Парад Солнца

10 мая; 8:18 Гермиона почти не смыкала глаз ночью — она лежала на боку, чтобы не потревожить царапины и ссадины на животе и спине, на вершине одного из выходящих в море утёсов. При малейшем звуке она вскакивала, вглядываясь в темноту. Она беззвучно считала звёзды, свои синяки и укусы насекомых, касалась подушечками пальцев порезов на щеке и челюсти. Времени для размышлений у неё было предостаточно, а к такому она всегда относилась с должным пиететом. Ей нужно было позвонить Гарри. Она не знала, отстранит ли её Министерство от этого дела, но задание оказалось слишком трудным для неё одной. Если Гермиона не справлялась с чем-то, признаться в этом ей было непросто, но тот человек на горе послужил наглядной демонстрацией. Обладай она магией, всё было бы совсем иначе, но ей повезло отстоять свою жизнь при помощи камня и пера в качестве единственных средств защиты. Гермиона могла совладать с Малфоем и знанием о существовании плохих ребят, с которыми ей никогда не приходилось сталкиваться. Реальные жуткие люди, отсутствие чего-бы то ни было полезного и сумка бананов — вот с этим справиться в одиночку не получалось. Растение могло быть где угодно, на любом из этих островов, а Гермиона оказалась совсем одна. Сколько бы времени ни потребовалось на то, чтобы переправить сюда её коллег и ввести их в курс дела, сама она будет копаться дольше. Гермиона по-прежнему надеялась, что Гарри и Рон не приедут. Гарри стал аврором и всё так же попадал в разные опасные передряги, но происходящее здесь было чем-то иным. Это было похоже на поиски крестражей, опасную магию опасных людей. Барьер вокруг острова — или вокруг всех островов, Гермиона пока ещё не знала точно — лишал их магии. Министерству понадобится какое-то время для обмена денег и организации доставки сюда всего необходимого — и Гермиона не представляла, насколько успешно они смогут защищаться без колдовства или как хорошо волшебники умеют обращаться с огнестрельным оружием. Гарри и Рону это было не нужно. Они должны были вести относительно спокойную жизнь и отвыкать от войны. Гермиона не могла поставить их под угрозу, подобную этой. Гермиона отыскала пятерых туристов, которые согласились одолжить ей мобильный телефон, но ни одно из устройств не ловило сеть. Аппараты в кафе, ресторане и в сувенирном магазине не работали. Гермиона уже решила, что это отвратительное сочетание невезения и неудачно выбранного времени, пока не зашла во второй отель. Стоило Гермионе появиться в дверях, девушка за стойкой прервала свой телефонный разговор, отняла трубку от уха и потыкала в кнопки. Гермиона замерла, глядя на то, как девушка прислушивается, дёргает за провод и подзывает второго сотрудника, помахивая телефоном. «Morto», — тот же ответ, что она слышала всё утро. Мёртвая тишина. 13:13 — Я вниз не пойду, — Гермиона сомневалась, что растение росло в жерле вулкана — но даже если и так, для спуска туда потребовалось бы гораздо больше, чем было в её силах. — Почему бы тебе не притвориться, что я Поттер и прошу тебя о помощи. Это не было неким соглашением. Гермиона болталась на окраине деревни, размышляя над вероятностью столкновения с тем мужчиной, когда мимо прошёл Малфой. Поскольку она не собиралась предоставлять ему каких-либо преимуществ, то двинулась за ним следом. Они не разговаривали и даже не смотрели друг на друга, но, миновав городок, не расходились дальше, чем на несколько метров. Их единственное общение свелось к тому, что Малфой смеялся над Гермионой, пока та, пыхтя, взбиралась на очередную гору. Она тоже попыталась посмеяться над Малфоем полчаса спустя, когда он кряхтел не менее громко, но издала при этом такие хрипяще-свистящие звуки, что они оскорбляли скорее её саму, нежели его. — Потому что тогда на тебя нужно наложить иллюзию, кое-что подправить в моей памяти и наложить на меня Конфундус прежде, чем я смогу поверить в то, что ты Гарри. Или что Гарри просит меня о таком. Хотя, если ты хочешь побыть им… — Гермиона взмахнула рукой в сторону жерла вулкана, и Малфой сердито посмотрел на неё. — Разве ты не обязана прикрывать мне спину и кричать, что я не должен вечно изображать из себя героя? Гермиона недовольно взглянула на Малфоя, думая о том, не мог ли он прочитать те мысли, что беспокоили её прошлой ночью. — Не стесняйся, прыгай. Я никогда не спутаю тебя с Гарри… — Продолжай в том же духе, Грейнджер. Возможно, однажды ты сумеешь приблизиться к тому, чтобы задеть мои чувства. — Что? — Гермиона прижала ладонь к сердцу. — У тебя есть чувства? Он покосился на неё, закидывая на плечо переделанную из мантии сумку. — И очень сильные, обычно по отношению к тебе. — Я польщена, — она начала спускаться с горы, обходя фумаролы и зажав нос — слишком уж сильно запахло серой. — Я обязательно донесу это до Визенгамота. 