Парад Солнца

30 апреля; 10:30 Гермиона прижала края карты, наблюдая за тем, как на ней в лучах утреннего солнца проступает изображение. Добравшись прошлой ночью до дома, она решила, что вода, должно быть, смыла с пергамента все надписи. Она безрезультатно испробовала ряд заклинаний и, уже лёжа в полусне в кровати, вспомнила про алтарь — на грубой стене проступали очертания солнца. Едва проснувшись, Гермиона распахнула окно, впуская солнечный свет, и увидела, как на пергаменте появляется карта. По крайней мере, эту карту Малфой заполучить не сумел. Обнаружив прошлым вечером, что свиток пуст, Гермиона, прежде чем отправиться в душ, проверила карманы. Нечаянное прикосновение к её бедру было вовсе не случайным жестом, а осознанным воровством. Она так замоталась и погрузилась в мысли об их спасении и необходимости скрыть хруст свитка, что совершенно упустила из вида первую карту. Должно быть, Малфой увидел выглядывавший из кармана пергамент, когда Гермиона повернулась к провалу в земле, и вытащил его. Всё прошло бы великолепно, планируй она подобное развитие событий. Потеря карты не являлась проблемой — у Гермионы имелись воспоминания о ней и о двух других отмеченных местах. Проблемы могли возникнуть, если бы расположение этих точек выяснил кто-то другой. К счастью, Гермиона наложила на карту специальные чары, и без применения особого проявляющего заклятия на пергаменте красовалась карта Африки. Малфой мог разгадать этот трюк, а мог отправиться в африканские городок и деревню. Она искренне надеялась на второй вариант — так ему и надо. Возможно, при подобном раскладе она сумеет оторваться от преследования достаточно далеко. Ежели он догадается о нужном заклинании — тоже не беда. Карта, найденная в пещере, была гораздо полней и более детальной, чем та, что Гермиона скопировала у Оливера. За исключением пещеры, на новой карте имелась только одна точка из тех двух, что были на старой — та, на которой отсутствовала пометка «Х». Гермиона доберётся туда раньше Малфоя и будет двигаться дальше. Всего на карте было выделено шесть мест — одним из них была та пещера, в которой Гермиона побывала накануне. Всё, что ей оставалось, это вычислить координаты оставшихся пяти, и тогда, прежде чем увязнуть в этом деле ещё глубже, она, возможно, сумеет нащупать что-то существенное. Гермиона колебалась, можно ли доверять карте, особенно принимая во внимание то, что хранилось внутри свитка, но ведь её к ней привело видение. Приходилось надеяться, что карта укажет дорогу к растению. В углу пергамента виднелся странный символ — тот же, что имелся на оригинале первой карты, — но Гермиона не смогла его обнаружить ни в одной книге. Она предполагала, что это было чем-то вроде подписи человека или группы людей. — Стримон, Опицум, Герейон, Пан… Отлично, снова горы. 2 мая; 21:09 Гарри выглядел несчастным. Это было ясно по сутулости его плеч и по тому, как он пялился на то самое место, где стоял год назад. Рон так сильно выпятил грудь, что, казалось, мог взорваться от очередного комплимента. Невилл, наверное, уже в тысячный раз взволнованно вспоминал момент, когда он выступил против Волдеморта. Луна с изумлением глазела на букет на столе. Джинни пыталась уговорить директора МакГонагалл разрешить студентам, участвовавшим в Битве, бодрствовать после полуночи; несколько их друзей пробиралось сквозь толпу в центре зала. Что касается Гермионы, то она сидела рядом со страдающим Гарри, пила очередной бокал шампанского и смотрела на вызывающий неприятные воспоминания участок возле дверей в Большой зал. Она до сих пор не могла понять, как же ей себя чувствовать, и размышляла над тем, слишком ли быстро или медленно бежит время. Она пребывала в таком состоянии до тех пор, пока чуть ли не половина гостей не обернулась в едином порыве в сторону входа, привлекая внимание к двум светловолосым головам и демонстрируя бездну неловкости. — Я их не приглашал, — пожал плечами Гарри, как только Гермиона взглянула на него. — А с чего вдруг они должны быть приглашены? Гарри сложил свою салфетку — единственная вещь, которой он занимал руки в течение последних двух часов. Не будь ее тут, он бы ещё час назад миновал стадию легкого опьянения и скрылся от публики. Он снова пожал плечами, потёр щёку и поправил очки. — Она спасла мне жизнь. Гермиона, моргнув, посмотрела на Нарциссу и Драко Малфоя, перевела взгляд на свой бокал, а затем опять подняла глаза на Гарри. — Нет никакой гарантии, что если бы ты одолел его тогда… — Это не важно. Она могла… Сколько раз… — Я лишь говорю, что хороший поступок, совершенный ради собственной выгоды, не так уж и хорош. И я не думаю, что он гарантирует приглашение на празднование первой годовщины победы только лишь потому, что она на десять минут сменила убеждения, которых придерживалась в течение сорока лет. Гарри откинулся на спинку своего стула, потянувшись, взял бокал Гермионы и залпом его осушил. — Она пыталась отыскать сына. Что в этом плохого? Во всяком случае, так они говорят… Но я тут подумал: если бы она сказала, что я жив, понимая, что Волдеморт тотчас же выпустит проклятие, которое меня действительно прикончит, они бы всё равно попали в Хогвартс. Как и в том случае, когда Волдеморт не сомневался в моей смерти… Итог был бы один. Она бы нашла Малфоя так же быстро. — Если только она не решила, что ты неуязвим. — А зачем тогда я бы стал там лежать, притворяясь мёртвым? Она могла обоими способами добиться одного и того же. Но выбрала помощь мне. Когда они с Люциусом попали в замок, их волновал лишь сын. Плевать они хотели на всё остальное. Мне кажется, она хотела, чтобы всё закончилось. Думаю, надеялась на мою победу. И мне кажется, Малфой тоже. Вынырнув из раздумий, Гермиона удивилась. — Что? — А по какой ещё причине он не выдал нас в своём доме? Особенно меня. Его семья находилась в опале, и моя поимка вернула бы им расположение. Но Малфою не было до этого дела. Там, на Башне, он опустил палочку — я тебе рассказывал. Он был там только потому, что в противном случае Волдеморт убил бы и самого Малфоя, и всю его семью. Под угрозой же смерти он пытал людей. И в Выручай-комнате приказал им не убивать н… — Потому что Волдеморт хотел поймать тебя живым, Га… — Так они сказали, но когда Крэбб выпустил проклятие в тебя, Малфой одёрнул его и сказал не убивать меня… Хотя заклятие мне и не предназначалось. Он не хотел, чтобы прикончили кого-то из нас, а ведь Волдеморту было плевать, что случится с тобой или Роном. Я не говорю, что Малфой мне нравится или что он отличный парень. Я лишь хочу сказать, что не знаю, что им движет. — Возможно, он был не настолько ужасен, чтобы стать хорошим Пожирателем Смерти. Но он по-прежнему расист, и если помнишь, они поджидали там, чтобы схватить тебя и отвести к Вол… — В Выручай-комнате? В том ее виде, который она принимает, когда человек