Парад Солнца

14 августа; 16:45 — Да ты просто издеваешься. Пещера находилась в скале на высоте пятнадцати метров над землёй; склон был почти отвесным. Туда можно было только вскарабкаться, и это было вовсе не то карабканье, когда Гермиона, пригибаясь, шагала по крутым каменистым склонам. Тут требовалось хвататься за камни и расщелины, нащупывая ногой верное место, и лезть. На скале виднелось несколько выступов, но лишь один из них располагался так, что его можно было использовать для восхождения. Метрах в пяти от земли подъём был попроще: по мере приближения ко входу в пещеру стена плавно изгибалась, удобных валунов и выемок становилось больше. Тем не менее первые пять метров казались непреодолимыми — за самый большой выступ можно было зацепиться только двумя пальцами, а в самую глубокую щель — просунуть лишь большой палец ноги. Подняться на пять метров по отвесной, почти гладкой скале им бы никак не удалось. — Это невозможно. — Не совсем, — Малфой поднял глаза к ветвям, нависшим над их головами, и Гермиона проследила за его взглядом; осмотрев толстые сучья и обвивавшие их лианы, она снова уставилась на скалу. — Если мы залезем на дерево… — И что потом? Перепрыгнем на выступ? Он дёрнул плечом. — После этого нам придётся подняться ещё примерно на пять или шесть метров, но... — Ни за что. Ни. За. Что. Я не обезьяна. И не Тарзан. — Как пожелаешь, — потерев руки, Малфой направился к стволу. — Ты убьёшься. Там… — Подниматься с того уступа будет проще, — подтянувшись, он залез на ветку и ухватился за следующую. — Там же камни, на которые встанет лишь большой палец! Если хоть один из них сдвинется… — Как знаешь, Грейнджер. Гермиона набрала в лёгкие воздуха и, глядя на стену, задержала дыхание. Эти пять метров были не таким уж непреодолимым препятствием, при условии, что ни один камень под их весом не шелохнётся и они не рухнут на землю. К тому же, чтобы забраться в пещеру, им придётся подтянуться, что тоже будет не так-то просто. Она должна была это сделать. Гермиона не могла позволить Малфою отправиться туда в одиночку — вдруг в пещере он столкнётся с магией, найдёт Флоралис или подсказку, где искать растение? Ей совершенно не нравилась эта идея. Без палочки, страховки или чего-нибудь мягкого на дне. Хотя ей приходилось иметь дело кое с чем и похуже. Каменная стена была сравнима с… укусом жука. Да, укус насекомого. Раздражает, но ничего серьёзного. Сунув в карман перед началом подъёма тяжёлый камень, Гермиона перекинула за спину сумку, чтобы та вдруг, качнувшись, не нарушила равновесия. Тем временем Малфой подёргал, проверяя на прочность, свисающую с ветки лозу и повис на ней. Хорошо, что он собирался прыгать первым — Гермиона предпочла бы оказывать помощь, а не страдать от переломов. Малфой обмотал лозу вокруг руки и удостоверился, что держится крепко; при этом вид у него был несколько встревоженный. Расстояние между скалой и веткой было небольшим, но, оказавшись над уступом, стебель надо было выпустить. Если Малфой помедлит, то врежется прямо в стену. А если разожмёт руки слишком рано — рухнет с высоты десяти метров. Гермиона отмахнулась от последней мысли, не желая задумываться о том, что же отделяет их благополучие от увечий. Дерево качнулось, Гермиона удивлённо пискнула и крепко вцепилась в ствол — Малфой пробежал по ветке над её головой и оттолкнулся. Задержав дыхание, она увидела, как его ноги мелькнули в листве; раздался глухой удар, и она зажмурилась. Малфоя отбросило обратно к дереву — врезавшись в ствол, он ухватился за ветки. Яростно потирая лоб, он выругался сквозь зубы. — Это… Под его сердитым взглядом Гермиона замолчала. Малфой покрепче сжал лозу и снова толкнулся. Она опять услышала звук удара, но затем наступила тишина, а лоза вернулась пустая. Гермиона уставилась на неё широко распахнутыми глазами, не разрешая себе посмотреть с головокружительной высоты вниз, чтобы проверить, не упал ли Малфой. — Малфой? — Что? Судя по голосу, он не сильно страдал от боли, и это было хорошо. — Просто удостоверилась, что ты жив. — Какая забота. В ответе ей почудилась издёвка, но уверенности в этом не было. Подтянувшись, она влезла на ветку, с которой прыгал Малфой. Ноги немного тряслись, но Гермиона взяла себя в руки и крепко ухватилась за сук над головой. Облизнув губы, она сухо сглотнула и поймала лозу. Если та выдержала вес Малфоя, то и под ней не порвётся. И раз уж это смог сделать Малфой — король планов отступления, — то и Гермиона справится. Ещё и получше него. Она сумеет перепрыгнуть с первой попытки и грациозно приземлится на краю уступа, едва шаркнув кроссовками. «Ничего серьёзного, ничего серьёзного», — повторяла Гермиона, судорожно сжимая лозу. Она сделала глубокий вдох, напомнила себе о принципе «Если смог Малфой, то справлюсь и я» и начала разбег. Кроссовка соскользнула с ветки, и Гермиона попыталась оттолкнуться второй согнутой ногой, в результате чего с криком описала широкую дугу. Ссадины и заживающие раны болезненно натянулись; Гермиона врезалась спиной в дерево и ударилась о него головой. Перед глазами взорвались мелкие белые пятна; несясь обратно, она отчаянно молотила ногами по воздуху в поисках опоры. Гермиона задыхалась от боли, руки слабели; она стукнулась обо что-то пятками и тут же упёрлась ногами, и лоза перестала качаться. Стоя на ветке, она заскулила; вцепившись пальцами в стебель, она наклонила голову и сделала несколько плавных вдохов, ожидая, пока боль утихнет. Это было вовсе не грациозно. Всё это было отвратительной затеей. — Ты