Парад Солнца

19 сентября; 15:04 Гермиона вгрызлась в грушу и покосилась на Малфоя. — Знаешь, а ведь сегодня мой день рождения. Ей нужно было этим поделиться. Она не рассчитывала, что Малфой как-то изменит своё отношение к ней, и уж точно не ожидала, что он за неё порадуется, но эти слова вертелись на языке целый день. Хотелось просто что-нибудь сказать и обозначить факт, в некоторой степени важный для её жизни. Не в той, как в десять лет, когда, проснувшись, Гермиона целый день улыбалась. Но она обдумывала своё появление в этом мире, и в голове вертелось слишком много мыслей о сперме и матке. И это было лишь немногим лучше образов голого Малфоя. Он молчал в течение тринадцати шагов. — С днём рождения, Грейнджер. 21 сентября; 16:08 — Думаю, нам стоит писать записки самим себе. Малфой приподнял бровь, перепрыгивая через поваленное дерево. — А ты обычно пишешь себе записки? — Я имею в виду, на случай, если мы вернёмся. Во времени. Что, если мы всегда опаздываем? Я знаю, теперь, начав сотрудничать, мы изменили ход вещей — я почти уверена, что если бы мы решились на такое раньше, то вряд ли бы продержались долго. Но вдруг мы не изменили финал? И движемся той же дорогой? Может, местная магия не позволит заклинанию сработать или… — Магия здесь сильная, но она не может заблокировать кровную магию. Мы же не сквибы, пытавшиеся что-то выжать из себя. — Надеюсь. Но если мы не найдём способ изменить исход, мы просто… окажемся во временной петле, повторяющейся снова и снова. И будем делать одно и то же. Так что думаю, нам надо носить в карманах записки самим себе. Чтобы по возвращении мы знали, куда именно направляться. Малфой что-то пробормотал и дёрнулся в сторону — подальше от белки, которая запрыгнула на ствол. Они оба нервничали, ожидая, когда же магия опять себя проявит, и понимая, что она может принять любые формы. Но всё же видеть, как Малфой шарахается от белки, было немного смешно, так что Гермиона не сумела сдержать улыбку, и он недовольно зыркнул на неё в ответ. 22 сентября; 6:44 Им и вправду стоило придумать какой-нибудь утренний знак на случай, когда кто-то из них спал и нельзя было кивком и направлением движения обозначить желание отправиться в туалет. Малфой, видимо, не стал слишком углубляться в чащу, пока Гермиона спала, в противном случае, она бы его услышала и быстро повернула назад. К счастью, он стоял спиной, так что Гермиона увидела только приспущенные штаны и правую руку, согнутую так, чтобы… держать… Малфой повернул голову, и Гермиона предпочла не замечать, что его бёдра тоже чуть качнулись. Он провёл пальцами по спутанным со сна волосам, она извинилась и немедленно ретировалась в поисках безопасного места. 23 сентября; 8:32 — Малфой… Мне кажется, животные бегут, — она заметила ещё двух белок, проскакавших в нескольких метрах. — Ага, животные такое делают. — Нет, я хочу сказать… Гермиона остановилась, услышав мерный топот по обе стороны от них. Они посмотрели на небо и увидели стаи пролетающих над ними фламинго, чаек и соколов. Гермиона даже голову опустить не успела, как Малфой схватил её за руку и резко дёрнул. — Давай-ка... — Погоди, может… Но он не остановился и не выпустил её. Гермиона побежала следом, и их топот растворился в животном гуле. 17:39 Всякий раз, когда Малфой терял желание дискутировать или спорить — в отличие от Гермионы, — он либо игнорировал её, либо хмурился, словно бы погружаясь в размышления, и принимал задумчивый вид. Как только Гермиона замолкала дольше, чем на двадцать секунд, его лицо расслаблялось. Сперва она думала, что Малфой так осмысляет сказанное ею, но потом раскусила его трюк. — …Так что это не совсем полные данные. Как установил Фьюзер в… — Прошлой ночью ты мне снилась. Гермиона на секунду захлопнула рот и обернулась: Малфой бросил свои попытки одурачить её задумчивой миной. — Да? — М-м... Ты прекратила разговаривать. Вырванные голосовые связки. — Звучит… ужасно. — Нет, совсем наоборот. Все в мире были счастливы. Войны прекратились. Люди перестали испытывать плохие эмоции. Мир стал утопией. Она фыркнула. — И куда же я делась? — Стала единственной пациенткой в Мунго, вообще-то. — Если это принесло мир и радость, наверняка я была счастлива… — Неа. Ты освоила язык жестов, — Малфой цокнул языком, — вдобавок к своим диким движениям, и мир снова погрузился во тьму. — Надеюсь, я отыгралась на тебе. — Разумеется. С тех пор, как мне исполнилось десять, ты вынашиваешь план по уничтожению моей жизни. Гермиона с улыбкой покачала головой. — И он до сих пор работает. — Недооцененная гриффиндорка. — Типичный слизеринец. Малфой хмыкнул. — Едва ли тут есть моя вина. Моё единственное действенное орудие защиты — убийство. Но тогда я окажусь в Азкабане, а ты так и будешь гробить мою жизнь. Гермиона ухмыльнулась. — Какая же я умная. 