желает что-то спрятать? У Малфоя не было такой цели, так… — Он мог решить, что там скрываешься ты. Гарри подхватил с проплывающего мимо подноса два бокала шампанского, подумал немного и взял ещё два. — Не знаю. Я… Гарри слишком много размышлял — обо всём. Словно война окончилась для них неудачно, и он восстанавливал в памяти прошлые события, пытаясь понять, что же он должен был сделать по-другому. Возможно, это был его способ справиться с войной и главной переменой в жизни, имевшей место после. Лишь несколько месяцев назад Гермиона заметила, что друг стал чаще говорить, чем сидеть в задумчивости. Гарри начал думать о Малфое ещё раньше. До того, как закончилась война. Гермиона считала, что Гарри его жаль, но никак не понимала почему. Да, он не смог убить Дамблдора и отказался опознать их в Малфой-мэноре. Но это совершенно не означало того, что он искупил свои поступки. Он ведь мог пойти к Дамблдору. И кто знает, не привык ли Малфой к пыткам людей после того, как его увидел Гарри — и не начал ли он получать от них удовольствие. Это были лишь догадки, и пусть Гермиона не относилась к Малфою как к порождению зла, хорошим человеком она его не считала. — Мне кажется, ты слишком много думаешь обо всём, что произошло. Всё закончилось. Наша жизнь продолжается… верно? — могло показаться, что её голос звучал так, будто ей самой необходимо услышать подтверждение. — Верно, — могло сложиться впечатление, что ответ Гарри больше походил на вопрос. — Нам надо найти какое-то хобби. Я… — У меня уже есть хобби, — Гарри ухмыльнулся и поднялся, заметив, что к ним приближается Джинни. Он двинулся ей навстречу и, оглянувшись на Гермиону, вскинул брови, хулигански улыбаясь. Кажется, он забыл, что она не парень, и ей вовсе без надобности знать, чем он там занимался. Гадость. — Тебе надо потанцевать со мной, пока в газетах не написали о твоём алкоголизме. — Скитер была бы вне себя от счастья, — пробормотала Гермиона и улыбнулась Невиллу — тот смотрел куда-то вперёд. Гермиона сразу всё поняла и, повернув голову, встретилась глазами с Малфоем. Снова лицезреть его в Большом зале было знакомым, но всё же немного странным чувством. Он выглядел гораздо менее потерянным, чем в тот раз, когда она видела его в последний раз, но таким же нелюдимым. Год назад Малфои казались жертвами природной катастрофы — жались друг к другу у торца стола. Гермиона думала, что они где-нибудь спрячутся, но они остались, пребывая в состоянии шока. В отличие от прошлого раза сейчас Малфои создавали меньшее впечатление причастности к происходящему. Они прекрасно выглядели — тёмные мантии безупречно сидели на прямых фигурах. Они стояли в одиночестве, молчаливые и почтительные, с бледными лицами, на которых застыла неловкость. Скорее всего, Малфои были здесь только потому, что пытались восстановить своё имя в глазах общественности. Гермиона же считала, что для этого потребуется больше, чем просто появление на праздновании победы. Например, десятилетие хороших поступков, смена имени и чудо. Единственный плюс в присутствии Малфоя заключался в том, что Гермиона знала, где он находится. И он не больше неё самой мог сейчас заниматься поисками растения. Сегодня вечером она будет славить жизнь, принесённую жертву и праздновать окончание войны. Она сомневалась, что Малфой будет хоть что-то праздновать, но пока он горюет на почтительном от неё расстоянии, это терпимо. Гермиона заметила, как он передал матери бокал шампанского, наклонив голову, что-то шепнул и снова встретился с ней взглядом. Он выгнул бровь в качестве приветствия, Гермиона ответила ему тем же жестом и снова посмотрела на Невилла. — Потанцуем? — Да. 23:28 Издалека, да ещё при скрывшейся луне, она решила, что это новая статуя — так неподвижно он стоял. Луна вышла из-за облаков, Гермиона различила лицо Малфоя и подняла глаза, следуя за его взглядом. Астрономическая башня — она инстинктивно посмотрела на подножие, вспоминая. Она их ненавидела. Ненавидела то, кем они были, что натворили и как испоганили это место. Когда-то Хогвартс являлся для неё символом всего чудесного, что имелось в её жизни. А теперь она не могла перестать смотреть и ненавидеть то, о чём он ей напоминал. — Я думал… — если бы можно было выпрыгнуть из собственной кожи, Гермиона бы так и поступила. — Боже! — воскликнула она. — Не подкрадывайся так ко мне! Малфой слишком веселился, а ведь на ней были туфли с очень острым носом. — Я по меньшей мере в десяти метрах от тебя. Как я могу подкрадываться? Легко пуг… — Ты был вон там всего секунду назад. Ты... — Подглядываешь за мной? — Преследуешь меня? — Я бы скорее отрезал себе палец и медленно истекал кровью. — Малфой, что за пустая трата крови. Хотя бы убедись, что она будет литься в ведро, тогда твоя мать сможет пожертвовать её нуждающимся. — Пытаешься заполучить немного чистой крови, Грейнджер? — Я бы предпочла… — Трахнуть тролля? Знаю. О, но если она метнёт свою туфлю вот так… — Ты отвратителен. — Грейнджер, это твои фантазии. Хотя я рад, что ты наконец-то признаёшь за собой подобные желания. — Что я приз… — Я заметил, что ты потихоньку спиваешься. Около тебя выстроилась, должно быть, дюжина бокалов. Я бы спросил, волнует ли тебя это, но мы уже знаем ответ, верно? — он подходил всё ближе, держа руки в карманах. Судя по странной траектории его движения, напилась сегодня вовсе не Гермиона. — Не я тут пьяна. — Тогда ты одна из немногих трезвых гостей. После такого количества шампанского? Толерантность к алкоголю, Грейнджер. Уверен, кое-кто впечатлён. Гермиона закатила глаза; глядя на озеро, она краем глаза следила за Малфоем. Он остановился в нескольких шагах от неё, и это хорошо — его присутствие доставляло дискомфорт. — Есть ли причина… — Грейнджер, расскажи-ка мне… — Держи карман шире, — пробормотала она. — Ваза — ты? Ей потребовалась пара секунд на раздумья: сообразить мгновенно, что именно он имел в виду, она могла, казалось, целую вечность назад. — Нет. — Разумеется. Аптека? Гермиона с трудом удержалась от ухмылки. — Конечно же, нет. — И все же, имея такие скудные вводные, похоже, ты знаешь, о чём я спрашиваю, — Малфой смотрел на неё как на отвратительно получившиеся зелье, которое он готовил по всем правилам. — У некоторых людей имеются мозги, — медленно ответила она. — Однажды ты это поймёшь. — Ах, да. Грейнджер, но всё же при всех «мозгах» после простейшего колдовства карта Африки превратилась в карту Фракии. — Она была бесполезна… — Естественно. — …Пещера, но Македония и река Стримон или Струма оказались пустышкой, — если он там ещё не был, её слова его вряд ли остановят. — Неужели? Не так уж ты и усердна, да? Гермиона резко повернула к нему голову — Малфой глупо ухмылялся. — Ты врёшь. — Да? — он перекатился с носка на пятку, стараясь выглядеть беспечно, но был для этого слишком неуклюж. — Грейнджер, ты выглядишь