можешь… — Заткнись, — перебила она, уверенная в том, что не желает слышать ничего из того, что бы хотел сказать Малфой. — Я чуть не умерла. Он рассмеялся. На полном серьёзе. Он. Смеялся. Над ней. Видимо, Малфой не понимал, что ненормальные прыжки на лозе в метрах над жёсткой, твёрдой землёй могут закончиться чем-то вроде сломанной шеи или спины. Наверное, ему было комфортно летать по воздуху с одним лишь стеблем в руках — так же как было привычно парить, сидя на тонких ненадёжных предметах. Но Гермиона была из другого теста. Гермиона — это библиотеки, выцветший текст и пишущие перья. Она вовсе не была аборигеном из джунглей. Приступ тошноты прошел, и Гермиона подняла голову. Руки так крепко стискивали лозу, что пальцы свело судорогой. Она стояла на той же самой ветке, с которой спрыгнула. Гермиона уставилась на неё так, словно в неуклюжем прыжке было виновато дерево, и сделала глубокий вдох, готовясь ко второй попытке. Во время разбега кроссовка опять соскользнула, но Гермиона в прыжке отклонилась в противоположную сторону, выравнивая курс. Она полетела прямо, лихорадочно высматривая уступ. Она постаралась ускориться, предпочитая врезаться в стену, нежели упасть, но пара рук остановила её прежде, чем она успела принять хоть какое-то решение. Замерев на расстоянии метра от стены, Гермиона судорожно вздохнула, когда чужие ладони поднялись от её коленей к бедрам. Она могла поклясться, что чувствует жар кожи Малфоя; он подтянул Гермиону так, что та наконец зависла над уступом и посмотрела вниз. Его лицо находилось чересчур близко к кое-каким частям её тела, но кажется, он не осознавал этого так отчетливо, как она сама. Он поднял голову, и Гермиона уставилась на него, всё ещё болтаясь на лозе. — Грейнджер, удобно? Хочешь остаться… — Не урони меня. Малфой замолчал, глядя на Гермиону с нечитаемым выражением лица; его ладони по-прежнему сжимали её бёдра. Она медленно глубоко вдохнула и ослабила хватку на стебле. Затем чуть вздрогнула — Малфой стиснул её крепче, проверяя, что она встала на край, — но без проблем приземлилась и почти выпустила лозу, желая как можно скорее покончить с этой ситуацией. Она пару секунд таращилась Малфою на грудь, затем подняла глаза и благодарно кивнула. Малфой отступил, убрав руки, и Гермиона, по-прежнему ощущая на коже его жар, вытащила из кармана камень. — Чтобы вернуться, — пояснила она. Наклонившись, опустила лозу на выступ и придавила стебель камнем. Малфой начал восхождение первым. С этого места стена казалась менее опасной: поверхность была достаточно наклонной, чтобы они не торчали столбами, а возможностей упереться и ухватиться было гораздо больше. Подъём по-прежнему вызывал ненависть — особенно в те моменты, когда приходилось смещаться вбок, чтобы не отклоняться от курса к пещере, и когда срывались вниз потревоженные булыжники и грязь. Из-под Малфоя тоже осыпалось немало камней — Гермиона чувствовала, как они падают ей на макушку и лоб. Дышать было трудно, а сердце колотилось в горле. С тихим всхлипом она поскользнулась и крепко прижалась к скале, упираясь ногой ещё сильнее. В ответ на это Малфой наверху тяжело выдохнул. — Если ты упадешь, я сначала осмотрю пещеру. — Если ты на меня свалишься, никто не сможет осудить меня за ответную реакцию. — Хочешь сказать, из тебя там, внизу, выйдет отличная подушка? Она сердито уставилась на его зад и даже не сразу поняла, куда именно смотрит, затем покачала головой и продолжила карабкаться. 15 августа; 7:01 К моменту окончания осмотра пещеры, во время которого не было найдено ничего важного, стемнело. Они обнаружили лишь чей-то ботинок — вполне зловещее зрелище — но не представляющий из себя ничего особенного. Спускаться в кромешной тьме они не могли, поэтому в ожидании утра устроились на ночлег в нескольких метрах от входа. Гермионе не знала, почему они улеглись так близко друг к другу: то ли потому, что заснули в пещере, то ли просто не обратили на это внимания. Глядя на верхушки деревьев, окрашенные рассветом в золотой цвет, Гермиона спрятала зевок, прикрыв рот тыльной стороной ладони. Красные, розовые и белые фламинго взлетели над кронами и, пока она за ними наблюдала, обогнули гору. День обещал быть жарким. Это было то утро, когда ты просыпаешься, ощущая на коже испарину, когда жара забивает горло, и даже глаза немного припекает. Пот скоро будет течь с неё потоком, но, по крайней мере, они по-прежнему шли вдоль ручья. И Гермиона могла бы… сунуть пальцы ног в этот скромный источник или сделать что-то в этом роде. Фламинго пролетели над каким-то серым пятном, видневшимся за деревьями, и её взгляд тут же метнулся к нему. Гермиона подалась вперёд, словно несколько миллиметров могли помочь рассмотреть то, что находилось в милях от неё. — Я думаю, это дым. Она повернулась к Малфою — тот перестал копаться в сумке и поднял голову. Гермиона кивнула в сторону деревьев, и он перевёл на них глаза. — Но он хотя бы виднеется в противоположной стороне от нашего пути. И если они тоже идут сюда… нас разделяет некоторое расстояние. Он хмыкнул, и они оба уставились на клубящийся в отдалении дым. 12:28 Когда Гермионе бывало по-настоящему жарко, часть неё хотела схватить волосы в кулак и отрезать их. Просто отсечь всю копну, ведь Гермиона не сомневалась: под такой гривой потеет даже мозг. Как бы там ни было, какой там шёл месяц? Июль? Август? Они так долго здесь бродили, что казалось, будто уже наступил декабрь — но вряд ли тогда на островах пекло бы так сильно. Гермиона сердито почесала руку — дневная жара в сочетании с