Нити во тьме

На деле караван скорее напоминал процессию. У торговцев было всего две лошади и один бык, те-то и тянули повозки с товарами. Люди шли пешком по краям дороги. Кроме торговцев были ещё охранники: крупные, высокие люди в хорошей физической форме, при этом выглядели они даже слишком угрожающе. В глазах Элисон они скорее походили на бандитов. Встреть она таких в узком переулке, точно впала бы в панику. Вооружены они были по-разному, но знатно: ружья, пистолеты, а у одного из них была даже винтовка. Сама Элисон не слишком разбиралась в этих вопросах – для неё это всё было непостижимыми технологиями, но Фолиан вкратце объяснил ей, в чём разница между разными типами оружия. Его рассказ так впечатлил Элисон, что она и сама загорелась приобрести пистолет: она помнила, что на рынке ей даже пытались его продать – но тут Джерри отказался принимать хангбадские монеты. Любое огнестрельное оружие, даже ржавое и ненадёжное, но оставшееся со времён старого мира, было несоразмерно дороже карты. Впрочем, на самом деле оно даже не у всех охранников было. Один нёс арбалет, а ещё один – копьё. И как ни удивительно, но тот, что с копьём, настораживал Элисон больше прочих. Грузный, с непомерно длинными мускулистыми руками, он постоянно сутулился, но при этом все равно выглядел огромным. Он не мог разговаривать, только издавал неразборчивые хриплые звуки. Его кожа была неестественного цвета: смугловато-жёлтой, отливая в оливковый, неровная и при этом блестящая, а глаза, казалось, чуть-чуть не вываливались из орбит. Огромные, не закрывающиеся, и зрачки бессмысленно раскатились в разные стороны. Элисон старалась идти от него подальше: он её пугал. – Это человек? – осторожно спросила она Фолиана вполголоса. – Человек, – подтвердил Фолиан и, видя недоумение на лице Элисон, добавил: – только в Город его, да – не пустят. – Но… почему он… – невнятно пробормотала Элисон и оборвала свою мысль на полуслове. Впрочем, Фолиан и так её понял. – Почему он так выглядит? Да мало ли, – он пожал плечами. Элисон почувствовала себя неловко. Наверное, бестактно расспрашивать о внешнем виде человека. Даже если тот выглядит как чудовище, притом не слишком разумное. Остаётся только гадать: он такой родился или раньше был обычным человеком. Она поняла, что не очень хочет об этом думать. – В здании инквизиции Нового Дня есть подземные помещения. Темницы. Там они держат схваченных порченых, одержимых… – задумчиво начал Фолиан. Он говорил тихо, чтобы слышала только Элисон. – Зачем? – Часть из них – тех, кто безнадёжен, – умерщвляют или проверяют на них средства борьбы с проклятиями. И вот там, – Фолиан поёжился, – вот там… и правда представить трудно. Камера, в которой только лишай растёт. Лишай, который медленно растекается по стенам. А это человек. Фолиан выдохнул и тряхнул головой, по всей видимости, стараясь избавиться от навалившихся воспоминаний. – Ты там был? – Недолго. И старался никуда не смотреть. На тот момент для моего рассудка это было слишком – я тогда не был уверен, что меня самого не убьют, – он смотрел куда-то в сторону, весь побледнел, мыслями возвращаясь к тому времени. – В общем, я к тому, что никогда не знаешь, что во внешнем мире может произойти с неосторожным человеком. Элисон погрузилась в свои раздумья и ничего не ответила. Фолиан счёл разговор оконченным и снова оказался впереди. Элисон не стала его нагонять. Она шла позади, смотрела ему в спину и думала: «И всё-таки в чём же твоё проклятье?». Но спросить так и не решилась. Вчера Элисон всё-таки отказалась от своей идеи идти навстречу неизвестности. И согласилась присоединиться к каравану до ближайшей деревни. Фолиан этому решению только обрадовался. На вопрос, что он сам-то планирует делать, Фолиан ответил, что от деревни пойдёт на восток проверять, нет ли ещё брошенных поселений на границе. – А мне что делать? – задумчиво сказала она тогда. Ответом ей был только грустный сочувствующий взгляд Фолиана, посоветовать он ей ничего не мог. Он не понимал, зачем ей и в деревню-то надо с караваном. Но Элисон чувствовала, что ей надо двигаться. Неважно – куда, зачем. Только не оставаться на месте. Ей казалось, остановиться – это как сдаться. Она проиграет, и весь её побег превратится в одну большую бессмыслицу. Она гнала мысль, что таковой он с самого начала и был. Погружённая в мысли, она даже не сразу заметила, как все почему-то остановились. Фолиану даже пришлось своей рукой преградить ей путь. На дороге стоял каменный столб с несколькими длинными вертикальными полосами. Торговцы засуетились. Кто-то полез в сумки, доставая что-то из них, кто-то проверял краску на повозках: Элисон только сейчас осознала, что рисунок на них не абстрактный, а являет собой некие знаки. – У тебя есть какие-нибудь обереги? – спросил Фолиан. – Из Хангбада или Юрхаля? – Нет, – развела она руками. – А что происходит? – На этом участке дороги лежит небольшое проклятье. Крысиная почесуха. Оно не очень опасное: может скиснуть молоко, и появляются небольшие язвы на руках и ногах. Следы довольно легко проходят, его жертв проклятыми не считают, но это очень противно. Я когда в первый раз тут был, о нём не знал – и да, дома мама долго и нудно залечивала эту пакость. До сих пор как вспомню, руки зудеть начинают. Не советую. У Элисон заранее зачесались щиколотки и запястья. Звучало это всё и правда отвратительно. Фолиан поковырялся в своих пожитках и достал откуда-то какой-то кулон. – Это оберег Нового Дня. Должно помочь. Элисон замерла, позволяя надеть его себе на шею. Выглядел он просто: плоская деревяшка с выбитыми на ней символами. – А как же ты? – Не волнуйся, меня не тронет, – он грустно улыбнулся. Элисон не очень поняла. У него есть ещё оберег? Или сильные проклятья защищают от слабых? Если второе – что ж, хоть какая-то компенсация. Их заметил Джерри и тут же посоветовал спрятать оберег под одежду. Похоже, необходимость идти через проклятую зону его сильно нервировала, и говорил он необычно для себя резко и раздражённо. – Почему? – Тсс, мы тут все люди разных мировоззрений. Не все поймут, – Джерри покосился на спутников и сделал неопределённый жест в сторону пары торговцев, которые как раз были заняты обновлением знаков. – Учись читать общие настроения и избегать больших проблем, девочка. И не делай такие глаза. Зато они гораздо терпимее прочих относятся к порченым, – он строго посмотрел в сторону Уильяма, – которые могли бы и не светить своей связью с Новым Днём. Даже он… даже он всё понял. Как же им всем это выходит? – Так ты… понял? – поникшим голосом спросила она. – У меня хорошая память на лица, – развёл руками Джерри. И добавил совсем шёпотом: – Да, торговцам надо уметь задвинуть свои мировоззрения, но и тебе лучше лишний раз не вызывать на себя чужой гнев. – Какие-то проблемы? – похоже, Фолиан заметил взгляд Джерри. – Уже нет, – торговец закинул руки за голову, потягиваясь, – просто инквизиция тут – больной вопрос для ряда людей, прошу быть осторожнее. Фолиан молча кивнул и насторожился ещё больше. Тут лидер группы закончил обход повозок и животных и скомандовал двигаться дальше. Караван продолжил движение. Элисон становилось всё тревожнее. Их компания нравилась ей всё меньше и меньше: тут и охранники, на людей едва походящие, и Новый день-то тут не в почёте. Как будто не торговцы, а то ли контрабандисты-беззаконники, то ли вообще культисты. А может, так и есть? Может, ей не зря с самого начала так не хотелось идти с караваном? Ещё и эта Крысиная Почесуха. Теперь Элисон постоянно казалось, что у неё зудят щиколотки. Она то и дело чуть приподнимала подол платья, но, к счастью, даже раздражения на коже не видела. – Остановите их! Она совершенно растерялась, когда вокруг вдруг резко поднялась паника. Все закричали. И бросились бежать. Её чуть не сбили с ног. Она замерла, перепуганно оглядываясь по сторонам. Она не могла понять, что происходит. На них кто-то напал? Откуда? Куда бежать? – Что происходит?! – спросила она Фолиана. Тот вроде тоже пока не сорвался с места. Даже подошёл к ней, видимо, заметив, что она остановилась. – Лошади погнали, – сказал он, – ни с того ни с сего. А они везут весь товар. – Никто не нападал? – уточнила