24 сентября; 12:08 Облака расступились, и солнечные лучи пробились сквозь деревья. Гермиона успела лишь подумать о том, как это было красиво — и попытаться определить время по направлению света, — как один из них упал ей на руку и обжёг. Она так резко отдёрнула руку, что, вторя крику Малфоя, угодила плечом под второй луч, но всё же умудрилась осторожно втиснуться между пучками света. Малфой впереди явно бился в припадке: дёргаясь и изгибаясь, он то и дело попадал под лучи. — Замри! — заорала Гермиона, заметив, что от его одежды поднимаются завитки дыма. — Оно меня жжёт! — Прекрати дёргаться… В сторону! Повернись в сторону! Он послушался, отдёрнув руку от одного из лучей, и замер. Гермиона посмотрела на розовое пятно ожога на своём предплечье и аккуратно собрала волосы в пучок. Не желая подставлять лицо под опаляющий жар, она медленно огляделась, отмечая, где именно падали лучи. Задник кроссовки как раз оказался под одним из них, резина начала плавиться, и Гермиона быстро переставила ногу. — Хорошо, — Малфой по-прежнему стоял в той же позе. — Ты можешь двигать головой, чтобы осмотреться. Только не отклоняй её назад слишком сильно. Обогнув пучки света, она направилась к нему, и они принялись пробираться между деревьями. Пока она двигалась, один луч опалил ей бедро, плечо, руку и выжег дорожку посреди спины. Малфой впереди громко ругался, но за своими криками она с трудом разбирала его вопли. Отыскав безопасное место, Гермиона застыла, подогнув ногу и вытянув руки над головой. Она чувствовала себя гимнасткой, готовой к тренировке. Малфой же замер с перекошенным от ярости лицом, выполняя кату карате. — Шагай влево и разворачивайся. Нам надо действовать быстро, — выдохнула она, изгибаясь между лучами. — Хорошо, — рявкнул Малфой, и они бросились бежать изо всех сил, лавируя между пучками света. 15:03 — Ты сильно обжёгся? Они всё ещё недоверчиво оглядывались в поисках лучей, но те три, которые были видны Гермионе, не двигались в течение последних двух минут. — Конкретизируй слово «сильно». Лучи были не такими уж горячими — если находиться под ними не дольше секунды, то, по большей части, одежда защищала. Но их жара было достаточно, чтобы Гермиона ощущала стянутую на спине кожу; насколько она могла судить, у неё имелись розовые отметины на руках, кисти и плече. Кроссовка частично расплавилась, в футболке образовалось несколько дыр, а на джинсах — пара подпалин. Дела Малфоя обстояли чуть хуже, но лишь потому, что ему потребовалось время сообразить: паника помогает плохо. — Ты, случаем, не прихватил крем от ожогов? Малфой промолчал, так что Гермиона не рассчитывала на положительный ответ. Она тоже не вспомнила о нём в магазине, хотя не забыла приобрести несколько других мазей и обезболивающих средств. Гермиона бы обязательно подумала о креме, если бы Малфой сказал ей о деньгах заранее и дал время составить список. — У меня есть немного, — наконец проговорил он. О. О, он у него остался с прошлого раза. Малфой остановился, подтянул сумку и залез в неё. Гермиона заметила, что чёрных подпалин на ней было гораздо меньше, чем на её сумке. Она вообще боялась, что после всего пережитого та развалится в любой момент. Гермиона остановилась в нескольких шагах позади и, глядя на Малфоя, поправила подол футболки. Стоя вполоборота, он вытащил из сумки крем; было неясно, собирался ли он им делиться. У неё ещё оставались травы, хранящиеся в сумке в кармане на молнии, но если… Малфой повернулся, протягивая тубу, и Гермиона взяла её с благодарной улыбкой. Малфой положил сумку на землю, согнул палец с кремом и потянулся второй рукой за спину. Схватив футболку, он накинул её на голову — Гермионе потребовалось какое-то время, чтобы вспомнить о креме, ожогах и сдавить тюбик. У Малфоя на спине краснели три ожога: самый сильный красовался между лопатками, а на рёбрах виднелось маленькое пятно. Нанося мазь на кожу, Гермиона наблюдала за тем, как он втирает средство пальцами; он протянул ладонь, и она выдавила ему ещё крема. Она заметила, как Малфой пытается по спине или через плечо дотянуться до ожога между лопатками, посмотрела на маслянистый крем на своём пальце и сделала шаг вперёд. От прикосновения к коже Малфой замер, занеся руку над плечом. Гермиона осторожно втирала крем в ожог, и наверное, ей не было нужды упираться другой рукой ему в бок. Она ощущала тепло его тела; Малфой медленно опустил руку, но его позвоночник остался напряжённым. Гермиона чувствовала ладонью его спокойное дыхание и уловила, как он его задержал, когда она аккуратно очертила отметину пальцем — по его спине побежали мурашки. Она отвела руку, сделав вид, что ей вовсе не пришлось себя к этому принуждать и что в ней не проснулся внезапный