руки. Неотразимое величие города явило ей себя во всей красе. Высота пугала; от этого вспотели ладони. Стараясь не смотреть в самый низ, Шумских попыталась найти в тысяче золотых и серебристых огоньков свой дом, но тот в карнавале искусственных светил затерялся. Музыку почти не было слышно, только по закаулкам помещения плутал приглушённый гул. Не смотря на эстетичность сего уединённого места, мерзлячка-Вика пожалела, что не взяла с машины любимый спецовочный плед. От прохлады ночи она поёжилась, покрывшись мурашками. Вдали послышались шаги, в пару мгновений оказавшиеся совсем рядом. Шумских не стала оборачиваться. Терпеливо дождалась, когда он встанет рядом. Она знала, кто это.       — Не страшно? Учиха Мадара принёс с собой снифтер виски, приятный аромат парфюма и что-то, от чего у девушки запрыгало в груди сердце. Он даже не посмотрел на неё. Впечатался хмурым взглядом вдаль, наверняка на здание своей организации, опустив голову на ладонь. Но, исключая суровую японскую деликатность, Вика каким-то шестым чувством подсказала сама себе — встреча не случайна. И разговор будет длинным. К несчастью или успеху.       — Скажу, что ты пришёл и стало — обидишься. Улыбка тронула его губы. Не заметно для самого себя Учиха уже ожидал этот шкодливый тон. Язвительность Шумских была искренне добродушна.       — Здравствуй.       — Здравствуй. Обменявшись запоздалыми приветствиями, оба иронично хмыкнули. Оба повернули головы и встретились друг с другом взглядами. Камень спрессованной субстанции нервов и дрожи покатился по позвоночнику брюнетки вниз, застряв где-то в животе, на уровне пупка. Синие глаза уделили внимание по мужскому телу. Вика еле сдержалась, чтобы не задрожать: Мадара был без пиджака, в одной тонкой рубашке с костюмным жилетом.       — Спасибо за приглашение, место очень роскошное. — проговорила она, как скороговорку, пытаясь скрыть, как стучат её зубы.       — За все церемонии я пришёл к другому мнению. — Учиха эту реакцию на холод прекрасно заметил, но предпочёл вслух не подмечать. — Исходя из поведения твоих коллег.       — Неискоренимый русский менталитет. Выражаю всеобщее извинение. Ответа не последовало. Взяв себя в руки, Шумских захватила свой фужер, чуть не сделав его неугодным ребёнком спартанца, и присела на декоративную скамью поодаль мужчины. Из-за недосягаемости ветра стало теплее, но пальцы всё ещё дрожали. Не помогла даже отдалившаяся дистанция: Виктория всё ещё избегала начальника. И нейтральные темы эту глубокую пропасть никак не спасали. У Мадары в запасе было достаточно цемента и воды, чтобы эту яму залатать или в крайнем случае построить мост. Время располагало — не перевалило и за полночь. Отпив из своего фужера, Учиха взглянул на аппаратчицу. Та, сложив весьма привлекательные ноги в своеобразный крест, постукивала ногтем по стеклу обычного бокала; в такие разливали нектары, чтобы запить.       — Тебе не досталось шампанского?       — За рулём, так что сегодня предпочитаю сок. — Шумских опустила взгляд в стакан. Тот был наполнен оранжевой жидкостью. — Хотя, лучше бы я выпила. Не люблю апельсиновый.       — А какой любишь? Интерес у мужчины проявился абсолютно неподдельный. Виктория задумалась.       — Берёзовый.       — Берёзовый? — Мадара искренне удивился.       — Ещё одна причуда русских. На самом деле Вика любила этот напиток не больше любого другого или виноградного. Фиолетовая водичка с сахаром шла в её юные годы на ура, ведь у отца был свой виноградник сорта «Изабелла». Шумских просто пыталась разжевать для японца эту странную славянскую душу. И не затронуть очередные болезненные аспекты своей жизни. По виду Мадары можно было различить несколько смешанных эмоций. Решив, что это очередная её подколка, Учиха хмыкнул, а после подошёл и сел рядом. Так ему было удобнее наладить контакт. У Вики в свою очередь дёрнулось веко. Замечательным способом прервать всю интимность ситуации казался расход по своим делам, но как назло, таковых не имелось. Оставалась надежда убедительно и хладнокровно солгать. Со страшной дрожью девушка осознала, что она сего не хочет. Стало намного теплее. Романтизм нагоняли сумерки и едва мерцающие звёзды. В силу вступили северные белые ночи. Виктория начала с самого поверхностного:       — Как там, на островах?       — Люди в доспехах сражаются с вражескими кланами за власть. Вырывают друг другу глаза, чтобы стать сильнее. Или собирают девять гигантских зверей в демоническом облике, чтобы призвать нечто метафизическое. Шумских показалось, что он описал ей сюжет какого-то фантастического фильма и даже задумалась, какого. До неё не сразу дошёл стандартный иронический стереотип страны Восходящего Солнца и, чтобы не продлить идиотскую паузу, Вика рассмеялась. Скорее от своего тугодумства, нежели от специфического юмора. Тёплое сдавливание коснулось глаз Учихи, в тот же момент он поймал взор её глаз. Но так ничего и не увидел.       — Интересно. А у нас медведи по улицам ходят, пьют водку и играют на балалайке, громко матерясь! Не дождавшись реакции японца, Шумских засмеялась ещё сильнее, расплёскивая на пол свой не тронутый сок. Мадару такой истерический хохот выбил из сосредоточения.       — Годзилла у вас тоже ходит? — бровь Мадары в суровой гримасе лица сыграла решительную роль. Виктория резко замолчала. — Ладно, извини, перебор. Девушке стало ещё неудобнее, чем раньше. Сегодня она казалась сама не своя — это её огорчало и раздражало одновременно. Однако, Учиха не был на неё зол, не был обижен. Он посмотрел, как она с безысходностью проглотила апельсиновую жижу, покрывшись румянцем стыда, а после вовсе отвернулась к балкону. Мужчине захотелось повернуть её к себе.       — Мы, можно сказать, совершенно из разных миров. Учиха напрягся. Трактовка произнесённой фразы заставила его вновь активировать риннеган, чтобы в любой момент быть готовым проникнуть в её сознание. Немного погодя, Шумских продолжила в совершенно другой степи:       — Россия же абсолютный противовес Японии. Всё разное, от культуры до… — Вика подумала, стоит ли это говорить. — Внешности. Тебе наверняка было тяжело в этой стране. Мадара был готов лезть на стену и выть. С нескрываемым раздражением он ответил:       — Словно переместился из одного измерения в другое.       — Хорошее сравнение. Когда аппаратчица вернула голову в прежнее, располагающее к общению положение, брюнет увидел, что на её лице застыла виноватая улыбка. Ему ничего не оставалось, как сделать то же самое в ответ. Не смотря на отсутствие праздного одеяния, Виктория позаботилась о выразительном вечернем макияже с дугами стрелок и матовыми тенями. Краситься ей было не для чего и не для кого — большую часть свободного времени она проводила дома, а в публичных местах старалась не выделяться. Однажды слишком яркий марафет стал причиной вывиха её правой руки… Шумских прогнала мысли глубоко в трясину своего сознания. Только сейчас она заметила, что Учиха почти не пьёт из своего снифтера — тот одиноко поблёскивал на плоскости ограждения балкона.       — Виски? Мадара оторвался от якобы красоты вечернего неба, обращая внимание на принесённую посуду. Он понял, к чему брюнетка нерешительно клонит. Посему, взял её сок и подошёл к перилам.       — Уверена, что сядешь сегодня за руль? — его губы выдали ухмылку.       — Как и в своих познаниях по работе. Учиха плеснул алкоголь в её бокал. Шумских хмыкнула, но настроение у неё улучшилось. Она поднялась, подтянула эластичную ткань сапог, подошла ближе. Цветовая гамма в стакане не изменилась, но запах растительности с горчинкой чувствовался характерно. Снова ощущение, что эфемерное касание кожа к коже опалило жаром. Совершив жест «за здоровье», оба выпили. Вика скривилась: алкоголь обжог её глотку и язык, в желудке сосредоточился жар. За несколько секунд тепло окатило ноги и вдарило в голову — сказывался дневной голод и ненасыщенный вечерний перекус. Крепкие напитки давались ей тяжело, поэтому Шумских предпочитала их не употреблять. Мадара же «дегустировал» только их. И реакция аппаратчицы его повеселила.       — Говорят, русские женщины пьют всё, что горит.       — Вполне вероятно, только в моей семье это не поощрялось.       — У тебя строгий отец? Учиха проглотил последние капли.       — Был. — собственно, он так и думал. — Он живой, только… Ушёл. А так, я жила с мамой и старшим братом.       — Наверняка они скучают по тебе. Виктории эти вопросы резали душу, но винить в этом бестактного по её меркам японца она не стала. Возможно, он поднял эту тему, потому что сам страдал от подобного. По широте душевной Шумских позволила побыть для начальника носовым платком.       — Так же, как и твоя родня по тебе. Мадара почуял вызов всеми фибрами. Воспоминания о своём мире и о клане уже не вызывали ноющей, кислотной боли в области сердца. Возможно — серую и унылую печаль. Не больше.       — Мой род отвернулся от меня. Был младший брат. — мужчина посмотрел в самый зенит её глаз. — Он умер. Виктория пообещала себе, что запомнит этот вечер как самую позорную часть своей жизни. Внешняя холодность Учихи нависла пред ним как ледяная глыба, но этого пристального, внимательного взгляда хватило, чтобы она поняла — он искалечен. Искалечен, как и она.       — Тебе нравится мир, в котором ты живёшь? — вдруг спросил Мадара. — Я не говорю про работу, быт и прочее. Опиши картину в целом. Вопрос застал Шумских врасплох. Вязкий брод вины остудил её разум, сделав неповоротливым, зажатым. Мир, в котором она, как сказали бы подростки, существовала, никогда её не волновал. Был день — была пища. Люди встречались разные: и хорошие, и плохие. Как полоски на теле зебры или клавиши фортепиано. Сама она относила себя к чему-то нейтральному. Одно знала точно — благодаря второму типу теперь ей приходиться быть здесь. Работать, платить по долгам, разговаривать с генеральным директором о насущном…       — Есть один американский фильм. Я смотрела его, когда ещё училась в школе. Он показался мне странным, в какой-то мере нелепым и даже сложным, но сейчас я понимаю всю его суть и удивляюсь… — Виктория впервые осмелилась посмотреть в самый низ башни. — Там звучала фраза: жизнь, она как коробка шоколадных конфет. Никогда не знаешь, какая тебе попадётся. Мадару это красноречивое изречение побудило к размышлению. Он ждал короткого, ясного и убедительного ответа, как любила это констатировать Шумских, а получил набор философских трактовок. Вопреки этому, Учиха понял, какая мысль скрывалась в её словах. На парковке ресторана почти не осталось машин. Его ослепительный volvo казался с высоты игрушечным пятнышком — закрой ладонью — исчезнет.       — Один человек сделал мне очень больно. — Виктории чудилось, что она в школе, читает свой личный дневник всему классу. — Сейчас мы не контактируем, но каждый раз, делая что-то, даже свою пресловутую работу, я стремлюсь стать лучше. Возможно, это похоже на отместку или вроде того, но мне нравится чувствовать свой прогресс. Выше своей головы я не прыгну — это точно. Мне этого и не надо. Моя бабушка… К слову, она много лет жила в Японии. Всегда говорила, что всё, о чём мы думаем, материализуется. Возможно, я мечтаю о нечто фантастическом, потому что всё, что творится в моей голове, ни разу не произошло в реальности.       — И о чём ты мечтала, мечтаешь?       — Ну, это конфиденциальная информация.       — Тогда другой вопрос. Кто был этим человеком?       — Теперь уже никто. Почти достроенный мост разрушился. Брусья полетели вниз. Цемент закончился. Мадара, ошеломлённый, провалился в глубокую пропасть… Не будь он Учиха.       — Но, я бы с удовольствием сбросила на него бомбочку, будь он сейчас внизу. Или просто что-нибудь сбросила. — Виктория подала ему руку помощи. — Да, это не совсем красиво и прилично с моей стороны. Мадара отметил, что ей невероятно к лицу эта искренность, эта неподдельная радость, эта раскрепощённая поза. Здоровая кожа пошла белыми пятнами, но Шумских уже не ощущала окоченения. От алкоголя или настолько отвлеклась? Брюнет подпёр голову рукой, ожидая дальнейших действий:       — Я разрешаю тебе эту шалость. Вика засияла всеми цветами электромагнитного излучения. Раз уж дали сигнальный выстрел…       — А есть презервативы? Такого не ожидал даже Мадара. Виктория уставилась на лицо директора с непониманием — то выражало тяжкую стадию шока. Учиха даже приоткрыл рот, застыв в немом молчании. Все мысли просто вылетели из головы. В этот момент до синеглазой наконец-таки дошло…       — Я не то имела ввиду! Смысле, налить туда сок!.. Чёрт, я просто крендель! — схватившись за голову, красная как помидор аппаратчица впала в настоящую истерику.- Тако-о-о-е-е-е ляпнуть!!! Лошара!..       — Шумских, — тихий голос Учиха заставил её замолчать. — Подойди.       — Что?       — Подойди. — повторил он спокойно, но более громко. Виктория была готова провалиться сквозь все этажи. Залепить себе рот скотчем. Всё, что угодно, лишь бы не стоять рядом с ним.       — Надеюсь, ты не скинешь меня, а то у входа будет море крови и весьма глубокий кратор… Мадара прижал её к себе. Стёр с сознания эти мгновенные шаги, обдал спину теплом, заставил покраснеть ещё больше, хотя больше уже было невозможно. Девушка вздрогнула — этот импульс побежал по телу, завёл сердце, погнал по венам отравленную алкоголем кровь, сгинул в конечностях. Легонько ущипнул ноздри приевшийся доселе мужской дух. Виктория размякла, поддалась назад — к его туловищу. Крепкая хватка зафиксировала живот и плечи. Кончиками пальцев аппаратчица дотронулась до его жёстких как солома волос.       — Не вынуждай лишать тебя премии за одежду не по сезону. — шепнул он на ухо.       — Хозяин-барин. — Шумских смотрела, как тёмные сгустки ночи обрамили горизонт. — Мадара-сама. Тот улыбнулся. Робко, но совершенно осознанно Вика положила свою ладонь на его.       — Контрацептивы у меня с собой. Выберешь цель?