взволнованной. Обдумываешь всё это, прикидываешь места, куда бы податься. Или это я заставляю тебя нервничать? Гермиона рассмеялась; пару секунд он выглядел сердитым, но потом усмехнулся. Малфой перевёл взгляд ей за спину, что-то пробормотал себе под нос и развернулся к замку. Гермиона вглядывалась в него, отчаянно перебирая в голове причины. Его уход не мог быть связан с растением. Дело ведь не в растении, верно? Она сумеет справиться с чем угодно, но не с этим, не с ним. Ух, она знала, что ей надо было пойти за тем парнем с шарфом и наложить на карту более сложные чары. Она должна была… Манипуляции. Конечно же, он пытался ею манипулировать. Ха! Можно подумать, она на такое поведётся. Будет обдумывать и… Но она же проверила другую комнату в том коттедже на берегу, верно? Она ничего не пропустила? Не пропустила же? Она прошла по коридору, а потом… — Гермиона. Она взглянула на дверь и не смогла сдержать улыбку — на неё смотрели Гарри и Рон. Рон подзывал её, торопливо махая рукой, а Гарри улыбался в ответ. — Дин хочет сказать тост. — Ты что здесь делала? — Думала. Вы же понимаете. — Мы вышли из Большого зала… — Рон осёкся, со смехом покосившись на Гарри. — И в поисках тебя машинально двинулись в сторону библиотеки. — Инстинкт, — рассмеялся Гарри, хватая её за запястье; Рон положил руку ей на плечо. — Если кто-то тебя ищет, но в первую очередь не проверил библиотеку, этот кто-то знает тебя не слишком хорошо. — Даже Дамблдор понимал, где тебя искать… — Ну, разумеется. — Но выражался в своей манере, — продолжил Рон. — Манера? — Гарри рассмеялся, а Гермиона, ухмыльнувшись, прочистила горло. — Возможно, молодой человек, вы сумеете найти то, что ищете, там, где находятся все ответы, — на последнем слове Гермиона закашлялась — она слишком усердно изображала загадочность. Все трое рассмеялись; Гермиона обняла своих лучших друзей и вернулась в зал. Возможно, кое-какие вещи вообще не должны меняться. 3 мая; 10:59 Даже если мифическая Гиперборея когда-то тут и находилась, вряд ли она была здесь по сей день. Ведомая удвоенным любопытством, Гермиона начала именно с этой точки, выбрав её из всех других, отмеченных на карте. Гермиона по своей натуре проявляла чрезвычайный интерес к, казалось бы, незначительным вещам. Возможная связь растения и предполагаемого местоположения великой мифической страны? Едва ли она могла устоять. Хотя румынская Оршова была по-своему привлекательна, однозначно она не являлась тем местом, где всегда светило солнце, а люди жили до тысячи лет. Возможно, карта подразумевала, что это лишь отправная точка и Гиперборея действительно лежит где-то там, в горах, окружающих город. Гермиона опасалась, что ей предстоит длительное пешее путешествие, пока не заметила нечто, прекратившее её блуждание. Символ, который она обнаружила на обеих картах, сиял перед ней на железных воротах. Их оплетали три цепи, на каждой из которых висел отдельный замо́к; возвышающаяся каменная ограда простиралась в обе стороны. Судя по замкáм, либо жилец страдал паранойей, либо же дом был заброшен. Сквозь железные решётки Гермиона смогла разглядеть заросшую высокой травой каменную дорожку, которая вела к дому средних размеров. Гермиона нахмурилась, выискивая окно или дверь, но ничего не нашла. Перед ней могла быть задняя часть дома, по какой-то причине смотрящая на ворота, но всё же это не объясняло отсутствия окон. Похоже, до паранойи было действительно подать рукой, ведь тот же символ Гермиона обнаружила на карте, спрятанной в защищённой пещере вместе с темномагическим кинжалом, под чарами, которые могли свести искателя в могилу. Но едва Гермиона перевернула замки и наткнулась на проржавевшие замочные скважины, стало ясно: тут имели место и паранойя, и заброшенность. Оглянувшись вокруг и убедившись, что поблизости никого не было, а соседи не выглядывали из дома, расположенного дальше по улице, Гермиона взмахнула палочкой, невербально отпирая замок. К её удивлению, дужки с лязгом открылись. Она рассчитывала на чары и охрану, но ворота со скрипом распахнулись. Гермиона поймала створки, пока те не открылись ещё шире, прошмыгнула внутрь и закрыла ворота. Территория заросла травой, которая щекотала колени, пока Гермиона обходила дом. Она обошла его трижды, уже после второго круга убедившись, что в доме действительно не было ни окон, ни дверей. Во время третьего обхода она искала на земле дверцу люка, но по-прежнему безрезультатно. Она не видела и не чувствовала в этом месте никакой магии, и все проявляющие чары и контрзаклинания не принесли пользы. Единственный доступный путь вниз вёл через трубу. Фантастика. Вероятно, ей стоит отправиться в один из магазинов и прикупить пару подарков. Гермиона почти не сомневалась в том, что здесь никто не жил, но если внутри кто-то находился, её появление из трубы явно не вызовет восторгов. Может, ей стоило наложить на себя чары возраста? Старым людям всегда всё сходит с рук. Она смогла бы болтать про коз и уборку дома, и всё было бы в порядке. Отлевитировать себя на крышу было не так уж сложно — удержаться на ней оказалось гораздо труднее. Гермиона, будучи одарённой в магии, слыла не самым грациозным и ловким человеком. Однозначно. Она поскользнулась четыре раза, при этом почти упала трижды, прежде чем ухватиться за край трубы. Она потопталась, расставила руки в стороны для равновесия и села. Она рассчитывала, что ей придётся воспользоваться расширяющими чарами, но труба оказалась необычно большой для простого одноэтажного домика. И всё же проход был достаточно узким и левитация в нём была бы затруднительной, если вообще возможной, так что Гермиона наколдовала внутри амортизирующие чары и спрыгнула. Гермиона приземлилась, колени у неё подогнулись, и она повалилась вперёд, ударившись лбом о кирпич прежде, чем сумела восстановить равновесие. Клубы золы взвились из-под ног, покрывая Гермиону серым налётом. Она закашлялась, прикрыла рот рукой и крепко зажмурилась, когда пепел попал в рот и горло. Если ей когда-нибудь ещё раз придётся прыгать в трубу, она обязательно воспользуется очищающим заклинанием. Эти самые чары она и наложила на себя и на камин, отмахиваясь от кружащейся в воздухе сажи и оглядывая комнату. Ей потребовалось две секунды, чтобы понять — на неё была нацелена палочка, и меньше одной, чтобы отвратительный страх прошёл. Малфой убийцей не был, а если он что-то выкинет, то его ждали либо тюрьма, либо жуткая месть. — Малфой, — она покосилась на него с раздражением, поднимаясь и вылезая из камина. — Грейнджер, — он опустил палочку и с издёвкой осмотрел Гермиону с ног до головы. На несколько секунд они застыли, хмурясь и глядя друг на друга, а потом словно бы разразилась буря. Малфой метнулся влево к столу в углу, Гермиона бросилась вправо к полкам, тянущимся вдоль стены. Звуки их торопливых движений наполнил