Ну... здравствуй?

Сколько времени нужно саннину, чтобы преодолеть расстояние от страны Травы до страны Рисовых Полей? Орочимару даже думать об этом не желает, но уже заранее знает, что как бы много это времени ни заняло, всё равно это будет слишком быстро. Особенно с учётом того, что видеть Джирайю — этого непроходимого тупицу с жалом в одном месте — ему не хотелось. Особенно с учётом того, что теперь Фугаку знал о происхождении этого извращенца, а значит, что вполне возможно, теперь Джирайя тоже будет играть роль в планах Учиха, воскресил, блин, на свою голову. Особенно с учётом... в общем настроения у Змея не было и не предвиделось в ближайшее время. Почему? Потому что все, кто хоть как-то умеет думать, складывать и видеть ситуацию, каким-то чудодейственным способом "догадались", кто, мать их, якобы заварил всю эту около-политическую интригу. Во-первых, никто и думать не думал, что всю эту кашу заварил Учиха. Потому что официально он уже восемь лет как мёртв, и потому что большая часть людей уже и забыла, каким был этот засранец. Во-вторых, для тех, кто знает о характерах Каге, сейчас всё оборачивалось так, что становилось понятным, что неизвестное лицо, меняющее ход войны, никоим образом не принадлежит ни к одной из деревень, но достаточно авторитетно, чтобы к нему прислушались. Почему ни к одной из деревень? Ну, опять же, посмотрите на Каге и поймете, что никто из них, кроме Хокаге, не потерпит рядом с собой кого-то, кто имеет влияние на других и на себя в том числе. Здесь выбор небольшой: либо Бог Шести Путей начал вмешиваться в политику, чего ранее за ним не наблюдалось, либо это кто-то из "всемогущих" саннинов. Джирайя — писатель-отшельник, дурень без дайме в голове, на него уж точно никто думать не станет. Цунаде — куноичи Конохи, к тому же зарекомендовала себя, как незаинтересованная в политике... и... барабанная дробь. Остался только он, Орочимару. Идеальная кандидатура: нукенин, зловещая фигура окутанная множеством сплетен и интриг, дурная репутация, отступничество от деревни, вероятность участия в Сэкиё просто зашкаливает, и, к тому же, обладающий определенным авторитетом. И вот просто никому даже в голову не придет, что Орочимару настолько на всех плевать, что он с хрена с два будет раскорячиваться над тем, чтобы тормозить войну между Деревнями. Слишком много доказательств в пользу его кандидатуры таинственного благодетеля. Мало ему было того, что Фугаку скотина, подставил его, так еще и Данзо с Тоби чуть его не угробили... Орочимару раздраженно выдохнул. Впору думать, что он не Фугаку воскресил, а какого-нибудь Тобираму, который мстит ему теперь за оскорбления сына. Слишком уж невыгодной получалась ситуация для него лично. Слишком... Обязывающая его участвовать во всем начинающемся дерьме. — Ну-ну, давай только без яда в мою сторону, — Фугаку, только-только получивший от Призыва сведения о том, что Микото добралась до Конохи, выступил из тени. — Тебе ведь хочется посмотреть на метания Хирузена? Орочимару высокомерно усмехнулся. Почему он позволяет Фугаку "ввязывать" себя в эту войну и так явно определять его на сторону добра? Потому что Орочимару видит: Фугаку не простит Сандайме свою смерть и смерть Кушины. А со всем остальным разбирается, постольку-поскольку. *** Микото прищурилась. «Только попробуйте,» — шипела её внутренняя гордость, хотя внешне она была столь же мила и хрупка, как и всегда. Будто бы не допрашиваемая АНБУ, а мать, встречающая дома сыновей с тренировки. Людям вокруг свойственно забывать то, о чём они не получают регулярного напоминания. Микото Учиха была джонином не за красивые глаза. Микото Учиха стала женой Фугаку не за свою тихость и скромность. Она была подругой Кушины Узумаки, а это уже о чём-то да говорит. Микото Учиха вывезла на своих плечах клан и воспитала двух сыновей. Она буквально только что руководила целым лагерем в Яку. И вот, пожалуйста, Хокаге нет в Деревне (ну, это то она знала), а люди Сандайме уже ни во что её не ставят. С одной стороны, это раздражает до невероятного, с другой, именно из-за этого она всё ещё жива — представляй она хоть какую-то опасность, и вряд ли