Элисон. – Нет, но то, что лошади погнали – это плохой знак. Пойдём, – поторопил он её. Караван уже ушёл далеко вперёд. Когда они наконец нагнали торговцев, то увидели странную картину. Все животные лежали на земле. Они были мертвы. Их выпученные глаза смотрели с ужасом в пустоту. Из раскрытых ртов стекала розовая от крови пена. Копыта были в окровавленных трещинах. На шкурах тоже зияли свежие раны, неизвестно каким образом оставленные: как будто кто-то сёк животных по бокам, и кожа лопнула, не выдержав напряжения. – У них же были защитные клейма, – причитал один из торговцев. Другой тем временем зачем-то резал одну из мёртвых лошадей. Охранники рыскали поблизости, пытаясь найти источник угрозы. Джерри, шипя сквозь зубы, проверял ящики в опрокинутой набок телеге. Похоже, что-то разбилось. – Почему? – Элисон ничего не понимала. Такая неожиданная и страшная гибель лошадей и быка напугала её: ещё сегодня это были совершенно здоровые животные. Никто ей не ответил. Фолиан побледнел. – Прошу, помогите мне, – попросил Джерри, высунувшись из повозки. Элисон и Фолиан подошли к нему. Джерри склонился над ящиками, под которыми натекла лужа со спиртовым запахом. – Надо переложить все уцелевшие бутылки в наиболее целые ящики. Боюсь, мы с этим застрянем. Эх, всё это стекло мы без лошадей никуда не увезём, – вздохнул он. Элисон начала открывать ящики. Битое стекло. Много битого стекла. В нижних ящиках – повезло, если уцелело хоть по одной-две бутылки. В тех, что повыше, дело обстояло получше, но битого стекла всё равно хватало. – Что это было? – повторила она вопрос и тут же охнула, порезавшись одним из осколков. – Дьвольщина, иначе не скажу. Хорошо ещё, что людей не тронуло. Фолиан помогал сгружать совсем разбитое наружу. В какой-то момент Элисон стало нехорошо от запаха спирта, и она отошла в сторонку. Торговец, который возился с лошадью, тем временем вытащил из мёртвой туши череп. Элисон стало откровенно дурно. – Зачем вам всем лошадиные черепа? – плаксиво спросила она. Ей казалось, это одновременно отвратительно и бессмысленно. – Не нам, а ему. Фридрих имеет торговые дела с демонопоклонниками, они хорошо платят за черепа проклятых животных, – Джерри говорил отстранённо и как-то неприязненно. Заметив страх Элисон, он добавил: – Он не убийца и не культист, но страшно боится инквизиции за свои связи и товары. Элисон всё равно казалось диким сознательно помогать безумным фанатикам. Ведь они поклоняются чудовищам, от которых и происходят такие беды. Отряду понадобилось какое-то время, чтобы управиться с проблемой. Телеги наскоро починили, но тащить их теперь приходилось самим торговцам и отчасти охранникам. Часть вещей пришлось нести в руках. Фолиан согласился помочь. А Элисон выглядела откровенно болезненно, и ей никто свои товары доверять не стал. А Элисон жмурила глаза и старательно отворачивалась от места, где, она знала, лежали трупы без черепов. Больше всего её хотелась опять оказаться в безопасном месте, хоть в какой-нибудь маленькой деревушке. Караван же, лишившись лошадей и быка, теперь двигался значительно медленнее. Это её сильно нервировало. Хотелось броситься и пойти вперёд каравана, и в тоже время это казалось слишком страшным. Тут, по крайней мере, хоть охранники есть. – Ты что-нибудь чувствуешь? – тихо спросил Фолиан. – Мне страшно, – сказала она напрямую. – Вот и мне не по себе, – признался он. – Что же делать? Вернуться? – Не уверен. Не уверен, откуда идёт это ощущение опасности, – он тревожно оглядывался, – будь готова в любой момент побежать. Элисон медленно кивнула. У неё самой были подобные мысли. И всё же она искренне надеялась, что им удастся достигнуть деревни прежде, чем незримая угроза обретёт реальный характер. * * * Уже на подступах к деревне Фолиан понял, что всё очень плохо. Деревня встречала караван мёртвой тишиной. Он уже хорошо такую знал. Ведь именно так его приветствовали брошенные поселения, которые он предавал огню. Пробирающая до мурашек безмолвная песнь запустения и безысходности. – Этой деревни больше нет, – проговорил он. Его собственный голос прозвучал