повысившимся от ходьбы давлением провоцировала зуд. Пытаясь охладиться, она поливала себя водой, но это действовало пару минут от силы, а потом нагревшаяся одежда превращалась в замоченные в кипятке тряпки. Тогда Гермиона принялась выжимать одежду и отчаянно обмахиваться, стараясь дышать сквозь удушливую влажность. Она не сомневалась, что ещё чуть-чуть и начнет таять — вот уж худшая шутка про ведьму. Малфой остановился и опустил в холодный ручей футболку. Он снял её несколько часов назад, и Гермиона вынужденно оказалась свидетелем такой несправедливости. Вот почему она сверлила взглядом его спину во время пути — из-за несправедливости. Как же ему повезло, что, вспотев, он просто мог стянуть с себя футболку. Она и сама подумывала об этом, но тут же отбросила эту идею, теперь, впрочем, рассматривая её всерьёз. Если она будет держаться позади и сможет… Он повернулся к ней с нечитаемым выражением лица, набросил влажную футболку на плечи, откинул волосы и перевёл взгляд повыше. Он нервничал из-за тех, кто скрывался за дымом — так же, как и она сама. Когда Малфой переживал, то редко заговаривал об этом, но Гермиона могла распознать волнение по тому, как он переставал барабанить пальцами, а его лицо каменело. По большей части он молчал, и иногда Гермионе приходилось дважды повторять свои слова, чтобы он отреагировал. Из-за жары они продвигались медленно, но им нужно было сохранять дистанцию с теми, кто оставался позади. 16 августа; 3:39 Они шли глубокой ночью, натыкаясь на деревья и ветки: использовать фонари они не решились, боясь выдать свое местоположение. Малфой плёлся позади, сама Гермиона устала до смерти, но они продолжали шагать. 11:29 Гермиона поровну разделила рыбу, сдвинув кусочки к разным бортикам жестянки. Ночью ручей превратился в реку, и теперь Малфою стало труднее рыбачить, но удача ему всё же улыбнулась. Малфой наколол на нож один из кусков и со зловещим видом поднес его ко рту. Суровость вкупе с отросшей бородой и усталыми глазами дополняла образ. Гермиона надеялась, что он вскоре побреется. Она привыкла к короткой щетине — времени и принадлежностей для ежедневного бритья не было, — но постепенно ситуация начала выходить из-под контроля и всё больше напоминала те дни, когда Малфой слегка поехал крышей. Гермиона знала, что бритье лезвием — дело непростое, она сама на днях чуть не срезала с ноги лоскут кожи, но с бородой надо было что-то делать. — Думаешь, это Билл? Занятый рыбой Малфой ответил не сразу. — Нам не следует разделяться, кроме случаев крайней необходимости. — Согласна. До тех пор, пока он не собирался снова следовать за ней во время туалетных пауз. Гермиона была уверена: приемлемой дистанцией в таких случаях будет такая, на которой они не смогут друг друга видеть, но будут слышать — её мычание и его водопад. Более длительные отлучки стали совсем неловкими, и… Она посмотрела на него, потом перевела взгляд на свою грязную потную кожу. Это могло обернуться проблемой. 17 августа; 19:44 Малфой стянул футболку через голову, отбросил её за спину на берег, и потянулся к пуговице на штанах. Большие пальцы прошлись по коже вдоль полоски волос, уходящей ниже, и скользнули за пояс — живот равномерно поднимался и опадал, пока Малфой расстёгивал пуговицу. Он оглянулся на Гермиону, и та резко отвернулась — уставившись на воду, она почувствовала, как жар заливает лицо. Она много размышляла о плюсах и минусах совместных банных процедур и пришла к выводу, что делает из мухи слона. Разделившись, они будут уязвимы для нападения, став более лёгкой добычей для человека или твари. Атаковать жертву проще, пока та занята мытьём и не оглядывается по сторонам ежесекундно, готовая выхватить нож. Гермиона предпочитала логику — держаться вместе было логичным и безопасным. Им пришлось дождаться наступления сумерек, чтобы, с одной стороны, не быть на виду на солнце, а с другой, не мыться в темноте, в которой мог кто-то подкрасться. Гермиона не собиралась раздеваться полностью — она рассчитывала остаться в трусиках и лифчике, а эти предметы гардероба Малфой уже видел. Пусть и не на ней — по крайней мере, уж не больше лямки на спине, — но она сомневалась, что Малфой стал бы к ней приглядываться. Ранее он предельно ясно дал понять, что именно думает о её непривлекательности. Нынешняя ситуация была сродни облачению в купальник на людях, хотя Гермиона никогда не носила такую одежду в присутствии Малфоя и никогда не выбирала модели типа бикини. Вряд ли он что-нибудь ляпнет, а даже если и так, Гермиона всегда могла врезать ему палкой. Она подняла голову — Малфой уже заходил в воду — и быстро расстегнула джинсы, стянула их к щиколоткам и отбросила в сторону, чувствуя себя при этом будто на подиуме — она стояла всего в нескольких метрах от него в одних лишь трусиках и футболке. Гермиона торопливо зашла в воду, не смея поднять глаза на Малфоя, словно тот мог почувствовать её взгляд и повернуться. Пройдя на глубину, где вода дошла до груди, она повернулась к Малфою спиной и стащила футболку. Гермиона отбросила её на берег, намереваясь заняться стиркой тогда, когда она сама, чистая и сухая, завернётся в простынь. Она открыла маленькую бутылочку шампуня, но заслышав позади всплески, навострила уши. Гермиона быстро оглянулась — Малфой обнаружился неподалеку, в нескольких метрах от неё, резинка его белья виднелась прямо над уровнем воды. Его руки двигались так, словно он, склонив голову, тёр торс или отвинчивал колпачок пузырька с шампунем. Гермиона стремительно отвернулась, нагнувшись, окунула