За что умирают люди

Если в словосочетании «мир шиноби» стереть слово «шиноби», это и будет тот «мир», о котором мечтают во время войны. Если в словосочетании «мир шиноби» стереть слово «шиноби», то чей это будет мир? И куда идти тем, кто был стёрт ради высокой цели? Идея о смерти во имя чего-то определённо изжила себя, но что придёт ей на замену? Жить ради чего-то? Или жить без всякого смысла? Великая мечта достигнута. Наступил тот самый мифический «мир», ради которого можно было и умереть. В этом и крылась проблема: старое поколение умело лишь «умирать ради», а «жить» — нет. Новое время — новые стандарты. «Быть шиноби» больше не значит «быть убийцей», скорее, наоборот. Кто-то смог понять и тоже стать иным; кто-то родился уже с новыми взглядами; а кто-то — сам себе и суд, и палач. Например, Сарада относила себя к последним. К тем, кто так и не смог понять. Огонь Учиха продолжал гореть в ней, но он не мог ни согреть, ни защитить. Не потому, что ей не хватало сил или возможностей. Это не было нужно. Не было той цели, к которой стоило идти, сжигая все преграды. Огонь Учиха мог бы освещать путь, но Сараде казалось, что она идёт в кромешной темноте. Шесть чёрных граней, отражающих только красные глаза и кровь на руках. Её персональная тюрьма. В чужой смерти не было необходимости. Люди умирали всегда — это нормально. Но в их мирное время это происходило от старости или болезни, а не в бою. Больше не было необходимости жертвовать собой за что-то, как не было и необходимости убивать. Даже настоящее боевое столкновение казалось миражом: быть может, не напади Учиха в ответ, удалось бы договориться. Подоспел бы Седьмой и, как обычно, справился миром. Без убийств. Без смертей. Без ненависти и мести. Без всего того, что признавалось раньше за норму и было неправильно сейчас. Сарада понимала всё это, но понимала лишь сейчас — тогда не было времени думать. Тогда промедление могло стоить жизнь им с Чоу-Чоу. Или не могло? Судила ли она предвзято? Была ли чересчур поспешна? Могла ли принять лучшее решение? Не ввязываться в бой? Отступить? Или протянуть немного времени, дождаться помощи? Наверное, могла. Так говорили все. Но если быть честной, девочка так и не смогла признать свою ошибку до конца. Было ли это следствием самоуверенности или упрямства, но Учиха знала: второй раз она поступила бы так же. Не убей Сарада — убили бы их с Чоу-Чоу. По крайней мере, был такой шанс. И шанс был довольно высок. Рисковать жизнью невиновного Учиха не собиралась — ни тогда, ни впоследствии. Даже если это и делало её монстром, девочка не сожалела о своём решении. Учиха Шин не был виновен в том, что ему отдали приказ «убить». Но это вовсе не значит, что Учиха Сарада не должна была сопротивляться. Её вину это не умаляло — это она понимала тоже. И что с того? Ошибкой Седьмого явно было то, что он мерил всех по себе. А может, и не ошибкой, но просчётом — однозначно. По крайней мере, так считала Сарада, и она не была уверена в своей правоте. Люди не меняются, пусть иногда и могут сделать вид. Говорят, обещают — и забывают об этом при первой возможности. Притворяются и врут о раскаянии так мастерски, что даже сами могут поверить… На короткое время. Что толку менять мир, если люди останутся прежними? Какой смысл менять мир, если он не меняется, а то, что выходит — лишь иллюзия? Чем вообще их «мирное время» отличается от гендзюцу? Когда «старые» шиноби, наконец, исчезнут, «мир» продлится недолго. Солнце нещадно пекло, раскаляя волосы до температуры горячего металла. Сарада знала, с чем сравнивать — пропускать чакру огня через кунай было опрометчивой идеей. Зато сорняк было проще испепелить вместе с корнем, чем вырывать. Где-то сбоку шумно возмущался Боруто, но он уже