16:42 Преимущество передвижения в компании Малфоя заключалось в том, что их было двое, а в случае опасности это представлялось огромным плюсом. Недостаток крылся в появлении гораздо большего количества проблем; например, Гермиона подозревала, что он сбежит, едва появится тот мужчина. Как в поговорке — тебе не надо бежать быстрее медведя, тебе надо бежать быстрее своего товарища. Она лишь надеялась, что Малфой оставит свой кинжал, который, по какой-то причине, носил при себе. Одной из множеств проблем стало то, что в его присутствии она не столько ощущала спокойствие, сколько мучилась паранойей. Стоило Малфою чуть наклонить плечи в какую-нибудь сторону и Гермиона знала: он нашёл растение или заприметил что-то, что к нему приведёт. Она то и дело вздрагивала и пребывала в состоянии постоянной готовности действовать. — Так почему ты пытаешься отыскать растение? — Гермиона решила, что это хороший вопрос: самое худшее, что он мог ответить, лишь подтвердило бы её подозрения. Малфой перестал отгонять насекомых и посмотрел на неё, его левый глаз дёрнулся, а челюсти сжались. — Это временное… сотрудничество не даёт тебе права лезть в мои дела или заводить со мной дружбу. — И слава богу, — отрезала она. — Но мне пришлось… скооперироваться с тобой ради безопасности, раз уж на острове объявился убийца и происходит... что-то ещё. Так что мне нужно знать… — Тебе ничего не нужно знать. — Я отказываюсь иметь с тобой дело, если ты пытаешься раздобыть растения для… — Не уверена, что доберёшься до него первой? И никто… — Конечно же, я найду его первая! Но я даже вообразить не могу, что стала бы тебе помогать, пусть это выгодно мне самой, если ты… — Какое лицемерие. — …Вернуть Волдеморта, или пытаться изменить исход войны… — Вернуть… Воскресить… — он уставился на неё так, словно она только что привела доказательство его нечистокровности. — Не делай вид, будто ты не знаешь, что ходили слухи о таких его способностях. — Ты что, не читала судебные отчёты? Или ты всегда делаешь выводы, не изучив все факты? Но, полагаю, то, что я Малфой, само по себе подразумевает, будто я желаю вернуть Тёмного Лорда… — А с чего бы мне тратить время на чтение судебных отчетов, которые, скорее всего, являются сфабрикованным бредом Трелони, призванным отмазать тебя от тюрьмы? — Веритасерум действительно оставляет возможность для фальсификации, правда? Но я готов поспорить… — О, мне надо было завершить образование, оправиться после войны, похоронить друзей и сделать миллион других гораздо более важных вещей, но — погодите-ка! Дайте мне почитать малфоевские… — …И вместо этого ты делаешь… — …По-прежнему зовешь его Тёмным Лордом, а меня грязнокровкой, так что я поверю… — Да какая разница! Это всего лишь слово! Гермиона уставилась на него, открыв рот — разведя руки в стороны, он чуть пожал плечами. — Вс… — начала она, но сбилась, подавившись слюной и собственным языком. — Это как «хрень», «пирог» или… — «Пирог»? «Пирог»? Ты не в своем уме? — Я произносил его тысячу раз, оно ничего не значит! Использование слова не подразумевает… — Я была рядом в половине тех случаев, когда ты его использовал. Из-за него началась война. Это слово олицетворяет собой расизм, с которым познакомил меня ты, и оно ничего не значит? — ей хотелось ударить его. Хотелось врезать ему по голове, чтобы хоть какие-то нейроны в его мозгах встали на место. — Это ты придаёшь ему такое значение! Я употребляю слово «грязнокровка» с того момента, как научился говорить, чтобы описать таких как ты… — Это значение ему придаёшь ты! Ты наделил его такой силой, когда поставил на руку ту татуировку, натянул капюшон и маску