Парад Солнца

4 июля; 11:41 Небольшой сад был усыпан по меньшей мере тремя оттенками каждой краски — дикие цветы покрывали два обрамляющих его холма. Гермиона остановилась, чтобы полюбоваться такой красотой, но, заметив не менее пяти яблоневых деревьев, прищурилась, разглядывая ярко-красные пятна. Она окинула критическим взглядом разнообразные соцветия, понимая, однако, что отыскать Флоралис не так просто. Малфой первым сорвал яблоко и неловко покосился на Гермиону — та пристально его изучала. — Ты когда-нибудь слышал историю об Адаме и Еве? — поинтересовалась она. — Да. — Неужели? — Да, — Малфой по-прежнему тянул плод к губам, так что Гермиона сомневалась, что он уловил ход её мыслей. — Тогда, может, нам не стоит их есть. Он замер. — Что? — Ты же не знаешь эту историю, верно? — Гермиона не спрашивала — она была уверена, что Малфой понятия не имел, о чем она говорила. — Нет, Грейнджер, и слышать её не желаю. Она покачала головой. — Просто немного странно, Малфой, что мы вдруг ни с того ни с сего наткнулись на яблоки. — Это лес. Здесь много что появляется ни с того ни с сего. — Сомневаюсь. У меня плохое предчувствие. Почему вокруг нет никаких животных? Мы в течение нескольких дней не встречали другой еды, кроме каперсов и рыбы. Разве здесь не должны скакать кролики, белки… Нет, Малфой, история про Адама и Еву — это библейская… — Библейская. — Да, о боге и… — Полагаю, когда эти двое отведали яблоко, с ними случилось что-то плохое? — Ну… — И ты почему-то считаешь, что волшебник, создавший вокруг острова магический барьер, стал бы… — Он мог… Малфой, я, правда, не думаю… Малфой с хрустом вгрызся в плод — его бровь взлетела над яблоком, и Гермиона затаила дыхание. Малфой жевал; его язык выскользнул изо рта и слизал сок с губ — Гермиона пришла к выводу, что она слишком наблюдательна, раз заметила, что они и до этого были влажными. Пытаясь подавить урчание в желудке, она прижала ладонь к животу; взмахнув яблоком, Малфой проглотил откусанное. — Я не думаю… — Почему… Что? Он потянулся губами к яблоку, но вдруг подался назад, оглядывая себя. Последовав его примеру, Гермиона осмотрела всю его фигуру, начиная от испачканной синей футболки и чёрных брюк и кончая носками ботинок. Малфой поднял левую ногу, отвел её немного назад и рухнул на задницу. Прошипев что-то сквозь зубы, он подтянул ноги, чтобы поставить ступни на землю, но затем, схватившись за икру, громко заворчал. — Что? Ты сейчас так шутишь? Что? — Заткнись. — Малфой... — Что-то случилось с моими ногами, — он отбросил яблоко в сторону и несколько раз попробовал встать — лицо его покраснело, а жилы на шее вздулись. — Что случилось? Что… — Закройся, твой голос… — Ты должен сказать мне, в чём дело, чтобы я могла помочь! — закричала Гермиона и подбежала поднять брошенное яблоко. — Больно? — Нет, очень приятно. Словно… — Сильная резь, жжение?.. — метнувшись обратно к Малфою, Гермиона оглядела яблоко — на запах и вид оно казалось совершенно нормальным. Наверняка и вкус был обычным, в противном случае Малфой выплюнул бы кусок. — Какое это имеет значение? — голос звучал сдавленно, но Малфой умудрился подняться — его костяшки белели на фоне коры. — Не знаю! Постарайся отрыгнуть! — Что? — Просто засунь пальцы в глотку и вызови рвоту! — Гермиона не знала, вдруг для подобной манипуляции уже было слишком поздно, но ничего иного ей не приходило в голову, пока Малфой так морщился от всё усиливающейся боли. Она отвернулась от него, стараясь игнорировать раздающиеся звуки, и отщипнула от дерева тонкую веточку. Магия была призвана их убить, но иногда она же оставляла своим жертвам лазейку. Например, поедание цветка спасло её от участи марионетки, а уступ в пещере послужил выходом. Вполне вероятно, и сейчас имелось нечто, что Гермиона могла использовать или сделать для помощи Малфою, оставалось лишь понять, что именно. Гермиона решила, что замеченное ею движение — это покачивание дерева; она как раз отломила щепку от ветки, с которой Малфой сорвал яблоко. И только взглянув на ствол в поисках чего-то ещё, что могло бы пригодиться, она поняла: двигалось вовсе не дерево, а что-то за ним. Широко распахнув глаза, Гермиона сместилась вправо и присмотрелась к листве на другом конце сада. Затем втянула в лёгкие воздух; нутро сковало льдом, и лишь сердце подлетело в самое горло. Некто шёл по краю сада там, где снова начинался лес; совершенно чёрная фигура при ходьбе сгибала колени, опущенные руки широко раскачивались. Существо остановилось, повернулось в их сторону и наклонило голову. Гермиона знала — оно смотрело прямо на них. Таращилось не просто так — выжидало или что-то планировало. Наверняка его привела магия, так же, как сорванный Гермионой цветок привлёк нечто, заставившее Малфоя едва ли рассудок не потерять при мысли о том, что их преследуют. Может быть, тогда он увидел то же самое. — Малфой, — прошептала Гермиона, не сводя глаз с фигуры, протянула руку и схватила Малфоя за футболку. — Нам надо идти. — Я не могу идти… — у него на мгновение перехватило дыхание, а голос дрогнул — злость и раздражение сменилось чем-то, что лишь усилило страх Гермионы. — Оно вернулось? Она не обратила внимания на мурашки, сжавшееся горло и