почти не раздражал. Несмотря на солнцепёк и физический труд, Учиха находила подобную «работу» приятной. Это было странно, но ей нравились миссии ранга «D». Воспоминания тоже отходили на второй план, не пытаясь разорвать разум на части. Смотря на свои руки, девочка всё ещё видела окружавшую её темноту и ощущала тёплую кровь на руках. Третий ключ — Рассвет, Акацуки. Хотя, возможно, правильнее было «Красные облака», которые куда больше подходили закату. В этом был смысл, и Сараде нравилась подобная игра слов. Рассвет и закат — как прошлое и будущее каждого дня. Третий ключ обошёлся слишком дорого, чтобы сохранить хоть каплю сомнений. Отступать после такого не то, чтобы не хотелось: просто некуда. Стоило ли оно того? Сараде казалось, что да. Она хотела узнать, за что отдали свои жизни те, кто мог бы быть её семьёй. Ходить по Конохе, организовывать полицейские патрули и передавать свои знания поколение за поколением. Важным девочке показался факт, что в день смерти большей части клана в живых остались оба наследника. Предосторожность и предусмотрительность главы? Расчёт? Удача? Впрочем, нет, едва ли удача. Если бы кто-то задался целью уничтожить Учиха, он бы сделал всё, чтобы убить членов правящей семьи. Иначе какой смысл уничтожать остальных? Самое страшное — то, что они не просто погибли. Они были стёрты. Отец, разве ты не видишь? На что ты смотришь? Почему твои глаза не замечают очевидного? Не отворачивайся, не делай вид, что всё в порядке. Ведь ты же глава, как ты это допустил?! Сарада впервые злилась так сильно, глядя снизу вверх на отца. Но отец смотрел как будто сквозь неё, не видя. Встряхнулся, отвернулся, наверное — хотел уйти. И девочке оставалось только сжимать кулаки в бессильной злобе. Из её глаз на Учиху Саске взглянуло давно похороненное прошлое. Третий ключ нашёл их сам. В плаще с узором в виде красных облаков и с именем «Учиха Итачи» на устах. Он говорил про волю мертвеца, про Акацуки и, кажется, знал больше, чем могло показаться. Был бой. На огромных скоростях, таких, что даже с активированным шаринганом наследница Учиха не могла разглядеть происходящее в достаточной мере, чтобы помочь. Всё, на что её хватало — это не мешать. Когда её глаза встретились с глазами мальчика-клона, Сарада применила гендзюцу, удивившись лёгкости, с которой ей это удалось. Она сумела подставить противника под атаку его «отца». Человека в плаще с узором в виде красных облаков. «Акацуки». Отсутствие сожалений вовсе не означало, что Сараде были чужды сочувствие и чувство вины. В глубине рощи позади сектора клана нашли своё места два неказистых каменных надгробия. «Учиха Шин». Эти клоны не были виноваты в том, что их сделали марионетками. Не были виноваты и в том, какие получали приказы. У них не было ни шанса сделать иной выбор. Такие же «пережитки старого времени», как и сама Сарада. Такие же Учиха, как и она, пусть и созданные искусственно. Поэтому и место их памяти должно было быть здесь. Кем бы они не были при жизни и что бы ни творили, они были членами клана, а Сарада — его наследницей. Могла ли она договориться? Позаботиться о живых, а не о мертвецах? Могла. И, более того, должна была. Но между верностью Конохе и верностью клану, девочка выбрала тогда первое. И она вовсе не считала, что выбор был правильным. Но сделала бы его снова, несмотря ни на что. Учиха провела тыльной стороной ладони по щеке, с удивлением смахивая слёзы. Она не плакала уже столько лет, так почему теперь?.. Вторым именем было «Учиха Итачи». Потому что Сараде не было важно, что такого этот человек натворил и почему предал деревню. Он был членом её клана, и оставался его частью даже после смерти. Поэтому его не настигнет забвение до тех пор, пока огонь Учиха не угаснет.