Нити во тьме

Отец Алистер помнил, что ещё до того, как были открыты врата, ещё до того, как эти немыслимые создания с ним заговорили, он уже замечал их незримое присутствие в этом мире. – Окно на чердаке, – задыхаясь, рассказывал один из прихожан на исповеди, – оно… оно как будто ведет куда-то, в ужасное место. Тянет и пугает одновременно. Кошка шипит и боится чердака панически. Я… я не могу оставаться в том доме, – и прихожанин замолкает, нервно сглатывая и не находя никаких слов. – Все вокруг считают, что я сошёл с ума. Этот страх перед неведомым посещает всякого, кто столкнулся с их проявлением в этом мире. – Я верю тебе, сын мой, – Алистер знал, что этот несчастный не врёт, – Открывал ли ты его? – Нет, отче. Оно заколочено, и… – прихожанин опять сглотнул и какое-то время пытался найти слова, – я не могу решиться. Я чувствую, как мои ноги и руки немеют от страха, стоит мне оказаться на чердаке. Я слышу, как за ним кто-то скребётся! – Я должен увидеть это окно, – решительно заявил Алистер. И он его увидел. Прихожанин пригласил его домой, но сам остался около лестницы, так и не рискнув подняться наверх. Вот оно, это ощущение чего-то совершенно чуждого человеческому существу, оно скрыто за криво заколоченными досками. Алистер знал, что некоторые люди сходили с ума, прикоснувшись к подобным тайнам, но за себя он не боялся. «На всё, что существует, есть воля Господа, – рассуждал он, – значит – в любом явлении, во всём что ни существует, даже в самом тёмном и порочном на первый взгляд, есть смысл, и любое знание – лишь познание божественного замысла». И он нетерпеливо оторвал доски гвоздодёром. И увидел его – круглое окно из матового стекла. За ним было темно, оно казалось чёрным. – Чего же вы боитесь? – окликнул он прихожанина. Тот осторожно заглянул наверх. Алистер поманил его, и он, трясясь от страха, подошёл ближе, не спуская глаз с круглого окна. За стеклом что-то заскреблось. Алистер наконец увидел скрывающиеся за ним силуэты, и это привело его в восторг. Прихожанин побелел. – Давно вы живете в этом доме? – Нет, нет. Я получил его в наследство от кузена. И-и-и… кажется, он сошёл с ума под конец жизни. Он писал книги. – О, писать книги – это ещё далеко не помешательство, – улыбнулся Алистер. – Нет, вы не так поняли. Эти книги отвратительны. Безумные, порочные, – прихожанин определённо относился к той породе людей, что выковыривали изюм из булки и Божий мир делили на нечто светлое, достойное внимания, и всё остальное. – Не могли бы вы дать мне с ними ознакомиться? – Да-да, конечно, святой отец. В окно раздался удар. Весь чердак тряхнуло. С полок попадали книги, слетела с гвоздя криво приколоченная картина. Из окна показалось извивающееся чёрное щупальце. Прихожанин закричал как дурной и метнул в стекло отложенный на стол гвоздодёр. Стекло разбилось, и щупальце, оторванное, упало на пол, извиваясь и пачкая доски тёмно-синей густой кровью. Алистеру очень захотелось вмазать кулаком по лицу пугливого дурака, испортившего удивительную вещь, но он сдержал раздражение: всё равно исправлять дело уже поздно. Вандал задыхался, бледный как полотно, и с ужасом глядел на всё ещё трепыхающееся щупальце. – Ч-что это? – Это нечто чудесное. Возможно, живое свидетельство наличия ада, я правда не знаю, – Алистер развёл руками и добавил укоризненно: – Зачем же вы окно-то разбили? Но прихожанин не отвечал. Он трясся и стонал, как будто ему было больно. Этот случай можно было бы отнести к разочаровывающим, если бы не книги, которые отдал ему впоследствии тот смешной трусливый человек. Алистер собирал подобные книги, написанные «безумцами». Иногда это правда писалось больными, сумасшедшими людьми, но порой Алистеру открылись в них удивительные вещи – и мир становился всё полнее, всё интереснее. Чарующие чудеса были повсюду, но люди, как слепые, не замечали этого и не веровали. Видеть проявление высшей сути, будь она божественной или дьявольской природы – вот чего не хватало людям. А Алистер стал замечать её повсюду. Как будто ему открылось совершенно новое чувство, такое же важное, как слух, зрение или обоняние. Мир стал совсем другим, заиграл новыми красками, но он оказался единственным «зрячим»… Позднее Алистер понял, что таких как он не так уж и мало. Возможно, он даже и не первым привратником был. Но одним из первых – это точно. Он услышал Мхарвелиала как-то раз после службы: его сущность таилась в тени храма. И к Алистеру пришло осознание, как можно позволить ему проявиться. Ритуал был непрост и требовал жертвенной крови, но Алистер не боялся трудностей. Мхарвелиал стал первым выпущенным в этот мир «демоном» (Алистер понятия не имел, что он такое на самом деле), но далеко не последним. После этого явилось чудо: город, в котором жил Алистер, погрузился под землю и вышел из него пустой как гробница. Алистер не знал, куда делись жители и почему это не тронуло его, но даже не дрогнул: по воле Господа и волос не упадет с головы человека – а воля Господа и да будет волею Алистера. Невиданные вещи творились и в других местах. Это было волнующе, и Алистер охотно постигал новый мир, наблюдая, как одних изменения подвигали к свету, а других направляли по пути порока. Он присутствовал на всевозможных ритуалах, ничем не брезгуя, никогда не испытывая отвращения, лишь горя желанием прикоснуться к новой, ранее запретной тайне бытия. Алистера потом как только не называли, кем только не считали. Иногда очень глупо. Он мог понять, когда его считали служителем зла, хотя бы потому, что он считал зло неотъемлемым элементом этого мира и частью Божьего замысла, но некоторые, например, считали его демоном. И пускай Алистеру были доступны необыкновенные силы, он прекрасно осознавал, что быть ангелом, пускай и падшим, он никак не может. Не был он и прислужником Мхарвелиала: он впустил его в этот мир, но к секте, пускай Алистера та и почитала, никакого отношения не имел. Алистер знал, что Гордыня – главный из его грехов, так что, пожалуй, такое внимание ему льстило. Но он по-прежнему считал себя священником и в меру своего понимания пытался наставить