интерес к его реакциям на прикосновения. Она оглядела его позвоночник — тот путь, который хотели пройти её пальцы — и вернула тубу. — Думаю… Она посмотрела на него: выхватив крем из её руки, он дёрнул подбородком. Её губы округлились, и она заколебалась, прежде чем отвернуться. Потом схватилась за подол футболки и задрала её до середины спины, надеясь, что кожа не только кажется, но и выглядит обожжённой. В течение трёх секунд Малфой молчал и не шевелился — Гермионе хватило времени открыть рот, чтобы поинтересоваться причиной, — но затем она почувствовала прикосновение пальцев. Она вздрогнула от холода крема, но тот согрелся от тепла кожи. Почувствовав на затылке дыхание, Гермиона подумала, что Малфой стоит ближе, чем требовалось, но не возражала. Он обрабатывал ожог и ослабил напор, когда Гермиона дёрнулась вперёд, сведя плечи — Малфой коснулся самого болезненного места. Его рука оказалась у неё на боку, а пальцы скользнули по талии словно в попытке удержать. Гермиона на секунду затаила дыхание, но вспомнила, как сама чувствовала любое движение, пока обрабатывала его повреждения, и медленно выпустила воздух. — Это всё? — голос Малфоя прозвучал ниже обычного, он провёл большим пальцем по коже, выписывая мелкие круги по краям ожога. Гермиона утвердительно хмыкнула и вдобавок кивнула. Его ладонь невесомо скользнула к её талии, и по коже побежали мурашки — лишь тогда Малфой отстранился. Неужели именно такой реакции он и ждал? 25 сентября; 6:41 Прищурившись, Гермиона вытащила своего пингвина из земли. Сдувая грязь с маленькой головки, она послала обещающий возмездие взгляд в сторону малфоевской сумки. 13:29 Одно из животных наклонило голову и, приподняв губы, обнажило острые зубы. Гермиона посмотрела на Малфоя, освещённого зелёным светом, увидела вместо него большое существо и фыркнула. — Это напоминает мне одну песню… Там упоминается вожак стаи. Это... Ладно, наверняка ты всё равно не знаешь. Серые глаза впились в неё, и существо вздохнуло. — Ты выглядишь… — Наверное, так же, как и ты, так что я не стала бы бросаться оскорблениями из-за иллюзии, над которой никто из нас не властен. Гермиона выразительно посмотрела на Малфоя, и тот улыбнулся — пугающее зрелище, несмотря на понимание того, что это был морок. — Твою шевелюру ничем не усмирить даже в чудовищной форме. — А ты выглядишь чудовищем даже без иллюзий. Гермиона не могла утверждать наверняка, но была готова поспорить, что как минимум одна бровь Малфоя взлетела вверх. — Неужели? — протянул он. — Ага. Да ещё с твоим-то характером! Задумайся хорошенько, Малфой. Это лишь вопрос времени: однажды утром ты проснёшься и увидишь, что стал таким навсегда. Ей почудилось, что он пробормотал что-то насчёт троллей и чудовищ, но не была в этом уверена. — Я собираюсь чем-нибудь швырнуть в этих мышей. — Зачем? — Хочу посмотреть, сколько времени им потребуется, чтобы запутаться в твоих лохмах. — О, а не хочешь посмотреть, сколько времени потребуется мне, чтобы зашвырнуть тебя в то голубое пламя? — Предпочёл бы этого не узнавать. Я стану трупом к тому моменту, как ты осилишь хотя бы половину пути. Я сильнее, а у тебя то и дело возникают судороги, гипервентиляция… — И это говорит тот, кто задыхался так сильно, что начал давиться. — Один раз. И… — Не думал, что я заметила? — Гермиона самодовольно хмыкнула. — Ладно, а как насчёт того раза, когда ты обнимала дерево и жаловалась, что не чувствуешь ног? Или… — Я пробежала весь путь наверх… — …Захлёбываясь в собственную футболку. Это был… — …Заявил, что твои рёбра треснули, и… — ...Целых две минуты бубнила под нос о том, как плохо иметь груди. Не думала, что я слышал… — Давай осмотрим вон те камни, — оборвала его Гермиона, притворившись, что она не слышала последней фразы, а он — вообще ничего не говорил. — Кажется, это единственный подходящий выход, так что нам придётся отодвинуть немало камней, чтобы протиснуться. Малфой хмыкнул, а она предупреждающе покосилась в пространство между ним и туннелем с голубым пламенем. 26 сентября; 19:30 Гермиона рылась в малфоевской сумке в поисках пингвина для свершения мести. Она обнаружила птичку, спрятанной между старой футболкой и мантией, и победоносно улыбнулась, выудив её на свет. Костяшки задели что-то шуршащее, и Гермиона замерла, уставившись на испачканную кровью ткань рядом с бритвой и тюбиком пасты. Проведя пальцами, она опять уловила какой-то шелест и открыла сумку пошире. Ничего подозрительного не увидев, она нахмурилась и, прищурившись, ткнула пальцем в стенку сумки. Снова почувствовав хруст, она принялась оглядывать ткань в поисках молнии и обнаружила маленький кармашек в самом верху. Сунув туда руку, она провела пальцами по молнии и нащупала язычок. Гермиона обернулась, чтобы убедиться, что