жила бы так спокойно эти годы. — К сожалению из-за военного положения мы не имеем права впускать в деревню без проверки. Эта фраза уже набила ей оскомину. — Так позовите старейшин моего клана и пусть они проверят. Уже объявили её мертвой, кому-то так не терпелось посеять смуту в клане? Она не удивится, если сейчас клан готовит какой-нибудь около-мятежный сбор ради восстановления чести Учиха. Как же! Химе клана и мать двух гениев убили на войне! И кому же будет выгодно если Учиха взбунтуются? Ох, как же она понимает теперь Кушину, которой хватало и смелости и сил высказывать все всем и сразу с поучительной сковородкой в руке. — Откуда нам знать, что вы действительно Микото-сан, а не шиноби-токкотай* с особой техникой маскировки? Клан Учиха лишился основного руководства, поэтому мы не имеем права ставить под удар оставшуюся часть. «А вы, дурни, вот так вот взяли и выложили все подозрения шиноби-токкотай, даже не куноичи!» — теперь она точно была уверена в том, что АНБУ Третьего просто получили приказ, как можно дольше не пускать ее в Коноху. Но зачем? Что ему это даст и откуда он знает, что она жива, если так уверено всем заявили, что она мертва? Разве что ему доложили только что, как она прошла ворота, ведь задержали её уже позже, на подходе к клановому кварталу. У Микото от страха скрутило все внутренности. Ведь этому могла быть только одна причина. Саске. Вдох... если она сейчас сорвется, её и клан обвинят в неуважении к деревне и нарушении правил безопасности. Но её сын... Минато, Джирайя, Нагато, Шиби и Иноичи — в деревне нет никого, кому бы она доверяла и кто бы мог защитить её мальчика. Вторая мысль ударила её как обухом по голове. Наруто. Её крестник. Микото от понимания и предположений стало дурно, а рана и что-то еще (яд? мелькнула запоздалая мысль) сыграли свою роль и она почувствовала, как проваливается в беспамятство. Что-то внутри беспомощно и одновременно злорадно подметило: «Орочимару». Этот Змей не мог не воспользоваться случаем и не попытаться разозлить Фугаку ещё сильнее, чем тот уже был зол. Когда муж узнает, что её довели до обморока в первые два часа пребывания в Конохе, то вряд ли он сохранит остатки своей доброжелательности. И ей, надо сказать, совершенно не было из-за этого жаль. *** Норико хотела спасать, но чёртова совместимость с биджу сделала её убийцей. Норико хотела спасать, лечить, заживлять. Санби умел лечить, но только её. Всех остальных его чакра отравляла, убивала, уничтожала. Теперь Норико была профессиональной убийцей с похороненной где-то мечтой о целительстве. Поэтому теперь она хотела хотя бы помогать психологически, хотя психологом никогда и не была. У неё была тяжёлая рука, чтобы вразумлять Какаши, который мог ночевать в своем кабинете АНБУ НЕ. У неё были теплые объятия, чтобы приветствовать Шисуи, который бывал в Конохе хорошо если два раза в год. У неё был биджу, чтобы защищать Коноху, где жили те, кто мог спасать, заживлять, лечить. А ещё у Норико был внимательный взгляд и доброе, привязчивое сердце. — Здравствуй, Итачи, — она постучалась по балке шатра, прежде чем войти. Подросток поднял на неё глаза. Норико не могла бы назвать его уставшим: спокойное лицо, внимательный цепкий взгляд, тонкая вежливая улыбка на бескровных губах и абсолютная сосредоточенность. Итачи был олицетворением силы и отсутствия слабостей. Даже по Шисуи было видно, когда он уставал. Итачи же казался таким же, что и всегда. — Норико, — кивнул он. Сама идеальность. Гений. Но Норико хорошо помнит беспокойство Шисуи, Сарутоби-сана и Микото-химе. Помнит и не обманывается. — Ты сегодня спал? Шисуи... сердце за него всё ещё сводит в болезненной тоске. Норико тосковала по товарищу, и хотела хотя бы заботой о его младшем брате унять своё беспокойство. Шисуи её друг, однокомандник, тот, кто был рядом, когда она училась владеть силой биджу. А Шисуи любит Итачи, поэтому... — Да, конечно, — подросток задумчиво водит взглядом по карте, что-то считает в уме и выглядит настолько спокойным, что впору думать, что он сейчас разыгрывает очередную партию в шоги. — Что-то случилось? Норико знает, что Асума Сарутоби ничего не сказал