людей на путь истинный. В то же время появилось огромное количество людей, желавших его смерти. Алистер ценил жизнь, и потому иной раз приходилось идти на убийство, чтобы выжить. Слишком часто пропуская через себя чуждые человеку силы, он сам стал носить подобную в себе, и для колдовства ему не требовалось обращаться к силе «богов», как культистам, и это пугало людей и тянуло их к нему, как прихожанина то окно на чердаке. Когда приходил в города, иногда он чувствовал себя ястребом посреди птичьей стаи. Люди пытались выгнать или убить его, хотя при этом испытывали скорее не ненависть, а страх. Один раз толпа чуть его не четвертовала. Он едва спасся, и после этого Алистер, к тому времени проживший уже значительно дольше обычного человека, начал чувствовать скорую гибель. Смерть – неотъемлемая часть жизни, всё, что рождается, обречено умереть, но это осознание не уменьшало отчаянного желания жить. И Алистер понял: чтобы выжить, ему нужно умереть – он владел тайной о том, как это сделать. Самоубийство – тягчайший грех, но можно ли его признать таковым, если он совершается не чтобы закончить земной путь, но продлить его хитрым путём? И Алистер пошёл на это и погрузился в сон длиною, казалось, в целую вечность. В нём он умирал раз за разом, и со временем это сделало его равнодушным. Толпа, которая желает его четвертовать, при этом боится до ужаса; петля на собственной шее. Всё происходило раз за разом, и Алистер уже успел запомнить картину до мельчайших подробностей: как смешно выглядит гневное выражение на лице той смуглой женщины в третьем ряду, цвет пуговицы на грязной рубашке нищего мальчишки, которому интересно, что происходит, цветы в горшке на окне. Все до единой трещины на камне камина в его библиотеке, где он натягивал веревку. Сколько бесчисленных повторов прошло, прежде чем в них появились изменения? Алистер помнил, как в его снах в первый раз появился кто-то чужой: это был суетливый и затюканный пухленький человечек. Алистера он почти не заинтересовал: человек с безумными и полными ужаса глазами бросился прочь, едва оказавшись рядом. Алистер откуда-то знал чувствовал нутром, что этот – сбежит, но впечатлительный и слабый разум не выдержит, и человечек в тот же день раскрасит стену мозгами, пустив пулю в висок, и его похоронят без надгробного камня. Повторы безумно утомительны. Появление посторонних вносило в них смысл. К сожалению, реакция этих людей всегда была довольно предсказуемой: почти все пугались или недоумённо таращились на происходящее. Пару раз он пытался с ними заговаривать, но они невнятно мычали в ответ или только спрашивали, что происходит. Впрочем, это не так важно. Главное – зрители появлялись. И вместе с ними эти мучительные циклы превратились в хорошо отработанный спектакль, оставляющий место для импровизации. В последний раз он решил накинуть петлю вместо своей шеи на шею нового рыжеволосого наблюдателя, застывшего с широко распахнутыми глазами – но, впрочем, это привело того в чувство, и он оттолкнул Алистера и направил ему в глаза свет фонаря, стоило только подойти достаточно близко. Это было неприятно, но довольно забавно. И несмотря на то, что в том повторе принципиально ничего не изменилось – даже повесить гостя не удалось – характер снов изменился. Наблюдатели перестали меняться, остался только тот испуганный рыжеволосый юноша, а повторы стали куда разнообразнее: то он опять гуляет по мёртвому городу, покрытому пылью, то снова присутствует на ритуале и наблюдает над невообразимым буйством мужчин и женщин, держа чашу порочной крови и пытаясь найти во всём этом какой-то смысл. Вот перед ним упало тело одной из женщин. Изменённое, неправильное, по-рыбьи скользкое, её разрезали от рёбер до таза, и она хрипло дышала. Кровь струилась по её ногам. От неё пахло как от старого трупа – гноем и разложением. И это был их собственный выбор, выбор этих людей. Алистер приподнял лоскут кожи, свисающий с её раны – похоже на кожу земноводного, – посмотрел на всё беснующуюся толпу и повернулся к наблюдателю: – Обычно говорят про невинную кровь, но этот идол питается нечестивой, – он указал на каменную статую, которую воздвигли эти люди. Так уж вышло, что перед лицом невероятного лишь немногие остались верны старой вере, большинство оказались слабы духом и обратились в язычество, пленённые голосом извне, охваченные чужой волей. В обмен за рабскую покорность невероятные существа делились крупицами своих сакральных знаний. Алистер понимал, что с таким же успехом мог создать собственный культ: сил и знаний он накопил уже не меньше, чем иное существо извне, но он не собирался потакать собственной гордыне. – Её кровь даже на нормальную человеческую едва походит. Наблюдатель, кажется, совсем не хотел его слушать. Он не смотрел, он пытался уйти, но был не в силах покинуть границы видения. В этом повторе он самая интересная личность. Алистер подходит к нему и думает, что лучше сделать. Может, отвести его вглубь и показать что-нибудь эдакое, дабы испытать крепость его рассудка?.. – Не подходи ко мне, чудовище. Алистер фыркнул. Он не помнил, чего он мог на глазах этого юноши сделать такого, что так взбесило или напугало бы его. Забавно. Может, дело в равнодушии? Алистеру правда не было никакого дела до того, что эти люди делают друг с другом и с собой. Алистер замечал, что его взгляды уже далеки от христианских, и потому не смог не поделиться своими мыслями: – Мне иногда кажется, что во многом ценность жизни оценивается волей человека. Смотри, – он указал на труп, – они убивают друг друга и самих себя, и это их выбор. Их жизнь не имеет значения ни для них, ни для окружающих, так есть ли смысл в их существовании? Зачем нужны люди, которые не знают, зачем они живут, и исчезновение которых никто даже не заметит? Безликие, не нужные даже самим себе, со смертью как бы просто перестают существовать, как будто их никогда и не было. Тут гость – видимо, в корне не разделяющий позицию Алистера, – попытался ударить его, но промахнулся. Алистер оттолкнул его в сторону, и он упал. Поднявшись на локтях, он кашлял, выплевывая