и присоединился к кучке тех, кто из-за него убивал. Речь никогда не шла всего лишь о слове! И вот ты стоишь и заявляешь, что я сужу о тебе на основании беспочвенных предположений! А как насчёт беспочвенной ненависти, благодаря которой ты так резво присоединился к тем, кто горел желанием истреблять людей безо всякой на то причины! Малфой пристально смотрел на неё в ответ — опустив руки, он хлопнул себя ладонями по бокам. Краска постепенно сходила с его лица, вена на виске исчезала. Вытянувшись в струну, он не шевелился и не сводил с Гермионы глаз. Похоже, она слегка потеряла над собой контроль, её злое быстрое дыхание будто бы разогнало все бушующие между ними эмоции. Ей хотелось пройтись, встряхнуть руками, чем-нибудь в него запустить — что угодно, лишь бы подвигаться и уничтожить ту тяжесть, что сковала ей грудь. — Нечего сказать? — с горьким весельем произнесла она. — Нечего, что имело бы для тебя значение, — его голос ничего не выражал. Ваниль, лёд, белая стена. Его голос звучал бесцветно. Она ненавидела это. Она хотела, чтобы он назвал причину. Хотела, чтобы он каким-то образом нашёл оправдание всему — прямо сейчас, в эту минуту. И не только тому, что натворил сам, но и тому, что пришлось делать им всем. Она хотела, чтобы он назвал ей причину произошедшего с Фредом, Дамблдором, Люпином, Тонкс, Грюмом и остальными. Хотела, чтобы он объяснил ей, чем таким важным можно оправдать то, что Гарри так и не перестал вскакивать от тревожного взгляда или стука в дверь. Что её родители никогда не смогут доверять ей полностью, что ничего больше не будет так, как прежде. Она хотела, чтобы он сломался. Чтобы треснули все они: эти стоические физиономии тех, кто после войны отправился в Азкабан — выражение лица его отца осталось прежним после всех сделанных им щедрых пожертвований. Тех людей, которые не праздновали годовщину победы Гарри и смерти Волдеморта. Она винила их всех и хотела, чтобы они сломались. Вероятно, она просила о невозможном. Наверное, Малфой тоже это понимал. Ничто не могло оправдать ненависть, убийство или войну. Ничто не могло повернуть всё так, будто подобное нормально. — Ты прав. Ты ненавидел людей, ненавидел меня лишь по одной причине… — Я ненавидел тебя потому, что не знал ничего другого! Это как завязывать шнурки, одеваться или держать вил… — Ненавидеть? — в её голосе звучало недоумение — словно это была самая нелепая вещь, которую ей доводилось слышать. — Да! Это чертовски легко! Меня так учили, и ничто этого не опровергало. Я… — Так, значит, смысл в том, что «грязнокровка» смогла превзойти тебя в отметках, всё же был? Это… — Это неважно! Не тешь себя надеждой, будто я ненавидел тебя только лишь из-за статуса твоей крови! — Я не говорю о ненависти по отношению ко мне! Я говорю о маг… — Нет, говоришь! Разве не в этом всё дело? Ты плакала в гриффиндорской башне, потому что я задел твои чувства словом, которого ты даже не понимала? И не понимаешь до сих пор. — Я отлично его понимаю, Малфой. Это ты его не понимаешь! И, в отличие от тебя, дело не всегда во мне! Это… — она осеклась — он поднял свою упавшую мантию и закинул её на плечо. — Уходишь? Ничего удивительного… — Я достаточно своей жизни потратил на это дерьмо. 14 мая; 20:29 Гермиона поблагодарила владельца крошечного сувенирного магазина — он махнул ей рукой и, хмурясь, принялся протирать прилавок. В начале он не только не принял её предложение помощи, но даже вряд ли понял, что она вообще имела в виду. Но когда Гермиона начала пытаться продавать его товар туристам, он перестал её прогонять. Руки болели — Гермиона отчаянно жестикулировала в попытке пробиться через языковой барьер, но большинство туристов понимали, что она считала, будто каждая мелочь в этом магазинчике — лучшее, что ей доводилось видеть в жизни. Очень мало кто уходил, не купив хоть что-то из того, что она протягивала. Несколько часов спустя в качестве платы за помощь Гермиона положила на прилавок две зажигалки, почтовую открытку, мыло, кое-какую еду, бутылку воды и сопроводила всё это полным надежды выражением лица. Владелец сердито посмотрел на неё, сгрузил товары в пакет, который кинул ей, и сердито указал на дверь. Гермиона сомневалась, что он ещё хоть