Итачи про отца, точно так же, как ничего не сказал про Саске. — Я хотела спросить, давно, — Норико недостаточно терпелива, чтобы вести многочасовые беседы, подводя собеседника к нужной мысли. — Тебя не смутило сходство имен тайчо и твоего отца? Все-таки достаточно редкое имя. И почему именно с этого она решила начать? Итачи снова посмотрел ей в глаза. Будто бы всё так же равнодушно, но Норико была знакома с ним достаточно, чтобы понять, что тема его задела. — Должно было? Она пожала плечами, тушуясь под взглядом Учиха. Зря, наверное, начала вмешиваться, но раз уж начала... — Да нет, просто подумала, когда услышала некоторые слухи в лагере. Итачи откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и, опершись подбородком на руку, прищурился. — Слухи бывают разные, — наконец завуалированно ответил он, о чём-то подумав и видимо придя к какому-то выводу. — Всё зависит от источника. Итачи пугал. Своей расслабленностью, спокойствием, некоторым равнодушием... Норико всегда именно это в нём и смущало — дети так себя не ведут. Даже дети шиноби. — В том-то и дело, — она отвела взгляд. Они с ним знакомы много лет, но даже так она ещё не разу не пыталась ему помочь. А в том, что помощь ему нужна, даже такая, даже просто информированием, она не сомневалась. Слишком хорошо знала по Шисуи, чем может обернуться молчание. — Норико, — тон Итачи приобрел некоторые властные нотки. — Что-то случилось? — В том-то и дело, — она качнула головой. — По лагерю ходят слухи, что в день битвы, когда пропала Микото-сан, — глубокий вдох, на мгновение закравшаяся мысль о том, что идея рассказать была дурацкой, — видели твоего отца. Итачи дёрнул бровью, лишь этим выказав удивление, в остальном оставшись также неподвижен и спокоен. — Доказательства? — Доказательств почти нет, — Норико выдохнула, посмотрела на него внимательней, пытаясь отыскать намеки на что-то более глубокое, чем он показал. — Только слова очевидцев, и то в их разумности сомневаются ирьёнины. Но эти слухи уже как пожаром разошлись по лагерю, ходит мнение, что все это время Фугаку-сан был жив и просто скрывался. — Ясно. Это самое распространенное? — Да. — Что-то ещё? — Да, до меня дошли ещё одни слухи. Тут Итачи почти даже зло усмехнулся. Злость эта скорее была горькой, нежели направленной на кого-то, но даже так Норико испытала что-то вроде острого сожаления о том, что решила рассказать. — Однако как много слухов ходит в последнее время. Я слушаю. — Говорят, что в прошлую субботу, из Конохи Сэкиё были похищены Саске Учиха и Наруто Узумаки, — Норико удивилась, что на этом моменте Итачи не просто никак не отреагировал, а вообще никак не отреагировал. Даже взгляд не изменился. — Я отправила за подтверждением этой информации, мне сообщили, что они были спасены и возвращены в Коноху уже на следующий день Узумаки Нагато. — Хорошо. Спасибо что сказала, — Итачи кивнул. — Что-то ещё? — Больше нет. — Можешь идти... — он слабо улыбнулся. — Для всех я узнавал у тебя подробности поиска матери. — Хай, — Норико развернулась и стремительным шагом вышла из шатра. Итачи... Асума зря не рассказывал ему о брате с отцом, потому что Итачи не из тех, кто будет пороть горячку. Но Итачи из тех, кто молча сойдет с ума от неизвестности, к тому же речь шла о его семье. Будет лучше, если он будет знать обо всем. Будет лучше, в первую очередь, для него. Буквально влетев в свою палатку, Норико обессиленно осела на футон закрывая голову руками. Шисуи бы ведь так поступил, верно? *** Стоило Норико выйти, как Итачи мгновенно обмяк. Стук сердца гулом шумел в ушах, перекрывая все остальные звуки, воздух в легких будто бы сдавило тяжелым камнем, от которого хотелось избавиться любыми способами. Она не врала. Ложь Итачи распознавал за доли секунды, а Норико врала только в том, что данные получила совсем недавно. Нет, о похищении Саске она знала и раньше, но не решалась ему рассказать, а вот про отца... Итачи выдохнул, вслед замерев от того, как громко это прозвучало. Саске... отец... Призвав двух воронов, одного Итачи отправил к брату и Наруто. Он не простит себе, если с братом и крестником мамы что-то произойдет. А