попавшие в рот длинные волосы, и буравил Алистера взглядом, полным ненависти. И пускай повторы стали разнообразнее, сны уже чертовски надоели Алистеру. Пересматривая свою жизнь, он осознал, что он сделал не так. Что ж, может, если бы не он, то эту ошибку совершили бы другие привратники. Но теперь на нём лежит миссия: он должен сам её исправить. И для этого довести начатое до конца. Когда повторы кончились, он и сам этого поначалу не понял. Но дождь моросил так реально, что хотелось плакать от счастья. Настоящий дождь. Он поднял глаза к серому небу, подставив лицо под капли. – Что ты будешь делать? – Жить, – ответил он просто, предвкушая новую жизнь. * * * – Ого, это Юрхаль? Это же он, верно? – восторженно спросила Элисон, стоило городу показаться на горизонте. У него были высокие стены, но даже за ними было видно шпили и украшенные рельефами крыши, совсем не похожие на архитектуру Хангбада. Ей тут же захотелось побывать внутри, тем более, что она так соскучилась по городским удобствам. Может, там и хорошая баня есть? Ей уже не терпелось оказаться за стенами. – Да, – улыбнулся Фолиан, но улыбка его была полна горечи. – Скучаешь? – Конечно, – он тяжело вздохнул. – Я в нём родился и вырос, там мой дом. – И обойти контроль никак нельзя? – Никак, – резко ответил Фолиан. – Проверка работает хорошо, а если даже допустить, что я её обойду – да если меня поймают за городскими стенами, то казнят. Элисон неловко замолчала, жалея о своём неудобном вопросе, и какое-то время они шли в тишине. – Ты ведь пойдёшь к жрицам Децимы, как я посоветовал? – спросил он, когда они добрались до пригорода, расположенного по эту сторону заставы. – Ну-у, да, ты же говоришь, они могут дать зацепку, как мне найти брата? Тогда это само собой разумеется. Фолиан остановился на какое-то время, задумчиво разглядывая стену. Потом лицо его стало более решительным, и он выдернул волос из прядки. – Ты можешь попросить их посмотреть мою линию судьбы? Попросить за Уильяма Фолиама. – Но, – Элисон смутилась, – а вдруг там будет что-то личное? – Обычно они говорят очень смутно, размыто, да и… что мне ещё остаётся? – он развёл руками. – Но, с другой стороны, их предсказание может уберечь от беды или дать подсказку. Знаешь, когда я был у них в прошлый раз, они советовали мне держаться у корней и говорили, что есть риск, что нить моей судьбы будет запятнана порчей. Сейчас я уже понимаю, что имелось в виду. В определённый момент мне стало тесно в Юрхале, мне хотелось учиться. Я собирался поступать в академию в Сантарусе и проводил много времени в библиотеках. Помню, меня интересовала история времён до того, как впервые появились тёмные божества, но в библиотеке Юрхаля документов осталось мало. И я ездил, проводил время за книгами и воображал, что в академии буду одним из самых начитанных студентов. Возможно, пойми я слова жриц правильно, я бы был осторожнее и остался в Юрхале… – А что произошло тогда?.. – осторожно спросила Элисон, зная уже, что Фолиан любит увиливать от неудобных тем. – Я прикоснулся к проклятой вещи и оказался проклят, – неохотно проговорил Фолиан. – Можешь попросить? Я очень прошу. Я буду ждать в пригороде, – и грустно добавил: – Может, возможно чудо, и они увидят какую-то нить, которая очистится, и дадут мне подсказку. – Обязательно спрошу! – пообещала Эллисон и почти тут же пожалела. Что, если ответ жриц ему не понравится? «А, впрочем, будь что будет», – решила она и отправилась к воротам. Уже там она обернулась и увидела, что Фолиан всё ещё смотрит ей вслед. «Всё-таки он мне так здорово помог, обязательно надо будет ответить ему каким-нибудь добром», – решила она для себя. Проверка на входе была сродни той, что она уже прошла у инквизиции Нового дня. Долго, дотошно, нудно. Элисон боялась предположить, какая она была бы, не будь у неё рекомендации – и какая же тогда проверка в городах более суровых нравов, чем Юрхаль? Душно, тысячи вопросов и псы – по-звериному чутко реагирующие на скрытые от людских глаз проявления зла. Нюхали ноги, скалили зубы, но молчали, и Элисон всё время сидела как на иголках, переживая, что звери передумают и обличительно залают. Эта тревожная мысль очень мешала ей сосредоточиться, и она боялась, что её ответы на расспросы звучали невпопад. Когда её наконец впустили внутрь стен, не осталось сил даже на ликование. Она просто чувствовала себя дико измотанной. Хотелось есть и пить, и совсем не хотелось двигаться. В мыслях повисла дичайшая пустота. Куда она идёт? Зачем? Она села на край какого-то фонтана. Её так долго расспрашивали, что она начала сомневаться в собственных ответах. Сомневаться в себе. Отвратительное ощущение. Ей вспомнилось, как её родители сговорились и вычеркнули из своей жизни её брата, как молчали и косились на неё, когда она упрашивала их попробовать его найти. Мерзкое тягостное ощущение, когда начинаешь терять веру в себя и твёрдость своего рассудка. Элисон потёрла переносицу и расслабила лицо: нельзя долго хмуриться: морщинки появятся. Это ещё мама говорила. «Какая чушь на ум идёт – это всё усталость». Она плелась по городу и жалела, что не расспросила Фолиана получше о том, как ориентироваться в Юрхале. Нет, надо взбодриться: зато она может посмотреть на другие города – разве могла она помыслить об этом раньше? Правда, здания вокруг походили на каменные коробки с узкими окнами. А что хуже всего – они очень походили друг на друга. Не то чтобы в Хангбаде они все отличались индивидуальностью, но всё же ориентироваться в них Элисон казалось как-то легче. Вдобавок из-за холмов улицы шли то вверх, то вниз: и если вниз спускаться не было в тягость, то подъёмы навевали мысли о горькой судьбинушке. Наконец измотанная Элисон вышла на городскую площадь с большим фонтаном. Мраморный фонтан изображал деву в одеянии, похожем на широкий кусок ткани, накинутый на плечо и затянутый на поясе. В одной руке она держала веретено, в другой – кувшин, из которого вниз струился поток воды. Вода – прозрачная, чистая – шумела, искрилась на солнце и так манила к себе. Элисон понимала, что пить из уличного фонтана – не самая