комнату: хруст бумаги, скрежет выдвигаемых ящиков, грохот падающих безделушек, скрип мебели, шорох книг, проклятия, бормотание формулы уменьшающих чар и сердитое ворчание. — Малфой, этого не было на первой карте. Повисла короткая пауза, затем раздался громкий стук. — Первой? Гермиона предостерегающе посмотрела на изображение Венеры, висящее перед ней, и покрепче прижала к себе сумку. — И я знаю, что сплетни об этом не ходили. Малфой усмехнулся, что-то неразборчиво пробормотал и рассмеялся. Гермиона бросила на него взгляд, ясно говорящий о том, что у него проблемы с головой и она сама гораздо лучше сохраняет рассудок. Ей не попадалось ничего, что казалось бы важным, хотя Гермиона горела желанием забрать всё, к чему прикасалась, только бы Малфой остался с носом. Судя по лежащему везде слою пыли, дом уже долгое время никто не посещал, но Гермионе не хотелось забирать то, что было ей без надобности. Кто бы здесь ни жил, он однозначно был одержим мифологией. Это напомнило ей жилище Оливера Сирса, хотя этот дом был захламлён меньше и выглядел опрятнее. Каждая книга, картина и безделушка имели отношение к мифологии. Гермиона нашла три старых фолианта, зачитанных и разваливающихся на части, и сунула их в сумку. В них могла содержаться информация об утраченном растении, и хотя оно было связано с богами и богинями, вряд ли данные о нём имелись во многих книгах. Она выглядывала среди фигурок и статуэток на полках Флору, но не нашла её ни там, ни на картинах. В маленьких ящиках журнального столика обнаружились плед и свечи. Гермиона не сомневалась, что всё, представляющее хоть какой-то интерес, уже осело в карманах у Малфоя, поэтому отправилась прямиком на кухню. По пути к одной из двух имевшихся дверей она распахивала каждый шкаф, но обнаружила лишь кухонную утварь и двух крыс. Ни в ванной, ни под картинами, висящими в холле ничего не нашлось; Гермиона взялась за дверцы гардеробной в спальне, когда Малфой заорал. Вцепившись в створки, она подняла глаза: послышался писк, затем громкий стук и быстрая дробь шагов. Дважды оглянувшись, в комнате появился Малфой. — Что, Малфой, боишься маленькой крыски? Ты бы лучше её не убивал. Это не похоже… — Я не люблю, когда ко мне приближается хоть что-то больное. Беспокоишься о своей родне? — Думаю, крысы в большем родстве с хорьками, чем с людьми, Малфой. Ты можешь считать, будто у меня болезнь крови, но твоё мнение не стоит ровным счетом ничего ни для меня, ни для целого мира. По крайней мере, у меня нет твоих заболеваний мозга, сердца или души. Я предпочитаю быть магглом с душой, чем волшебником без оной. Тот факт, что ты придерживаешься обратного мнения, лишь демонстрирует всю мерзость твоего характера. — Грейнджер, тебе, должно быть, так легко, — хмыкнул он, сбрасывая матрас на пол. — Ты на коне, на стороне победителей, ощущаешь своё превосходство. Все эти выводы, Орден Мерлина и министерские корочки. Как же я смею судить тебя по твоим корням! А потом ты стоишь там, пытаясь вынести суждение о моей душе и обвин… — Ты оценивал меня по крови, а я тебя — по сделанному тобой выбору! — Мой выбор? Я был… Да я ни черта не должен перед тобой оправдываться. — А я всё равно не желаю слушать твои оправдания. Всё, что мне надо знать, — это твои поступки, то, как ты ко мне относился. Даже после войны ты придерживаешься тех же взглядов! — Ты меня не знаешь! Не представляешь, во что я верю или что сделал… — Я знаю доста… — …Твой характер: ты принимаешь мнения за факты и… — …Всё, и я не утверждаю, будто знаю тебя! Но мне знакомы люди такого рода… — …Необоснованное зло, в то время как ты поступаешь точно так же! — ...Ненавидел достаточно, чтобы убивать людей, не имея никакой веской причины, кроме ужасающей заносчивос… — Я никогда никого не убивал! — ...И... Но попытки были! — Дело не в этом! — Малфой, в этом всё дело! Возможно, ты не убийца, но это не делает тебя хорошим человеком! Ты, как и прежде, расист, даже после… — Это факт! Я действительно лучше маггла! — Боже ж ты мой! Ты… — Я могу колдовать, а они нет. Не существует ничего, что бы ты могла сказать и опровергнуть тот факт, что я лучше! Что бы убедило меня в той чуши, будто я должен прятаться только лишь потому, что они не в состоянии с этим справиться. Да мне плевать, что они там могут! Речь идёт… — О, так ты, похоже, считаешь, это маги должны править миром, а магглы — кланяться им в ножки! Здесь вопрос баланса силы! Разговор о том, что в волшебном мире нет сквибов, которые бы занимали сколько-нибудь значимые позиции, и… — Речь о том, что нам приходится прятаться из-за их страха, или… — Ты не можешь… — Так ты поддерживаешь притеснение магов в то время, как мы не… — Сила должна контролироваться! Мы отлично существуем в волшебном мире, но если мы выйдем в мир магглов, они этого не поймут! Они… — Мне плевать, поймут они или нет. Это наше право… — Вовсе нет! Магллы превратятся в рабов или… — Раз они ими уже не стали, то этого и не случится. Существует… — А что, по-твоему, произошло бы в случае победы Волдеморта? Ты же этого хотел, верно? Тёмный мир, полный пыток и бессистемных убийств, рабов и геноцида магглов? Именно поэтому ты… — Да, Грейнджер! Да, это как раз то, чего я хочу. Чёрт, не могу дождаться, когда же смогу прикончить их всех! С нетерпением жду того момента, когда грязная кровь иссякнет! Жажду увидеть, как он убивает их в моей грёбаной гостиной. Все эти крики и мольбы! Но Мерлин, как же я это любил! Что скажешь, Грейнджер? Хочешь попробовать ещё раз? Хлёсткий звук взорвался в комнате, такой же резкий и громкий, как хлопок аппарации, и голова Малфоя мотнулась в сторону. Он начал поворачивать лицо, и Гермиона снова его ударила, так сильно, что боль обожгла ладонь. Глядя в стену справа от него, Малфой сжал челюсть, подвигал ею влево и вправо, а потом краем глаза покосился на Гермиону. Она отступила на шаг — слишком близко, — только сейчас сообразив, что они перестали обыскивать комнату, принявшись орать друг на друга. Только теперь она поняла, что стояла слишком близко; её трясло, Гермиона, дрожа, втянула полные лёгкие воздуха. Малфой повернул голову, снова подвигал челюстью, посмотрел вниз, затем поднял глаза, глядя на Гермиону сквозь светлую чёлку. Он был молчалив и неподвижен — она такого не ожидала. Она даже не удосужилась заранее обдумать свои действия и теперь ждала, что он сорвётся. Ударит её, вскинет палочку, заорёт. Она хотела, чтобы он так и сделал, ведь тогда бы она смогла что-нибудь уничтожить — его ли, воцарившееся напряжение, память или фантомную боль, впившуюся в кости. Но он просто смотрел на неё, а на бледной щеке пламенел след от её ладони. — Не смей, — её голос прозвучал низко, хрипло и резко. Будто что-то застарелое изо всех сил пыталось подняться в воздух. Он не сводил с неё взгляда; Гермиона ещё секунду подождала и вышла в коридор. Её походка