Экипаж

Женщина сидела в мягком бархатном кресле, наклонив голову набок и сложив руки на груди. Она спала, отдыхая после долгого 12-часового полёта. Давление всё время давало о себе знать, отзываясь глубоко в мозгу накатывающей с каждой минутой всё больше и больше болью. А вот бессонница сегодня решила отступить. Эта ночь походила на праздник. Елена глубоко и размеренно дышала, готовясь к кошмару, который ждал её на бумаге в редакции. Праздник перед плёткой. Очередные второсортные работы коллег в другом городе, нуждавшиеся в корректировке. Хотя, возможно им уже ничего не поможет. Несколько лет, проведённых в вузе, и пара месяцев практики не сделали их специалистами. Лишь какие-то намёки на филологическое образование, забрызганные каплями безразличия и яркими мазками недобросовестности. Будто работа - это не способ получения средств, а нелюбимое хобби. Музыкальная школа, уроки вокала и игра на фортепиано, на которые заставляла ходить мама. И что же? Что ты от этого приобрёл? Что из этого вынес? Скорее напрасно потерял время, да? А после долгих карандашных надписей на чернильных строчках, её ждёт критика, критика, критика. Конструктивная и неконструктивная. Оправданная и неоправданная. Дерзкая и продолжительная. Снова. Надоело. Приелось. Бесконечные полёты неуклюжего слова из сумасшедших ртов. Словно бесконечный рейс. Ты облетаешь все уголки сознания людей, путешествуя по их душе. Не всегда чёрной, но и не всегда белой. И, к счастью, грязных душ намного меньше чистых. Но топливо когда-нибудь закончится. И ты можешь совершить экстренную, но удачную посадку в тёплых объятиях ангела-хранителя, или же попасться в руки судьбе-злодейке, оставшись в её грубых пальцах. Всё зависит только от тебя. От твоего слова и воспитания. Сиди смирно. Тебе хамят - молчи. В лицо плюют - терпи. У меня же на лбу "Нельзя!" написано, а в глазах - подчёркнуто. У меня руки цепями скованы. А вот здесь, на шее, замок без скважины. А ключ у Вас. Несёт ли он пользу? И хожу я по кругу. По одному из девяти. Или по всем сразу?.. Всего боимся. За инструкции прячемся. И так каждый день. Всегда. По кругу. Ты ходишь, ходишь, ищешь выход. А его прячут. Его заколачивают досками, замазывают дёгтем, закладывают камнем, лишь бы ты работал. Внушают, что это нужно тебе, подкрепляя это денежным вознаграждением. Но мы продолжаем ходить по этому чёртову кругу. Бъёмся об стены, но не кричим от боли. Привыкли. Громкая мелодия заставила женщину вздрогнуть, широко распахнув глаза. Она тут же поняла, что ей кто-то звонит и, не посчитав нужным или же не предав значение тому, кто звонит, провела пальцем по экрану, прикладывая телефон к уху. Кожа отозвалась жгучей болью. Из трубки послышался голос. Мужской голос. Он всю жизнь следовал за ней, то ругая, то хваля. Он всегда был рядом несмотря на километры: будь он набором звуковых волн, прокладывающих себе путь по длинным проводам, или же слегка хриплым и по-мужски низким тембром за другим краем обеденного стола. Она запомнила его на всю жизнь, ведь он всю жизнь следовал за ней. Он двинулся, и я ему вослед. -Лен. Привет.- чётко проговорил он, обращаясь к женщине,- Послушай. Мы с мамой очень волнуемся, и... Противные, адски громкие гудки. Связь прервалась, заставив Елену тяжело вздохнуть. Женщина откинула злосчастное устройство на соседнее кресло. Телефон звонко ударился о крышку ноутбука, лежавшего на сумке. Зинченко поставила ноги на железную перекладинку под передним креслом, поставила руки на колени и, спрятав в ладонях лицо, заплакала. -"Шинель"?- громко спросила Виктория, смотря на книгу, лежащую на диване,- Решила вспомнить школу, Лен? Девушка улыбнулась, осматриваясь по сторонам, ища подругу. Всего несколько дней назад Зинченко позвонила Виктории, прося о приюте. Стюардесса сразу, по голосу, поняла, что с той не всё впорядке. Он дрожал, чуть ли не срываясь, становясь то громче, то тише, явно меняясь в приступах плача и истерики. -О, да. Я вижу в этой повести себя. Как Макар Девушкин, вот только пороков я своих не боюсь.,- пробубнила женщина из кухни,- Маленький человек - очень точное описание, без сомнения подходящее ко мне. Низкий "чин", не одарена способностями, не