лучшая идея, но ей казалось, что силы её на исходе, и только глоток воды приведёт её в чувство. Она села на мраморный бортик и опустила руки в воду. Прохладная, она так приятно покусывала пальцы. Элисон вздохнула, подняла сложенные чашечкой ладони и наклонилась выпить, пока вся вода не ускользнула сквозь пальцы. – Стой! – вдруг услышала она, – не пей! Элисон разомкнула ладони и обернулась. Перед ней стояла запыхавшаяся девушка. В руках она зажимала пустой кувшин. – В первый раз в Юрхале? – спросила незнакомка, снисходительно улыбаясь. Её щёки, нос, подбородок, лоб – всё лицо – были усеяны россыпью веснушек. Пёстрое, как перепелиное яичко. А волосы – огненно-рыжие. – Да, – ответила Элисон и закашлялась. В горле до сих пор как будто была пустыня. – Очень пить хочется. – Пойдём, я покажу, где у нас колодец, – незнакомка взяла её за руку и повела куда-то вниз по улице. Элисон была так измотана жаждой и блужданиями, что поддалась. Незнакомка не выглядела особо грозной и сильной, так что Элисон решила для себя, что в крайнем случае она всегда успеет вырваться и убежать. Они прошли несколько домов, дважды куда-то свернув, и наконец незнакомка привела Элисон к самому обыкновенному колодцу. Вытянула оттуда ведро и подала Элисон черпачок. Элисон со словами благодарности принялась зачёрпывать воду. Она пила, пила, пока наконец жажда её не отпустила, и только тогда спросила: – А почему нельзя было пить из фонтана? Вода выглядела чистой… это просто неприлично? Незнакомка фыркнула, но совсем беззлобно, казалось, она едва сдержала смех. Элисон почувствовала себя глупо. – Это источник Децимы. Таких фонтанов в Юрхале три. Из них могут пить только жрицы. Так они вбирают в себя силу богини, и она направляет их, когда они считывают судьбу человека. Но у любого другого глоток этой воды может вызвать временное помешательство рассудка. Очень не советую. Начинающие жрицы с большим трудом проходят через это, и не все оказываются готовы. – Но ведь он просто стоит… почему его не огородить как-то от обычных прохожих? – Это святыня. Каждый имеет право прикоснуться к источнику, но все в городе знают, что просто так пить его нельзя. «Ну Фолиан, мог и предупредить», – надулась Элисон. – Так что хорошо – я работаю при храме и смогла вовремя тебя остановить, – рыжая девушка улыбнулась. Они разговорились, и Элисон узнала, что храм Децимы – это прямоугольное здание с колоннами прямо перед фонтаном. Можно было догадаться по габаритам и внушительному внешнему виду, по изящному и многодельному рельефу фронтона, но просто жажда перебила все мысли. Элисон посокрушалась над этим вслух, но новая знакомая, которую, как оказалось, звали Венди, не стала над ней смеяться, а рассказала про особенности города. И даже посоветовала, где можно недорого поесть, где – переночевать, а где находится рынок. Разговор с Венди складывался на удивление непринуждённо. Она была такой доброжелательной, общительной и милой, что Элисон почувствовала, как город становится теплее, понятнее и как-то дружелюбнее, чем он ей показался сначала. – Скажи, а сама ты откуда родом? – полюбопытствовала Венди. – Из Хангбада, – ответила Элисон и, как ожидала, увидела на лице девушки удивление и непонимание. Похоже, во внешнем мире нечасто встречают выходцев из её города. Одно утешает: возможно, потом именно это поможет ей с поисками беглого брата. – Тяжело там жить, верно? Я слышала, там очень жестокие законы, большие налоги и жречество всем диктует свою волю, – в голосе Венди звучало сочувствие, но Элисон всё равно стало неприятно. Как будто её вынудили сбежать! – Я брата ищу, – ответила она сухо. – Он ушёл во внешний мир. – Понимаю, – грустно отозвалась собеседница. – У меня у самой один из братьев так пропал. Он периодически уезжал из города на несколько дней и однажды так и не вернулся. Мы пробовали искать его в ближайших поселениях, но никто его с тех пор и не видел. И я не знаю, куда он мог подеваться, и до сих пор надеюсь, что, может быть, он когда-нибудь вернётся, – она вздохнула. – В семье мы стараемся об этом не говорить, но, похоже, все остальные думают, что он где-то погиб. Внешний мир опасен и непредсказуем. Хотя Элисон понимала, что так оно, скорее всего, и есть, но то спокойствие, с которым они приняли его смерть, казалось ей неправильным. Она считала, что сдаваться нельзя. «Может, как-нибудь пересекусь и скажу, что дома его ждут?», – подумала она. Наверное, такой же рыжий, как Венди, высокий и конопатый. Как ужасно, что сама она внешний вид своего брата не смогла бы описать уверенно и понятно. От этого ей стало как-то неуютно. Но сама-то она его точно узнает! А это самое главное. Напоследок Венди рассказала, как нужно вести себя в храме и как обращаться к жрицам. – Сейчас подношений не надо, тем более, что ты в первый раз, но так – особенно, если советы тебе помогут – принеси Дециме что-нибудь в благодарность. – А если я не сделаю… она?.. – всё-таки доверия к чужим богам у Элисон не было, тем более, что молва в Хангбаде говорила об этой богине совсем недобрые вещи. Венди вздохнула и чуть поджала губы: – Ничего. Ты можешь и не благодарить, просто это… – она помолчала, видимо, подыскивая слова, – правильно. Это твоё «спасибо». – О… верно, – Элисон почувствовала себя неловко и глупо и добавила: – Спасибо огромное, Венди, я очень тебе благодарна! Ты меня выручила. Венди рассмеялась. – Будешь ещё в Юрхале – заходи. Я работаю при храме. – Я запомню! «Рыжий и высокий… вообще-то тоже довольно расплывчато. Было бы, конечно, идеально найти и её брата, но шанс невелик. А жаль», – размышляла Элисон. Ведь так она бы могла хорошо отблагодарить Венди: сама их встреча казалась ей удивительным судьбоносным событием. Потом Элисон задумалась: а почему Венди сама не спросит о своём брате у Децимы? Но увы, возвращаться и искать Венди для этого вопроса было уже неловко. Помня, что сказала Венди, при входе в храм Элисон разулась. Ступени нагрелись на солнце, и ступать по ним босиком было даже приятно. Храм Децимы внутри оказался величествен и строг, и жрицы её одевались как скульптура на фонтане: простые одеяния чистого белого цвета, а волосы забраны наверх в хитрые причёски. В центре храма находился бассейн, заполненный водой, перед входом в закрытую алтарную часть лежал огромный ковёр тонкой работы. На скамьях сидели люди, ожидающие так же, как и она, разговора со жрицами. В руках почти у всех были какие-нибудь подношения. Элисон, присев рядом, почувствовала себя неуютно: она ничего не принесла. «Но Венди вроде сказала, что ничего не надо», – утешала себя Элисон. Она рассматривала барельефы храма. Богиня изображалась то как женщина, то как старуха, иногда она была в окружении каких-то других женщин, но почти везде занималась тем, что пряла из кудели нить. Элисон не до конца понимала, почему на этом так заострялось внимание. «Может, она ещё и рукоделью покровительствует?» Ей очень хотелось спросить, но она сдерживалась. Наверное, верующим этот вопрос не понравится, и они сочтут Элисон очень глупой, а этого Элисон совсем не хотелось. Наконец, когда настала её очередь, она сама прошла за алтарь. В маленькой комнате было совсем темно – почти ничего не видно. – Спрашивай, – голос жрицы прозвучал низко и глухо, совершенно без эмоций. «Наверное, если бы статуи разговаривали, как-то так бы они и звучали», – подумалось Элисон. – Я хотела бы узнать свою судьбу. И как мне найти брата? Где он? И… судьбу ещё одного человека. Моего друга. Вот его прядь, – Элисон нервничала и оттого говорила сбивчивой скороговоркой. Свет стал ярче. Взгляд Элисон выхватил из темноты натянутую нить. Элисон нервно сглотнула. – Твоя нить пересекает множество нитей, – Элисон начала понимать, что веретено у статуи в руках действительно неспроста, – и они натягиваются сильно. Они рискуют порваться или сорваться и опуститься во тьму, неведомую властительнице судеб – и всё это зависит от твоей нити. Тебе придётся идти вслепую, ища начертанный путь – но он уже определён. В сложный час не жди подсказок – загляни вглубь своей души, и это даст тебе правильный ответ. Так ты найдёшь искомое. Элисон хватала каждое слово, но ощущала лишь разочарование. Какое мутное предсказание. Делать-то что? – Где мой брат? – Децима уже сказала всё то, что ты должна была знать. Элисон поджала губы. «Щедро». – Но что насчёт судьбы человека, чью прядь я принесла? – Эта нить скрыта от глаз моих. Децима не видит её, так как она пребывает во тьме или не хочет ничего говорить. Элисон поблагодарила жриц, как её учила Венди, но в душе её с каждой минутой нарастало разочарование. Она надеялась, что здесь, в Юрхале, ей покажут дорогу, а в итоге наговорили кучи едва понятных вещей. Особенно Элисон не понравилось про другие нити. Она едва несла ответственность за свою жизнь, а тут – от неё другие зависят. Как же так?.. Неужели её брату грозит гибель? Или Уильяму? Эх, Фолиан, и про его судьбу ей так ничего узнать и не удалось. В расстроенных чувствах Элисон отправилась на рынок. Там она надеялась найти карту внешних земель и заодно немного развеяться. Рынок занимал целую площадь. Его было легко узнать уже издалека: шум, голоса, яркие палатки, необычные запахи – всё это манило к себе чрезмерно любопытную девушку. А чего тут только не было! Глаза Элисон разбегались от причудливости товаров. Вот, что значит жить безвылазно в одном городе и ничего не видеть. Она сама не заметила, как настроение, испорченное мутным предсказанием, снова поднялось. – Ого! Это атлас внешнего мира? – наконец выловила она среди товаров то, что действительно желала найти. – Да. За точность карт ручаюсь лично, – торговец хитро улыбнулся и показал большой палец вверх. – О-о-о, – протянула Элисон, немного подыгрывая, – точно-точно? Торговец нарочито огляделся по сторонам, точно проверяя, что никто не подслушивает, и наклонился вперёд, держа ладонь у рта. – Я сам участвовал в её составлении. – Как это? Вы картограф? – Нет, но в моей деревне есть картограф. Я собирал для него информацию и в Чеб-Иту нашёл типографию, согласившуюся отпечатать мне несколько экземпляров. А ещё из Чеб-Иту я привёз вот такие славные штуки. Пистолеты, слышала? – и он поднял один из пистолетов вверх. Элисон кивнула. Пистолеты она видела, пускай только на иллюстрациях в книгах, но она знала, что это огнестрельное оружие. – Если собираешься во внешний мир – это очень полезная вещь. Убьёт любую тварь. А вот это, – он показал на штуки, уже ей не известные, – я нашёл в руинах. Это остатки старых технологий. Представь себе… – Эм, простите, я бы хотела про карту спросить, – Элисон смущённо перебила торговца. – Вы принимаете хангбадские монеты? Фамильярность, болтливость и паясничество торговца забавляли Элисон и в тоже время начинали раздражать. На круглом лице отразилось удивление. Он заново окинул Элисон взглядом. – Ты из Хангбада? Элисон осторожно кивнула, опасаясь снова встретить сочувствие или настороженность. – О. Это классно. Просто так взять и уйти. Достойно, – торговец закивал, вновь показывая большие пальцы рук. В Юрхале Элисон определёно везло на разговорчивых новых знакомых. Но если от Венди исходила спокойная доброжелательность и искреннее желание помочь, то в торговце было нечто, что начинало сильно настораживать Элисон. «Если он будет дальше уклоняться от темы, я просто развернусь и уйду», – для себя решила Элисон. Торговец как будто почувствовал это. – В общем, да, пять хангбадских монет. «Недорого», – про себя подумала Элисон. Торговец помог ей упаковать атлас, а потом Элисон ещё какое-то время пробродила по рынку. Не найдя для себя больше ничего интересного, она направилась к воротам, как вдруг по пути её перехватил всё тот же самый торговец. Увешанный тяжёлыми сумками, он, так же, как и она, направлялся к выходу из города. – О! Какая встреча! Храбрая девочка из Хангбада! Элисон сжалась, не найдя, что и сказать. Она не понимала, чем она так запомнилась этому человеку. Неужели тот факт, что она вышла из закрытого города, способен пробуждать у людей такой живой интерес? – Джерри, – представился торговец. – Элисон, – нехотя ответила она и пожала протянутую ей руку, всё ещё не понимая, зачем он заговорил с ней снова. Но людей