второму... Дрожащей рукой он быстро написал на обрывке бумаги всего одно слово и, всунув сверток в клюв птице, шепотом назвал получателя, с каким-то болезненным ожиданием глядя на ворона. Сейчас птица помотает головой и вернёт бумажку. Сейчас птица никуда не полетит, потому что не к кому... Но ворон только посмотрел на него немного тупым птичьим взглядом и, расправив крылья, улетел вслед за собратом. Оставив Итачи молча собирать себя по кусочкам. *** Фугаку не сказать чтобы был зол или пылал там жаждой мести и ненависти. На удивление он был спокоен и собран. Теперь, когда память Фугаку Учиха, Джонатана Сальери и Фугаку Тецуро его не пугала своей разнобойностью, он ощущал себя цельным и даже каким-то обновлённым. — Сейчас война из Яку перейдет в Суну. Кумо участвовать если и будет, то довольно вяло... — Чем ты убедил Эя? — Орочимару закрыл очередной журнал. Фугаку поднял голову от документов и пожал плечами. — Я обрисовал ему, что будет с Кумо в случае, если он продолжит войну с Конохой и не начнет обращать внимание на происходящее вокруг него. Орочимару хмыкнул. А, ну да, а он чего ждал? Того, что Фугаку будет угрожать Эю? — Яс-сно... так значит-с, я правильно понял, что ты хочешь, чтобы Данзо с Тоби себя выдали именно при Суне? Почему такая привязка к месту? — Биджу, — просто пожал плечами Фугаку. — За Норико они сейчас не пойдут... Орочимару кивнул. Ичиби — Суна. Легкая цель, сказал бы Орочимару. Ребенок лет восьми, о котором все знают, что он джинчурики. К тому же традиционные суновские методы воспитания, не отличающиеся гуманностью. Но желание охотиться за ним наверняка отбивает сила Казекаге. Ниби — Кумо. Фугаку прав, сейчас Райкаге вцепится в оставшегося джинчурики всеми лапами и одному Ками известно, как до него будет добраться. Санби — Коноха. Охота на черепаху успешно провалилась (благодаря усилиям Орочимару в том числе тоже), и к тому же Норико достаточно сильный носитель, постоянно окружённая двумя шиноби с шаринганом. Йонби — Ива. Сильный джинчурики, сильный биджу. Не повезло — парочка Зомби оказалась сильнее и Четыреххвостый был пойман. Гоби — Ива. Монстр Пара под крылышком своей Деревни, вот уж кого собирались захватывать одним из последних. Орочимару даже ради интереса разработал три-четыре плана, которые действительно могли сработать. Рокуби — Кири. Уже был пойман и заточен. Помнится Кисаме с напарником еще долго недобрым словом поминали джинчурики данного биджу, а уж сколько они с ним провозились... было бы куда проще, если бы на стороне Сэкиё был бы кто-то вроде того же Нагато Узумаки. Хачиби — отправился на перерождение — спасибо за это Конохе, Шисуи и Итачи Учиха в частности. Вообще Киллер был бы самым последним перед Минато по очереди захвата. Слишком умелый, слишком дружный с биджу, слишком сильный. Нет, Орочимару нисколько не принижал способностей Хатаке и Учиха, но всё-таки не так уж хотел Би с ними сражаться, если из той передряги двое вышли сухими из воды, да и третий, по слухам, выкарабкался. Ну и Кьюби... Орочимару был уверен, что вопреки всем слухам, Минато-таки был джинчурики. Слишком характерный отпечаток чакры, слишком возросший уровень силы, да и в целом, звали же за что-то Йондайме Хокаге сильнейшим шиноби Пяти стран? Орочимару хорошо помнил, как после смерти жены Минато Намикадзе вдруг растерял всю свою небесную доброту по отношению к врагам. Он и раньше мягкостью не отличался, когда воевал, но в те времена совсем озверел. Сунагакуре потому и совершила экономический "бум", что Коноха свои слова помнила и договор выполняла по всем предписаниям. И потому текли в неё богатства, направляемые жестокостью Расы и силой Минато. Нет. Минато определённо был джинчурики. — Поэтому я думаю очевидно, что захватить будут стремиться самого уязвимого биджу. Сабаку-но Гаара, — Фугаку покачал головой, отвлекаясь на "сноски" в досье. — Сасори вполне силён, чтобы разобраться с Казекаге, а уж его напарник... — Дейдара охламон, но с-сильный, — не без гордости отметил Орочимару. Мальчишку в организацию затащил именно он, и именно он же и позаботился о кое-каких... мелочах. — Суна вполне может потерять биджу, особенно