волны адреналина, пробежавшие по плечам и вдоль позвоночника. — Немедленно. Малфой снова посмотрел на неё — на жёстком лице проступило отчаяние. — Я с трудом могу пошевелиться. — Но ты побежишь, — проговорила Гермиона — это был не вопрос. — Я… Создание отскочило от линии деревьев, добралось до одной из яблонь и остановилось, скрытое стволом и листвой. Гермиона дёрнула Малфоя и развернулась в сторону, откуда они пришли, гонимая отчаянной необходимостью двигаться, причём срочно. Малфой с тяжёлым стоном споткнулся, и Гермиона подхватила его, не позволив упасть, вцепилась в его здоровую руку и закинула её себе на плечи. — Оно приближается, — выдохнула она, заставляя их двигаться вперёд — Малфой ковылял так, словно к его ногам были приделаны цементные блоки. Всё его тело будто одеревенело, а мышцы и сухожилия на предплечье казались каменными. Гермиона обняла его за талию, помогая двигаться и игнорируя боль в своих заживающих ранах. Она практически тащила его за собой: он всё сильнее наваливался на её фигурку, и, похоже, выкладывался из последних сил. Они бежали быстрее, чем она ожидала, но этого было недостаточно. Гермиона понимала, что существо бросится на них в ту же секунду, как они пустятся наутёк, но продвигаться с Малфоем быстрее она была не в состоянии. Слушая сбитое болезненное дыхание Малфоя, она ждала, что её вот-вот швырнут на землю или же в шею вопьются когти. Малфой дышал так, словно задерживал воздух всякий раз, когда поднимал ногу, и с шумом выпускал его, ставя ступню на землю. Учитывая их скорость, Гермиона поначалу опасалась, что это признак гипервентиляции. Они пробирались сквозь деревья — прокладывать маршрут было непросто, но Гермиона была настроена решительно. Локоть Малфоя на её шее был мокрым от пота, и она чувствовала жар, исходящий от его тела. Она не знала: то ли он всегда перегревался так быстро, то ли тут была замешана магия. Но если волшебство начало распространяться... Она вцепилась ему в бок пальцами так, что сломанные костяшки пронзила боль, а Малфой заорал, ударившись повреждённым плечом о ствол. Гермиона оттащила его в сторону, слишком испуганная и нервничающая, чтобы хотя бы взглянуть на него. Малфой начал замедляться, пот пропитал его футболку — Гермиона ощущала влагу под рукой. Если придётся, она заберёт у него кинжал и попытается обороняться. Создание было огромным и наверняка обладало магическими способностями, и у неё не имелось ни малейшего представления о том, какие умения оно ей противопоставит. Наличие одного лишь кинжала в магическом бою было сродни пластиковой еде — такая же бесполезная штуковина. За исключением безвыходной ситуации, вступать в схватку не хотелось. Малфой сильно навалился на неё и наверняка осознавал это — он отшатывался каждые несколько секунд. Бежать или хотя бы держаться прямо становилось всё сложнее, но Гермиона продолжала тащить их обоих, словно на следующей поляне их поджидало избавление, грозящее вот-вот исчезнуть. Она тяжело дышала и обливалась потом, в то время как Малфой, промокший чуть ли не насквозь, ловил ртом воздух — обычно всё было наоборот, правда, так плохо ей было лишь тогда, когда они несколько миль шагали по крутым холмам. — Грейндж… Грейн… — попытки произнести её имя обрывались свистящим звуком. Его рука соскользнула с плеч Гермионы, и он схватился за её футболку слишком близко к груди. В любой другой ситуации Гермиона шлепнула бы его по руке, но тут натяжение исчезло — Малфой упал, ударившись спиной о землю. Гермиона повернулась и шокированно уставилась на него. Он был абсолютно мокрым от пота, его покрасневшая кожа лоснилась, а глаза блестели сквозь полуприкрытые веки. Гермиона сорвала кинжал с его пояса, стащила плотную тряпку, которой Малфой обматывал лезвие, и завертелась, высматривая существо. — Малфой? Малфой! Он не ответил; Гермиона потянулась пощупать его лоб, стараясь вместе с тем уловить топот и ожидая, что та тварь сейчас на них выпрыгнет. Почувствовав жар, она отдёрнула ладонь и, сжав кинжал в одной руке, принялась второй рыться в сумке. Вытащив простынь и бутылку воды, она опустилась на колени возле Малфоя. Отрезав лоскут ткани, смочила его прохладной водой и провела по лицу Малфоя. Ей требовалось быстро охладить его, но она не знала как. Стоило раньше свернуть к реке, но тогда Гермиона просто неслась по тропинке, способной вместить двоих. Имевшегося запаса воды явно не хватало. В тени деревьев было прохладнее, но всё ещё тепло — ей было нужно место похолоднее, но на ум приходили лишь река да земля. Гермиона понятия не имела, насколько далеко находилась река или какой-либо другой водный источник, так что оставалось только копать. Она воткнула кинжал в землю между коленями и, внимательно прислушиваясь к малейшему шуму, потянулась и схватилась за подол малфоевской футболки. Ткань в руках была горячей — она сжала её в кулаках, и пот побежал по тыльной стороне ладоней. Пришлось дёргать и тянуть футболку, чтобы задрать её на мокрой спине. Выпрямив руки Малфоя у него над головой, она стащила футболку и отбросила её в сторону. Затем налила воды ему на живот и обтёрла торс простынью, стараясь при этом не слишком пристально вглядываться. Она чувствовала себя