вокруг много, если что-то пойдёт не так, она может просто закричать. Да и… на самом деле он выглядел вполне обыкновенным парнем. Круглолицый, невысокий, с медно-каштановыми волосами и совершенно нелепой бородкой. Выглядит трезвым. Может, он думает, что раз она ушла из родного города, то одинока и ей не хватает надёжного мужского плеча? Тогда хорошо бы намекнуть, что он не в её вкусе. Или что у неё кто-то есть. – Я в Юрхале совсем ненадолго. Даже ночевать не планировала. И меня ждёт один человек, поэтому я совсем не могу задерживаться. Но очень жаль. Тут красиво. – Не то слово. Мне тоже нравится. Здесь всё такое в духе античности. Читала про Грецию и Древний Рим? Там… Элисон не отвечала ему и даже не вслушивалась в его речь. Ей вдруг стало остро не хватать тишины и возможности подумать. Она никак не могла дождаться, когда их с Джерри пути разойдутся, и она вновь окажется представлена самой себе. Она ведь так и не обдумала текст мутного предсказания и не придумала, как объяснит Уильяму, что Децима не видит его нити. Всё её тяготило. Настроение, приподнятое было рынком, катилось к чертям. * * * Попав в окрестности Юрхаля, Фолиан ещё острее почувствовал, как давно не был дома. Даже пригород казался ему таким родным, таким знакомым. Он испытывал ностальгию, тепло и в то же время щемящую тоску. Когда он бродил, выполняя поручения Нового дня, он старался думать только о том, что происходит с ним здесь и сейчас – теперь же он особенно остро ощутил, что он оторван от дома и возвращаться ему некуда. Порченый, изгой. И хотя всё здесь бередило ему душу, Фолиан уже не мог остановиться. Он отправился к реке, протекавшей вблизи Юрхаля. Когда они с семьёй выходили во внешний мир, отец в один из дней решил научить своих детей рыбачить. Он показывал им, как закидывать удочку, как вытягивать рыбу, как определить, не поражена ли она чем-то. Этот навык его потом здорово выручил. Многие люди, вынужденные жить во внешнем мире, мучительно погибают в первые же дни, съедая что-то заражённое. Против проклятых болезней не помогает ни жарка, ни отваривание. Он пришёл в тихую заводь, в которой они тогда и рыбачили – но побыть в полном одиночестве, как он надеялся, ему не удалось. Там уже были люди. Поэтому он просто постоял в отдалении, любуясь видом, впитывая в себя этот уголок безмятежности. Заводь с тех пор совсем не изменилась. Один из рыбаков разочарованно отшвырнул в сторону чумную рыбу, и речная чайка, следившая за рыбаками, тут же её подхватила и улетела. На ум Фолиана невольно пришёл образ птицы с мутными глазами, издыхающей, но наполненной предсмертной злобой, в безумии кидающейся на невидимого врага – и умиротворённое настроение ушло. И он ушёл бесцельно бродить по округе, время от времени возвращаясь к воротам, чтобы проверить, не появилась ли там Элисон. «Впрочем, может, если она решит там остаться, для неё же так будет лучше», – подумалось ему. Хотя ему и хотелось, чтобы она нашла брата, который ей так дорог, он не особо верил, что это возможно. Но ближе к вечеру она появилась. Она выглядела какой-то зажатой, ссутуленной. Похоже, её день тоже не задался. Фолиан помахал рукой. Она заметила, неожиданно для Фолиана взбодрилась и подбежала к нему. – А вот и я! – радостно воскликнула она. Фолиан растерянно улыбнулся. – Это мой спутник, Уильям Фолиан! – представила она его какому-то человеку, идущему за ней, и тут же спряталась за спину Фолиана. Фолиан смотрел то на Элисон, то на незнакомца, пытаясь понять, что происходит. Парень, который шёл следом, не выглядел агрессивным, хотя взгляд у него был нагловатый. Стоило парню взглянуть в лицо Фолиана, как глаза его округлились. На мгновение он, казалось, впал в совершеннейший ступор, но тут же закашлялся и попытался скрыть свои эмоции. На лице его вновь возникла прежняя чуть нагловатая улыбка. Фолиану это не понравилось – ему захотелось провалиться под землю. «Вот зачем? Почему? Элисон, ну что ты делаешь?» – думал он, пытаясь хотя бы по её реакции понять, кто этот человек и что он тут делает. – Уильям, значит? Очень приятно. Я Джерри, – и парень протянул ему руку. Фолиан поднял свою, но не спешил отвечать рукопожатием. – Я познакомилась с ним на рынке, когда покупала карту. Он предлагал мне присоединиться к каравану торговцев, идущему в Чеб-Иту. Это щедрое предложение, но мы же идём совсем не туда? – Так. Давай прямо, – Фолиан сложил руки на груди и повернулся к Элисон, – он допекает тебя, но ты не можешь напрямую сказать, чтобы он оставил тебя в покое? Джерри напрягся, и улыбка его стала выглядеть натянутой. Элисон посмотрела на Фолиана с явным упрёком. – Спасибо за атлас. Приятно было познакомиться, – сказала Элисон Джерри. – Взаимно. Если передумаете, захотите что-то ещё купить или получить подсказку касательно маршрута – я до утра буду в лагере торговцев. Счастливо, – ответил Джерри без лишнего промедления, но, уходя, ещё раз скользнул взглядом по Фолиану. И хотя агрессии в нём не чувствовалось, взгляд этот Фолиану совсем не понравился. – Вообще, как-то так и было, но зачем так грубо? – сказала Элисон, когда Джерри скрылся из виду. Фолиан молчал. Тот долгий взгляд. Похоже, Джерри сразу распознал в нём проклятого, хотя ничего не сказал. Это было неприятно, и Фолиан остерегался, не приведёт ли новое к проблемам. Особенно сейчас, когда инквизиция Нового Дня может в любом момент сменить поддержку на гонения. – Грубость – это не самое худшее, с чем человек может столкнуться, когда так себя ведёт. Он мне показался довольно наглым малым, – Фолиан не стал делиться с ней своими опасениями. – В любом случае, спасибо. Ты меня снова выручил, – заулыбалась Элисон, – но, к слову, атлас он продал действительно замечательный. Она отвела Фолиану в сторону и уселась на камнях возле стены. Фолиан присел рядом с ней. Элисон достала из дорожной сумки целую книгу и поспешно пролистнула – та и правда оказалась удивительно подробной. В ней были отмечены не только Города, дороги и торговые маршруты, но ещё и удалённые поселения, и к тому же особенно опасные зоны пустошей с какими-то обозначениями, смысл