Малфой не выскочит из-за деревьев, быстро расстегнула застёжку и просунула ладонь в кармашек. Что-то нащупав, она извлекла находку на свет и увидела свиток пергамента. Гермиона выпрямилась и быстро его развернула — прищуренные от любопытства глаза широко распахнулись. Это определенно была карта, сколь бы грубо она ни была нарисована. Линии обозначали горы или, может быть, реки, а в двух разных местах значились два странных обведённых символа. Рядом с одним из них был нарисован круг на вершине горы, расположенной слева, а в нижнем углу чернело пятно, которое могло быть чернилами или кровью. Гермиона снова пробежалась глазами по бумаге. Интересно, Драко о ней знал? Пергамент хранился в боковом кармане, так что мог принадлежать первоначальному владельцу сумки. Если… Она подняла глаза, скорее почувствовав, нежели услышав постороннее присутствие, и увидела Малфоя, замершего метрах в трёх. Он стоял так же неподвижно, как и деревья за его спиной — не шелохнувшись под мягким ветерком и её начинающим тяжелеть взглядом. Он не смотрел на карту, он смотрел на неё. Казалось, Малфой был вовсе не удивлён наличием свитка у неё в руках. Он о нём знал. — Что. Это. Такое? — Гермиона протянула пергамент, но Малфой не отвёл взгляда. — Хм? — Ты знаешь, что это. Она чуть не смяла находку — пальцы норовили сжаться от разгорающегося внутри гнева. Дыхание стало прерывистым, а губы превратились в тонкую линию. — Где ты это взял? Что… — А это важно? — Да. Ты… — Я увидел карту на дне твоей сумки. Ты… — Я раздобыла её раньше! Это Фракия! Я нашла её в пещере, в которой мы упали в озеро. Когда мы ещё действовали друг против друга. Что это? Это место или… — Мы по-прежнему друг против друга. Грейнджер, ты ведёшь себя так, будто я идиот, но это выставляет дурой тебя! Я знаю о твоих планах заполучить Флоралис раньше меня, так что не пытайся изобразить… — Если бы ты рассказал о своих намерениях… — Ты бы мне не поверила! Ты… — А, может, я бы не поверила тому, что ты собираешься с ним сделать! Вряд ли это что-то хорошее, если ты отказываешься… — Или наоборот, но это не твоего ума дел… — Тогда да, я бы не позволила тебе заполучить растение, его часть или хотя бы один экземпляр, раз я не знаю… — А с чего ты решила, что в твоих руках оно будет в безопасности? Ты… — Я помогаю людям! — Какой ценой? Ты преподносишь растение миру, чего бы это ни стоило, а мир съедает его на завтрак. Время не ждёт, Грейнджер! Всегда что-то лучше, всегда… — Его использование можно было бы ограничить... — Чушь собачья! Если существуют люди вроде нас, готовые пройти через такое дерьмо, ты же понимаешь, что есть те, кто пойдут ради него на всё? Ради путешествий во времени, воскрешения, бессмертия! Прячьте его за тысячами стен — мне плевать, но появится человек, который, положив его туда, отщипнёт кусочек. Ты введёшь растение больному в кровь или желудок, а кто-то постарается добыть Флоралис из несчастного. Или целитель… — Прекрати менять тему! Речь об этой карте и… — Нет, речь о тебе и твоём лицемерии, твоём… — Как я… — …По-прежнему караулишь меня, когда мы заходим в пещеру или в дом, потому что не желаешь дать мне возможность завладеть хотя бы его частичкой. А я не хочу отступать, раз уж прохожу через всё это, и не позволю тебе меня удержать. Мы всегда знали, что это закончится! Знали, что это продлится, пока не завершится история со шрамами, которая явно произошла тогда, когда мы заполучили растение — мы же вернулись во времени. Наше сотрудничество прекратилось в тот самый момент, и мы стали действовать по отдельности… — Если дело в нас... — …Ты сама во всём виновата! Мне плевать, что ты собираешься с ним делать, но я хочу, чтобы мне его хватило на то, ради чего я сюда пришёл. Ты не можешь смириться с мыслью, что у меня будет цветок, ты пыталась мне помешать, ты сама виновата в том, что я не могу рассказать тебе… — Как это похоже на тебя! Никогда не признаёшь ответственность! Ты должен свалить это на кого-то ещё вместо того, чтобы признать: это был твой выбор! Ты... — Да пошла ты, Грейнджер. — …Свалить на меня, потому что так тебе гораздо легче. Твои оправдания… — Не говори мне, что поступила бы иначе! — Малфой крикнул так громко, что Гермиона отступила на шаг — на секунду грудь стянул страх. — Если бы её получила ты, то ничего бы мне о ней не рассказала! Ты злишься на меня за то, что сама бы сделала и глазом не моргнув. Ты… — Это неправда! Если карта указывает путь туда, куда нам требуется попасть, в этом не было бы смысла… — Если только это не три разных места, в которых находится растение. И нет определённых вещей, нужных в каждом из них. Ты бы попыталась обдурить меня по дороге туда, ничего мне не рассказывая. И если бы мы нашли растение в первой точке, ты бы и словом не обмолвилась