извращенкой, которая пользовалась преимуществом его состояния, но паника заглушила это ощущение. Гермиона не знала, что с ним и чем ему можно помочь. Того, что он умирает, она боялась больше, чем атаковавшего существа. Она же его предупреждала! Говорила ему, так почему же он не мог к ней прислушаться? Она развязала полоски плаща на его руке и плече, служившие бинтами, и проверила раны. Те уже либо затянулись, либо начали подживать, и пусть плечо немного кровоточило, было непохоже, что Малфоя мучила какая-то инфекция. Гермиона всё равно осторожно прочистила все порезы и царапины, затем оторвала ещё одну полоску простыни и намочила её. Она обтёрла Малфою лицо, положила тряпку ему на лоб и с сомнением покосилась на пуговицу его штанов. — Я прошу за это прощения, — пробормотала она и с выражением решительной отрешённости расстегнула пуговицу. Уставившись Малфою на пупок, Гермиона взялась за язычок молнии и потянула его вниз, кашляя и заливаясь краской. Убедившись, что она не прихватила пояс боксеров, и снова впившись взглядом Малфою в живот, Гермиона стянула брюки с его бёдер. Возможно, только возможно, она совершенно случайно покосилась на область его... нижнего белья — но это было сродни автомобильной катастрофе. Она не могла удержаться, сколь бы ужасно это ни было. Едва ли в этом имелась её вина — против неё сработала человеческая природа. Гермиона задержала взгляд на линии промокшей ткани не дольше чем на секунду. Она стянула брюки к лодыжкам, стащила ботинки и носки и наконец избавила Малфоя от одежды. Жара и пешие переходы в одной и той же обуви в течение длительного времени не способствовали появлению приятного запаха. Хотя Гермиона сомневалась, что у неё самой дела обстояли лучше. Она сможет использовать это против Малфоя потом, когда он очнётся, придёт в норму и перестанет умирать. Её голова дёрнулась от внезапного звука, сердце на секунду замерло, но Гермиона разглядела лишь птицу, снявшуюся с ветки. Судорожно вздохнув и схватившись за кинжал, она изо всех сил принялась копать прохладную землю. 17:17 Гермиона вырыла углубление, в которое Малфой смог поместиться от макушки до лодыжек, хотя по части его ступней она не слишком беспокоилась. Сам виноват, что вымахал таким высоким, а у неё не было ни лопаты, ни чего-то по-настоящему эффективного. По крайней мере, его ноги уместились — учитывая то, как Малфой заорал, стоило ей к нему прикоснуться, они по-прежнему причиняли изрядную боль. Она то и дело прерывалась, чтобы определить источник различных шумов и обтереть Малфоя: то ли лихорадка начала спадать, то ли она просто привыкла к его жару, Гермиона не понимала. Она попыталась дать ему попить, и если бы Малфой соображал больше, когда пришёл в себя достаточно для того, чтобы сделать глоток, то наверняка бы испугался такому воодушевлению в ответ на свои потуги. Гермиона вскипятила немного воды сначала с кусочком ветки, потом с яблочными семечками, чтобы проверить, не поможет ли это, но всё оказалось бесполезно. Никакого эффекта не возымело и то, что она влила отвар Малфою в рот, а потом попыталась заставить его съесть черенок яблока. Она не представляла, что происходит и что делать; оставалось только сбивать температуру. Малфой ей доверял, и она это знала. Он не должен был есть то яблоко, но если Гермиона его не вылечит, это будет и её вина. Малфой спас её, когда она превратилась в марионетку — приказал подняться и бежать, а затем буквально волок в правильном направлении. Он втащил её на тот уступ вместо того, чтобы бросить; убил птицу, собиравшуюся располосовать ей лицо. Возможно, всё дело крылось в эгоистичных соображениях, и Малфой не хотел, чтобы она умерла прежде, чем случится то, что было связано с их шрамами. А, может, они просто вместе оказались в этой поганой ситуации и пойдут весь путь до конца, пока наконец не будут вынуждены схлестнуться друг с другом за обладание цветком. Он присматривал за ней, а она за ним — именно так и следовало поступать, чтобы выбраться из этой передряги живыми. Он не должен был болеть или умирать от воздействия магии, пока она бестолково возилась, стараясь ему помочь. Гермиона провела влажной тряпкой по лицу Малфоя и покачала головой — надо же, как повернулась её жизнь. Она могла представить себе множество людей, принимающих заботу её рук, но Драко Малфоя — никогда. Гермиона оставила влажные следы на спинке его носа, скулах, дугах бровей. Она никогда не считала Малфоя особенно привлекательным — всегда была чересчур занята, сверля его сердитым взглядом или ненавидя за слова. Лицо Малфоя стало слишком знакомым — она никогда не видела его, когда смотрела. Лишь опознавала основные черты, понимала, что это Малфой, и тут же отводила взгляд. Наверное, именно поэтому было так легко всё пропустить, а, может, он превратился в привлекательного парня, пока сама Гермиона занималась более важными вещами. Существовало много различных типов мужчин, которых она находила симпатичными, и если бы ей пришлось быть честной — и только с самой собой — она бы, вероятно, согласилась, что Малфой оказался одним из них. Жаль, что его характер всё портил и Гермиона не могла насладиться его внешностью. В своем нынешнем измождённом состоянии она даже могла представить себе нечто подобное. Видимо, она чувствовала себя в некоторой степени так же, как Малфой тогда, когда вёл себя так странно. «Оно вернулось?» — спросил он. Похоже, именно это существо Малфой увидел в тот раз, когда Гермионой завладела магия и он потащил их сквозь лес. Теперь она сама сидела, борясь со сном, прижимала к груди кинжал и вскакивала от малейшего звука. Она следила за тряпкой, которой вела по его губам — Малфой инстинктивно приоткрыл их. Схватив бутылку, Гермиона налила немного воды ему в рот и подняла его голову, помогая проглотить. — Малфой? Ответа она не получила. 