которых Фолиан не смог понять с первого раза. Если эти карты правдивы – они и правда весьма и весьма ценны. Но можно ли им верить? Эти опасения Фолиан высказал вслух. – Джерри утверждал, что атлас составлял картограф из его деревни, – неуверенно пробормотала в ответ Элисон, – и он вроде как сам тоже участвовал. Посещал эти пустоши. Он даже вещи из руин продавал. Фолиан пожал плечами. Доверия ему эти слова не прибавили. – Рисковые, – хмыкнул Фолиан, – опять-таки, если не врёт. И к тому же Фолиан не мог понять, что значат некоторые значки. Легенда ясности не внесла. Большинство из них находились за пределами безопасных земель. Некоторые и вовсе лежали в особо опасных зонах и были нанесены пунктиром. Рядом с пунктирными обозначениями стояли проценты вероятности. Руины? Алтари? Это озадачивало. Но тут Фолиан обратил внимание, что Элисон так и не рассказала: был ли успешен её поход. – Ты была в храме? – спросил он напрямую. Элисон едва заметно кивнула и поджала губы. Она даже не обернулась: видимо, не хотела встречаться с ним взглядом. Фолиан догадался, что она или огорчена, или разочарована. – Что они сказали? – Ничего конкретного. Натянутые нити, идти вслепую и в момент опасности найти ответ внутри себя, – она даже фыркнула. – А ты ожидала, они прямым текстом тебе всё скажут? Нет, увы, это так не работает, – Фолиан пожалел, что не посоветовал ей записать текст, который скажет жрица. Тогда бы он ещё мог помочь его разобрать. Сейчас же Элисон наверняка почти всё перепутала – ведь текст предсказания показался ей пустой бессмыслицей. Он помолчал и осторожно спросил: – А ты не спрашивала на тему моей судьбы? Элисон вся сжалась. Она сложила руки в замочек под подбородком и опустила глаза. Фолиану стало не по себе. – Они отказались говорить. Они не увидели нити. Этот ответ не сильно смутил Фолиана. Дурное предсказание казалось ему более опасным знаком. Тут же причин могли быть несколько. Возможно, дело в проклятье: оно вполне могло скрыть нить его судьбы от Децимы. А может быть, всё ещё проще: жрицы могли не захотеть делать предсказания. – Что поделать? На нет и спроса нет, – пожал плечами Фолиан и ободряюще тронул Элисон за плечо. Элисон выпрямилась и наконец повернулась к Фолиану лицом. – Но теперь я вновь в растерянности. Куда идти?.. Элисон вздохнула и вновь отвернулась. Взгляд её упёрся в землю. Фолиан не знал, что сказать. Ему казалось, самым разумным было бы остаться в Юрхале: там она была бы в большей безопасности. Но сказать ей это он не решался. Ведь это предложение означало ещё одно: сдаться. Но Фолиан, хотя и понимал её чувства, к сожалению, не мог представить у её авантюры никакого положительного исхода. Это было подобно поиску иголки в стоге сена – только ещё и в очень опасном. Он беспомощно развёл руками. – А ты куда собираешься? Фолиан откинулся назад и ощутил спиной каменную кладку стены. И правда. Куда он собирается? У него не было никаких планов. С тех пор, как он стал порченым, он вообще не видел у себя будущего. Но что, если поставить вопрос по-другому? Что бы он делал, если бы не взялся сопровождать Элисон до города? Вероятнее всего, он ходил бы по округе, искал для Нового Дня брошенные поселения и сжигал очаги потустороннего, расцветающие в бесхозных жилищах. Инквизиция ещё обещала награду за убитых мутантов и чудовищ, но для подобного Фолиан не чувствовал себя готовым. – Да никуда особо. Я же говорил, в чём состоит моя работа. Вот так меланхолично они и просидели какое-то время. Сидеть на камнях было неудобно. Ноги затекли. Фолиан уже подумывал о том, чтобы поискать место, где пообедать и переночевать, как вдруг Элисон встрепенулась. Она раскрыла атлас на случайной странице, а затем, зажмурив глаза, наугад в неё ткнула. – Что ты делаешь? Элисон открыла глаза и стала разглядывать, куда упёрся её палец. – Я совершенно точно запомнила: жрица говорила о том, чтобы двигаться вслепую. – Но нельзя же понимать так буквально, – возмутился Фолиан, – это безумие! Ей точно не выжить во внешнем мире. Это же просто надо было придумать! Палец её оказался прямо на пунктирном объекте. На пунктирном объекте посреди опасной зоны диких земель. Фолиан прикрыл лицо рукой, не в силах комментировать, насколько идея была вызывающе глупа и совершенно самоубийственна. – Прямо в эту… штуку. Похоже на знак, – Элисон была довольна собой, и её воодушевление Фолиана по-настоящему пугало. Ну не могло быть, что она это серьёзно. Должна быть у девчонки хоть какая-то толика здравого смысла. – Нет, нет, не вздумай… Она напоминала ему ту глупую чайку, с триумфом улетевшую прочь с зажатой в клюве собственной смертью. Но кто он такой, чтобы ей что-то запрещать? Он ей никто, да и она ведь ему тоже. Но Фолиан понимал, что оставить её сейчас – это такое же равнодушие, как пройти мимо утопающего человека. Она погибнет. Фолиан запустил пальцы в волосы и зашевелил губами, не зная, как отговорить её от этого бреда. Ему хотелось ругаться, но он боялся, что это лишь подогреет её упрямство. Элисон поняла его иначе. – Тебе совсем не обязательно идти со мной. Я тебе очень благодарна, – она робко тронула его руку. – И я бы очень хотела ответить тебе таким же добром… но сначала я должна, обязана найти своего брата. – Ты же даже не знаешь, что таким знаком обозначено на карте! – выкрикнул он, цепляясь за этот довод, как за спасительную соломинку. Элисон отступила назад и сложила руки на груди. Она не возражала, но во взгляде её читалась непоколебимая решимость и детское упрямство. Они были как несокрушимая стена, об которую разбивались любые доводы рассудка. – Может, ты хоть спросишь, что он значит, у этого… – Фолиан напрягся, вспоминая имя странного торговца, – Джерри? Он же говорил, что может рассказать. И хотя Джерри не казался Фолиану хоть сколько-нибудь надёжным человеком, он искренне надеялся, что тот окажется хотя бы достаточно честным и убедительным, чтобы его пояснения облагоразумили эту упрямицу. – Заодно купишь что-то в дорогу, – добавил Фолиан, сдерживая эмоции. Он проверил кошелёк. Может, пусть пистолет купит? А то что она будет делать при