волосы в воду и покрутила головой, чтобы все кудряшки хорошенько намокли. Она никогда прежде не замечала за собой подобной привычки и, лишь задумавшись о том, что Малфой мог обернуться, обратила на неё внимание. Боже, вот стыдобища. Сначала он стоял рядом, пока она пѝсала, а теперь мог узнать о её банных привычках. О них не знал никто — о некоторых из них она сама не имела понятия. Гермиона вскинула голову, выплюнула попавшую в рот воду и приступила к мытью волос. Интересно, как мылся Малфой? Ему было гораздо проще, чем ей. Начинал ли он с кожи, постепенно переходя к волосам? Или просто выливал шампунь на макушку, а затем размазывал его? Именно этим он сейчас и занимался? Она представила, как длинные пальцы взбивают пену на голове… Зачем она вообще об этом думала? Убедившись, что волосы достаточно чистые, Гермиона развернула мыло и подняла из воды ногу. Обычно во время этой процедуры Гермиона почти каждый раз падала, не сильно заботясь о равновесии, но сейчас очень старалась не рухнуть. Ей совсем ни к чему был громкий всплеск, которой бы привлёк внимание Малфоя. Она прошлась бруском по всему телу, покраснев, засунула ладонь в трусики, затем, повернувшись боком на случай, если Малфой оглянется, приступила к мытью ягодиц. Она не собиралась игнорировать определённые части тела только лишь потому, что он находился поблизости. Она убеждала себя не подглядывать, хотя с такого ракурса сделать это было очень легко. Обычно у Гермионы не возникало проблем с обузданием любопытства, но, видимо, не в этот раз. Со стороны Малфоя раздался всплеск, и она скосила глаза, чуть повернув голову. Увидев, что Малфой, стоя вполоборота и намыливая грудь, исподтишка на неё поглядывает, она тут же отвела взгляд. Уставившись в воду, Гермиона заморгала, чувствуя прилив смущения от того, что её внимание не осталось незамеченным. Наверное, он успел открыть шампунь или просто слишком долго возился с мытьем. Гермиона повернулась к нему спиной и намылила живот. Она прислушивалась к раздающимся позади звукам, гадая, какой же частью тела сейчас занят Малфой. Любопытство разгоралось с каждой секундой, и, моя шею, она снова ему поддалась. Гермиона повернула голову, притворившись, что ей надо поудобнее изогнуться, хотя вряд ли Малфой купился бы на такое. Это как зевнуть и потянуться, чтобы взглянуть на сидящих за спиной людей, которые всё прекрасно понимают. Малфой намыливал предплечья, и пена бежала по его плечам, груди и рукам. Гермиона проследила взглядом поток пузырьков, скользящих по его телу, и подняла глаза. Малфой её рассматривал — Гермиона было замерла, но потом сердито уставилась на него, игнорируя тот факт, что заметила это только лишь потому, что и сама за ним подглядывала. Не поднимая глаз, он неспешно её изучал. Щёки Гермионы вспыхнули румянцем; чувствуя, как под его взглядом по спине сползают хлопья пены, она боролась с желанием окунуться. Она ждала, что Малфой скажет что-нибудь едкое по поводу её вполне обычной и совершенно нормальной спины, но он молчал. Его взгляд замер на одном месте, и Гермиона осознала, что ушла с глубины, и теперь её попа виднелась над водой. Она отступила так, что вода оказалась на уровне поясницы, и Малфой поднял глаза. Гермиона уставилась на него в ответ, рассчитывая, что он отвернётся, но он не отводил взгляд. Она поймала его на подглядывании лишь потому, что подглядывала сама, и он наверняка это понял. В течение нескольких долгих секунд они смотрели друг на друга, и сердце Гермионы сбилось с ритма; отвернувшись, она нырнула, чтобы смыть пену. Ополоснувшись, она прислушалась к доносящемуся из-за спины шуму и завернула обмылок. Покосилась на отставленную на берегу сумку, обрывок простыни, который служил полотенцем, и на целое полотнище, в которое она заворачивалась. Гермиона не продумала этот момент — точнее, продумала, но не предугадала, что внимание Малфоя вызовет проблемы. Возможно, никакой проблемы и не существовало. Они оба обменялись парой взглядов, вот и всё. Может, он и пялился на её попу пару секунд, но... он ведь не отпустил никакой шпильки и не выказал снисходительности. Хотя его поведение и казалось странным, он, по крайней мере, не нашел в её спине ничего плохого. Гермиона не понимала, почему ей делалось так приятно от этой мысли, но он был мужчиной, и это было… мило. Пусть даже он и не должен был подглядывать. Гермиона отмахнулась от того факта, что и сама за ним наблюдала, а образы, отказывающиеся исчезать, были… Секция «Как отвратительно соврать» нашлась совсем рядом. Фантастика. Просто фантастика. Теперь она ещё и слышала в голове его голос. Гермиона быстро подошла к кромке реки, выбралась на берег и по пути к деревьям подхватила сумку. Не оглянуться было невозможно — он снова смотрел на неё. Гермиона прижала холодную руку к горячей щеке и скрылась за деревьями. Когда несколько минут спустя она оттуда выбралась, Малфой стоял у берега спиной к ней и с остервенением отстирывал одежду. 18 августа; 17:53 — Ты готова? Гермиона вздрогнула, услышав первые слова, сказанные со вчерашнего дня. Да, ей тоже было немного неловко после прошлого вечера, но она хотя бы сумела признать своё желание закрыть тему и забыть о произошедшем, болтая о разных глупостях. Тишина совершенно не помогала забыться. Косясь на Малфоя, она каждый раз видела хлопья мыла, сползающие по его коже, и взгляд, блуждающий по её спине. Гермиона старалась думать о дюжине разных вещей, но Малфой оставался в её мыслях с таким же постоянством, с каким маячил перед носом. Она взглянула на банановое дерево и кивнула, достала охотничий нож и бросила сумку на землю. Ступив на протянутые ладони, она схватила Малфоя за плечо и почувствовала напряжение его мышц, когда он её поднял. Может, ей просто нужно сохранять дистанцию. В последнее время она слишком чутко на него реагировала, так что ей требовалось держаться от него подальше, чтобы вернуть здравомыслие. Вот только сейчас они никак не могли разделиться — она даже не могла отойти так, чтобы слышать его, но при этом не видеть. Похоже, Вселенная была настроена против Гермионы. 