5 июля; 6:23 Гермиона отшатнулась и инстинктивно вскинула кинжал, но обнаружила, что её рука пуста. От пары обнаружившихся рядом голых ног её глаза метнулись вверх — держа кинжал, над ней возвышался Малфой. Гермиона натужно выдохнула, вскочила и, отступив на шаг, окинула его взглядом. Мир вокруг был гораздо светлее, чем тогда, когда Гермиона заснула, но она не знала, сколько времени прошло с тех пор. И она не имела ни малейшего представления, как так вышло, что сейчас Малфой стоял прямо перед ней. Он вскинул брови; лёгкая улыбка блуждала по его губам, пока он оборачивал лезвие тряпкой и засовывал кинжал себе за пояс. — Грейнджер, выглядишь испуганной. Боишься, что я восстал из мёртвых ради мести? Выбрался из могилы, в которую ты меня положила после того… как стащила с тела всю одежду? Не думал, что в тебе кроется такое. Особенно… Гермиона отвернулась — глаза затуманились самым абсурдным образом, — быстро заморгала и прочистила горло, пытаясь придумать, что сказать для отвлечения внимания. Но Малфой всё равно это заметил; весёлое любопытство сменилось замешательством и чем-то ещё, чего Гермиона не смогла распознать. Ей всегда было сложно подавить эмоциональный отклик — слишком о многом она переживала. И когда Гермиона устала и измучилась от нервного напряжения, всё стало только хуже. — Это же… Это же не из-за вины? Ты действительно пыталась меня убить? Почему я не… — Нет. Я... Боже, ты дурак? Разумеется, нет, — огрызнулась она, но голос прозвучал чересчур глухо. — Я… — Я не могла тебе помочь. Я даже не знаю, почему ты сейчас здесь стоишь, ведь ничего из того, что я делала, не сработало. Я пробовала кору, древесину, семечки, яблоко. Мне пришлось выкопать яму и раздеть тебя, чтобы сбить температуру. Ты горел и мучился от боли. Я проверила и прочистила раны, но с ними всё было в порядке. Я старалась не допустить обезвоживания и остудить тебя, но ночью у меня закончилась вода и… Я не знала, как тебе помочь. Гермиона чувствовала себя совершенно бесполезной, ей была невыносима мысль о собственной беспомощности, особенно когда речь шла о поддержке или спасении. Жизнь Малфоя была в её руках, и она перепробовала всё, думая, что в течение целого дня и ночи продолжается его агония. Это были ужасные часы, и теперь каким-то образом он стоял здесь — уставший, но вполне нормальный. А она даже не понимала, как справиться с собой. За время её объяснения глаза Малфоя расширились; замерев, он смотрел на неё с нечитаемым выражением лица. Гермиона чувствовала себя глупо за то, что расплакалась перед ним, но взять себя в руки не сумела. Нервная система не выдерживала таких нагрузок. — Прошлой ночью? — его голос звучал отстранённо, словно, когда этот вопрос сорвался с языка, Малфой прокручивал в голове сотню мыслей, не зная, что именно сказать. — Да. Ты съел яблоко вчера, — её голос треснул, и Гермиона с трудом удержалась от того, чтобы не заорать на Малфоя за то, что он сожрал его и заставил её пройти через такое. Малфой откинул с лица чёлку — комья земли посыпалась с волос и рук на голую спину. Сама Гермиона была перепачкана по локоть, но Малфой сзади был грязный полностью. — Это работает? — Что? — Выкапывание ямы. — Не знаю. Я лишь подумала, что в земле, — она снова откашлялась, — может быть прохладнее, так что я копала, пока были силы. Малфой кивнул, оглянулся на яму, а затем встретился глазами с Гермионой — впервые с момента её эмоционального срыва. Откашлявшись, он вытер грязь с ладоней. — Я чувствую себя так, словно восстал из мёртвых, но… Я в норме. — Ты выглядишь хорошо. Не совсем здорóво, но этого следовало ожидать, — а в её голове это звучало менее оскорбительно. Малфой бросил в её сторону предостерегающий взгляд, затем обвёл глазами её измождённое лицо. — Наверное, сошло на нет само собой. Гермиона кивнула, задумчиво наморщив нос. — К счастью, раз… Должно быть, так бы ты не смог убежать. От той штуки. — Да. Гермиона сделала глубокий вдох, сглотнула и подняла сумку. Пространство между ними ощущалось чем-то странным, и двигаться было тяжело. — Нам надо… — Спасибо, — выпалил он. Гермиона встретилась с Малфоем глазами; в течение нескольких секунд они вглядывались друг в друга. — Не за что. 7:41 — Грейнджер, ты, должно быть, шутишь. Я позволил тебе вести, а ты привела нас сюда? Мне кажется, тебе требуется интенсивная терапия в Мунго — слишком уж ты тяготеешь к опасности, раз… — Нам нужно ведро… — К чёрту ведро! Это… — У меня есть теория. Я… — Фантастика… — Просто выслушай, пожалуйста, — это слово возымело на Малфоя желаемый эффект — скорее всего, он был шокирован тем, что