Мой брат - король!

      Поттер отбыл камином, пообещав расспросить портреты и покопаться в семейных хрониках. На данный момент он единственный живой представитель своего рода, но у него имеется множество пожилых родственников по линии тех же Блэков, которые хоть и не совсем вменяемые, но по части проклятий должны разбираться гораздо лучше Джеймса. Также, он должен был обратиться к знакомым Невыразимцам: родовые проклятия такого характера вполне могут быть где-то зафиксированы, так же, как и способы противодействия им.       Расстались мы на очень странной ноте. Между нами ощутимо веяло виной, решимостью и чем-то ещё, что я никак не могла облечь в словесную форму.       Дети проводили гостя и надолго утянули меня в повседневные заботы. И это было прекрасно, дети отвлекали меня от взрослых и, на данный момент, нерешаемых проблем.       Казалось бы, идёт война, только остыл прах погибших, отношения с родственниками оставляют желать лучшего, проклятия, безденежье, а я? Я разбираю спор Перси и Чарли, чей нарисованный лев лучше.       Следовало уделить особое внимание рисованию волшебников. У детей был особый набор мелков, которые позволяли оживлять изображения. Пергамент для таких рисунков пропитан зельем живых иллюзий. И вот сейчас над пергаментами Персиваля и Чарльза красовались два льва. Один, вполне себе реалистичный, тревожно подёргивал кончиком толстоватого хвоста. Другой запутался задней лапой в гриве, в попытке почесать несуществующее ухо. Выглядел он при этом обиженно, и его усы грустно смотрели вниз. Близнецы пытались ухватить иллюзорных котиков, но у них ничего не выходило. Попытки не прекращались. Билл болел за Чарли, чей лев мог похвастаться наличием зубов, когтей и ушей. Мне же нравился гораздо более милый львёнок Перси. В итоге победила дружба и Гриффиндор, на котором традиционно учились Уизли.       Мы отметили ничью молочным супом и отправились укладывать спать младших. После того, как они с помощью палочки и незаменимого для каждой матери «Сомниуса» отправились в страну грёз, а старшие сели играть в колдошахматы, я решила проверить, как мальчишки справились с моим заданием — разобрать книги. В шкафу теперь большинство полок заполнены литературой. Расставлены книги были, как попало. Рядом со шкафом на полу возвышалось несколько башенок из книг самого плачевного вида. Я аккуратно брала одну за другой, осматривая на предмет починки, как вдруг у одной из них отвалилась часть корешка, и страницы посыпались на пол. Склонилась подобрать листы, и тут взгляд уцепился за один из абзацев на пожелтевшей странице. Там была иллюстрация и подпись: «…Крапивные стебли и листья использовали как оберег от злых духов и русалок: пускали по воде, вешали на стены, раскладывали под окнами. Уже шесть тысяч лет назад наши предки умели делать веревки и ткани из жестких и длинных — больше двух метров — стеблей крапивы. Южные виды, особенно крапива китайская, еще лучше подходили для ткачества…»       Я отыскала следующую страницу и продолжила читать: «Еще одно полезное свойство крапивы — хорошая сочетаемость с другими лекарственными растениями. Чаще всего это растение используется в качестве кровоостанавливающего, мочегонного и противовоспалительного средства».       Вот оно! Возможно, именно в этом кроется разгадка моих снов!       Крапива, крапива… Девушка ткала полотно из крапивы…       — Лебеди-анимаги, — буркнул Чарльз.       — Что? — не поняла я.       — Лебеди-анимаги, — повторил он, не отвлекаясь от шахматной доски. — Так называется сказка, которую ты ищешь.       Видимо, я, задумавшись, произнесла фразу про крапиву вслух.       — Сказки, сказки, где же я видела… — бормотала себе под нос, пересматривая книги на полках.       