встрече с мутантом или чудовищем? Хотя нет… Пистолет тут делу не поможет: разве этих тварей одна пуля остановит? Да и денег на него нет. Было бы идеально, если бы объяснения облагоразумили её, и она попросту отказалась от своей идеи. На это Элисон согласилась. Вместе они подошли к лагерю торговцев. Она прошла дальше, а Фолиан остановился неподалёку. * * * Лагерь торговцев располагался возле стены, неподалёку от южных ворот. Элисон узнала его ещё издалека, по ярким тентам – такие же они использовали при торге на рыночной площади. Джерри нашёлся там же. Он сидел на краю одной из гружёных повозок и сосредоточенно читал какую-то книгу. Он так глубоко в неё погрузился, что совсем не походил на того весёлого и чересчур болтливого торговца, который продал ей сегодня днём атлас. «Может, не стоит его отвлекать?» – мелькнуло в мыслях Элисон, но тут Джерри её заметил. В первое мгновение его лицо стало мрачно-настороженным, но почти тут же разгладилось. Когда Джерри заговорил, на лице его уже сияла всё та же широченная улыбка, что и в первую встречу. – О, Элисон, ты всё-таки пришла! – он слез с повозки и пошёл ей навстречу. Элисон кивнула, но невольно попятилась назад. – Я… я хотела уточнить пару вещей на карте. Джерри заинтересованно наклонил голову набок. Элисон поспешно раскрыла атлас сразу на нескольких страницах и ткнула в пару мест пальцем: – Для чего эти обозначения? Джерри усмехнулся и пристально, оценивающе на неё посмотрел. – Тебе просто любопытно? Она понимала, что правду говорить нельзя. Нормальный человек не пойдёт по собственной воле прямиком в опасную зону. Это чистое безумие, самоубийство. Даже сама Элисон это понимала, и только слепая вера в чудо толкала её на этот шаг. Она была уверена, что торговец никогда её не поймёт. Более того, он мог решить, что она не в себе, и отказаться помогать. А ещё ей казалось, что кивни она сейчас, и Джерри не будет воспринимать её вопрос всерьёз. – Мне надо попасть сюда, – она показала на Город, который находился за полосой нужной ей опасной зоны. – Я думала, можно срезать дорогу и пройти по опасной зоне. Джерри засмеялся. Смех у него прозвучал низко и при этом раскатисто. Пальцы Элисон сжались на атласе, сминая страницы. Джерри наклонился к Элисон – некомфортно близко – и с полной уверенностью сказал: – Без шансов. Элисон нахмурилась. – Тут уж придётся потратить время. Используй обычный маршрут. Смотри. Вот до этой деревушки ты даже можешь доехать с нашим караваном, а дальше – сворачиваешь и идёшь на восток, – Джерри стал дотошно расписывать маршрут. Элисон вслушивалась, как могла, но собственные мысли и тревоги не давали ей сосредоточиться на его речи. Она даже не сразу заметила и отозвалась, когда Джерри задал ей вопрос. – Ты отправляешься со своим спутником? – зачем-то уточнял он. Элисон тихо пробормотала, что не знает, и Джерри только хмыкнул. «Если я соглашусь присоединиться к каравану, то надо упросить Фолиана остаться», – подумала Элисон. С ним было бы спокойнее. Настойчивая общительность Джерри и его самоуверенно-нагловатая манера держаться её чем-то отпугивали. – И всё-таки… что же именно там такое? – спросила она, когда повисла пауза. И опять указала на всё то же место на карте. Ей подумалось, что скоро она протрёт там дырку. – Ишь ты, сколько интереса к этой чертовщине. Ну ладно, ладно. Только сведения тут не стопроцентные, сама понимаешь, потому эти объекты и обозначены пунктиром. Уж больно многие в этих местах умирали, а кто не умирал, рассудок у них был… ну такой, здорово пошатнувшийся, так что и непонятно – а можно ли им верить-то? Ну, ещё какие-то отдельные обрывки дневников дошли. Вот вся эта зона крайне мало исследована. Вот тут, как уверяют наши не совсем трезвомыслящие товарищи, находился ужасающий алтарь. Многие видели каких-то тварей. Животных-мутантов? Проклятых? Демонов? Да кто их тут разберёт. В одной экспедиции из всего отряда выжил только один человек, он утверждал, что других попросту сожрали. Живьём. И он тварей описываал очень неопределённо и путано – чего взять с помешанного? Так… а это другая опасная зона, она затуманивает разум. Там есть особняк, возможно, очень древний, так как есть очень похожие описания, относящиеся ещё ко временам до того, как Алистер Рейвен открыл первые врата. Но не факт, что это тот самый. Согласно слухам, он принадлежал культистам-демонопоклонникам. Не то Мхарвелиала, не то Куак-шиота – впрочем, какая уж тут разница. То ли они заняли уже существующее здание, то ли построили с нуля – неизвестно, но про ритуалы, которые там проводили, говорят страшные вещи. И ещё существует легенда, что двери в этом особняке разрывают время и пространство. Опять-таки – сплошные домыслы. Факт только один: выживших там единицы. Ты, конечно, сильна духом, раз смогла преодолеть контроль Хангбадского демона, но, я думаю, такое тебе всё же не по зубам. Так что будь благоразумнее, умереть мы все ещё успеем. На “Хангбадском демоне» Элисон как обожгло. Хотя она никогда не относилась к вере в достаточной мере подобострастно и не слишком соблюдала обряды, но всё же считала их бога покровителем города и верила, что с его защитой ей и остальным жителям ничего не грозит. Называть Древнего бога-покровителя демоном казалось ей какой-то дикостью. Впрочем, в Хангбаде к той же Дециме относились ничем не лучше. Элисон подумала о том, как хорошо, что ей хватило такта не ляпнуть что-нибудь такое в Юрхале. Однако надо признать, что идея Элисон показалось одинаково безрассудной что Джерри, что Фолиану. Как Фолиан сказал? Прислушиваться к мнению других людей. Да, верно, надо было сразу слушать Фолиана: всё-таки, как она поняла, он уже успел хлебнуть во внешнем мире лиха – так что надо внимательнее к нему прислушиваться. И раз уж этот самоуверенный тип – и тот при таком же мнении – это всё, знак. Охваченные злом места ведь манят к себе, так?.. Хорошо, что её вовремя остановили. Но что же тогда делать? Как искать брата? Её сумасшедшая затея давала хоть какой-то план действий. Сейчас же она вновь оказалась в том же положении, что и тогда, когда покидала стены храма.