была ровной и выверенной. Но что-то дрожало внутри, поэтому она прижала пылающую ладонь к груди. Потёрла кожу, протолкнула комок, прочистила горло. Да как он смеет не только поднимать эту тему, но бросать её ей в лицо? Это само по себе доказывает, насколько правдивы все те резкие выводы, что Гермиона сделала о его характере. Малфой в её жизни был этаким грызуном-переростком — она пыталась его избегать, хотела навсегда от него избавиться, а он время от времени пытался укусить её за лодыжку. Но Гермиона была гораздо больше него. Подобно небу она простиралась над мелкой лужей жестоких стремлений, что составляли сущность Драко Малфоя. Он не имел для неё значения, и она пыталась напомнить себе об этом. Однако иногда он вырастал. Порой он заслонял землю своей ненавистью, сделанным выбором, словами и плохими воспоминаниями. Всё это росло и ширилось, пока сквозь пелену гнева он не оставался единственным, что она могла видеть. Но он по-прежнему был землей, а она — небом, и она всегда будет возвышаться над ним. У Гермионы Грейнджер имелось сердце. Она любила, отдавала и никогда никому не причиняла боль, кроме как в целях самозащиты. Гермиона знала, что она лучше Малфоя, но этот вывод являлся результатом его поступков, а не тех вещей, что не должны играть роли. Гермиона встряхнулась, стараясь отогнать эти мысли и воспоминания и сконцентрироваться на причине своего прихода сюда. Она открыла первую дверь в коридоре, до которой добралась, и петли скрипнули, разрушая гудящую вокруг тишину. Похоже, этот звук заставил Малфоя пошевелиться — Гермиона услышала, как что-то зашуршало по ковру в спальне, из которой она вышла. Она зажгла палочку и, осветив небольшую, тёмную каморку, двинулась вниз по обнаруженным ступеням. В подвалах не было ничего хорошего. Гермиона ни разу за всю свою жизнь не встречала подвал, наполненный вещами, обнаружить которые было бы счастьем. Он служил пристанищем для животных, убийц, острых инструментов и всякого хлама. Гермиона не могла припомнить ни единого фильма, в котором бы открывалась дверь подвала, и она бы при этом не задерживала дыхание. Подвал всегда подразумевал нечто ужасное, это было общеизвестным фактом с самого детства, так что Гермиона просто не могла не волноваться. Ступени под её ногами стонали. Она опустила руку на перила, и к ладони тут же прилипли грязь и ошмётками краски. Плесень и сырость били по носу удушающим смрадом. Сделав при виде открывшейся картины резкий вдох, Гермиона закашлялась. Она закрыла рот рукавом и взмахнула палочкой, отправляя четыре тусклые светящиеся сферы плыть по комнате. В центре подвала находился красный круг такого тёмного цвета, что Гермионе он казался чёрным, пока на него не упало достаточно света. В центре небольшого круга виднелось несколько беспорядочно разбросанных точек и красных мазков — Гермиона знала, что это кровь. Чем ближе она подходила, тем ощутимее становилась странная дрожь, от которой на коже бежали мурашки. Страх Гермионы был обусловлен инстинктом: что бы ни делал этот человек или группа людей, в помещении чувствовались мощь и опасность. Она остановилась в нескольких шагах от круга, таращась на него так, словно в любую секунду могло что-то произойти. В дальнем левом углу обнаружилось несколько свечей, рядом лежал полосатый матрас. Справа возле стены стояли небольшой стол и коробка; Гермиона двинулась в ту сторону, осторожно обходя кровавый рисунок. Стол был пуст, за исключением нескольких чистых клочков бумаги, а в коробке нашлась заскорузлая вонючая одежда. Гермиона была на пути к матрасу, когда по ступеням начал спускаться Малфой. Она ускорилась, оглянувшись и удостоверившись, что это действительно он, а затем побежала. Под матрасом было пусто, внутри не прощупывалось ничего твёрдого. Лишь за свечками сидела одинокая мышь. Гермиона повернулась, чтобы осмотреть потолок, и мазнула взглядом по Малфою, желая узнать, чем тот занимался — он всё ещё мешкал на лестнице. Прищурившись в тусклом свете, Гермиона увидела, что он, сгорбившись, стоял на коленях на одной из ступеней, его плечи двигались. Как можно тише она начала подкрадываться к нему, но, заслышав треск, стала двигаться шустрее. Подмышкой у Малфоя была зажата доска — короткая и покорёженная; подобравшись ближе, Гермиона поняла, что это — верхняя часть ступени. Она прошла правее, выгнулась, пытаясь заглянуть ему за спину, и подняла палочку. Гермиона нетерпеливо ждала но, как только Малфой выпрямился и мелькнула его рука, сразу выпустила заклинание. Малфой подпрыгнул и повернулся — книга ударилась о ладонь, и Гермиона сжала пальцы. Выпавшие во время полёта страницы усеяли лестницу, но главная добыча была у неё в руке. — Акцио книга, — прошипел Малфой, и Гермиона вцепилась в томик обеими руками, пока тот пытался вырваться и вернуться. — Ты ни за что, — прохрипела она, прижав книгу к груди и обхватив её обеими руками, — не получишь… её! Малфой дёрнул палочкой, и манящие чары почти вырвали фолиант из её хватки — каблуки заскребли по цементу. — Не согласен. Рискнув, Гермиона атаковала Малфоя заклятием обезноживания, но тот с легкостью его блокировал. Тем не менее ей хватило короткого перерыва для того, чтобы крутануться в попытке аппарировать в гостиную. Малфой оказался рядом настолько быстро, что, наверное, и сам аппарировал. Он схватил Гермиону за руку, которой та цеплялась за книгу, и, судя по ощущениям, попытался вырвать конечность из сустава. Гермиона закричала, извернулась, пнула Малфоя в голень, и они оба кучей рухнули на пол. Малфой приземлился прямо на неё; она врезалась локтем в бетонный пол и оказалась прижата Малфоем так, что весь кислород вылетел из лёгких. Он не прекращал попыток получше ухватить книгу и почти вырвал добычу, воспользовавшись секундным шоком Гермионы от падения. Тыльная сторона его ладони прижалась к её груди — он пытался разжать её хватку. Гермиона пискнула и ударила его по голове. — Это оскорбительно… — Не переживай. Я…. сожгу... свою руку… потом. Книга начала выскальзывать, Гермиона вскинулась, пытаясь вывернуться и сбросить Малфоя. — От… пусти! — прокричала она, шлепая его ладонью по лбу и заставляя откинуть голову. — Сначала ты, — прорычал он, но перестал пытаться разогнуть её пальцы. Малфой поднял колено и вдавливал его Гермионе в ногу до тех пор, пока оно не соскочило на пол; тогда он подался назад и уселся на пятки. Он вцепился в книгу достаточно сильно, чтобы, делая рывок, заодно поднять в сидячее положение и Гермиону. Та, проигнорировав боль в пальцах, подалась вперёд. Она прижалась к фолианту грудью, дёрнула его на себя изо всех сил и резко извернулась, стараясь сдвинуть Малфоя. Она пихнула его в грудь плечом, прижала к себе книгу одной рукой, а второй сильно ущипнула Малфоя за запястье. Он замычал от боли над её головой; Гермиона снова изогнулась, и он наконец-то выпустил