Эрегнор: Игры патриотов

Оставшееся до суда время промчалось с головокружительной скоростью. Билл Рот приходил каждый день. Сначала он принес протоколы допросов и заставил меня проверить, что все, что было записано с моих слов, было и впрямь записано верно. Я честно перечитал все записи, но серьезных погрешностей не заметил. Если там и были какие-то неточности и несоответствия, то они были настолько незначительны, что не стоили внимания. А потом, закончив с документами, Билл начал задавать мне вопросы. Я не очень понимал, что именно он пытается выяснить, но добросовестно отвечал, по возможности прямо и честно. Я не видел смысла скрывать от Билла что-либо, в конце-концов и Джулиан, и Рэндом доверяли ему, но... Далеко не все из того, что я рассказал ему, я мог потом повторить в суде. Я не собирался даже упоминать имя Рейно. Я вообще не хотел говорить о произошедшем в порту и о том, что случилось после. И очень не хотел впутывать во все это Ринальдо. Где бы там его ни носило, я был абсолютно уверен, что в произошедшем не было его вины. Он никогда бы намеренно меня не подставил. И я не собирался втягивать его в эти разбирательства. А это означало, что внятного объяснения тому, как и почему я оказался в той гостинице, у меня не было. Ни о чем из того, что произошло на самом деле, я не мог говорить открыто. Билла все это очень тревожило. — Этот вопрос обязательно всплывет, — сказал он. — И если вы будете молчать, ваше молчание будет использовано против вас. Нужно придумать хоть какое-то объяснение... — Предлагаешь мне солгать? — удивился я. — Нет, конечно же нет. Предлагаю сказать ту часть правды, вреда от которой не будет. Он сделал паузу, потом начал размышлять вслух. — Сгоревший порт скорее всего уже факт общеизвестный, — задумчиво проговорил он. — Посол Грэхем говорит, что в Дейге хорошо поставлена внешняя разведка, и новости о происходящем вокруг в столицу доходят очень быстро. Мы должны исходить из того, что им известно о произошедшем, может быть без деталей, но известно. Значит, и вы тоже можете говорить об этом открыто. К тому же, ваши слова будет кому подтвердить, принц Джулиан... — Я не могу признать вслух, что на моей земле действуют заговорщики, вооруженные краденым огнестрельным оружием, и я даже не знаю толком, чего они хотят! — не выдержал я. Билл вздохнул. — Вам придется это признать. Если вы откажетесь отвечать на вопросы, то это будет воспринято гораздо хуже. Я покачал головой, но спорить не стал. — Значит так, — после недолгой паузы продолжил Билл. — Неизвестные напали на порт, убили строителей и устроили пожар. Вы их преследовали, но попали в засаду и были ранены, и поэтому мало что можете сказать о том, что происходило потом. Ваш друг доставил вас в ближайшее место, где вам могли оказать первую помощь... Пока вроде все складывается, верно? Я кивнул. Билл умудрился исказить картину произошедшего, не солгав при этом ни словом. — Значит, будем придерживаться этой версии. Лучше уж неполное объяснение, чем вообще никакого. На том и порешили. В те дни кроме Билла я больше никого и не видел. Ринальдо так и не объявился. Ни Джулиан, ни кто-либо из моих ребят, не приходили, даже Рейно меня больше не беспокоил. Только однажды мне показалось, что я слышал его похожий на эхо голос сквозь сон, но он был слишком тих и слаб, чтобы можно было разобрать хоть слово. В тот день Билл Рот пришел необычно рано, вскоре после рассвета, и, судя по голосам за дверью, на этот раз он был не один. Так и оказалось. После того как я плеснул холодной водой в лицо, пригладил волосы и переоделся в чистую одежду, что он мне принес, в камеру вошли четверо стражников. Один из них показал мне соединенные короткой цепью кандалы и коротко приказал: — Руки! Билл попытался было протестовать, но ни малейшего впечатления на стражников это не произвело. — Так положено, мистер Рот, у нас приказ, — пояснил один из них, и Билл неохотно отступил. Сопротивляться было бессмысленно, так что я подчинился и позволил из закрепить кандалы у себя на запястьях и защелкнуть замки. Мы вышли из камеры, прошли по лабиринту коридоров и переходов, и, наконец, оказались снаружи. Там нас уже ждал закрытый экипаж. Мы забрались внутрь, и лошади тронулись с места. Дорога не заняла много времени, судя по тому, как цокали копыта лошадей по мостовой, мы даже за пределы города не выехали. И вскоре, покинув карету, мы уже поднимались по каменным ступеням, ведущим к величественному зданию, над крышей которого развевалось черно-синее знамя со стилизованным изображением чайки — государственный флаг Дейги. Билл шел впереди, и глядя на то, как уверенно и невозмутимо он держится, я и сам старался сохранять хотя бы внешнее спокойствие. Высокие двери распахнулись перед нами, и мы вошли внутрь. И оказались в большой круглой зале. На невысоком постаменте в центре залы стояло пустое кресло с высокой спинкой, вокруг амфитеатром поднимались заполненные зрительские ряды. При нашем появление в зале повисла тишина. Пару секунд я просто смотрел по