раз позволит ей снова показаться в своей лавке, но, по крайней мере, она кое-чем разжилась. Хотя ей по-прежнему нужно было раздобыть зубную пасту. Единственным оружием в том магазине был акулий зуб, который позволил Гермионе терпимее относиться к панике, что охватила её во время первого заплыва. Как бы тяжело ей ни приходилось с момента появления на Вулькано, она была благодарна, что на острове имелась цивилизация — в противном случае, всё сложилось бы гораздо хуже. До сегодняшнего дня, за исключением эпизода с тележкой у отеля, общественные туалеты были её единственным источником воды, туалетной бумаги и мыла. Местные жители уже начали обращать на неё внимание, но она в любом случае собиралась скоро покинуть остров. Вчера Гермионе пришлось вскарабкаться на самую высокую гору и заглянуть в самый большой кратер, виденный ею в жизни, а потом спускаться по спирали, чтобы удостовериться, что она ничего не пропустила, ведь забираться туда опять не входило в её планы ни при каких обстоятельствах. Гермиона в любой день — а желательно вчера — предпочла бы этим крутым и ухабистым склонам вулканических гор все те лестницы, по которым приходилось подниматься в гриффиндорскую башню. Ей осталось проверить ещё один участок на востоке, а затем… Гермиона прищурилась, заметив белобрысую макушку, мелькнувшую между деревьев. С момента их ссоры она видела Малфоя лишь дважды и всегда в одиночестве. Однако она никогда — в компании Малфоя или нет — не встречала того человека, что сейчас шагал рядом с ним. Малфой же выглядел гораздо здоровее, чем в прошлый раз: чистым, менее бледным; он улыбался. Оба мужчины свернули на узкую тропинку, ведущую к морю, и Гермиона на какое-то время вернулась в прошлое — улыбка Малфоя превратилась в усмешку. А это никак не могло быть хорошим знаком. 15 мая; 14:41 До этой поры у Гермионы был не такой уж и плохой день — по крайней мере, всё складывалось настолько хорошо, насколько это было здесь возможно. Гермиона закончила осматривать остров, и пусть она ничего не нашла, её несостоявшийся убийца не сумел повторно её отыскать. Она отправилась в почтовое отделение, которое представляло из себя две комнатушки в том же крошечном здании, где принимал местный врач, готовая отдать за марку половину конечности. Но женщина со смехом любезно сообщила по-английски, что Гермиона может отправить свою открытку. Это означало, что, какая бы странная сила ни воздействовала на телефоны при приближении к ним Гермионы, связаться с родителями больше ничто не мешало. Заверив их, что с ней всё в порядке, Гермиона попросила их позвонить Гарри и рассказать ему о том, что наверняка собьёт их с толку. Но по крайней мере, Гарри узнает, что она застряла без магии на острове, в миле от которого стоит какой-то барьер. Она рассудила, что уже через несколько дней Министерство прибудет либо сюда, либо в её следующий пункт назначения — на Липари. Но теперь, когда посреди деревни на неё орал мужчина, день постепенно превращался в отвратительный. Тело вдруг начало болеть, укусы насекомых нестерпимо зудели, Гермиона устала, проголодалась и просто возненавидела свою одежду. Когда она спросила, что мужчина показал Малфою, тот проигнорировал её улыбку и вежливое приветствие и лишь окинул злым взглядом. Когда она, ухмыльнувшись и вскинув бровь, приняла высокомерный вид, он над ней посмеялся. А когда Гермиона пошла за ним следом — развернулся и начал орать. И пусть Гермиона не поняла, что он выкрикивал, она прекрасно осознала, что это совсем не то, что ей хотелось бы услышать. Особенно тогда, когда он начал делать очень интересные жесты вокруг своей головы, как-то связанные с её волосами и рассудком. Люди вокруг начали обращать на неё слишком много внимания, поэтому она развернулась и ушла. Мужчина резко перестал вопить, а когда Гермиона обернулась, его уже не было. 16:01 Малфой поднял бумагу над головой и покосился на Гермиону прежде, чем та смогла схватить листок. Вскинув локоть, он скомкал бумагу в кулаке, прекрасно зная, что Гермиона до неё не дотянется, даже если дёрнет его вниз и одновременно с этим подпрыгнет. Дурацкие, отвратительно высокие люди. — Я бы сказал, что попытка была неплохой, но это враньё, — протянул