Тут мой взгляд зацепился за ту самую книжку с чердака с движущимися картинками. Я пролистала страницы и наткнулась на сценку, в которой измождённая девушка в грязной сорочке, сидя на телеге, бросает в огромных белых птиц зелёными рубахами. Начала читать:              «Однажды один маггловский король женился на вейле, и родились от этого брака одиннадцать сыновей и одна дочь — Элиза. Жилось королевским детям хорошо и беззаботно, пока вейлу не отравила тёмная колдунья. Наложив на короля Империус, она вышла за него замуж и стала мачехой для всех детей. Мальчиков она прокляла старинным кровным проклятием, дабы те до конца жизни оставались в птичьем обличии. Но проклятие не подействовало в полную силу, и птицами они были лишь днём, а ночью превращались в волшебников. Элизу же злая колдунья отправила на воспитание к сквибам.       Однажды король смог побороть заклятие, подчиняющее волю, и потребовал вернуть ему дочь. Элиза выросла прекрасной белокурой волшебницей. Мачеха очень завидовала её красоте и провела ритуал, послав жаб, которые должны были обезобразить принцессу, — та обрасла бы уродливыми бородавками. Но жаб Элиза превратила в цветы. Тогда колдунья подлила Элизе зелье, и кожа её почернела. Отец не признал в темнокожей девушке свою дочь и прогнал её.       После изгнания Элиза блуждает по лесам, случайно набредая на Водопад Истины. Искупавшись под ним, она вновь становится прекрасной и вспоминает своих заколдованных братьев-волшебников. Возле водопада Элиза встречает старую ведьму, которая показывает ей путь к прибрежным скалам, на которых часто видят белых птиц в золотых коронах. На закате к скалам действительно прилетают огромные белые лебеди и превращаются в статных мужчин, очень похожих на саму Элизу.       Братья обрадовались сестре и пообещали забрать её с собой, но так как Элиза была необученной волшебницей и не умела аппарировать, они трансфигурировали из ивовой коры большую корзину и понесли сестру в ней, облегчив чарами. Весь день Элиза любовалась облачным замком Фата-Морганы, а ночь провела в пещере, заросшей зелёными растениями. Ей снилось, что фея замка, похожая на ведьму из леса, рассказала о том, как можно спасти братьев: нужно нарвать крапивы у пещеры или на кладбище и сплести одиннадцать рубашек для братьев, но при этом не произносить ни слова, иначе они умрут.       Элиза очень хотела спасти братьев. Она поселилась в пещере и стала молча превращать волокна крапивы в рубахи для своих братьев. Волшебство применять было нельзя, потому работа затянулась. Однажды мимо пещеры проезжал маггловский вельможа, и Элиза, устав жить в пещере, зачаровывает его вейловской магией. Вельможа перевозит её в свой замок и женится на ней. Работа девушки была практически завершена, но крапивы не хватало на последнюю рубашку, и Элиза отправляется на городское кладбище, чтобы добрать материала. За сбором ингредиентов её застаёт Инквизитор и охотник на ведьм — главный архиепископ при дворе мужа Элизы. И её приговаривают к сожжению на костре.       Элизу сажают в тюрьму и в качестве единственной подстилки выдают уже сплетённые рубашки да крапиву. Последнюю ночь перед сожжением Элиза работает над рубашкой для младшего брата, но не успевает доплести один рукав. Когда её везут на казнь, появляются братья в обличии лебедей, и Элиза на одного за другим набрасывает рубашки. Они обращаются прекрасными волшебниками-анимагами. Все, кроме самого младшего, который так навсегда и остался проклятым человеком с одним крылом. Волшебники превратили костёр в куст алых роз и освободили сестру. Братья основали великую династию волшебников, а Элиза осталась править вместе со своим мужем».              Я посмотрела на автора — Г.Х. Андерсен. От сказки, мягко говоря, пробирало. Моя надежда на то, что она объяснит смысл снов, развеялась. Кто такие вейлы? Анимаги? Что такое Империус? Кто такой Инквизитор, и главное, автор, Андерсен — он просто сказочник? А вдруг и здесь дети — лучшие помощники?       — Билл, Чарли, — позвала я. — Скажите, а вы что-то знаете об Андерсене? Чарльз особо не заинтересовался, зато Билл вдруг подорвался и побежал вверх по лестнице. Вернулся достаточно быстро и протянул мне карточку от сладости — шоколадной лягушки. На ней был изображен худой и откровенно странноватый волшебник. Он держал в руке книгу и задумчиво покусывал длинное белое перо. Подпись под карточкой гласила: «Ганс Христиан Андерсен — знаменитый Датский волшебник (1805-1875). Историк и сказитель. Автор сборника легенд и сказаний для волшебников; прославился и среди магглов, выдавая себя за сказочника. Автор множества заклинаний, среди которых знаменитое дезиллюминационное и заклинание стабилизации для метлы».       — Эй, — возмутился Чарльз, — ты не говорил, что у тебя она есть! Опять твоя коллекция больше моей! — надулся он.       — Зато у тебя есть Мерлин, — рассудительно ответил Билл.       — Мерлин, что Мерлин, он у многих есть, а у тебя редкая карточка, — не переставал ворчать Чарли, но я уже его не слушала.       Значит, в книге скорее всего не сказка. А если в этой истории есть доля правды? Возможно, ключ к избавлению от одного из проклятий где-то рядом.       Аккуратно выписала из книги непонятные слова, решив дождаться мужа и обо всём расспросить. Пока ясно одно — из крапивы, причём кладбищенской, Элиза сплела защитные рубашки, чтобы снять темномагическое проклятие. Крапива в силу своих свойств послужила оберегом, а молчание — неким откупом для магии, частое условие для любой клятвы или ритуала. Это мне было близко и понятно. Кажется, Великая Мать дала мне подсказку. Возможно, я должна повторить поступок Элизы?       Перечитав сказку ещё несколько раз, а затем пересмотрев «Справочник зельевара», которым, собственно, и оказалась разлетевшаяся постранично книга, пришла к выводу, что крапива — исконно нейтральное или даже светлое растение, поэтому для нейтрализации тёмного колдовства её пришлось рвать в месте, насыщенном тёмной магией. Чем дальше, тем сложнее.       Еле дождалась конца дня. Часто отвечала невпопад на вопросы детей, всё валилось из рук, мысли крутились вокруг странных снов, сказки, свойств крапивы. Не дотерпела до возвращения Артура и решила обратиться к портрету, захватив с собой детей. Ни о чём секретном я расспрашивать не собиралась, в остальном общение с предком детям только на пользу.       Но Септим ничего не знал ни о волшебниках-птицах, ни о крапивном полотне. В чём он смог помочь — объяснил, что анимаги — волшебники, которые по своему желанию способны обращаться в животное, сохраняя человеческий разум. Вейлы — волшебные создания, отдельная раса женщин-птиц. В человеческом обличии они невероятно привлекательны и способны очаровать практически любого мужчину, если он не влюблён.       От союза такого создания и человека всегда рождаются сильные и очень привлекательные волшебники, чьи потомки навсегда сохраняют внешность волшебных существ: светлые волосы, светлые глаза и внешнюю привлекательность. Волшебные способности к привлечению противоположного пола сохраняются только у полукровок и частично у квартеронов.       Когда я задала вопрос об Инквизиции, Септима передёрнуло.       — Маггловская вера иногда порождает чудовищ, — аккуратно начал он. Билл и Чарли ощутимо напряглись. — Многие волшебники не хотели воспитывать детей, в ком магия была больна или выродилась, — сквибов. Тогда они отдавали их в маггловские семьи.       Тут перед моим взором вдруг чётко встала леди из сна, брезгливо передающая дитя каким-то людям.       — Несмотря на то, что колдовать дети не могли, они вполне видели волшебство, колдовских животных и магические аномалии. Но не понимали их. А то, чего ты не понимаешь, пугает. Всеобщее невежество было высоко в те времена: немногие умели читать и считать на пальцах одной руки, а объяснения всяческим прекрасным и ужасающим чудесам люди найти стремились. И религия стала для таких людей откровением. Вдруг всё странное и необъяснимое, всё пугающее стало ясно и понятно. Так хочет Бог. На всё воля его. И со временем среди церковных орденов сформировался ещё один — Инквизиторы. Туда попадали сквибы и совсем слабые волшебники. Тогда колдуны были не такими осторожными, как сейчас, и куда более могущественными, — погрузился в воспоминания портрет. — Среди нас были те, что могущественным Конфундусом могли заставить армию сражаться друг с другом, сотворить наводнение или поднять песчаную бурю. Они чувствовали свою безнаказанность и творили воистину чудовищные вещи. Вот тогда за ними пришла Инквизиция. Инквизиторы ловили волшебников и колдуний, топили, сжигали на кострах.       — Но, — Билл перебил, — в «Истории волшебства и колдунства» утверждается, что волшебники не горели на кострах и аппарировали. Что Инквизиция вовсе не была угрозой!       — Вранье! — зло и агрессивно воскликнул портрет. — Инквизиторы создали ловушки для магов и кандалы, не дающие волшебникам перемещаться. Волшебники, в свою очередь, разыскивали и уничтожали представителей ордена. Войны не прекращались долгие годы, Инквизиторы сократили поголовье волшебных созданий и уничтожили некоторые волшебные семьи. Тогда маги стали осторожнее, они вынуждены были заключить с церковью и маггловскими правителями сделку — мирный договор, Статут Секретности, — выплюнул портрет. — Хотя практически в каждом поколении находится тот, кто его нарушает, пытаясь вернуть волшебникам былое величие…       Мы сидели практически в тишине. Практически, потому что мы со старшими детьми думали, а младшие гоняли мяч по пустому чердаку с падениями и хохотом. За разговорами и не заметили, как вернулся Артур, и пришло время ужина.       За столом мне стоило колоссальных трудов сдерживаться. Слишком многое хотелось вывалить на этого усталого и вымотанного человека. Но пока не время.       После ужина мы собрались у камина. Артур взял близнецов на диван, и они пристроились у него подмышками. Перси сидел на пуфе напротив, спиной к огню. Старшие мальчики поделили кресло, а я кормила Ронни в кресле-качалке. Он сосал молоко, крепко сжимая мой палец, а я тихонько млела, ощущая его тёплое маленькое тельце, чувствуя, как молоко горячими струйками бежит к соску. Артур весело рассказывал о случаях, которые сегодня произошли с ним на работе, дети смеялись. Вскоре младшие стали клевать носами, и мы отправились спать.       Сегодня Артур снова попросился переночевать у нас с Ронни; после всех вечерних процедур мы сели на кровать, и я как можно подробнее описала всё, что сегодня смогла обнаружить. Вновь поведала Артуру о своих снах, теперь во всех подробностях.       — Я вижу девушку, светловолосую, голубоглазую. Её руки в волдырях, она рвёт высокую старую крапиву на кладбище. Потом несёт её в красивую комнату. Из зелёных нитей вяжет на спицах рубаху. Потом её волокут в темницу, и там она тоже вяжет, сидя на ворохе готовых сорочек. Затем её везут в разбитой старой повозке, она худая, измождённая. Вокруг неё начинают кружить большие белые птицы, и она набрасывает на них рубахи. В тот момент, когда рубашка соприкасается к перьями, птица превращается в мужчину. Только один обратился не до конца, и у него осталось одно крыло. На этом сны обрываются.       — А спицы, на которых она вяжет, из чего они? Металл, дерево, кость? — спрашивает Артур, чуть прищурившись.       — Белые или желтоватые, точно не скажу. Может, кость, может, светлое дерево. Я не присматривалась.       — Если эти сны будут приходить ещё, присмотрись, это может быть важно. Весь твой сон, словно отрывок ритуала. Я пока не могу сказать ничего конкретного — поспрашиваю у Невыразимцев, они должны быть в курсе. Они вообще собирают всякую дрянь, возможно, и с подобными штуками сталкивались, — задумчиво заговорил Артур и продолжил:       — У меня есть определённые идеи, но пока не совсем понимаю, как всё это связать. Он мотнул головой и предложил:       — Давай спать? Я согласилась.