о двух других. Твою мать, не лги мне! Гермиона смотрела на него, задержав дыхание, а потом опустила глаза на карту. Он был прав. Она бы ничего ему о ней не сказала — но всё равно его молчание казалось предательством. Руки затряслись, а грудную клетку сдавило. Она проследила взглядом линии на карте, обвела пальцем символы. Нет, не сказала бы. И это признание заставляло Гермиону ощущать себя так, будто их с Малфоем разделяла пропасть. Она думала… Она ошиблась в своих реакциях на него. Гермиона не знала, почему вдруг почувствовала близость с ним, словно они… Если всё это время между ними возвышалась стена. Нерушимая и разделяющая. Когда они отыщут растение, она не сможет отдать ему и половины цветка, потому что он ей ничего не сказал. Потому что то, как Малфой может его использовать, слишком опасно. Но это не означает того, что она не… Она была дурой. Неважно, как близка она с ним стала, как далеко они ушли от прошлого — будущее всё испортит. И так было всё это время. В конце концов они станут соперничать друг с другом — если только он не признается, зачем ему Флоралис. Неужели он не понимал, как это было легко? Он мог уничтожить горечь, разъедающую ей глотку, всего лишь словами? Простыми-простыми словами. — Ты сказал «получила», — вышло хрипло, и Гермиона откашлялась, поднимая глаза. — Ты получил её. Не нашел, а получил. Все эмоции исчезли с его лица. Вена на виске и красные пятна на скулах свидетельствовали о гневе, но Малфой словно замкнулся. — Виноградник. — Вин… Там, где мы были? — Гермиона махнула рукой назад и рассмеялась сухо, глухо. — Виноградник... Оплата, и тот парень, ну конечно же. Верно. Виноградник. Ты мне не сказал, а я смирилась. Решила, что должна просто... доверять тебе, — она склонила голову, растянула губы и сжала челюсти. — Что ж, тогда… Гермиона опустила глаза, в голове что-то щёлкнуло. Они могли обсуждать карту прямо у неё под носом, и она бы ничего не узнала. Хотя Малфой кое-что сделал. Она вспомнила поцелуй в коридоре: он покосился на окно, когда раздался тот звук на улице, прямо перед поцелуем. Перед тем, как Малфой отвлёк её, не дав посмотреть. То, как он остановился, как схватил, не давая пройти... или выглянуть в окно. — В коридоре, когда ты меня поцеловал… Ты меня отвлекал. Пытался не дать увидеть то, что происходило снаружи. Это как-то связано с картой? Ты… — молчание Малфоя послужило достаточным ответом. — Ты меня использовал! — Что? Я бы не назвал это «использовал». Это… — Ты так поступил, чтобы меня отвлечь! — Да себе же хуже сделал! Это отвлекло меня! Я даже не рассмотрел, что происходило снаружи, я лишь знал, что он… — Ты меня использовал! Я… — Я тебя не использовал! — Тогда ты, видимо, настолько привык к подобным вещам, что даже не осознаёшь этого! Целовать других людей ради достижения желаемого? Да без проблем. Ты бессердечный ублюдок! Ты один из тех, кто ошивается вокруг, спит с кем пожелает, обещает девушке заботу, а потом выбрасывает её за ненадобностью! Кто использует людей так, как считает нужным, и плюёт на эмоции и чувства других… — Ты даже не представляешь, насколько сильно ошибаешься. Ты… — Я права! Ты такой и есть! Ты… — Да я даже ни с кем не трахался! В чём ты права? Ты… — он замолчал с таким видом, словно больше Гермионы не мог поверить, что произнёс это. Заорав, Малфой яростно отшвырнул бутылку с водой и воззрился на небо так, словно случайно выболтал тайны Вселенной, и теперь боги его покарают. Он злобно выругался и отвернулся. Медленно опустил голову, сверля взглядом землю, затем поднял глаза, ясно давая понять, что винит в произошедшем Гермиону. — Хорошо, — вышло слабо, так что Гермиона начала снова. — Хорошо. Но ты всё равно использовал это против меня. Ради этого. Карты. Что ж… Она откашлялась и подошла к своей сумке. Швырнула туда бутылку с водой, нож, заготовки для пингвиньей мести, пихнула малфоевского пингвина обратно к нему в сумку. Свою закинула на плечо, расправила одежду и отбросила волосы. На лице у Малфоя застыло то выражение, которое появляется у тех, кого после очень тяжёлого дня по дороге домой застаёт дождь. Выражение «такого не может быть», хотя подобный поворот был в духе общей картины и вполне угадывался. — Я знаю, что для тебя это действительно важно, так что вот. Забирай и проваливай, — Гермиона протянула ему карту, но он не пошевелился, чтобы её взять. Видимо, его неподвижность пробила ту тонкую хлипкую стену спокойствия, которой Гермиона изо всех сил старалась отгородиться. Пробила, и она даже не поняла, как взлетела её рука — удар картой по голове Малфоя почти не принёс облегчения. И она стукнула его ещё и ещё раз. По макушке, лицу, плечам, а он лишь хмурился, отвернув голову. Это только сильнее разозлило Гермиону. Она хотела, чтобы Малфой рассвирепел. Хотела сделать что-то, что взбесило бы его настолько, что он бы сломался. И выглядел так, будто ему не плевать. Совсем. Гермиона бросила в него картой и ушла, не обращая внимания ни на теплую влагу на щеках, ни на дрожь в руках, ни на тянущую боль за грудиной. 