он, опуская кулак с надежно сжатым листом. Она жадно смотрела на его руку, недовольно сопя, что было не лучшей идеей, ведь они стояли у ямы с лечебной грязью. — Всё играешь в свои старые игры, да, Малфой? Он посмотрел на небо с таким видом, словно о чём-то задумался или что-то просил у высших сил. — Если я до сих пор в них играю, не такие уж они и старые? — Если только... — Идиотка, в моём арсенале множество приёмов. Тебе надо изъясняться конкретнее. Она терпеть не могла, когда он так делал — перебивал её, — а делал он так постоянно. — Я... — Грейнджер, не слишком конкретно. Я предпочитаю не мучать себя твоей компанией чересчур долго. — Разумеется, тебе же нравится мучить других людей. Когда Гермиона заметила Малфоя у грязевых ванн, тот выглядел вполне довольным собой. С её появлением его хорошее настроение поубавилось, а теперь от него не осталось и следа. Гермиона чувствовала себя почти что виноватой: она всегда ощущала вину, когда совершала некрасивые поступки — Гарри же ей рассказывал, что во время пытки Малфой совсем не выказывал удовольствия. Но она злилась, а причиной её раздражения был он. — Лишь когда я представляю… — он осёкся на полуслове и закрыл рот. — Что именно ты представляешь? — кое-какие подозрения у неё имелись. Малфой нахмурился и посмотрел ей за спину. — Что тебе надо? Гермиона едва удержалась от развития темы, но если Малфой сумел промолчать, она спустит это на тормозах. — Я хочу, чтобы ты рассказал мне, о чём ты говорил с тем мужчиной. — Что? — Не придуривайся… Ладно, я знаю, просить тебя об этом очень тяжело… — Грейнджер, клянусь, если ты не исчезнешь... — И что ты сделаешь? Оскорбишь меня? Я в ужасе. — И следовало бы. Мои оскорбления не просто слова, Грейнджер. Они… — Так твоя угроза подразумевала, что мы забываем о твоём прошлом аргументе, начинаем ссору заново, а потом… ты ещё раз уходишь? Да уж, Малфой, теперь я однозначно напугана. Это… — Поосторожнее, Грейнджер. Те слова очень обидны. И, пожалуй, я буду постоянно их тебе припоминать. На самом деле, я почти уверен, что ты ужасный человек, раз… — Сражаюсь за мир, в отличие от… — Ты ничего не знаешь о том, за что сражаюсь я, — прорычал Малфой, вся его легкомысленность испарилась. Гермиона, моргнув, уставилась на него. — Я вполне уверена, что… — Ты не знаешь ничего. — Ну тогда просвети меня, — в её голосе зазвучал смех, и вена на его виске снова вздулась. — Права чистокровных любой ценой? Доминирование в мире, Волдемортов люб… Вскинув ладони, Малфой пихнул её в плечо. Чтобы удержаться от падения, Гермиона инстинктивно подняла руки и клещами вцепилась в запястья Малфоя. Дёрнувшись вперёд, она всё же начала падать и закрыла глаза в ожидании, что вот-вот ударится спиной об землю… Но плюхнулась она на что-то совсем другое. Нечто мягкое и рыхлое окутало её теплым, толстым, липким одеялом. Малфой свалился сверху, ещё глубже погружая Гермиону в грязь, и она сморщилась, практически чувствуя, как бактерии вгрызаются в её кожу. Она крепче сжала пальцы, впиваясь ногтями в его запястья, а потом слепо оттолкнула. Малфой вывернул руку и надавил Гермионе на грудь, утапливая поглубже — она схватила его за футболку и утянула с собой. Бороться в грязи было сложно, но Гермиона старалась перевернуть их и навалиться на Малфоя с не меньшей силой. Он сопротивлялся и в результате вытащил их обоих — Гермиона так и не выпустила его футболку. Едва она подняла руки, чтобы протереть лицо, он отпихнул её от себя. Гермиону затошнило, она открыла глаза и толкнула его в ответ. Малфой лихорадочно вытирал лицо — белая кожа мелькала посреди коричневого месива — и опять упал бы в грязь снова, не находись за его спиной каменная стена. Люди вокруг смеялись, то ли не понимая, что эти двое были в ярости, то ли не обращая на это внимания. Стоило Малфою поднять веки, как Гермиона швырнула в него комок грязи и, прежде чем рискнуть самой открыть рот, снова принялась вытираться. Малфой схватил её за футболку — ткань с мерзким хлюпаньем отклеилась от кожи — и рванул на себя, попутно, не видя, задев свободной ладонью скулу. Гермиона отпихнула его, но он опять подался вперёд и одной рукой вцепился ей в кудри, а второй смахнул грязь со своего лица. Она дёрнулась было