книгу. Развернувшись, Гермиона уткнулась лицом в пол, выпростала одну руку, постаралась сгруппироваться и лягнула Малфоя ногой. Он вцепился в её джинсы и рванул на себя — рука Гермионы заскользила по полу. В пылу битвы из книги вывалилось ещё больше страниц, Гермионе хватило времени понять, что они рукописные. Бумага под её телом сминалась, и, прекратив движение, Гермиона почувствовала, что страницы прилипли к лицу. Она посильнее обхватила древко, крепко зажала книгу между телом и полом и, оглянувшись через плечо, выставила палочку назад. Малфой уже сместился, его кроссовки находились сбоку от Гермионы — он схватил её за плечо и прижал ладонь к её ребрам. Удивительно, что ни одно из них не треснуло — перевернув Гермиону, Малфой бросил её на спину. Стиснув книгу, он приподнял Гермиону над полом — та же нацелилась ему палочкой в грудь. Гермиона уже почти произнесла проклятие, книга выскользнула из её хватки, как Малфой замер, словно его кто-то заморозил. Он чуть не выпустил свою добычу, но Гермиону больше интересовало, почему он смотрит на неё так пристально, как никогда раньше. Его глаза оказались неоднородно серого цвета. Словно кто-то взял тёмно-серую краску, соединил её с более светлой и не перемешал до конца. Гермиона никогда ещё не оказывалась к нему так близко, чтобы это заметить. Она вообще никогда прежде не различала в нем деталей. Малфоя в Гермионе интересовала вовсе не щека, хотя он и начал тянуть руку; Гермиона вскинулась и оторвала страницу от своей потной кожи. Резко отвернулась, быстро проглядывая рукописный текст. Реакция Малфоя была столь же молниеносной: он схватил её за плечо, разворачивая обратно, а второй рукой вцепился в верхнюю часть листа. Гермиона выставила локоть и постаралась отпихнуть Малфоя; губы сложились в незнакомое слово. Это была латынь, и хотя Гермиона знала кое-какие языки, латынь она не изучала. Она говорила на французском, поросячьей латыни и на том языке, который они в шестилетнем возрасте придумали со старыми друзьями. Она плохо знала латынь, хотя сейчас сожалела об этом, как никогда. Малфой оторвал верхнюю часть страницы; Гермиона попыталась отползти, и её глазам предстали три слова, выведенные заглавными буквами — Флоралис Фати и Эол. Сердце остановилось, неритмично стукнуло и отчаянно забилось, стоило Малфою оторвать ещё один фрагмент. Он надавил ей рукой на голову, пытаясь достать что-то за её спиной. Его колено упёрлось ей в спину, а пальцы запутались в кудрях, вырвав, похоже, половину шевелюры, когда он дёрнул рукой. Мозг Гермионы лихорадочно работал, пока она пыталась скомкать в руке остатки страницы, изогнуть руку и врезать Малфою костяшками по виску. «Эол, Эол», — копалась она в памяти, пытаясь определить, почему это имя так ей знакомо. Её накрыло одним махом, словно прорвалась плотина, за которой хранились рассортированные по секциям знания. Эол, бог… Нет, нет, повелитель ветров. Ветрá… Борей — северный ветер, Зефир — западный, и его римский эквивалент Фавоний, муж Флоры. Гермиона ахнула, и этот звук словно бы послужил Малфою сигналом прекратить разжимать её пальцы. Он понял, что она догадалась и было слишком поздно пытаться скрыть от неё информацию. Он подался назад, поднялся на ноги и отошёл на три шага. Гермиона смотрела на него, он — на неё, и их тяжёлое дыхание наполняло комнату. Одна и та же мысль, казалось, эхом звучала в их мозгу: она знала, что он понял всё не менее ясно. Эолийские острова, они же Липарские. Гермиона знала, что растение назвали в честь богини. Но она полагала, причина этому крылась в тех силах, что у него имелись, а Флора как раз была богиней растений. Она ничего не нашла ни в Риете, ни в любом другом месте, связанном с Флорой. Хоть Гермиона и вернулась к мифологическим подсказками благодаря Оливеру Сирсу и его карте, она считала, дело исключительно в том, что растение оказалось тезкой богини. Конечно же, люди, увлечённые мифологией, кое-что слышали о таком могущественном растении, связанном с Флорой; они даже могли знать что-то более полезное, чем это казалось им самим. После посещения пещеры Гермиона поняла, что происходило нечто серьёзное, но опять же, всё могло оказаться замешанным на мифологии секретом, который хотел сохранить некий человек или группа лиц — например, предполагаемое местонахождение Гипербореи. Она и подумать не могла о такой связи. Ведь все связанные с Флорой места оказались пустышкой. Гермиона бы и не полезла в пещеру, в которой предположительно обитали Борей и Зефир, если бы не тот день в доме Эстербей. Теперь же всё приобретало смысл — кусочки сложилось вместе, и отгадка смотрела на неё не только с зажатого в горячей ладони обрывка. «Флоралис Фати, Фавоний и Зефир» было написано на странице, лежащей возле её бедра, «Фати, Борей» — на другой, «Эол» — ещё на трёх. Услышав хлопок аппарации Малфоя, Гермиона резко вскинула голову и вскочила на ноги. Она быстро собрала разбросанные бумаги, засунула их в свою упавшую сумку и закинула её на плечо. Тяжело дыша, она аппарировала в магический Лондон и, пока бежала к библиотеке, быстрым взмахом палочки наложила на себя очищающее заклинание. Ей нужно было раздобыть точное изображение, чтобы сконцентрироваться на нём и перенестись на Липарские острова — раньше она там никогда не была. В библиотеке должна храниться фотография островов, которая ей подойдёт. Гермиона обнаружила Малфоя, свернув во второй проход: две книги лежали возле его ног, одна торчала подмышкой, а ещё одну он листал. При звуке торопливых шагов он даже не поднял головы, но, судя по появившейся на его лице ухмылке, прекрасно понял, кто это был. Гермиона совершенно случайно пихнула его плечом в руку, вытаскивая с полки два фолианта. В первом, достаточно объёмном, не обнаружилось ни одной картинки, во втором не было ни слова об островах. Малфой аппарировал, пока Гермиона просматривала третью книгу; нужная фотография нашлась только в пятой. Гермиона внимательно изучила изображение, подмечая детали, а затем сфокусировалась на крыше здания. Аппарация на длинные расстояния могла быть сложной задачей, особенно учитывая то, что Гермиона ранее не посещала острова, но времени на получение портключа не было. Закрыв глаза, Гермиона воссоздала увиденную картинку и, отбросив посторонние мысли, сконцентрировалась на крыше здания. Крутанувшись, задержав дыхание и, не переставая думать о фотографии, она аппарировала, ударилась попой о землю и распахнула глаза. Гермиона проехалась назад, повинуясь силе, подхватившей её в финале перемещения — зашуршал песок, и она уставилась на голубую воду. Её слуха достигли отдалённый смех и разговоры, часть мозга отметила тот факт, что она только что появилась перед людьми из ниоткуда. Больше всего её интересовал вопрос почему. Наверное, причина заключалась в том, что она никогда прежде не была на Липарских островах, и