19 августа; 10:01 Гермиона встревоженно вскрикнула: её импровизированное копьё задело рыбий бок, добыча яростно извернулась и уплыла. Кровь шлейфом следовала за раненой рыбой, растворяясь в воде. Гермиона снова взвизгнула и, вскинув руки, бросилась вдогонку, стараясь не упускать из вида белые чешуйки. Она не представляла, как именно собиралась помочь в случае поимки этой рыбы, но должна была попытаться. Может, она могла бы во что-то её завернуть или хотя бы прикончить несчастную, прекращая мучения, если бы ничего не помогло. — Рыба! Рыбка! — начав звать её как домашнего питомца, Гермиона тут же захлопнула рот. Но она была в отчаянии! Она только что пронзила бедную… Малфой начал смеяться, и Гермиона покосилась на него, ускоряясь по мере того, как рыба уплывала от неё. Они уже достигли глубины, и Гермиона, решившись на отчаянный рывок, нырнула. Она всплыла промокшая до нитки и без рыбы. Малфоевский хохот аккомпанировал чувству вины. Быстро отвязав перо от палки, Гермиона швырнула ею в Малфоя, но промахнулась на несколько метров, а он даже и не подумал заткнуться. 20 августа; 12:38 — Я решила, что не выбрала бы бессмертие. Малфой посмотрел на Гермиону: морщинка между бровями явно свидетельствовала о том, что он не понимает, о чём она говорит. — Ты спросил меня, хотела бы я жить вечно, если бы мои любимые люди тоже обрели бессмертие. Я решила, что нет. Она ждала, что он поинтересуется почему, превратив её монолог в общение. Но Малфой молчал, так что она дала ему ещё пару секунд, на случай, если он старался собраться с мыслями для ответа. Тишина. Гермиона покосилась на него: неужели он до сих пор не вспомнил, о чём они говорили? Тогда она сказала, что не знает. Но Гермиона ограничивалась таким ответом, только если под рукой не находилось подходящей книги или нельзя было прийти к конечному мнению — то есть очень редко. — Я решила, что не хочу этого потому, что чем меньше времени у тебя есть, тем меньше ты ценишь то, что имеешь. Мир вокруг. Вдруг ты в кого-нибудь влюбишься? Большинство людей не могут прожить отведённый век, что уж говорить о вечности. Скольких ты потеряешь из-за того, что уйдёшь? Кем я стану, прожив миллион лет? Люди меняются — и у меня будет то же тело, но с десятком разных личностей. — Ты хотя бы признаешь, что сбрендишь однажды, — пробормотал он. Гермиона терпеть не могла, когда люди так делали: отпускали незначительные комментарии, полноценно не присоединяясь к разговору. — Всё устаревает. Эмоции, красота, хобби. Кого заботит, насколько красивы цветы этим летом, если их можно увидеть ещё тысячи раз — каждое лето, всегда. — Так и есть. Большинство людей не сидит и не глазеет на дурацкие цветы. — Это просто пример. Я имела в виду приятные моменты. — Моменты? Ты… — Да, знаешь, те моменты, когда происходит что-то важное или которые вызывают хорошие чувства. Или просто отделяют сегодняшний день от завтрашнего. Как вот этот. Малфой повернул к ней голову; Гермиона посмотрела на него и поправила норовящую сползти с плеча сумку. — Грейнджер, ты дорожишь проведённым со мной временем? В ответ на его веселье она закатила глаза. — Я хочу сказать, что подумаю об этом завтра. Подумаю об этом и скажу: «Да, таким был вчерашний день». Но время не всегда течёт именно так — завтра, вчера. Мы мысленно меняем время. Располагаем события в порядке их значимости. Согласно моментам, которые мы ценим и которые делают наши жизни важными и особенными. Вечная жизнь — сколько из этого ты запомнишь? Пройдет сотня лет, и ты позабудешь об этом — о нашем нынешнем путешествии. И оно больше не будет иметь никакого значения. Зачем жить вечно, если ты даже не запомнишь бóльшую часть своего бытия? — Грейнджер, никто не помнит всю свою жизнь, — проговорил Малфой, словно это было само собой разумеющимся. — Те моменты, которые многое значат, которые важны для нашего существования, мы по этой причине и запоминаем. Потому что они были плохими, ужасными или, наоборот, принесли счастье. Потому что, помня их, ты счастлив. Но люди запутываются в настоящем, в создании новых воспоминаний и просто забывают помнить. Ты думаешь о конкретном эпизоде, может, дюжину раз за всю жизнь. Так где же разница между тем, чтобы о чём-то позабыть в столетнем возрасте, и тем, чтобы прожить этот момент заново, когда тебе стукнет двести? Гермиона смотрела вниз, наблюдая за тем, как они шагают. — Во мне, — она на секунду встретилась с взглядом с покосившимся на неё Малфоем. — Ты можешь никогда больше не пережить этот момент. Это же разные люди, разные обстоятельства. И если этот момент не важен, если ты не собираешь о нём помнить — тогда зачем он вообще нужен? Ты просто проживёшь разные жизни снова и снова, не помня тех, что были прежде. В этом нет ничего… определяющего. Ничего того, за что можно было бы ухватиться. — Можешь вести дневник. Но полагаю, ты возразишь, что это просто слова, а скрытые за этими событиями эмоции утрачиваются. — Именно. — Почему ты перечитываешь книги? — Чтение и