назад, чувствуя, как волосы отрываются от кожи головы, но Малфой снова макнул её носом в грязь. Гермиона вытянула руку, чтобы хоть как-то за него уцепиться, и сделала выдох, от которого было бы больше толку, не окружай её толстый слой жижи. Гермиона впилась в его футболку вместе с кожей, поворачивая и сжимая пальцы, но Малфой отпихнул её кисть свободной рукой. Дышать было невозможно, от дефицита кислорода разболелась голова — она билась в его хватке, пробуя вырваться. Наконец он приподнял её, и она распахнула рот, вопреки собственному желанию, но повинуясь потребности в воздухе. Гермиона сделала вдох, второй, третий, но отвлечься себе не позволила и тут же запустила в Малфоя пригоршней грязи. Он отвернул голову — комок угодил ему в ухо — и снова попытался погрузить Гермиону в бассейн. Но она, резко и высоко вскинув колено, лягнула его, угодив в лобковую кость. Малфой рыкнул сквозь стиснутые зубы, а Гермиона, схватив его за волосы, начала отплёвываться от забившей рот грязи, целясь в его сторону. — Ты такой... — закричала она, но осеклась, когда Малфой чуть не окунул её опять. Она рванула Малфоя за вихры, размазывая другой рукой грязь по его голове. Малфой прекратил отрывать пальцы Гермионы от своей шевелюры и свободной ладонью перехватил её второе запястье. Он будто железными прутами впивался в её хрупкие кости, пока Гермиона пыталась на него броситься, затем скрутил её, вывернув ей локоть под углом, невозможным для человеческого скелета. Они оба скользили в вонючем бассейне, давясь грязью, кислородом и вонью. Гермиона пихнула его, но он рывком перевернул ее, вырывая волосы и чуть не сломав ей руку. Отпустив, он толкнул её одной ладонью в затылок, второй — в спину между лопаток, и Гермиона в очередной раз нырнула в грязь. Гермиона барахталась, стараясь дотянуться до Малфоя и впиться ногтями в его запястье и лягнуть его ноги. Наверняка она угодила в какое-то важное место — хватка Малфоя ослабла, а Гермиона была не из тех, кто упускает представившийся случай. Развернувшись, она приподнялась и, едва Малфой снова попытался её схватить, пнула его в голень. Втянув кислород в лёгкие, Гермиона обхватила Малфоя за шею и прижалась к его боку. Его рука обвилась вокруг неё в попытке помешать, но Гермиона врезала ему локтем по спине. Малфой хрюкнул, и она ударила повторно, пытаясь вскарабкаться ему на спину — но он держал её за талию и плечо, не давая такой возможности. Вытянув ногу, она резко согнула её, врезав Малфою по икре, а затем ударила ступней под колено. Он наклонился, и она воспользовалась шансом, наваливаясь на него всем своим весом. Малфой упал лицом вперёд, подминая Гермиону, но она успела упереться обеими руками ему в затылок и вжать его носом в грязь. Она стиснула волосы Малфоя, изо всех сил стремясь сохранить преимущество, но он был сильнее. Отыскав опору, он поднял лицо, делая вдох. Вцепившись ей в талию и толкнув плечом, он бросил её обратно в бассейн и, надавив на лоб ладонью, погрузил её голову в жижу. Гермиона лягнулась и дёрнула Малфоя за волосы, стараясь утянуть его за собой. Чужие руки схватили её за футболку, вытягивая наверх, и Малфой разжал руку. Гермиона встала на ноги, кашляя и давясь от едкого запаха тухлых яиц. Она вытирала лицо — грязь отваливалась кусками, — пока чьи-то руки продолжали тащить её назад. Она выплюнула отвратительную, кишащую бактериями горячую жижу и открыла глаза. Малфой, похожий на коричневого монстра, оттолкнул какого-то человека и теперь самостоятельно выбирался из бассейна. Гермиону отпустили, она развернулась и увидела двух мужчин, что стояли на краю и протягивали ей руки. Она схватилась за них, уцепившись крепко не с первого раза; до её слуха донёсся чей-то крик, раздавшийся позади. Мужчины вытащили её, она упала на колени на каменистый край бассейна и поднялась на ноги, чувствуя себя так, будто весила раза в два больше обычного. Один из мужчин что-то кричал по-итальянски, Гермиона пробормотала извинение, кто-то отчитывал Малфоя, словно они были нашкодившими детьми. Наверняка они именно так себя и вели, но это он толкнул её и пытался утопить в грязи. Рассеянно кивнув кричащему человеку, Гермиона двинулась в сторону моря — с неё осыпались комья