ей пришлось перемещаться на большое расстояние. Гермиона впервые аппарировала в таких обстоятельствах, но свою ошибку не оправдывала. Она чувствовала себя так, словно только что получила плохую отметку, но, обернувшись, с долей облегчения отметила, что её появление осталось незамеченным. Поднявшись на ноги, Гермиона отряхнулась и посмотрела на книгу, которую прихватила с собой. Изучив линии зданий, изображенных на картинке, она повернулась к тем, что были за её спиной, — замешательство опять вытеснило разочарование. Гермиона подняла книгу перед глазами и, закусив губу, сравнивала фотографию и реальность. Никакого сходства — она даже не могла отыскать крышу, являвшуюся её первоначальной целью. — Прошу прощения? — она улыбнулась двум проходящим мимо женщинам, но те совершенно её проигнорировали. Следующая компания даже не взглянула на картинку, на которую решительно показывала пальцем Гермиона, так что пришлось направиться к первому же человеку, что неподвижно лежал на песке. — Прошу прощения, не могли бы вы мне подсказать, как туда добраться? Она отдавала себе отчёт в том, что выглядела бы просто нелепо, стой она в нужном месте, но город перед ней явно был совсем не тем, что на изображении — если только фотография не была сделала очень давно. Либо она аппарировала в другую часть города, либо сильно промахнулась. Гермиона очень редко в чём-то ошибалась, и это ощущение напоминало тошноту, собравшуюся внизу живота. Холодная вязкость, от которой почему-то бывало жарко лицу. Она до сих ощущала горечь на корне языка всякий раз, когда смотрела на метлу. Мужчина приподнялся, повнимательнее приглядываясь к картинке, затем показал в сторону моря и бегло заговорил по-итальянски. Гермиона извиняюще посмотрела на него и улыбнулась — хотя ведь наверняка люди, замышляющее нечто недоброе, тоже понимают, что надо улыбаться, чтобы расположить собеседника. — Липарские острова… В ту сторону? Мужчина кивнул, ткнул в фотографию, а потом снова указал на воду. Он начал говорить медленно, но Гермиона всё равно ничего не понимала, поэтому следила за его жестами. Автомобиль? Пройти… Потом сесть на… Самолёт? Мужчина покачал головой, глядя на её озадаченное лицо, и хлопнул руками, словно птичьими крыльями. Затем рассмеялся, а Гермиона разозлилась. Не похоже, чтобы этот парень выигрывал в Активити и другие подобные игры. Он выставил локти в стороны, прижал кулаки к груди и покрутил ими — Гермиона склонила голову. — Лодка? — она указала на воду и повторила движение, которое приняла за самолёт. Мужчина развернул ладони к небу, пожав плечами, кивнул и указал на пляж. Гермона разглядела в отдалении доки и торопливо поблагодарила — её улыбка вышла самой искренней с момента перемещения. Гермиона не представляла, сумеет ли она добраться на лодке до островов, но здесь должно было существовать какое-то сообщение, раз мужчина отправил её в ту сторону. Возможно, паром; если придётся платить за переправу, у неё в сумке имелись только один галеон да несколько сиклей. Гермиона могла бы найти укромное место и снова аппарировать, но она боялась, что фотография в книге могла быть неточной. В своём стремлении опередить Малфоя она даже не подумала о том, что изображение могло устареть. Аппарация на крышу несуществующего здания была невозможна, а появление в месте, которое могло оказаться оживлённой маггловской улицей, стало бы не лучшей альтернативой. Она осматривалась в поисках парома, когда в конце дока заметила Малфоя. Она чуть не приняла его за сгорбившегося старика — его волосы на солнце казались ещё светлее. И всё же его выдали тёмная одежда и мантия — Гермиона поспешила к нему, постепенно переходя на бег. В доке, где находился Малфой, была пришвартована маленькая красная лодка; повернув на пирс, Гермиона увидела в ней какого-то пухлого человечка. Это судёнышко было одним из двух, что стояли у причала; Гермионе пришлось пригнуться, уворачиваясь от сломанной мачты второй лодки — та опасно торчала на уровне виска. Водная гладь впереди была усыпала точками лодок; до Гермиона даже слабо донёсся жаркий спор между одним из капитанов и каким-то сёрфером. — …Ближайший из Липарских островов, — говорил Малфой; лодочник, обернувшись к морю, почесал затылок. Малфой оглянулся, окинув Гермиону сердитым взглядом, словно всё это время знал, кто именно выбивает торопливую дробь прорезиненными подошвами по деревянному настилу, и совсем не выказал удивления, увидев её. Гермиона покосилась на него и остановилась на краю пирса, сохраняя дистанцию на случай, если Малфою что-нибудь взбредёт в голову. — Прошу прощения? — крикнула она, широко распахивая глаза и взирая на мужчину со смесью страха и грусти. — Да? Слава богу, он говорил по-английски. Его взгляд метался между двумя стоящими на причале людьми; лодочник стянул шляпу и вытер потный лоб. Гермионе не показалось, что было так уж жарко для обильного потоотделения. Интересно, чем тут занимался Малфой до её появления? — Я отстала от своей подруги, а мне надо добраться до неё прямо сейчас. Есть ли какой-нибудь способ переправить меня на Липарские острова? — Гермиона сложила руки в умоляющем жесте, игнорируя раздражённое пыхтение Малфоя. — Переправить меня, — протянул Малфой. Вытянув шею, Гермиона разглядела блестящие, дорого выглядящие часы, свисающие с его ладони. — Хорошо. Двое вместе, — согласился мужчина, показывая на лодку. Часы исчезли у Малфоя в кулаке. — Часы или девушка — никаких «двое вместе». Гермиона покосилась на него угрожающе, но её взгляд ничуть не уменьшил его самодовольства. — Мне правда очень нужно отыскать подругу до того, как… — Позвольте мне уточнить, ладно? Я найду для вас кого-нибудь ещё, — похрюкивая и вздыхая, лодочник вскарабкался на пирс и, повернувшись к Малфою, поднял палец: — Un momento. Они оба смотрели мужчине вслед до тех пор, пока тот не прошёл половину пирса. Только тогда Малфой, выгнув бровь, посмотрел на Гермиону. — Отличная история, Грейнджер. Но какой бы трогательной она ни была, сочувствие никогда не переплюнет деньги. — В твоём унылом, извращённом мире — возможно. — Например, в том, в которым ты находишься сейчас? Наблюдая за тем, как он выберет мои часы вместо твоей дурацкой слезливой истории. Кстати, я думал, мы с тобой существуем в одном мире? — он цокнул языком. — В котором… — Заткнись, ты отлично знаешь, чт… — Мне казалось, чистокровные и магглорождённые могут мирно... — его голос просто сочился сарказмом. — Мы сможем, когда такие как ты покинут… — Такие как я? То есть ты утверждаешь, что подобные мне не принадлежат… — Пожирателям Смерти место в тюремных камерах, а не в обществе, где они пытаются восстановить… — Полагаю, Тёмный Лорд был прав с самого начала. Магглокровки действительно хотят захватить власть и… — Не дать кое-каким конкретным чистокровным и полукровкам совершить массовые