могу победить сильных мира сего, одинокая и, как не странно, люблю свою работу. Вика рассмеялась, подходя к Зинченко, положа голову ей на плечо, пока та взбивала яйца вилкой для омлета. Елена тонкой струйкой влила нужное количество молока в миску, добавляя соль и молотый чёрный перец в смесь, тщательно перемешивая. Она любила готовить. В детстве, когда мама была занята, девочка самостоятельно готовила семье завтраки, обеды и перекусы. Конечно, не всегда получалось то, что описывала мама, но есть никто не отказывался. Брат даже добавки просил. А сейчас несмотря на то, что семья живёт вместе, в одной квартире, еду каждый готовит себе сам. Если вообще готовит. Отец на дневных рейсах. Дочь в издательстве круглыми сутками: от одного офиса до другого; спит в самолёте, ест в кофешках, живёт на работе. -Я вас почти не вижу!- постоянный расстроенный тон матери. А что поделаешь? Работа. - И что? Как тогда в Африке? - расстроенно спросил Гущин, смотря на капитана. В его душе всё ещё блистали отголоски того страшного рейса, и он до сих пор не забыл того трусливого побега со взлётной полосы, лишь бы не попасть под пули военных. -Пап, он прав,- поддержала Елена, сложа руки на груди, смотря в землю. Вика рассказала ей о том страшном дне и страхе, что тёк тогда по венам бортпроводников. -Неужели он и вправду бросил их там? -Да. Сказал: "Правила такие". -У него нет другой истины, кроме его дурацких инструкций. Постоянно убегает как пёс, поджав хвост, и даже не пытается что-либо сделать. Только на словах такой смелый. Позор. -Не лезь!- грубо вставил Зинченко, сосредоточенно осматриваясь, будто в попытках найти спасительный выход, красную ниточку Ариадны. Женщина зло посмотрела на отца, фыркнула и упрямо быстрым шагом направилась к машинам. -Поехали,- обращаясь к Гущину, бросила она. -Нет, не поехали,- прикрикнул пилот и дёрнул дочь за локоть. Та лишь взмахнула руками. -Какой же ты... И что теперь? Оставишь их здесь? А если бы там была я? А Валера? Ты бы нас тоже здесь бросил? Какой же ты отвратительный! -Как ты с отцом разговариваешь?- яростно и обиженно Зинченко небрежно оттолкнул руку дочери, показательно вытирая свою ладонь о брюки. -Да пошёл ты! Ты бездушный. Такой же бездушный, как и твой чёртов самолёт!- крикнула женщина, разворачиваясь, и обиженно подошла к машине, распахнув тяжёлую дверь. -Ты хоть водить умеешь?- рассеянно спросил Гущин, боясь, что крик мог обрушиться и на него. -Умею,- раздражённо ответила Зинченко,- Андрей! Садитесь с Валерой в другой пикап! Мы и вправду на одном всех не увезём. И последи за ним,- обращаясь к стюарду, попросила Лена. -Садись,- заводя машину, сказала она Гущину. -За брата не боишься? -Он у нас парень смелый, да и ему уже давно не пять лет. Чёрный пепел налипал на борт самолёта, делая его серо-грязным. Всё было охвачено огнём и дымом. Елена направлялась к обрыву, держа в руке последнюю оставшуюся дымовую шашку - единственную спасительницу из этого вулканического гроба. Единственное, что сейчас могло сыграть людям на руку - удача. Воля случая, о которой Зинченко молила судьбу-злодейку. Кто тебя за язык дёргал? Зачем согласилась лететь сюда? Если бы ты промолчала, то ничего бы этого не было! Что за талант-то у тебя такой: вечно всё портить? Было очевидно, что всё кончится трагедией. Не одной, так другой. Лишь бы потянуть и остаться под луной как можно дольше. Подойдя к осыпавшемуся изрезанному краю скалы, Зинченко подожгла шашку. Её лицо осветил ярко-оранжевый свет, оставаясь на коже и волосах цветной пудрой. Оставь надежду всяк сюда входящий. Надпись на вратах этого острова. Этого маленького ада. -Леонид Саввич, пассажиры на борту, самолёты ждут вашей команды,- пролепетала Виктория, встав рядом с Зинченко, смотря на яркий столб дыма вдалеке. -Гущин взлетает первый, мы с Кузьминой вторые,- отстранённо ответил мужчина, не отрывая глаз от дочери,- Только пусть делает это быстро и за меньший разгон, чтобы... -Разумеется,- положив руку на плечо капитана, проговорила девушка. Она слегка оттянула ткань пиджака пилота, как бы торопя его сесть за штурвал. Тот с большим трудом повернулся к обрыву спиной и направился к самолётам. -Боже помоги ей.