сторонам, тщетно ища взглядом знакомые лица. Потом один из стражников, шедший позади, довольно ощутимо толкнул меня в спину, и мы двинулись по широкому проходу. Наше место было у самого постамента; простая скамья, небольшой стол. Билл тут же занял свое место, жестом показал, чтобы я сел рядом с ним. Я так и поступил. Стражники заняли свои места за моей спиной. Я снова оглянулся, скользнул взглядом по зрительским рядам, и только тогда заметил Джулиана. Он сидел в первом ряду всего в нескольких шагах от меня и о чем-то тихо переговаривался с седовласым мужчиной средних лет; вероятно, это и был посол Грэхем, о котором мне рассказывал Билл. За спиной Джулиана стояли двое солдат в цветах Амбера — охрана чисто символическая, больше для представительности, чем из реальной необходимости. Почувствовав мой взгляд, Джулиан обернулся, посмотрел на меня, потом едва заметно кивнул. Я хотел было кивнуть в ответ, но не успел. Раздалось резкое пение труб, и все присутствующие встали. Я замешкался, но кто-то из стражников дернул меня за плечо, рывком поднимая на ноги. Некоторое время ничего не происходило, потом раздался шелест легких шагов. Леди Оливия в широкой черной мантии, развевающейся при каждом шаге, прошествовала по проходу, поднялась на постамент, остановилась возле своего кресла. Пару секунд она стояла, застыв как изваяние, потом медленно села. По зале пролетел тихий шепоток, и остальные присутствующие последовали ее примеру. Я услышал, как Билл тихо пробормотал себе под нос: — Где судит тот, кто обвиняет... И, заметив, что я на него смотрю, осекся на полуслове. Может быть мне показалось, но, похоже, он не ожидал, что Оливия будет судить самолично. Невесть откуда взявшийся за ее спиной глашатай стукнул жезлом по полу и объявил заседание суда открытым. Не стану утомлять вас ненужными подробностями; разбирательство было долгим, нудным и муторным. Первым взял слово представитель обвинения — мой старый знакомый следователь, с которым мы не раз беседовали за эти дни. Он говорил спокойно, четко и сухо, и ничего нового от него я так и не услышал. Потом настала очередь Билла. Его речь была короткой и пламенной, он говорил как человек не испытывающий ни малейших сомнений в собственной правоте, и это производило впечатление. Когда он закончил, в зале повисла тишина. А потом Оливия подала жест глашатаю, и он начал вызывать свидетелей одного за другим. Допрос свидетелей вело в основном обвинение. Билл вмешивался лишь изредка, уточняя тот или иной факт. Судя по всему, ничто из того, что говорили свидетели, по-настоящему его и не интересовало. Билл явно ждал, когда придет время вызвать ключевого свидетеля. И в конце-концов такая возможность ему представилась. Вот только ничего не произошло. Свидетель, которого он так ждал, не отозвался на его призыв. На лице Билла отразилась растерянность, и он вопросительно посмотрел на Джулиана. Тот пожал плечами, потом шепнул что-то послу и, покинув свое место, направился к выходу. Билл проводил его долгим взглядом, потом все же продолжил говорить, явно стараясь выиграть хоть немного времени. Что, черт побери, происходит? Джулиан вернулся несколько минут спустя, следом за ним молчаливой тенью следовал Крэйг. Девочке, которую Крэйг нес на руках, было наверное лет одиннадцать, и она была мертва. Даже со своего места я видел, что ей уже не помочь — черно-синее оперенье стрел, пронзивших ее грудь, мягко покачивалось в воздухе при каждом шаге Крэйга. Одежда девочки была вся залита кровью, голова — безвольно откинута назад. Ее убили только что, всего несколько минут назад... Я бросил быстрый взгляд на Билла, и выражение его лица подтвердило то, о чем я уже и так догадывался. Эта девочка и была свидетельницей, на показания которой мы все так рассчитывали. Ее убили просто чтобы заставить замолчать навсегда, и ни Джулиан, ни мои люди не смогли ее защитить. Тем временем Джулиан подошел прямо к постаменту, остановился напротив Оливии, их взгляды скрестились. — У нас проблема, госпожа канцлер, — сказал он, и его голос прозвучал холодно и отстраненно. — Ключевая свидетельница защиты только что была застрелена прямо перед входом в это здание. Она уже никогда не вырастет, не выйдет замуж, не родит детей и никогда никому не расскажет о том, что видела. Какое удачное стечение обстоятельств, не так ли? — Да как вы смеете?! — возмутилась Оливия. — Как вы смеете намекать, что этот ребенок погиб... — Это ребенок погиб потому, что кому-то было очень нужно чтобы она замолчала навеки! — оборвал ее Джулиан. — Хватит, миледи. Я вижу, в этих стенах правосудия нам не дождаться. Я требую высшей справедливости! Я требую суда Единорога! По зале прокатилась волна шепота, потом все затихло. Тишина стала абсолютной, казалось, еще чуть-чуть и ее можно будет потрогать на ощупь. Несколько долгих, показавшихся целой вечностью секунд Джулиан и Оливия просто смотрели друг на друга... Потом она коротко кивнула. — Да будет так! — сказала она, поднимаясь на ноги. — Да будет так, — эхом повторил глашатай за ее спиной.