Гермиона его использовала, и сконцентрировал весь свой гнев на ней, но попыток уйти не предпринимал. — Ты знаешь, что мы оба испугаемся того существа, которое нас преследует, особ… Ну, вчера оно за нами не гналось, и я думаю, что оно могло нас схватить, судя по скорости его передвижения. — Грейнджер, — медленно проговорил Малфой, наклоняя к ней голову, словно иначе она не могла уяснить смысл его слов. — Нам не нужно ведро. Мы можем вернуться к реке, у нас есть бан... — Я думаю, что оно не в состоянии покинуть сад. Похоже, оно может перемещаться в пределах определённой зоны или атаковать, когда кто-то из нас становится беспомощен в результате воздействия магии. — И мы должны зайти в эту зону, чтобы забрать ведро, которое нам без надобности, — он разговаривал с Гермионой так, будто она была умственно неполноценной. Ей приходилось сдерживать себя, чтобы не сорваться. — Я думаю, существа там нет, пока его не призовёт магия. Вот когда магия на нас воздействует, вот тогда мы его и видим. — Потому что… — Когда мы вчера убежали, у него не было причин упустить нас или отступить. Убегает добыча, а хищник… — Это не животные… — Ведро лежит в восьми метрах от границы. Даже если магия его не вызывает, мы увидим его, как только он окажется на открытом пространстве или выступит из-за деревьев. Мы не пойдём туда, если та тварь будет на виду, а если она появится, мы развернёмся и убежим. — Мы отталкиваемся от идеи, что он должен оставаться в пределах той зоны. — А почему он ещё не напал на нас? Утром, когда мы оба спали, если ничего другого… — Ты рискуешь нашими жизнями из-за какой-то теории. Я не собираюсь идти в этот сад, — Малфой был настроен решительно — стоя прямо, он смотрел на Гермиону сверху вниз. — Ладно. Я пойду. — Ты по-прежнему рискуешь… — ему потребовалась секунда, чтобы сообразить: извращенкой Гермиона не была и косилась на его живот вовсе не из праздного любопытства. Он положил ладонь на рукоять кинжала. — Я так не думаю. Ты... — Почему с тобой всегда так сложно? — выплюнула Гермиона и, окинув его сердитым взглядом, повернулась к поляне. — Со мной не… — он постарался поймать её за руку, но она отшатнулась, обогнула стволы и застыла на границе сада. Она едва успела оглядеться, как Малфой схватил её за локти и утащил обратно за деревья. Гермиона бы упала, не служи его тело опорой — она глупо уставилась на грубую кору, оказавшуюся возле самого носа, чувствуя, как Малфой прижимается к её спине. В последнее время она и в самом деле слишком часто трогала и… видела Малфоя. Не то, чтобы ей это нравилось, просто от осознания этой странности она безумно ясно ощущала его. В голове крутилась мысль, что она может почувствовать биение его сердца между своими лопатками. Хотя наверняка это была игра её воображения. Его дыхание шевелило ей волосы и овевало раковину уха, от его выдоха кудрявая прядь мазнула по щеке. — Грейнджер, ты ставишь меня в положение, быть в котором мне совсем не хочется. А с подобным, как показывает опыт, я справляюсь не очень хорошо, так что предлагаю… — Я лишь хочу… — Гермиона не знала, почему тоже начала шептать, будто то создание могло их услышать, хотя оно уже должно было отчётливо их разглядеть. — Брось. Чёртово. Ведро. Гермиона посмотрела сквозь деревья на поляну и не заметила ни фигуры, ни какого-то движения. Она почти не сомневалась, что существо было привязано к этой территории, иначе они оба уже бы погибли или бы были искалечены, когда она случайно задремала этим утром, если не раньше. В ведре можно было готовить и при этом не держать на огне жестянку. А ещё в нём хранилось большинство их запасов воды. Жажда вернуть его была сопоставима с желанием знать, что та тварь не выпрыгнет на них через несколько дней. Но убедить Малфоя не получалось, а возврат ведра не являлся вопросом жизни и смерти. К тому же Гермиона не имела права заставлять Малфоя участвовать в вылазке, которая могла обернуться смертельной опасностью. Она знала, как сильно бы разозлилась сама, если бы так поступил он. — Ты должен мне кое-что пообещать. — Я не… — Ты не можешь снова сойти с ума. Не отрицай, что так оно и было. Малфой, ты слегка тронулся рассудком — это ничего, но если ты опять начнёшь пугать меня, я сама притащу тебя сюда, — она не знала, почему не повернулась к нему лицом или хотя бы не отодвинулась, уменьшая давление на спину. Она смотрела на поляну, по-прежнему ничего не видя; рука Малфоя исчезла с её локтя. — Хорошо. Согласен. — Обещаешь? — Я же сказал, что согласен, это… — Нет, согласие означает, что ты разделяешь мое мнение в этот самый момент, а обещание подразумевает, что ты будешь придерживаться его и в будущем, даже если больше не будешь со мной согласен. — Ты просто обязана сделать всё настолько невыносимым? Хорошо, обещаю. Теперь, когда я смог спасти тебя от самой себя… — Как драматично. — …Обратно к реке, наполним бутылки и снова отправимся к горам. Гермиона повернулась, и Малфой отошёл в сторону, с предостерегающим видом дожидаясь, пока она пойдёт первой. Она всё ещё чувствовала жар его тела на своей спине — он прошёл сквозь футболку и впитался в кожу. Гермиона оттянула ткань на лопатках, но тепло осталось. 