убийства? Да, полагаю, так и есть. Существуют люди, жаждущие мира и… — Мира и равенства? — у Малфоя был такой скучающий вид, будто ради этих целей не велись никакие войны. — Да. Некоторые люди этого не заслуживают. Точнее, они утратили своё право… — Совершенно верно. — Перестань. Не извращай мои слова! Есть огромная, гигантская разница. Мы хотим мира и равенства, а вы — смерти магглорождённых или… — Да плевал я на то, чего вы хотите и чем занимаетесь. Можете сдохнуть или захватить правительство. Спрыгнуть с обрыва или отправиться спасать мир. Пока вы не требуете от меня помощи и не докучаете, я… — Ах, так вот каким был план Волдеморта всё это время. Всего лишь… Малфой усмехнулся и прищурился. — Я кажусь тебе грёбаным Волдемортом? Гермиона медленно моргнула. — Ну, не то чтобы ты… Ты что делаешь? Малфой что-то пробормотал, быстро распутывая узел каната, которым лодка была привязана к пирсу. Он бросил Гермионе часы — они угодили ей в плечо, потом со звоном упали к ногам. — Отдай ему это, ясно? — Ты не можешь украсть лодку! Часы предназначались за переправу, а не за лодку. — Они покроют все расходы. — Это неважно! Это… Он уже возвращается и… — Он слишком медлит, а у меня от тебя разболелась голова. Кроме того, я хочу оказаться там раньше, а не… — он спрыгнул в лодку и уселся на одну из скамеек. — Ты не можешь… Мал… — А что ты делаешь? Отряхивая песок с джинсов, Гермиона плюхнулась на скамейку напротив. — Ты можешь либо дождаться его возвращения, либо отчалить вместе со мной. Я не позволю тебе добраться туда первым. И сильно сомневаюсь, что ты захочешь украсть лодку и грести всю дорогу со мной на борту. — Убирайся. — Нет. — Пошла. Вон. — Ты собираешься… Прекрати грести! — заорала она и вцепилась в борта, словно это могло помочь. — Передумала? — они ударились о соседний пирс, и Малфой вытянул руку, отталкиваясь. — Ты не можешь украсть… — Могу и делаю, а вот твоё присутствие превращает тебя в соучастницу. Что ты там говорила про равенство? — он мерзенько улыбнулся и посмотрел на пирс поверх её головы, гребя ещё быстрее. — Я опрокину лодку. — Я выкину тебя за борт. А если решишь остаться, я подожду, пока мы не окажемся на середине моря, и вот тогда тебя выброшу. — Только попробуй, — предупредила Гермиона, но её голос звучал отстранённо — она слишком погрузилась в свои мысли. Что-то во всей этой ситуации было ей очень знакомо. Она не могла понять, в лодке ли дело или в Малфое, но у неё было то раздражающее и сводящее с ума ощущение, будто мысль вертится на кончике языка — она была совсем рядом, но вместе с тем так далеко, что размышления вызывали головную боль. Малфой контролировал расстояние между их лодкой и другими судёнышками и то и дело поглядывал на Гермиону, словно говоря: «Я знаю, ты что-то затеваешь, но это выйдет тебе боком». — Я не надеюсь, что ты подвинешь свою ленивую задницу и поможешь грести. — Разбежался, — Гермиона фыркнула и, повернувшись, посмотрела на удаляющийся пирс — лодочник так и не появился. Лодка накренилась, и Гермиона резко развернулась к Малфою — он поднялся и теперь расстёгивал мантию. Стянув, он положил её рядом с собой на скамейку — материал был явно тяжёлым. Малфой выглядел взъерошенным, его волосы разлохматил ветер, а скулы раскраснелись от физической активности. Он наверняка не привык к такой тяжёлой работе. Засранец. Ей было странно видеть его в обычной синей футболке; она перевела глаза на его левую руку. С такого угла Гермиона не могла разглядеть место, где стояла Тёмная Метка, однако ей очень этого хотелось. Она не понимала, откуда взялось такое желание, но ей пришлось усилием воли подавить порыв схватить Малфоя за руку и посмотреть. На левой кисти у него был шрам — это Гермиона разглядела. Он был в виде длинной заглавной буквы «L» и находился прямо над странно торчащими острыми костяшками. Создавалось впечатление, будто кто-то взял острые камни и засунул их Малфою под кожу — это отлично сочеталось с теорией Гермионы о том, что он робот. Любого, кто мог разбить ей затылок своим лицом, нельзя было назвать нормальным. Он что, в детстве пил молоко бочками? А может, Волдеморт обнаружил заклятие, покрывавшее кости его последователей чем-то вроде титана? Такое твёрдое лицо — это ненормально. — Грейнджер, я, должно быть, кажусь тебе привлекательным. Особенно если учесть всю ту ерунду «хочу то, чего не могу получить», но если ты продолжишь пялиться на меня в том же духе, мне придётся содрать с себя кожу. — Предполагается, такая тирада должна на меня повлиять? Я не представляю, какой человек может счесть тебя привлекательным. Но я бы скорее выдавила себе глаза. Мы разве не закрыли эту тему? Ты… — Верно. Не надо напоминать мне о тех извращённых вещах, что ты вытворяешь с троллями, — Малфой скривился так, словно его вот-вот стошнит. Хотя Гермиона сомневалась: было ли дело в его отвратительных мыслях, или в качке. — О, да ладно! — голос Гермионы звучал потрясённо и отлично сочетался с её выражением лица. — Не ты ли встречался с Пэнси Паркинсон? — Ты действительно критикуешь внешность людей? Гермиона вспыхнула, поджала губы и расправила подол футболки, как делала всегда в моменты смущения. — Я лишь отметила, что если кого-то и привлекают тролли, Малфой, так это тебя. Он дважды моргнул, наклонил голову и приоткрыл рот так, что она увидела, как он прижал язык к нижним зубам. — Ты что, собираешься основать группу любителей троллей? Я в этом не заинтересован. Понимаю, Грейнджер, что ты не хочешь прозябать в этом мире в одиночестве. Но иногда другого варианта нет. Особенно с таким характером. И голосом. И… — Это у меня плохой характер? Я осознаю, что мы находимся в том самом переходном возрасте, когда люди обретают себя, но, похоже, ты о себе так ничего и не узнал. — Очень остроумно, Грейнджер. Где-нибудь вычитала? Увидела в маггловской телевизионной программе? — Вообще-то, да. Полагаю, она называлась «Ключ к пониманию полного...» Малфой встал и достал свою палочку — Гермиона отклонилась и потянулась за своей, но замерла, едва он рассмеялся. — О, но выглядит заманчиво, — пробормотал он, похлопывая палочкой по ладони. Гермиона увидела, как его метла увеличивается в размере, и огляделась по сторонам — ближайшая к ним лодка была так далеко, что различить в ней людей не представлялось возможным. — Ты не можешь летать здесь. — Поспорим? — Если тебя кто-то увидит… — Он поверит в пришельцев? — Малфой перекинул ногу через древко, накинул на себя мантию и сунул палочку в карман. — Желаю получить удовольствие от гребли — полагаю, осталось миль пятнадцать. Я обязательно вышлю тебе фотографию себя с цветком. Я знаю, друзей у тебя нет, но, возможно, ты сможешь показать её своим кошкам, когда станешь старой и будешь рассказывать о том, что могло бы случиться. Гермиона хмыкнула, но Малфой исчез прежде, чем она успела ответить или пнуть метлу.