неуместно громко и показался ему отвратительным. – Но ведь, – Джерри сжал руки в кулаки, – ещё совсем недавно!.. как? Люди упрямо приближались к деревне. Ими овладела смесь ужаса и иррационального болезненного любопытства. Фолиан хорошо знал это чувство. Но сейчас ему было отвратительно. Сгусток тревоги, появившийся ещё с того момента, как животные каравана пали, разрастался всё шире и, казалось, был готов разорвать его грудь изнутри. Он оглянулся на Элисон. Ему бы было гораздо спокойнее, если бы он видел на ней оберег, но Джерри же сказал его спрятать. Глупые жадные торгаши. Сначала они связываются с одержимыми – людьми, чья воля подавлена злом чужих миров, – а потом трясутся от страха перед инквизицией. Но даже раздражение Фолиан чувствовал как-то отстранённо, как через вату: все его эмоции затмевало ощущение неправильности этого места. Плохо, просто ужасно. Торговцы ходили вокруг, пытаясь найти людей. Стучались в окна, открывали двери домов. Фолиан тоже бесцельно бродил по окрестностям, и тут услышал какие-то едва слышные звуки. Стон, шорох, стук. Заныли зубы, застучало в висках. – В случае чего будь готова бежать, – напомнил Фолиан Элисон. Та выглядела совершенно растерянной. – Ты куда? – она была готова схватить его за руку, но в последний момент остановилась, лишь немного не дотянувшись. – Надо кое-что проверить. Фолиан понимал, что слишком рискованно лезть туда в одиночку. Так что он одолжил из повозки керосиновую лампу и позвал одного из охранников. Тот откликнулся неохотно, но всё-таки согласился. Звук шёл из какого-то погреба. Фолиан подошёл к нему и осторожно приоткрыл дверь. И тут же сморщился от отвратительной вони. Несло чем-то гнилостным. Из погреба по-прежнему доносился скрежет и как будто чьи-то мучительные стоны. Фолиан чувствовал нервную тошноту. Охранник брезгливо сморщился и приготовил ружьё. Фолиан приготовил лампу и спустился на одну ступеньку. Велик был соблазн предложить просто поджечь деревню как брошенную и убраться оттуда поскорее – но вдруг выжившие всё-таки были? Свет лампы неровно скользил по каменной кладке стен. Охранник спускался рядом. Наконец свет лампы выхватил что-то странное. Нечто, покрытое блестящими чешуйками, похожими на пластины из перламутра, колебалось. То приподымалось, то опускалось, неровно подёргиваясь. Из-под пластин выползали багровые щупальца и елозили по полу. Что-то мерзко скрипело, будто когти судорожно скребли по камню. Раздался стон. Нечто развернулось, и распахнулись гигантские створки. Чудовищный смрад наполнил помещение погреба. Между створок шевелился гигантский комок влажной плоти. Тёмные узлы мышц хаотично сокращались. Белёсые костяные выросты внутри одновременно напоминали и раскрытую пасть, и развёрнутую грудную клетку с торчащими наружу рёбрами. Тварь казалась непостижимой, уродливой имитацией жизни. Она внушала отвращение. Фолиан попятился назад. Его конечности как задеревенели. Пространство будто исказилось, мир застыл студнем в узком маленьком погребе, который почти целиком занимало это непонятное существо. В смраде мысли путались, и Фолиану казалось, у него поплыло в глазах. Плоть твари колыхнулась, и из складок мясистого тела показались огромные глаза с узкими вертикальными зрачками неровной формы. Они выползли и повисли на коротких стеблях, изучая пришедших. Из глубины тела раздались утробные гулкие звуки. Стенания, полные мучения, переплетались со звуками, так напоминающими стоны наслаждения. Охранник смотрел на тварь, распластавшуюся перед ними, как заворожённый. И пошёл прямо на неё. С совершенно остекленевшими глазами. – Стой! – закричал Фолиан. Он дёрнулся следом, желая оттащить его назад, но не смог. Один-единственный шаг, который он смог сделать, дался ему с большим трудом. Крупные капли пота выступили у него на лбу. – Какая ты красивая, – проговорил охранник, и, прежде чем Фолиан успел ещё что-либо сделать, длинные липкие щупальца твари скользнули вперёд. Они охватили тело несчастного охранника и потянули на себя. В последний момент он очнулся от морока и отчаянно закричал, тщетно пытаясь