20:01 Если уж её ноги так сильно устали, то конечности Малфоя наверняка просто горели. Судя по тому, как он шёл утром, мышцы его были деревянными, и хорошо, если не болели, так что Гермиона удивилась, что он продержался так долго. Вокруг постепенно темнело, а она слишком устала от недосыпа прошлой ночью, чтобы выискивать дорогу в сумерках. — Я знаю, что ты тоже, скорее всего, хочешь пить, и чем больше мы пройдём, тем быстрее доберёмся, но думаю, нам нужно устроить привал, прежде чем наступит темнота. Она до этого пятнадцать минут злобно таращилась на него, думая о том, что его жажда вовсе несопоставима с её, потому что именно Малфой пил последним. Но потом вспомнила, сколько жидкости он потерял. Гермиона не могла на него сердиться, учитывая то, что всего меньше двенадцати часов назад он, закатив глаза, обливался потом. Но она нуждалась в воде — каждый вдох ощущался порывом ветра в пустыне. — Прежде чем наступит темнота, или прежде чем ты рухнешь от такой физической нагрузки. Возможно, злиться на него было не так уж и сложно. — Я тащила тебя на себе, пока бежала прошлым вечером. Я бы не назвала это слабостью. Малфой задумался — она слышала, как у него в горле что-то шуршит, будто воздух проталкивается мимо сдерживаемых слов. — Верно. — А ты весишь как целая библиотека. — Библиотека? Твою мать, Грейнджер, да я в оптимальной физической форме… — Оптимальной? — К тому же голодал несколько месяцев… — Месяцев? Ты… — Да, месяцев, мы попали сюда в мае… — ...Будто восьмифутовая… — Восемь футов? И кто теперь преувеличивает? Я, возможно, на фут выше тебя, а, скорее всего… — А ноги как стволы… — Ствол? Я совершенно… — Именно так! Я превратилась в лесоруба, который тащил по лесу поваленное дерево… — Что? — …Больше, чем я делаю, так что не думаю, что тебе стоит судить меня по моей… нелюбви к бегу. Или лазанью по разным предметам. Я терпеть не могу куда-то карабкаться. Он рассмеялся — совершенно искренне — и этот звук так отвлёк Гермиону, что она врезалась плечом в дерево. Она сомневалась, что раньше слышала такой его смех. — Я заметил, — проговорил он. — По крайней мере, я не спускаюсь вниз по склону холма, словно тот в любую секунду может обвалиться под моими ногами. — Что? — Малфой оглянулся, и Гермиона, вскинув брови, поравнялась с ним. — Я никогда не видела, чтобы кто-то настолько пристально вглядывался в землю. Ты отклоняешься назад гораздо больше нужного и выглядишь так, словно маршируешь, — рассмеялась она. — Каждый раз, когда мы подходим к крутому холму, я не могу удержаться, чтобы не посмотреть на тебя — на твоём лице появляется такое настороженное раздражение. Уперев язык в щёку, Малфой покосился на неё краем глаза. — Может, в детстве у меня был травматичный опыт, а ты теперь над этим смеёшься. По меньшей… — Или ты боишься, что твоя надутая голова перевесит тебя, — усмехнулась Гермиона. — Если бы твои волосы не создавали столько… — он остановился, последовав примеру Гермионы. Оба они уставились на открывшийся перед ними спуск. Малфой бросил на неё угрожающий взгляд, но она уже расхохоталась. 6 июля; 13:41 — Мне кажется, мы где-то не туда свернули. Он посмотрел на Гермиону так, словно та озвучила цвет неба, а потом перевёл взгляд на маленький домик, возвышающийся перед ними. Гермиона почти не сомневалась, что они вернулись по той же, по большей части прямой, дороге, что привела их к саду, но они совершенно точно не проходили мимо этого строения раньше. Видимо, они на несколько метров отклонились от первоначального маршрута, но всё равно должны были двигаться в правильном направлении — как бы там ни было, Малфой вряд ли снова оценит её ночные бдения над картой. Дом сливался с лесом: стены были такого же коричневого цвета, как земля и стволы, а крыша — тёмно-зелёной. Дверь была приоткрыта, но это не означало того, что внутри никого не было, и Гермиона не знала, как поступить: постучать, подождать, пока кто-нибудь не появится, или просто уйти. Малфой уже принял какое-то решение и теперь обходил дом, чтобы заглянуть в окна. Вернувшись, он направился к двери, и Гермиона подошла к нему. — Сначала нам надо постучать. — Я не стучусь, чтобы войти в пустой дом. — На всякий случай, — настаивала она. Малфой положил ладонь на дверную ручку, и Гермиона схватила его за локоть. Окинув её нетерпеливым взглядом, он замер, но едва она, постучав, отвела кулак от створки, тут же толкнул дверь. Гермиона последовала за ним, но то и дело оборачивалась, проверяя, не стоял ли за её спиной владелец с оружием — именно об этом ей нашёптывала паранойя. Не заметив, что Малфой остановился, она врезалась ему в спину, но он даже не шелохнулся. Гермиона уж было подумала, что случилось что-то плохое, и, встав на цыпочки, выглянула из-за его плеча. Но сумела рассмотреть лишь потрёпанную гостиную. В комнате обнаружились только стоящий возле стены потёртый стул, пустой стол, одной ножкой которого служила деревянная чурка, да старый рисунок, запечатлевший ряд домиков. Гермиона услышала, как что-то проскакало — Малфой тут же отступил, толкая её назад, и замер, когда появилась белка. Он зашевелился — Гермиона не понимала, что он делает, пока Малфой не опустил руки, сжимая в кулаке кинжал. — Закрой… — Ты что делаешь? Это же просто