если Раса будет щадить деревню, а если выбор встанет между сыном и деревней, — Фугаку поджал губы. Выбор который сделает Раса очевиден. Потому что между тем же самым выбором стоял когда-то Минато. Орочимару, впрочем, до сих пор сомневается, что Наруто Узумаки — этот мелкий ураган, — джинчурики. — Яс-сно, — Орочимару хитро щурится, когда в залу влетают два чёрных ворона. Один — крупный, с по-человечьи умным взглядом, сразу видно старейшин мира Ворон. Другой совсем мелкий, лохматый и обдёрганный, видимо слава Ками, что вообще живой — молодняк, к тому же разумом не наделённый. Так, сообразительней других воронов и связанный Призывом, но всё ещё только птица. Орочимару знает, что старейшина несёт весть о несчастном случае с Микото, а вот кто послал эту мелкую птицу? Фугаку поднимает голову. Спектакль имеет право начинаться. *** Фугаку давит ростки беспокойства о жене и сыновьях, потому что вначале хочет обеспечить им мир без войны. Потому что не хочет думать об этом «а что дальше?», о реакции Итачи и Саске. Поэтому Фугаку работает, перебирает в памяти все самые мощные техники, которые знал и которыми владел Учиха Фугаку, перебирает и заново записывает все хорошие мысли и идеи, которые подкидывает ему опыт более нестандартного в мышлении Сальери. Хлопанье крыльев. Он видит и чувствует свой Призыв. Ворон садится на вытянутую руку, хрипло каркает, а Фугаку всё ещё помнит, как заключал с ним договор. Низкий, полноватый старичок, два чёрных крыла за спиной. Рожки и перья. Все старейшины мира Карасу были тенгу. — Пара в безопасности, — хриплое карьканье складывается в слова. — Жива... Фугаку кивает. Для того он и попросил ворона приглядывать за Микото, дабы тот докладывал о ней, её состоянии. Сердце рвалось к ней, домой, но разум заставлял остаться. Успеет ещё. Но, впрочем, если Хирузен действительно до того недоволен силой и авторитетом Минато, что заключил сделку с Сэкиё, то сейчас должно последовать что-то, что его разозлит. — Птенец твой тоже в пор-рядке. Младший. Фугаку снова кивает. Тенгу нельзя торопить — они неспешно расскажут всё, что захотят рассказать. — Недобро пару встретили в селении, у ирьёнинов она сейчас. — И как она к ним попала? — мгновенно вскипел огненный вулкан где-то в области сердца и только что-то нечеловеческое заставило его сохранить спокойный тон. Ворон сверкнул хмурым взглядом. — Стражи не пускали, рана знать о себе дала, сыновья беспокойство вызывали, волновали сердце пары мысли о тебе. Волнуется клан твой, огонь недобрый в сердцах разжигает. Ох, знал бы тенгу, какой огонь сейчас в сердце самого Фугаку! — Спасибо. Микото в клане? — Стар-рейшины р-рядом, — ответил тенгу и исчез обратно в свой мир. Фугаку поманил и вороненка, что до этого прятался в тени высокого потолка и тот радостно спикировал на подставленную руку, протягивая обрывочек бумаги. Бумаги из его дневника. Дневника Тецуро Фугаку — вот она, изящная подпись и два инициала FТ, что он всегда аккуратно выводил на каждом уголке страницы. «Отец?» — гласил неровный, сбивчивый почерк. Раздельные буковки, все еще идеально выведенные хвостики каждой — на шифре так писал только Итачи. Фугаку вздрогнул. Знание Итачи о его воскрешении оказалось сюрпризом. Происшествие Микото, странное и непонятное... Страх, радость и тоска смешались, породив что-то новое — тревогу. ***

Было просто пасмурно, дуло с севера А к обеду насчитал сто градаций серого. Так всегда первого ноль девятого То ли весь мир сошёл с ума, то ли я - того...

Суна готовилась к войне. Что-то темное змеилось по углам тесных улочек, что-то тяжелое висело в воздухе, мешая дышать, забиваясь в легкие вместе с пылью серого города. Раса стоял в кабинете, оглядывая погружающийся в ночь город. Высокие стены естественной крепости больше не создавали ощущения защищённости, тревожа душу предчувствием западни. Закатное солнце скользило вверх по камням, а Суна все больше расцветала вечерними огнями. Знойный ветер холодал. Песок остывал, как и горящие сердца суновцев, что готовились ко сну. — Казекаге-сама, вы ещё тут? — Пакура заглянула в кабинет, и он обернулся к ней. Достояние и сильная куноичи Суны