вырваться, но не сумел. Человеческое тело как будто провалилось в мягкую плоть моллюскообразного чудовища, поглотилось им. Костяные челюсти-рёбра сомкнулись плотным замком. Тело твари запульсировало и отозвалось нестройным хором человеческих голосов. Женские, мужские, детские голоса слились в единый гомон боли. Откуда-то раздался стук часов. Он как будто вторил ударам сердца. Щупальца заскользили по полу. Из-под створок поползли перепончатые не то крылья, не то плавники. Трудно было разобрать, всё в глазах стало размываться в одно большое пятно. Фолиан никак не мог заставить себя сделать ни шагу, и потому в попытке хоть что-то сделать он швырнул в тело чудовища керосиновую лампу. Хор голосов, полных боли, взвился с оглушающей силой. Фолиан заткнул уши руками и бросился прочь. Незримые оковы оцепенения отпустили его. Он спотыкался о ступени, но поднимался наверх. И тут на разум его нахлынули странные видения, окутали его, отрезая от реальности. Молодая женщина, которая недовольна своей жизнью. После смерти родителей она осталась в бедности, и ей пришлось выйти замуж за нелюбимого мужчину. Всё идёт из рук вон плохо: она не умеет вести хозяйство и оказалась бесплодна. Муж избивает её, считая полностью бесполезной. Она ненавидит его и свою жизнь. Как-то ей становится совершенно тягостно, всё опротивело ей. И, не решаясь сама покончить со своей жизнью, она уходит за ограду, за перевал, туда, где живёт, вечно раззявив пасть, ненасытное зло. Но смерть не приходит к ней ни в виде мора, ни в виде голодных порождений тьмы. Более того, поддавшись странному желанию, она начинает рыться в нагромождении камней и находит загадочный костяной шар. Он очень необычный. Тонкой работы. Невиданные звери, люди, орнаменты переплетаются друг с другом. Разные части рельефа смещаются, открывая другие, до этого скрытые. Это завораживает её, и она начинает играть с шаром, крутить его в руках. И случайно открывает его. Внутри него механические часы. Такие она видит впервые, и они завораживают её. К сожалению, часы не ходят, но это для неё не так важно. Всё свободное время она любуется своей необычной находкой. Как-то она рассказывает шару о своей жизни и начинает задавать вопросы. И она замечает, что он как будто отвечает ей – да. Минутная стрелка движется по часовой, если шар отвечает «да» – и против, если «нет». Это наполняет сердце женщины невероятной радостью, подобной которой она не испытывала никогда со времён беззаботного детства. Она много разговаривает и задаёт вопросы, один за другим. Ей кажется, что теперь она не так одинока и у неё нашёлся тот, кто готов её выслушать и принять в любом несчастии. Задавая вопросы, она узнаёт, что часовые стрелки сдвинутся, когда она исполнит желание часов. А за полный «день», пройденный часами, часы исполнят её собственное желание. Это вызывает у неё безумный восторг. Она не знает, чего хочет больше: настоящую любовь, или власть, или нечеловеческое могущество. Сначала она хочет, чтобы у неё было счастье, подобное тому, что она видела в других семьях, но понимает, что ей этого мало. Она хочет несравненно больше, чем у других. В какой-то момент муж застаёт её, отлынивающую от работы и говорящую с часами. Он хочет вновь избить её, но она хватает нож и втыкает ему в живот. Оседая на пол, он роняет часы. Часы впитывают кровь. Красные струйки заполняют низины рельефа. Рельеф движется, меняется. И мужеубийца, восторгаясь красотой двигающегося рельефа, кладёт часы прямо на труп. Часы поглощают его плоть. Та сама движется навстречу шару, кости рассыпаются в песок и проникают через узкие щели шара. Мышцы прорастают поверх каменной резьбы. Кости формируют диковинную раковину. Часовая стрелка сдвигается, и женщина вне себя от радости и совершенно забывает о том, что только что убила собственного мужа. Она врёт всем соседям, что тот уехал по делам, и ищет часам новую еду. Теперь она держит часы в погребе покойного мужа. Она скармливает ненасытному шару всех кур и скот в своём хозяйстве, но ему мало. Шар разрастается плотью и всё больше походит на живое создание. Он отращивает