жизнь — разные вещи. Пусть даже так и кажется не всегда, — в голове у неё возникла новая мысль, и она повернулась, случайно задев Малфоя локтем. Гермиона и не замечала, что они держатся настолько близко. — Прости. А вдруг мир конечен? Знаешь, однажды это произойдёт. Так что же случится, если Солнце или Земля взорвётся, если рванёт ядерное оружие? Никто не хочет присутствовать при конце света, а у тебя не останется выбора. Малфой нахмурился, слегка наморщив нос; кончик его языка упёрся в нижние зубы. — Если бы я обрёл бессмертие при помощи Флоралиса, я бы мог повернуть время вспять. Если бы конец света наступил в следующем году, я бы вернулся на год назад. Или на пятьдесят лет. — Так ты станешь проживать снова и снова один и тот же отрезок? Теряя счет прожитым моментам, прошлым жизням, встреченным людям и всем своим воспоминаниям? Не имея времени, будешь просто существовать в самом финале вместе с миллиардами ничего не подозревающих людей? — он посмотрела на неё, и она покачала головой. — Это же невероятное одиночество. Малфой медленно отвернулся и ничего не ответил. 21 августа; 18:04 Гермиона триумфально взвизгнула и бросилась к берегу, не обращая внимания на фонтан брызг, заливший футболку. Малфой вскочил на ноги возле костровой ямы, которую устраивал, и встревоженно повернулся, и тут Гермиона прыгнула на него. Она всего лишь собиралась показать ему своё копьё да, может быть, глупо улыбнуться, но он повернулся, а она бежала, охваченная воодушевлением. Воодушевление провоцирует множество вещей. Например, пляски от счастья, маниакальный смех или прыжки на Малфоя. Застигнутый врасплох силой объятия, он отступил, его рука взметнулась и прижалась к её спине, скорее, в попытке сохранить равновесие, чем в ответном движении. Гермиона счастливо повизгивала ему на ухо, обхватив за шею, стиснув его футболку в одном кулаке и потрясая вторым, с зажатым копьём. — Я поймала одну! Не очень большую, но я её поймала. Даже поверить не могу, что мне потребовалось столько времени, чтобы в этом разобраться. Всё дело в запястье, честно. Своего рода бросок… — стоило Гермионе увидеть удивлённое, застывшее выражение лица Малфоя, как румянец воодушевления померк. Она медленно опустила ноги. Гермиона поморгала; жар, вызванный отнюдь не счастьем, залил ей лицо. Драко Малфой был совсем не тем человеком, кого можно было бы обнимать — по крайней мере, ей. Судя по тому, как он внимательно рассматривал что-то за её плечом, он вообще едва ли знал, что такое объятия. Гермиона не понимала, что заставило её броситься на него, словно на однокурсника после победы Гриффиндора, но на его лице читалась явно не дружеская радость. Она не заметила отвращения или неприязни, но он замер статуей и не спешил встречаться с ней взглядом. Гермиона отпустила его шею, и рука оказалась зажата между телами. Его ладонь скользнула по её спине и пропала. Гермиона ожидала, что Малфой тут же отступит, но он не сдвинулся с места. Она взглянула в серые глаза, на ничего не выражающее лицо и откашлялась. — Я, э… поймала рыбу. Он кивнул. — Я так и понял. Проследив за его взглядом, Гермиона посмотрела на острие копья и удивлённо пискнула. — Ой-ёй. Должно быть… О, она дёргается вон там и… Гермиона шагнула к своей сумке, но Малфой успел первым — рукоятка его ножа легла ей на ладонь. Она положила копьё на землю, взяла нож и, пробормотала благодарность, избегая его взгляда. 22 августа; 14:22 Когда она уберётся с этих островов, то отправится в город. Абсолютно ровный город, в котором самыми высокими препятствиями будут бугры на асфальте. Даже холмов... Нет, она в состоянии справиться с холмами. Она могла бы, как в детстве, взбираться на них на велосипеде и спускаться с другой стороны, говоря себе, что подъём того стоит. Но горы исключались однозначно. Гермиона повторяла себе снова и снова, что карабканье по ним стоит Флоралиса, но потом глаза начинало щипать от пота, мускулы готовы были порваться, а в лёгких ощущалась нехватка кислорода. Разумеется, цветок того стоил, но сложно было убедить себя в этом, буквально умирая. — Никогда не буду чувствовать вину за отсутствие занятий спортом на всю оставшуюся жизнь. Я буду с радостью читать и лениться — конечно, не на работе — и плевать я хотела на всё остальное. Абсолютно на всё. После вот такого. — Прекращай болтать, если дыхалки не хватает. Твой голос похож на голос жирного педофила. — Что? Ка… — Гермиона осеклась и рассмеялась: Малфой споткнулся о камень и, повернув голову, сердито на неё посмотрел. Гермиона захохотала, несмотря на нехватку воздуха, и вскоре начала хрипеть, борясь с гипервентиляцией. Гипервентиляция, спровоцированная смехом, должно быть, убийца счастливых людей номер один. Малфой остановился, Гермиона последовала его примеру, издавая звуки, похожие на крики осла. Гибрид гиены и осла — вот кого она напоминала. Ослогиена. Малфой голодным гепардом дернулся в её сторону, и Гермиона отшатнулась. — Я этого не делала! Ты не можешь… — она развернулась, отступая вдоль стены вверх вместо того, чтобы спуститься и сдать позиции. Она замахала руками, и смех стих. Малфой рванул с места, и Гермиона бросилась бежать. — Прекрати! Я берегу силы! Берегу силы! Он преследовал её, а она пыталась сберечь свою жизнь. Малфой загнал её на самый верх — они оба хватали ртами воздух, но Гермиона опять начала смеяться. 20:12 Малфой что-то вырезáл, полностью сосредоточившись на зарубках, которые ставил на палке. Он повернул поделку в руке, и Гермиона наклонилась поближе, прищурив глаз и внимательно всматриваясь. — Это что, пингвин? Малфой ответил ей злобным взглядом. 