казалась всё той же девчонкой, что и раньше. Карура... часто говорила, что её ждёт великое будущее. Окинув её взглядом, Раса вскинул брови. — Днём джинчурики, — Пакура опустила взгляд, — убил одного из приставленных к нему АНБУ. Третий случай за неделю. Все остальное его сопровождение подало прошение о перемещении на другие должности. Раса ответил сдержанным кивком. — Компенсацию выплатили? — Да. — Свободна. Гаара будто чувствовал нависшую в воздухе опасность и был ещё более нестабилен, чем обычно... всё-таки со смерти Яшамару прошло меньше полугода... Раса поджав губы, вспомнил с каким трудом дался ему приказ о проверке силы сына. И с ещё большей горечью вспомнил о такой бессмысленной смерти друга. Брата жены. Гаара не приносил ему ничего кроме боли, забрав жену, забрав друга, лишив Расу всего, будто бы в наказание за резню клана Араши. «Ты знаешь кто является целью Сэкиё. Если нет, то я напомню — Гаара. Последнее, что осталось у тебя от Каруры. Я знаю, что как Каге ты лишен воли и выбора между сыном и деревней, но также знаю, что ты довольно уже сделал неправильно, чтобы совершать новую ошибку. Поспешность, Раса, может стоить тебе не только жизни сына, но и Деревни.» Фугаку. Раса усмехнулся. Почти даже зло. Что Фугаку может знать о Гааре и Суне? Как может говорить о том, что защита сына важнее защиты деревни? Фугаку не знает, что такое груз ответственности Каге. Конохе повезло, что Хокаге оказался достаточно силён, чтобы запечатать зверя в себя, иначе, Раса уверен, участь джинчурики постигла бы Узумаки Наруто, и тогда Фугаку не осмелился бы писать такие самоуверенные слова. Конохе просто повезло, что у неё не сумасшедшие джинчурики. Сигнальная печать, установленная дома, отозвалась на резкую вспышку чакры биджу и Раса мгновенно ринулся домой. Теперь там не было Яшамару, привыкнуть к этому оказалось сложнее, чем он думал. Дома царил хаос. Засыпанные песком полы, развороченная мебель и разрушенные плетения... плетения, которые так любовно собирала Карура. Дети обнаружились на втором этаже. Темари с Канкуро спрятавшиеся за раскрытым тессеном дочери, развороченная марионетка сына, и Гаара, что безумным взглядом и вытянутой рукой обрекал родных на смерть. Рядом лежал мёртвый джонин, обязанный защищать старших детей Каге. От злости у Расы помутилось в глазах, одним движением он разрушил песчаный покров биджу, впечатав сына в пол, прижав его и, чувствуя биение зверя и его яростные попытки вырваться, надавил сильнее. Из тату Гаары тонкой струйкой потекла кровь — от напряжения шрам вскрывался регулярно, а иероглиф "Любовь" с каждой такой вспышкой и укрощением становился все более отчетливым. Бешеный взгляд полный злобы был похож на взгляд загнанного в угол зверя. — Ничтожество, — выплюнув, тут же одернул себя, обернулся к детям, с тревогой оглядывая их. Раны и ссадины на лице, руках, синяки и испуг, тщательно маскируемый презрением. Они могли погибнуть. В комнату ворвались другие джонины. Раса скрипнул зубами. — Ничтожества. Темари дернулась, как от пощечины. Баки возмущенно поддался вперед. Канкуро обессилено осел на пол. — Вы дети Каге, — голос звенит от напряжения, которое Раса умело выдает за разочарование. — Какого биджу вы позволили джинчурики снова выйти из под контроля? Яростный взгляд на джонинов, бездарей... если бы не он, его дети уже были бы мертвы. Что за нерасторопность. — Вон. Отсюда. Баки, забирай их и немедленно на тренировку, они недостаточно сильны. — Ночь наступает, — ровно отозвался Баки, но Расу это не волнует. Биджу рвется на волю, убивая Гаару, но методы усмирения... — Вон! Всех сметает из дому и Раса, жестко смерив Гаару взглядом, вдруг одним ударом вырубает джинчурики. Биджу рванулся, пытаясь захватить тело, но следующая очередь печатей блокирует и его. Наступает тишина. Раса стоит в комнате пропитанной запахом крови, рядом с сумасшедшим, пусть и бессознательным, джинчурики, который не умеет управлять своей силой и рядом с трупом джонина. Еще одной, потерянной, боевой единицей, которая помогла бы выиграть в грядущей войне. Раса закрывает лицо руками, чувствуя острую горечь. Это его наказание за клан