22:48 Без фонаря было темно, но Гермиону это мало беспокоило. Гнев и мысли заставили её пройти много, прежде чем она начала обращать внимание на корни, о которые спотыкалась, и на деревья, о которые билась. Она не знала, на кого злилась больше, на Малфоя или на себя, но вдруг пожалела о каждом поступке и задумалась о каждом шаге, сделанном с той минуты, как ей пришла в голову та идиотская мысль про Признание Притягательности, который только смогла припомнить. У неё появилось чувство, будто в свете развязки все хорошие моменты превратились в плохие. Это как со смехом бежать по грязи, а потом вдруг обнаружить, что воды нет и придётся чёрт знает сколько топать грязным. Гермиона не понимала, кем они были другу другу, но знала, что у них завязались некие отношения. Она бы не назвала Малфоя своим парнем, но могла… Она больше не стала бы называть их врагами. Похоже, они приблизились к званию друзей, которые время от времени целовались. Бывали моменты, которыми Гермиона наслаждалась и над которыми потом смеялась. Бывали такие, когда они спасали друг другу жизнь. А бывали совершенно пугающие, потому что сердце колотилось слишком сильно, желудок делал кульбит и всё внутри ощущалось чересчур живым и неконтролируемым. Гермиона очень привыкла к тому, что Малфой спит в метре-двух от неё, к тому, что он постоянно находится рядом, а она всегда держится настороже. Бывали моменты, которые заставляли Гермиону думать, что она может по-прежнему ненавидеть Малфоя, но их было немного, они всегда быстро заканчивались, и в них наметились перемены. Гермиона не знала, можно ли всё это хоть как-то назвать. Она не понимала, что это значило, но явно что-то. Она и не задумывалась о роли конца их путешествия, но если Малфой целовал её, чтобы отвлечь внимание, стремясь первым добраться до этого самого конца, может, он имел большее значение, чем происходящее между ними. Наверняка. И наверняка Малфой это знал, когда, отвлекая ее, отвлёкся сам, и с тех пор ни разу снова не поцеловал. Растение было главной целью, и кто-то один должен был добраться до него первым, чем бы такой исход ни обернулся для этого. Это — отвлекало, это — плохо закончится. Гермионе просто надо напоминать себе об этом, о карте, которую Малфой от неё спрятал, о том, что она сама скрыла бы её от него. Это будет легко. Будет так просто. Ненависть к Драко Малфою подобна… езде на велосипеде. Вот и всё — езда на велосипеде. 27 сентября; 8:17 Заслышав за спиной какой-то звук, Гермиона хотела вскочить на ноги, но что-то приземлилось ей на колени, и она плюхнулась на землю. Она посмотрела на свиток пергамента — на карту — и сердито уставилась на деревья перед собой. — Разверни её. Сперва она ему не ответила — вообще не пошевелилась. Но любопытство пересилило и, испытывая лёгкое раздражение от себя самой, она посмотрела на карту. Гермиона почувствовала тяжесть свитка, когда тот приземлился, и поняла: в пергаменте было что-то спрятано. Фыркнув, она развернула свиток и недоуменно уставилась на деревянную фигурку. Подняв, Гермиона поднесла её ближе к лицу. Это была… Это были они. Не идеальное исполнение, но обознаться невозможно. Девушка с кудрявыми волосами, носом и подбородком Гермионы, и парень, у которого были малфоевские нос и челюсть. Прижавшись ладонями, пара соприкасалась лбами. Запястья окружала какая-то линия, а с ладоней свисал небольшой деревянный кусочек. Позади пары возвышалась стена; линия, вырезанная на ней, брала своё начало у спины девушки и, изгибаясь дугой, исчезала в спине парня. — Я нашёл её в том доме, в котором были все эти деревянные фигурки. Слово внизу, между нами… Оно означает «в конце концов». Гермиона провела пальцем по буквам, не отрывая взгляда от деревянных лиц. — Это последняя моя находка, которую я от тебя утаил. Гермиона повернула фигурку, осматривая, но больше ничего не увидела. Если Малфой нашёл её в том доме… Как… Кто-то видел этот момент. Кто-то, заполучивший растение или же просто прорицатель, а они благодаря цветку спаслись. В конце концов. Видимо, это и был ожидающий их момент, когда они вот так прижались ладонями. Похоже, тогда они и сотворили заклинание. Может быть, эта чёрточка — их кровь. Гермиона внимательно рассматривала фигурку, ошеломлённая деревянным изображением их будущего. — Мне претит мысль, что мое будущее предопределено, но я смирился, потому что оно неизбежно. Эта фигурка, шрамы — этот момент настанет, что бы там ни было. Вот почему мы решили действовать сообща. Если мы снова