грязи. Какую бы кожную болезнь она ни подхватила, ей всё же удалось засунуть малфоевскую чистокровную башку в горячую грязь и размазать жижу по его лицу — оно того стоило. Наверняка он получил какое-нибудь извращённое удовольствие, макая её в грязь. Может, он даже думал, что это подходящее… — Меня достало, что ты обвиняешь меня во всяком дерьме, — прошипел он. Гермиона подпрыгнула — Малфой протопал мимо по направлению к воде. — Ты лучше поторопись! — крикнула она. — Ты же не хочешь, чтобы это проникло в твою кровь. Грязная кровь, которая… Он развернулся и ткнул в её сторону пальцем. Малфой выглядел смешно, и Гермиона чуть не рассмеялась, хотя у самой вид был не лучше. — Я ничего не говорил тому парню, но я удивлён, что ты не запорола все свои задания, раз не можешь уяснить, почему некоторые люди не желают с тобой разговаривать. Грейнджер, продолжай в том же духе. И, может быть, в следующий раз, когда твоё лицо будет в грязи, я поддамся соблазну. Гермиона смотрела на него, подбирая слова. — Даже если ты не просил его ничего мне не рассказывать, откуда я могу это знать? Можно подумать, раньше ты не отмачивал подобные трюки! Малфой не ответил и никак не отреагировал, и Гермиона, раздраженно сопя, продолжила свой путь к воде. 19:34 Гермиона стояла всего в нескольких шагах от борта парома, крепко сжав сумку — всё самое важное находилось в застёгнутом на молнию отделении. Карта туда не влезла, поэтому Гермиона положила её на самое дно, придавив связками бананов. Она смотрела на два парома, стоявших у берега: один направлялся в Милаццо, а второй держал путь вглубь островов, к Липари. Она уже знала, что произойдёт в случае её попытки вернуться в Милаццо, но ей надо было попробовать перебраться на другой остров. На Вулькано растения не было, и ей совсем не нравилась мысль оставаться тут до появления Министерства, если существовала возможность обыскать другой остров. Но она не знала, выпустит ли её барьер. Гермиона собиралась с духом до тех пор, пока не ступила на палубу и берег перед ней не осветился гораздо бóльшим количеством огней, нежели главный населённый пункт на Вулькано. Единственным источником неприятного серного запаха были люди, покинувшие вонючий остров — и особенно она сама. Два других пассажира уже сошли на берег, а Гермиона всё стояла, оглядываясь через плечо на остров, с которого только что выбралась. Вулканы поднимались в небо, несколько огоньков моргали крошечными звёздочками — Гермиона облегчённо выдохнула. 17 мая; 12:11 Гермиона с любопытством посмотрела на мужчину, который шагал рядом с ней и объяснял, что майская вода была гораздо теплее её ожиданий, а всё по причине климата. Ей пришлось прикусить себе язык и не рявкнуть на него за то, что он считал её идиоткой. Парень всё больше и больше напоминал Кормака Маклаггена, но Гермиона стиснула зубы и промолчала. Мобильник, по которому он громко разговаривал, потерял сеть, как только Гермиона подошла достаточно близко для того, чтобы попросить разрешения сделать звонок. Она согласилась на предложение пройтись и постараться найти сеть, хотя сильно сомневалась в успехе. Так оно и было, но парень завёл разговор о гроте, обнаруженном им в миле от города. Гермионе впервые хоть кто-то предложил помощь в поиске таинственных мест на этих островах, так что она решила воспользоваться подвернувшейся возможностью. А теперь Гермиона боялась, что он что-нибудь выкинет — с этим парнем явно было что-то не так. Если он ещё раз оближет губы или подмигнёт, её передёрнет от отвращения. Она понятия не имела, почему её спутник не обращал внимания на усыпавшие её кожу комариные укусы и на исходящий от неё серный запах. Также она совершенно не понимала, почему он считал привлекательным постоянное почёсывание своих сосков. Гермиона должна была признать, что несмотря на крепкую дружбу с двумя парнями, она очень мало смыслила в поведении мужчин и в их мотивах. Наверное, причина заключалась в том, что её самые серьёзные отношения продлились всего несколько месяцев, но она склонялась к тому, что мужчины — совершенно иной вид человеческих существ, на понимание или... принятие которого уйдут годы. Гермиона не слишком часто получала знаки внимания от противоположного