панцирь и щупальца. Она любит существо, которое прорастает из часов. Оно заменяет ей и любимого мужчину, которого у неё никогда не было, ведь она не любила своего мужа, и детей, которым тоже не было суждено появиться на свет. Сгусток плоти становится смыслом её жизни. Она заманивает в погреб соседей, хотя понимает, что скоро вся деревня узнает её страшную тайну. Она не испытывает ни страха быть наказанной, ни угрызений совести. Она скармливает двенадцать жертв прежде, и ей всё ещё никто не помешал. Секундная стрелка пускается вход, и ровный ход часов заменяет невероятному созданию его сердцебиение. И она целует его, оно теперь точно обрело жизнь. Создание в ответ на поцелуй лезет ей щупальцами в рот и проникает ей в глотку. Ей не хватает воздуха, она хрипит, но терпит. Оно прорастает внутрь, разрывая ей гортань. Она захлёбывается кровью и теряет сознание. Создание оказывается в ней, а она в нём. Горло её больше не может издать ни звука, но теперь она может петь, и пение её проникает в чужие умы, лишает людей воли. Дикий голод, который теперь у них один на двоих, заставляет её заманивать новых и новых жертв. Они не в силах противостоять её чарующим песням, и становятся с ней одним целым. Вместе они отращивают всё более прочную и красивую раковину, более цепкие щупальца, более острые челюсти. Они становятся всё ближе и ближе к тому, чтобы стать совершенным созданием. Они становятся подобны древнему божеству. Властителю разумов, непостижимому и прекрасному в своей нечеловеческой природе. Фолиану едва удалось нащупать своё сознание сквозь это видение. Надо бороться. Видения вытесняли его собственные мысли. Он как будто тонул в омуте. И лишь вынырнув из него, он смог вернуться к реальности. Он обнаружил себя уже за пределами погреба. Тяжело дыша, он схватился за грудь. Сердце, казалось, пыталось вырваться наружу. Он поднял глаза. Тварь тоже выбралась наружу. Она хлопала огромными перепончатыми крыльями, и щупальца её свисали вдоль замкнутых створок. Выглядели те здорово обгоревшими. – Пули не пробивают раковину, – кричал один из охранников. – Без глаза эта нечисть ещё не скоро её откроет, – отозвался Джерри с беспокойством в голосе. Фолиан смутно припомнил, что тот с удивительной для торговца ловкостью метнул кинжал в глаз обезумевшей твари. И как он сам, выскочив из погреба, кажется, даже что-то говорил окружающим. Но как? Он совсем не осознавал своих действий, когда его мозг был занят видением. Неужели эта тварь контролировала его? – Я… ничего не помню – эта тварь контролировала мой разум? – спросил он ошалело. Джерри обернулся на него. Посмотрел внимательно. И тут же отмахнулся. – Нет, ты молодец. Немного не в себе был, но всё правильно делал. Как наждаком по мозгам проехались. Фолиан не понимал, почему кусок событий остался в его памяти так смутно. И как он мог действовать сознательно, когда в его сознании разыгрывалась трагедия обезумевшей женщины. Тут створки чудовища всё же раскрылись, но только чтобы из обнажённой плоти выпало несколько кусков. Они упали на землю и зашевелились, как змеи. Отвратительные комки судорожно дёргались, наращивая конечности. Сотканные из тел людей, они даже близко не походили на что-нибудь хоть сколько-то человеческое. На их мордах были пасти, но не было глаз. – Оно… делится! – закричал охранник, который стоял рядом с Джерри. Лицо Джерри исказилось подобием оскала. – Это бесполезно, надо бежать, – закричал он. Кажется, ему было неприятно это решение. Фолиан сейчас вполне мог понять его чувства: оставлять подобное разгуливать по земле казалось ему ужасным. Но он ничего не мог поделать. Он не понимал, как эту тварь вообще можно победить. «Наверное, если кто-то тут и мог бы что-то поправить, то только инквизиция», – подумалось ему. – Фолиан! – Элисон бежала в их сторону. Он метнуося к ней и развернул в обратном направлении. – Надо бежать! – закричал он. И это решение оказалось очень своевременным: фрагменты твари оказались куда быстрей и проворней, чем само огромное неповоротливое чудовище. Бежать, не разбирая дороги. Прочь, быстрее и дальше.