23 августа; 13:35 Гермиона не испытывала такой сытости с тех пор, как они ужинали с гостеприимным семейством. Они обнаружили небольшую долину, в которой росли грушевые и оливковые деревья, и после тщательных проверок, убедившись в отсутствии ловушек, Гермиона наелась до отвала. Она так набила желудок, что теперь лежала на земле, пялясь в небо и пытаясь переварить пищу. Малфой отпустил комментарий по поводу её прожорливости, но сам развалился в метре от неё и тоже поглаживал свой живот. Гермиона к подобному не привыкла, у неё разболелись внутренности, но ей было так хорошо. — Помнишь, мы разговаривали о лесных людях? Которые однажды вышли из леса? — Ага. — Интересно, работает ли это в другую сторону? Дичают ли люди, слишком долго прожившие в дикой природе? — Она поймала его взгляд. — Что? — Я могу застрять здесь хоть на пять лет, и ты всё равно не увидишь, как я превращаюсь в животное. — Но именно ты продолжаешь твердить о каннибализме. — Голод — это другое, — его взгляд медленно прошёлся от её лодыжек до глаз. И Гермиона, поёрзав, положила руки на живот. — Продолжай откармливаться для меня. Фыркнув, Гермиона повернула к нему голову. Рука Малфоя двигалась под футболкой, приподнимая ткань так, что было заметно мерное движение живота и виднелись гладкая кожа и полоска золотистых волосков, тянущаяся от пупка. Он почёсывался, оставляя белёсые следы. Гермиона слышала шорох волосков под обломанными неровными ногтями, как тогда, когда Малфой скрёб заросшее лицо. Он побрился вчера перед тем, как уйти от реки и начать подъём на гору, и ей нравилось опять видеть линию его подбородка. Его пальцы замерли, и Гермиона подняла глаза, переведя взгляд ему на грудь. Кажется, его дыхание ускорилось или это живот двигался медленнее по сравнению с грудной клеткой. Она разглядывала Малфоя пару секунд, а затем вскинула глаза — он смотрел прямо на неё. И на лице у него блуждало странное выражение, в котором, впрочем, отчетливо читался вопрос. Гермиона, пойманная на подглядывании, вспыхнула и отвела глаза, постаравшись сделать вид, что она просто оглядывала окрестности, а живот Малфоя оказался лишь одним из объектов созерцания. — Думаю, на тебе я бы прожила целый месяц, — заявила она на случай, если Малфой не купился на её уловку. — Ну, если ты снова не одичаешь и не будешь пытаться меня изнасиловать… — Чт… Как… Что? Я не… — Ты меня оседлала, облизала шею и продвигалась однозначно вниз, — он усмехнулся. — И каковы же были твои намерения? — Не такие! Я следовала за биением твоего сердца! — Гермиону по-прежнему ужасало то, как её рот наполнялся слюной от желания сожрать Малфоя. — Биение моего сердца? — он вскинул брови, и его ухмылка превратилась в волчий оскал. — В моём теле имеется масса мест, где бьётся пульс. И что же тебе говорила твоя дикая натура? Каким было твое животное желание? Гермиона прищурилась. — А почему ты хочешь это знать? Он пожал плечом. — Ты меня облизала. Думаю, это дает… — Тебя облизала магия. Малфой хмыкнул и, судя по звукам, опять почесал живот. — Я вполне уверен, что это был твой язык. Твой… — Если ты не заткнёшься, я ведь могу и закончить начатое. Я… — Неужели? — он привстал на локтях. — Грейнджер, расскажи, как… Гермиона перекатилась, поднялась на ноги и прыгнула на Малфоя. Она потянулась к ножу, лежащему у его талии, но он перехватил её ладони. Она всем весом рухнула на него, и резкое дыхание опалило ей лоб. Гермиона попыталась извернуться, чтобы зафиксировать запястья Малфоя, но тот держал её чересчур сильно. Она согнула руку, рывком высвободилась и соскользнула, чтобы поднять с земли палку. Но Малфой помешал осуществлению плана, и сам, приподнявшись, потянулся за палкой, которую Гермиона всё же вырвала. Она замахнулась, однако Малфой умудрился перехватить удар. Подавшись назад, Гермиона пыталась высвободить вторую руку и вывернуть оружие из хватки противника. Но Малфой, крепко держась, привстал, выкрутил у неё из пальцев палку и перевернул их обоих. Пока Малфой отбрасывал палку, Гермиона потянулась за ножом, но была поймана — обе её руки оказались над головой, прижатыми к земле. Малфой навис над ней, они оба тяжело дышали, и его дыхание раздувало выбившиеся пряди её волос. Гермиона всмотрелась в тёмную радужку со светло-серыми и голубыми вкраплениями. — Что это сейчас было? О том, чтобы закончить начатое? Его взгляд скользнул по её носу, рту, линии челюсти и дальше к шее. Он вскинул глаза, затем повернул голову. Чужое дыхание опалило Гермионе щёку, подбородок, горло, и она дёрнула плечом от щекотки. Малфой опустил голову ещё ниже, подталкивая Гермиону носом. Она отвернулась, совсем немного, и, уставившись на плечо Малфоя, затаила дыхание. Она чувствовала как чёлка Малфоя скользит по коже, вызывая дрожь, лишь усилившуюся от его рычания. Глубокий рокочущий звук — Гермиона могла поклясться, что ощутила вибрацию и горячее влажное дыхание. Горло перехватило. Малфой обнюхивал её, его плечи двигались в такт вдохам, пока он вёл носом по ее шее. — Что было потом? Он не повернул головы, а Гермиона знала, что последовало дальше. Смутно могла припомнить вкус его пота на языке. Её дыхание сорвалось, сердце бешено застучало, и она глубоко вдохнула, лишь сильнее прижимаясь к его груди. — Я, э… — её голос звучал хрипло, крайне хрипло. Малфой сместился, устраиваясь слишком близко и мешая сохранять ясность мышления. Гермиона мелко дышала, и, лежа в таком положении, он наверняка это чувствовал. Она тоже ощущала его дыхание: то, как прижимается его живот, как обдаёт шею воздух. Возможно, он слышал её яростное сердцебиение — рот Малфоя находился чересчур близко к бьющейся жилке. Ей нужно было выбраться из-под него. Ей нужно было прочистить мозги. Оттолкнувшись ногами и подавшись вперёд, Гермиона перевернула их и легко выбралась из слабого захвата. Приподнявшись, она втянула в лёгкие воздух и вытащила из кармана перо. Учащенно дыша, занесла оружие над плечом Малфоя. — Думаю, вот это. Если ты не хочешь, чтобы я… Гермиона, задохнувшись, оборвала себя на полуслове: Малфой вытянул руку, и кончики пальцев, едва коснувшись её челюсти, согнулись, а ногти мягко царапнули кожу. Он немного подался вперёд и взглянул прямо на Гермиону. Она смотрела на него, широко распахнув глаза, и — вероятно — совсем немного дёрнулась ему навстречу. Он приподнялся ещё повыше, и его пальцы коснулись её уха, дотронулись до скулы. Гермиона облизала губы; он погладил её челюсть, а большой палец надавил на подбородок. Ожидая совсем другого, она отклонила голову назад и вбок и теперь озадаченно рассматривала деревья. Малфой выпрямился, обдав её кожу дыханием, и вдруг что-то горячее и влажное прижалось к горлу. Кожа покрылась мурашками, рот приоткрылся: он лизнул её шею до самой челюсти. — Или… Да-да… Могло быть и так, — выдавила Гермиона и закрыла глаза: её слова звучали слишком глупо, впрочем, вполне соответствуя моменту: она совсем потеряла способность соображать. Гермиона сейчас осознавала лишь то, что её ладони сжимали его плечи, на горле подсыхала влажная полоска, а у челюсти чувствовалось горячее дыхание Малфоя. Она рвано выдохнула, его рука скользнула к её шее, большой палец замер у основания горла. Она не понимала, чей именно пульс стучит так громко, но чувствовала на языке его вибрацию. Уголок его рта коснулся её губ, и она наклонила голову, вниз и чуть в сторону, и прикрыла веки. Теперь Малфой дышал гораздо тяжелее, его грудь вздымалась в унисон с её. Он подвинулся, скользнув верхней губой по нижней губе Гермионы. Её пальцы впились в его плечи. Одной рукой Малфой зарылся Гермионе в волосы, а второй вытащил у неё из кулака перо. Пока он отбрасывал его, их губы дважды встретились, но вот, наконец, его рот крепко прижался к её. Гермиона так резко задержала дыхание, что чуть не подавилась. Прихватив его верхнюю губу своими, она чуть потянула, отпустила и снова потянула. Издав горловой звук, Малфой в ответ втянул в рот её нижнюю губу. Колебания так быстро обернулись чем-то ослепительно ярким, что Гермиона совершенно утратила рассудок. Их рты яростно двигались, толкая, втягивая, изучая мягкость и вкус друг друга. Малфой прикусил её губу, обнял за спину, прижимая ещё крепче, и Гермиона запустила пальцы ему в волосы. Пряди были мягкими, контрастируя с напором поцелуя. Гермиона притянула Малфоя ближе, и они стукнулись носами. Он лизнул трещинку на её губе, и она, задохнувшись, благодарно приоткрыла рот. Малфой заурчал, и Гермиона почувствовала касание языка; вытолкнув его, она скользнула ему в рот своим, задев зубы. Она ощутила мягкость губ, рельефную поверхность дёсен, но тут Малфой снова коснулся её языком. Наверное, она слишком рьяно вцепилась ему в волосы, наверняка он и сам чересчур сильно сжал ей шею, но она этого не замечала. Голова кружилась, дыхание сбивалось, а в груди разливалась тяжесть. Гермиона слышала только шум собственного пульса в ушах, и стон, вырвавшийся у Малфоя, когда она на нём поёрзала. Он подался ей навстречу, и она, почувствовав твёрдость его тела, распахнула глаза. Глаза Малфоя были закрыты, брови чуть сведены. Он прикусил кончик её языка, и Гермиона решила, что, наверное, не стоит сейчас прерываться. Вопреки всем сигналам разума происходящее было слишком хорошо, чтобы останавливаться, и Гермиона снова сомкнула веки. Язык Малфоя скользнул ей в рот, и она хрипло выдохнула, от чего его пальцы впились ей в спину. Их рты вели борьбу за лидерство, а языки сплелись в неистовой пляске. Малфой чуть отстранился, но Гермиона не могла нормально вдохнуть, деля с ним одно дыхание на двоих. Рука на её спине напряглась: Малфой приподнялся и перевернул их обоих. Гермионе казалось, что она должна была возражать, но не могла вспомнить причину. Не успели они улечься, как Малфой вдруг дёрнулся и отпрянул. Сбитая с толку, Гермиона удивлённо открыла глаза — он стоял перед ней на коленях и, тяжело дыша, смотрел на свою руку. Он сжимал предплечье ладонью, однако Гермиона сумела разглядеть красную линию, видневшуюся из-под кончиков пальцев. Пару долгих секунд она бездумно пялилась на него, стараясь подобрать слова и определиться с движениями. Щёки Малфоя разрумянились, губы ярко горели, волосы торчали в разные стороны. Всё это отнюдь не способствовало успокоению пульса или прекращению бури, имевшей место в животе. Гермиона приподнялась, посмотрела на землю и схватила перо. Кончик блеснул на солнце красным, и она встретилась взглядом с Малфоем. Два, три, шесть выдохов; Гермиона заметила, что рука у неё дрожит. — Я только… сумка, — она повернулась, встала на ноги и подошла к сумке за тканью и водой. Они оба хранили молчание; Гермиона протянула Малфою всё необходимое, и он прижал тряпку к порезу. Вряд ли ранка была глубокой, травы ему не понадобятся. Гермиона облизала опухшие губы: это был один из тех моментов, когда любое движения казалось неправильным. Малфой дважды откашлялся, они посмотрели друг на друга и отвели глаза. — Нам пора отправляться в путь. — Да, — согласилась Гермиона. Дорога. Ходьба — это то, что надо.