пола, по крайней мере, не столько, чтобы их замечать, но обычно подобного рода вещи казались ей либо тревожными, либо странными. Клон Кормака — Гермиона не запомнила его имени, и вряд ли он помнил её — потянулся к её плечу, когда мир пошатнулся. Он даже не столько накренился, сколько перевернулся вверх тормашками. Боковое зрение пропало, и Гермиона споткнулась — кажется, земля норовила выскользнуть у неё из-под ног. Краски расплылись, окружающие объекты начали видоизменяться, и всё вокруг закрутилось. Накатила тошнота — земля слева от Гермионы вздыбилась, а деревья превратились в зелёное поле под её ногами. Голубое небо сменялось колышущимся коричневым месивом из стволов. — Эй, эй…. С тобой всё в порядке? — Я… — ей пришлось сглотнуть, чтобы перестать видеть в небе бананы. — Нет. — Хочешь вернуться? — Да. Прямо сейчас, — мир продолжал вращаться, заваливаться, трансформироваться, и Гермиона почувствовала прикосновение дерева — нет, это, должно быть, земля; просто обязана ею быть — к коленям, когда её подтянули вверх. Парень что-то говорил, но Гермиона его не слышала. Её слишком беспокоила собственная голова, которая была готова взорваться. Ей казалось, будто она провела часы в каком-то водовороте, а потом вращение внезапно закончилось. С последним движение мир принял привычное ей положение. Она прижала кулак к губам и сделала несколько глубоких вдохов. Парень притянул Гермиону поближе к себе, что не слишком помогло её желудку. — Тебя тошнит. — Нет, я в порядке. Голова… закружилась. — Такое уже бывало? — Никогда. — Я могу проводить тебя обратно в отель. Или ты можешь отправиться ко мне, пока не почувствуешь себя лучше. Гермиона отстранилась от него и откашлялась. — Думаю, всё будет хорошо. Я в состоянии сама добраться до своего отеля. — Я… — Всё нормально, правда. Может, ты отведёшь меня как-нибудь в другой раз. К пещере, — последнее слово Гермиона буквально выпалила, чтобы прояснить: она имела в виду вовсе не его номер. Что это было? С ней никогда не случалось ничего подобного, и всё произошло так внезапно. Может, она переела бананов? Её диету сложно было назвать здоровой. Ей требовались мясо и витамины — она никогда больше не хотела испытывать подобное головокружение. По пути обратно в город они болтали ни о чём, а Гермиона пыталась взять под контроль свой желудок. Она извинилась, сообщив, что ей надо встретиться с подругой, хотя раньше утверждала, что свободна. Но, похоже, парень проглотил отговорку. Он взял Гермиону за руку, и в момент прощания она ощутила, как по коже скользнуло что-то прохладное. «Если ты вдруг передумаешь». При виде ключа в своей ладони Гермиона сморщила нос. 14:21 Это ощущение накрыло стремительно; она прижала руки к вискам и прикрыла глаза. Темнота помогла, но головокружение не исчезло. Гермиона попыталась сохранять неподвижность, делая глубокие вдохи и стараясь сосредоточиться. Земля под ногами, деревья вокруг, небо над головой — ничего не помогало. Ощущение пространства растворилось в круговороте, и Гермиона согнулась, кашляя так натужно, что вздрагивали плечи. «Прочь, прочь, прочь», — пятясь, повторяла она себе. Гермиона сделала три шага и остановилась — в голове прояснилось. Она открыла глаза и посмотрела на лес перед собой, одной рукой держась за лоб, а вторую прижав к животу. Это было то же самое место — по крайней мере, близкое к нему. Здесь наверняка действовала какая-то магия, хотя Гермиона не понимала, почему в прошлый раз та не оказала никакого эффекта на её спутника. Здесь было нечто иное — телефоны, «умирающие», когда она оказывалась поблизости, барьер, похоже, мешающий покинуть острова только ей и Малфою, странный двойник, а теперь вот это. На Эолийских островах однозначно имелась некая очень странная магия, и Гермионе следовало быть острожной — особенно учитывая то, что своей целью волшебство выбрало именно её. От понимания этого по плечам и рукам побежали мурашки. Эта магия была могущественна: она лишила Гермиону её естества, и такая нацеленность была очень, очень плохой штукой. Мучимая подозрениями, Гермиона не могла перестать озираться вокруг — паранойя нашёптывала, что за ней следят. Впервые за долгое время Гермиона почувствовала себя очень маленькой.