Араши? «Когда придет день, прими правильное решение. Не отдавай того, что принадлежит тебе. Лучше руины с победой, чем Сэкиё в твоей Деревне.» *** — Минато-сан, — Нагато массирует виски. — Мы же разорвали союз с Суной. — Суна и Коноха. Суна и Аме еще союзники, — Минато... изменился. Нагато скашивает взгляд на Яхико, тот внимательно смотрит на Хокаге. Значит, точно изменился. — Суна не запрашивала помощь. — И не запросит. Тупик. Нагато абстрагируется. Техника Шести Путей не сказать чтобы давит, но истощает точно, ещё и вот это вот всё. Раньше Минато бы уже уговорил их, но подорванное письмом доверие... — Наш приоритет — защита Амегакуре, а не война. Наша цель нести мир, а не разрушение, — веско проговаривает Яхико. Втянуть их в войну не получится. Они жизнь положили на то, чтобы Аме процветала, они воюют только тогда, когда это угрожает выстроенному и хрупкому спокойствию страны Дождя. Давно уже поняли, что мира во всем мире не бывает. Так теперь остается только защитить то, что уже есть. Минато устало улыбается. Нагато... замирает. Когда он в последний раз видел, как улыбка касается глаз Минато? Когда она перестала носить этот надсадный отпечаток вечной грусти? Минато улыбается, испещрённая шрамами половина его лица напоминает о жертве, которую он принес когда-то... ради мира. «... будь осторожен даже с теми, кого считаешь близким.» Минато... в какую игру ты играешь, зная о доверии, которое Аме тебе оказывает? — Я не прошу, — он смотрит ясно. Как... решивший что-то внутри себя человек. — И понимаю, если вы откажете. В конце концов, не мне говорить, что вы должны делать и Аме... достигла в цели мира куда больше, чем Коноха. Не мне ввязывать вас в новую войну. Но и оставить Суну как есть я не смогу. Когда-то заключенный мир не разорвать одной бумажкой. Однажды проявленную добрую волю не забрать так просто. Яхико дёргается. — Я слышал эти слова, — друг чешет в затылке, откидывает голову и вдруг восклицает: — Фугаку-сан! Это он сказал! В зале воцаряется тишина. Картинка в голове Нагато наконец складывается. Письмо написал не Тецуро Фугаку, а Фугаку Учиха. Вот чей стиль и манера письма так его зацепили, казались такими знакомыми! Вот только... — Мы понимаем, Минато-сан, и полностью согласны, — Нагато говорит с какой-то внутренней дрожью. — Но в этот раз Аме всё-таки останется в стороне. Минато кивает, подходит к нему ближе и... впервые за всё время со смерти Кушины-сан треплет ему волосы. Минато... действительно понимает. А вот Ангелы встревожены, не могут понять причины отказа, ведь все так хорошо разрешалось, почему Нагато отказал? Когда Минато уходит, Яхико со всей свойственной ему бурностью спрашивает: — Почему?! Нагато просит довериться и... всё равно не объясняет причины. Если письмо написано Фугаку Учиха, значит ли это, что тогда, восемь лет назад, Минато намеренно скрыл тот факт, что Фугаку выжил? И если да, то если сложить текст письма, события в стране Травы (вмешательство сенсея и Цунаде), и теперь просьба помочь с Суной... остаётся только один вопрос. Конохе нужно ослабить Аме и именно об этом предупреждал Фугаку? *** Фугаку накидывает капюшон. Не потому, что холодно, а чтобы не узнали. На улице моросит дождь и даже Орочимару тихо кривится, когда холодные капли попадают ему на лицо. Фугаку их не чувствует. Сейчас он полноценный... труп. Джирайя придет на пустую базу. Микото в Конохе. Саске и Наруто под её защитой. Итачи в Яку, скорее всего, раз он догадался о его воскрешении, то догадается и о дальнейших действиях. Раса в сомнениях, а вот Сэкиё сомнений не испытывают. Фугаку нужно только одно: вывести главных злодеев на сцену и помочь главным героям одержать верх. И сделать это нужно в самое ближайшее время. Если из Суны Данзо и Тоби уйдут живыми, то исчезнут. Им невыгодно продолжать охоту за биджу сейчас, когда Восьмихвостый на перерождении, но Сасори и так долго ждал, а если Фугаку все верно помнит, то Сасори всегда ненавидел именно ждать. Его терпение на исходе, а сила и умения настолько велики, что чтобы ублажить столь грозного союзника Сэкиё сделает последний рывок. Сасори нужна Суна. Сэкиё нужен биджу. Однако без