белка… — Мы не можем вечно выживать на ягодах, к тому же их осталось немного. Если… — Но… Это же белка! Я имею в виду, съедобная, но… — милая и с пушистым хвостиком. Отказываться от еды, основываясь на том, что белка милая, было глупо — тут Малфой был прав. Плоды каперса творили с желудком Гермионы странные вещи, даже после того, как она попыталась их приготовить. Им требовалось что-то посущественнее, но… Ей очень не нравилось ради этого убивать животных. Гермиона употребляла мясо в пищу, но, расширив свой рацион за счет продуктов, которые было непросто отыскать в супермаркете, шла на это с неохотой. Она бы решилась на такое в случае нужды и если бы Малфой не мог этого сделать сам — она понимала, что необходимость выжить толкала людей на множество поступков, которые раньше казались им немыслимыми. Во всяком случае Малфой был в состоянии справиться самостоятельно, хотя каждый раз выглядел так, словно его вот-вот стошнит. Рыба подобной реакции не вызывала; Гермионе было интересно: неужели его беспокоили только теплокровные создания? — Сначала надо удостовериться, что здесь никто не живет, а потом уже ты приступишь. Ну… понимаешь, кровь. Она же брызнет. — Я в курсе, — протянул он, следя за тем, как белка скрывается в другой комнате. Гермиона прошла за ним следом и закрыла за собой дверь. В комнате были кровать из бамбука и листья — первый явный признак заброшенности дома. Листья были старыми, бурыми, скрюченными, но целыми. Какие-то из них были разбросаны по полу и хрустели под ногами, пока Малфой и Гермиона осматривали углы помещения и проверяли наличие второй двери. Здесь имелся небольшой стол с исписанной ручкой, пустой обрывок бумаги и носок, лежащий на грубо отёсанной чурке. В этой второй — и последней — комнате хранились куча бревен, несколько вырезанных фигурок животных и деревянная чаша. Окна выходили на небольшой пруд и крошечный заросший сад, в котором Гермиона заприметила три маленьких томата. — Пойду вскипячу воду, чтобы наполнить бутылки, — таким образом Гермиона сообщала Малфою, что не планировала оставаться рядом, пока идёт охота на белку. — Ты собираешься опустошить ту, другую бутылку? Гермионе потребовалась секунда, чтобы сообразить, что Малфой имеет в виду. — Я собираюсь перелить воду в один из пакетов из-под сухофруктов. Я скреплю его заколкой для волос и постараюсь ходить так, чтобы из него ничего не вытекло. Гермиона не представляла, как она умудрится сделать так, чтобы пакет не перевернулся, ведь сумка вместе с ней проходила через все неприятности — постоянные прыжки, смена направлений, взмахи и падения не облегчали поставленной задачи. Но так Гермиона будет знать, что она хотя бы попыталась. — Убедись, что ёмкость хорошо вымыта. Я не планирую снова туда отправляться, — проговорил он. — Ты такой брюзга. В ответ на её саркастичный тон Малфой выгнул бровь, но его внимание было полностью приковано к брёвнам и спрятавшейся за ними белке. Гермиона оставила его одного, вышла через переднюю дверь и обогнула дом. В руке она держала перо: вопреки собственной теории и обещанию Малфоя сохранять рассудок она всё ещё волновалась по поводу того создания. Она ничего не могла с собой поделать, по крайней мере, до тех пор, пока они не окажутся как можно дальше от того сада и как можно дольше — в безопасности. Или хотя бы в относительной безопасности, что уже было бы просто здорово. Несколько минут в доме царила тишина; Гермиона собрала лежащие возле пруда веточки, но круг из камней решила не делать — земля вокруг была бесплодной. Опустившись на колени, она доставала из сумки нужные вещи, когда раздался топот. Её руки замерли; Гермиона посмотрела на скошенные прямоугольные отверстия, служившие окнами — что-то где-то заскользило, а потом послышался глухой удар. — Малфой? — она медленно поднялась на ноги, огляделась вокруг и, сглотнув, снова уставилась на окно. Сердце колотилось в горле. — Малфой? — Ты умираешь? Что-то собирается нас убить? — его голос прозвучал зло, что притупило её страх. Злость была чем-то нормальным. — Нет. Почему ты… — Тогда мне плевать. — Почему ты бега… — Я знаю, что тебе сложно заткнуться — тебе же требуется выпускать какие-то мысли, чтобы твой и без того переполненный мозг не взорвался, — но пока я не поймаю эт… Он осёкся, зарычав, и, судя по звуку, снова куда-то побежал. Гермиона едва не рассмеялась, представив, как Малфой носится между вещами, пытаясь броситься на животное, передвигающееся быстрее. Но не сделала этого, зная, что её смешки во время его яростных вспышек или попытки скрасить ситуацию лишь только сильнее его бесят. Она сегодня над ним уже посмеялась — Малфой врезал себе по лицу, когда на нос ему уселся комар — и потом он целый час шагал, стиснув челюсти. Гермиона сама могла вспылить, если он начинал насмехаться над ней по ряду причин, но вчера, споткнувшись о камень, она смеялась с ним вместе. И люди ещё считают зажатой её! Прислушиваясь к шуму ударов и раздражённым звукам, она не смогла удержаться от улыбки, перелила волшебную воду в пакет и стянула с волос заколку. Гермиона постаралась скрутить копну так, чтобы скрепить пучок одной заколкой, но вышло не слишком надежно. Не желая испортить источник, она набрала