потерпим поражение — неважно как, — я бы предпочел отправить нас обратно в прошлое, чем остаться одному и столкнуться с гораздо худшими последствиями. Ты знаешь, что выбора у нас нет. У них его действительно не было — хотя Гермиону мучило любопытство, почему тот момент, когда они создали защитное заклинание, кто-то охарактеризовал «в конце концов». Она бы хотела приблизить минуту, когда они поймут, как именно наложить чары, чтобы понять их значение. Очевидно, им это ещё предстояло — пусть, объединившись, они изменили ход вещей, но в конечном итоге им придётся выяснить, как сотворить заклинание. В противном случае этой фигурки бы не существовало: ведь изменив течение событий и финал, они поменяли видение этого человека о прошлом. Но фигурка осталась прежней, даже если теперь они с Малфоем сотрудничали. Гермионе оставалось только надеяться, что результат будет иным. — В коридоре… — Это неважно, — поставив фигурку на карту, она смотрела туда, где пара соприкасалась лбами. — Я больше не буду так поступать. Что Малфой имел в виду: поцелуи с ней или поцелуи, вызванные тайными причинами? Да какая разница. С поцелуями с ним было покончено. Кто знает, что произойдёт, когда они отыщут растение — на что они пойдут, чтобы не дать сопернику его заполучить. Что будет делать она. И если осознание того, что её Признание Притягательности Малфой использовал против неё, было… сложно принять, то лучше прекратить дальнейшее сближение. Иначе в конце пути будет только труднее. — Как ты меня отыскал? — Шёл за тобой. Она удивлённо на него посмотрела. — Ты крался следом? То ли различив обвинительные нотки, то ли заметив, что её голос стал звучать чуть ближе, Малфой оторвал взгляд от деревьев и посмотрел на Гермиону. — Когда ты злишься, то передвигаешься хаотично. Найти тебя потом было бы сложнее. Фантастика. Тогда Малфой видел, как она зло вытирала слезы, и слышал её бормотание. Наверняка она выглядела идиоткой. Только с ним было возможно такое. — Ладно. Давай изучим карту. 12:21 Они не могли определить остров. Гермиона попыталась отыскать старые брошюры, чтобы изучить картинки и сравнить их с картой, но Малфой напомнил о магии. Они облазили гораздо больше гор, чем было видно с побережья или с воздуха — видимо, за магическими стенами остров расширялся. Карта была совершенно не масштабирована. Они не имели ни малейшего представления, использовал ли составитель какие-то единицы измерения или делал отметки на глазок. Изучив карту, они обнаружили как минимум пять гор. Из-за беспорядочно разбросанных изгибов Гермиона сделала вывод, что местность была холмистой. На карте имелось по меньшей мере три реки, две из которых сливались в одну в нижней части пергамента. Больше ничего не было понятно. Их главным ориентиром стал символ на левой горе, окружённой небольшими холмами. Одинокая гора, стоящая ближе к границе острова, должна была стать зацепкой, которую требовалось отыскать. Если за магической стеной горы не найдётся, они переедут на другой остров. Вот почему они двинулись к следующему пику. Поднявшись, они смогут оглядеться в поисках вершины, высящейся в отдалении. И если ничего не обнаружат, то покинут Салину и отправятся на следующий остров. А когда найдут нужный, смогут определить, насколько грубо составлена карта. 28 сентября; 11:22 Малфой с биноклем сделал полный круг вокруг своей оси, затем снова уставился на восток. — Нет там никакой горы. Гермиона пожала плечами. — Не возражаешь, если я посмотрю? Похоже, он не собирался делиться биноклем, но, наткнувшись на хмурый взгляд, отдал прибор. Гермиона посмотрела на запад, но увидела только море. Малфой протянул руку за биноклем прежде, чем Гермиона отвела его от лица — отдавая, она явно недостаточно сильно стукнула его по ладони. Малфой раздражённо рыкнул, засовывая бинокль в сумку. — Думаю, нам всё равно нужно идти туда. Там может быть ещё одна магическая стена, из-за которой мы ничего не видим. Малфой сжал челюсти, оглядывая остров. — А ты не могла подумать об этом до того, как мы потратили целый день впустую, карабкаясь сюда. Гермиона снова пожала плечами, заправила волосы за уши и начала спускаться по каменистому склону. — Ты-то вообще об этом не подумал. 