большей части подчиненных, у Сэкиё недостает сил на полноценную атаку. Да, Сасори и Дейдара могут в одиночку атаковать Суну и выкрасть биджу, но после истории с Санби, Сэкиё не станет рисковать. Поэтому, с поправкой на человеческий фактор и неожиданные ситуации, Фугаку был уверен на восемьдесят процентов, что Данзо с Тоби будут находиться при Суне во время нападения Сасори. Теперь вопрос: что будет делать в это время Минато? *** Итачи прикрыл глаза, Какаши криво улыбнулся. Значит... Шисуи пришёл в себя. Шисуи жив. — Спасибо, — Итачи откладывает свиток в сторону и смотрит на Какаши. — Ты уже в курсе? Какаши неопределенно пожимает плечами. — В курсе чего? Что сенсей приходил за помощью в Амэ, а в Коноху прибыла Микото Учиха, живая и здоровая? Что Яку перестал быть огневой точкой, потому как почти всем Каге пришли письма от неизвестного отправителя... — Моего отца. Какаши поперхнулся. Итачи устало откинулся на спинку стула. — Фугаку-сана? Кивок. — Он жив? Снова кивок. Какаши задумался. — Дальнейшие действия? — В последние месяцы перед смертью отец вёл расследование, по делу парня в маске. — Тоби, он же Мадара, — добавил Какаши, услышав знакомую информацию. Связать имя организатора Сэкиё, полученное в письме к Нагато и парня в маске, которого искал Фугаку перед смертью было очень сложно. — Но при всей фанатичной привязанности отца к ведению записей, ни в одном дневнике не говорилось про результаты. Уже тогда отец знал, что Сэкиё ищет биджу, но знал ли для чего? Расследование остановилось после его смерти, ведь он никого не посвящал в его ход, — Итачи говорил быстро, жёстко, но все выводы, которые он говорил были больше похожи на рассуждения, чем на задание. Какаши открыл было рот, но Итачи посмотрел ему прямо в глаза. — А четыре года спустя после смерти, появляется человек с тем же самым именем, знающий Коноху, как свои пять пальцев и с той же манерой поведения. Совпадения? Слишком много. Но спишем на них. Проходит ещё четыре года, начинается крайне нелепая и высосанная из пальца война, — в голосе звенит злость. — На этой войне Сэкиё начинает действовать агрессивно, и почти сразу после этого проходит слух, что Учиха Фугаку жив, а все Каге получают письма с информацией, которой может владеть только живой человек. Не воскрешенный пару-тройку дней назад с данными десятилетней давности, а именно живой. Тот, кто собирал эту самую информацию сам. Итачи замолкает. Какаши после коротких раздумий говорит: — Зная цель предотвратим желаемый врагом исход. — Нужно предугадать дальнейшие действия Сэкиё и понять, где в это время будет мой отец. Итачи встал из-за стола, и только сейчас Какаши понял, что всё это время подросток был не просто на взводе, а на грани. Итачи руководил лагерем. Военным лагерем. Не зная, жива ли его мать и где она находится. В то же самое время в Аме едва ли не умирал его лучший друг. А по лагерю ходили слухи о том, что Учиха Фугаку, горячо обожаемый отец, все эти годы был жив. Вряд ли он спал в последние дни. Однако снова окинув его взглядом Какаши не нашел ни единого подтверждения своим мыслям. Хладнокровием Итачи можно было бы резать камни, а равнодушием взгляда убивать врагов на поле боя. Воцарилось молчание, а спустя время они одновременно сказали: — Суна. — Собирайся, — коротко приказал Итачи. — Норико, ты и я, мы отправляемся в Суну. — Яку? — Оставим Сарутоби, здесь больше не будет крупных сражений. — Принято, — Какаши кивнул, мысленно прикидывая маршруты и время пути. Если Учиха Фугаку, как и сказал Итачи, расследует дело Сэкиё, то он будет в Суне. Сэкиё охотится за биджу, сейчас самый уязвимый джинчурики это Гаара, Суна разорвала союз с Конохой, значит сейчас уязвима вся деревня. Вряд ли Сэкиё будет терять такую возможность. После похищения биджу нукенины отправятся на базу, значит можно будет узнать их расположение. Но всё равно... всё ещё слишком много вопросов. Для начала: разве не проще было бы изучать Сэкиё в статусе живого? Почему Учиха Фугаку (если это он) был вынужден притворяться Тецуро Фугаку (на это намекал Итачи)? — Сандайме? Итачи, натягивавший перчатки, замер. — Кто знает. Слишком всё запутано.