воду в одну из пустых бутылок и перелила её в грязную ёмкость — помыть. Десять минут спустя Гермиона решила, что бутылка уже чистая. Малфой по-прежнему торчал в доме. Прежде чем предпринимать какие-то дальнейшие действия, нужно было дождаться его, чтобы он помог с жестянкой, поэтому Гермиона просто поддерживала пламя, пока наконец не услышала скрип входной двери. Гермиона надеялась, что воцарившаяся до этого тишина означала, что Малфой подготавливал тушку к запеканию — наблюдать этот процесс совсем не хотелось. Она подняла на него глаза, сунув в костёр очередную ветку, и нахмурилась, увидев в его руке только чистый кинжал. Гермиона уже собиралась спросить, не выскочила ли добыча через окна, как услышала в доме топот. — Что произошло? — Выскочила на улицу. Гермиона посмотрела на него с недоверием, покосилась на дом и снова перевела взгляд на Малфоя. — Мне кажется, я её только что слышала. Малфой дёрнул плечом и протянул руку за наполненной банкой. — Грейнджер, дай мне знать, если ты продолжишь слышать разные звуки. Я бы хотел получить предупреждающие сигналы перед тем, как ты сбрендишь окончательно. Он откровенно врал, пытаясь оскорблением отвлечь её от этой темы. Она уже начала понимать, когда он так делает. Малфой служил вызовом её интеллекту, и ей потребовалось время на осознание и признание этого. Нельзя было сказать, что её друзья не отличались умом — как минимум о некоторых из них, — но всё же обычно пищу для мозгов она черпала из книг. Перепалки и споры с Малфоем держали Гермиону в тонусе, но попытки понять его казались неразрешимой головоломкой. Он был подобен необычному образцу под микроскопом её пытливого ума. Может быть, он просто не смог поймать белку и ему пришлось сдаться. Малфой наверняка не хотел говорить, что не сумел поймать маленькое животное в замкнутом пространстве. А может, белка слишком отчаянно пыталась спастись — Гермиона сама испытывала вину, когда на неё таращилась рыба. Трудно убить кого-то, но ещё труднее прикончить того, кто неистово борется за свою жизнь. Гермионе было интересно, не по этой ли причине отступился Малфой — и если да, обвинить его в этом она не могла. Гермиона прошла в сад, чтобы сорвать с ветки три помидора, и прикусила губу от того, как же их было мало. — В детстве я помогала своей бабушке в саду. Это мои самые любимые воспоминания о ней. Мы и дерево посадили — яблоню. Я так радовалась. Каждый раз, когда я навещала бабушку, мы выходили и измеряли, на сколько она выросла. — Ты радовалась тому, что сажаешь дерево, которое в течение нескольких лет даже не даст фруктов? — Но оно же начнёт в конце концов плодоносить, а этого бы не случилось, если бы ты не посадил дерево. Ты наблюдаешь за его изменениями, а я смотрела, как оно росло вместе со мной. Она всегда называла его моим деревом и… Знаешь, это было чем-то, чему мы помогли появиться, пусть даже на то, чтобы получить какую-то вещественную награду, потребовались годы. Малфой, дело не в мгновенном удовольствии. Это медленный процесс, который в итоге окупается. Если… Что? Малфой смотрел на неё с хищной ухмылкой, и было в ней нечто такое, что заставило пока ещё ничего не понимающую Гермиону покраснеть. От этого оскала веяло опасностью, но она не сводила глаз с его лица. — Грейнджер, в сиюминутном удовольствии нет ничего плохого. И такая награда может принести не меньше удовлетворения. Гермиона покраснела сильнее: жар настолько распространился, что ей показалось, будто горит всё лицо. Она прочистила горло, стараясь сконцентрировать на помидорах в своей руке, показавшихся вдруг нелепыми, но невольно снова встретились с Малфоем глазами. Она собиралась совершенно проигнорировать то, о чём он говорил с таким выражением лица — она же всё поняла! — и постараться перевести беседу на твёрдую почву. Твёрдую, нейтральную, не касающуюся секса. — Да, ну, когда ты наблюдаешь за тем, как что-то к этому готовится, то… — Тебе нравится по-простому, верно? Не удивлен. Наверняка тебя обидело… — Этот разговор и твои предположения о моих… — она попыталась подобрать правильное слово, но вместо этого решила просто ударить его по плечу. — Я не буду… — Опять же, ты однозначно склонна к жестокости, так что, вероятно, получаешь немного… — Думаю, нам стоит… — Стоит что? — Малфой вскинул бровь, и Гермиона фыркнула, залившись румянцем. — Не это! И вот тогда он над ней засмеялся — в полную силу, так, что задрожали плечи; засмеялся над ней. — Грейнджер, ты выглядишь так, словно вот-вот взорвёшься от негодования и смущения. В этом нет никакого сиюминутного удовольствия — по крайней мере, для тебя. — О, типичный мужчина, — рявкнула Гермиона, цепляясь за свою злость — иметь дело с этой эмоцией было гораздо легче чем с отвратительным смущением. Её едва не затопило стеснение, что было просто абсурдно — совсем как тогда, когда она притворялась спящей в спальне, а её соседки обсуждали всё то, что вытворяли их парни. Малфой полностью смутил её, чего, очевидно, и добивался. — Во мне нет ничего типичного, — уверенно и тихо произнес он. Дыхание в груди Гермионы как-то странно перехватило, пока она сама старалась не смотреть в горящие напротив серые глаза. Потому что было в них что-то жуткое. Вот почему.