29 сентября; 7:25 Понаблюдав за тем, как Малфой выворачивает свою конечность из сустава, Гермиона выхватила у него крем. Рука действительно не была способна на такие движения, но она добрых три минуты смотрела, как он мучился, краснел и морщился, прежде чем решиться помочь. — Я не… Она осторожно втирала крем, внимательно следя за тем, как тот ровным слоем покрывал розовую обожжённую кожу. Складывалось впечатление, что заживление шло хорошо, но ожог явно доставлял дискомфорт, раз Малфой потратил столько времени, чтобы до него дотянуться. Малфой обладал терпением акулы, кружащей перед раненой жертвой. Она перевела взгляд с ожога на его плечо и проследила линию шрама. Затем быстро опустила глаза на крем, но любопытство взяло верх раньше, чем Гермиона укрепилась в намерении игнорировать Малфоя. — Где ты его получил? Малфой замер; его тело настолько одеревенело, что Гермиона удивилась, как позвоночник ещё не проткнул кожу. Он окаменел. Она уж было подумала, что шрам наверняка связан с плохими воспоминаниями, как вдруг Малфой резко повернулся, схватил руку, которой Гермиона размазывала крем, и дёрнул на себя. Она врезалась в него, и несмотря на все попытки вырваться, Малфой поднял её кисть. — Ой! — вскрикнула Гермиона и пихнула Малфоя в плечо, удивляясь его агрессивности и напористости. Он вывернул ей запястье, впиваясь взглядом в ладонь, и свирепость исчезла с его лица. Гермиона поняла, что Малфой смотрел на шрам. Протянув палец, он провёл по нему, задевая костяшками кожу — Гермиону разозлили мягкость его прикосновения и то, что волоски у неё встали дыбом. — Ты подумал, я… — Почему ты спросила меня, где я получил ожог? — Малфой смотрел очень серьёзно. Гермиона поморгала, глядя на его руку, стискивающую запястье. — Я спросила про шрам. На плече. Он посмотрел на её макушку, затем прямо в глаза и медленно разжал хватку. — Квиддич. — Ясно. Малфой выпустил руку, и Гермиона сначала прижала её к себе, потирая саднящую кожу, а потом протянула крем. Он посмотрел на тюбик, нахмурившись, покосился на сумку, где Гермиона хранила в жестянке травы, и ушёл прочь, так его и не взяв. 16:27 Существо выглядело как Билл, но им не было. У него имелись такие же острые зубы, когтистые руки, странные глаза, но лицо было другим. Гермиона искренне надеялась, что Билл был единственным в своём роде. С другой стороны, может, теперь так и было — похожее на него существо однозначно погибло. На животе у него виднелось несколько порезов, а лицо было располосовано так, что щека отходила от челюсти, обнажая дёсны и задние зубы. Гермиона поджала губы и проглотила комок в горле, отворачиваясь. — Не уверена, надо ли мне этому радоваться. — А я чертовски счастлив. Одной тварью, о которой нам надо беспокоиться, меньше. Я бы предпочёл больше не просыпаться от твоего нападения. В голове закружился калейдоскоп образов: слежка за Малфоем с дерева; он, выкрикивающий её имя; страх на его лице во время атаки; его пот на языке; тот день в долине, когда он впервые её поцеловал. — Пойдём. Чем быстрее мы с этим разберёмся, тем лучше. 30 сентября; 6:22 Они упаковывали вещи, сидя в гробовом молчании. Что было хорошо, напомнила себе Гермиона. Это была деловая договорённость. Они оба нуждались друг в друге ради спасения собственных жизней, вот и всё. Не существовало никаких причин для того, чтобы проявлять дружелюбие или разговаривать. Большинство компаний устанавливало правила, согласно которым сотрудники не могли встречаться друг с другом. Это вредило бизнесу — люди переставали сосредотачиваться на главной цели. Если отношения не ладились, то и дела шли плохо. Это отвлекало. Не стоило налаживать даже дружеские связи. Цивильные отношения — да. Цивилизованные: если сегодня мы окажемся в смертельной опасности, я попытаюсь спасти твою жизнь. Нет причин ради этого становиться друзьями. Гермиона убедила себя, что мысли о том, что Малфой оказался девственником, не пересекали границу цивильности. Она не могла от них избавиться. Слова вырвались у него — к его сожалению, может, чтобы что-то доказать — и Гермиона не могла перестать о них думать. Она не считала, что Малфой держался за свою девственность. Сомнительно, что это был его выбор. Может, чистокровные девушки берегли себя для замужества — по крайней мере те, кого Малфой считал подходящими для себя. Или же когда они созрели для таких отношений, на них просто не осталось времени. Когда Малфою было пятнадцать, он готовился стать Пожирателем Смерти, в своё шестнадцатое лето он им официально стал. На шестом курсе началась вся эта заваруха с Исчезательным шкафом и приказами. Вряд ли подросток мог быть настолько озабочен сексом, когда на кону стояли жизни его и его семьи. А потом была война, начались суды. Это было странно. Из комментариев, которые он отпускал в её адрес, она сделала вывод, что он уже занимался сексом. Наверное, Малфой пытался скрыть собственную неискушённость за подобными нападками. Гермиона сомневалась, что он был настолько неопытен — уж не с такими поцелуями. Быть девственником не означало быть совершеннейшим новичком в этом вопросе. Интересно, насколько далеко… Похоже, Гермиона пересекла границу цивильности и вежливости. Вообще-то, это было совершенно невежливо. Цивильные, цивильные рамки. Судебные слушания, дружелюбные кивки, рукопожатия, любезность. Тишина.