Гори синим пламенем

С чувством стойкого презрения оглядываю кучку мертвечины. Некоторые краски всё ещё светились блеклыми оттенками голубого, но большинство уже покинули этот мирок. Какая же мерзость. Сморщила нос от едкого слегка сладковатого запаха дохлой крысятины и недовольно нахмурилась. Ну убили мы их, а дальше что? Сжигать? Предкушающе усмехнулась, размяв пальцы. Небольшой тремор пробежался по рукам, собираясь в кончиках пальцев лёгкими покалываниями. Где-то позади чувствовалась мана Лероя, трудолюбиво уничтожавшего какую-то дюже разжиревшую крысу. Осуждающее поцокала, покачав бестыжей головой. Ну разве можно так бессовестно портить воздух этого пропитанного духом величия, богатства и нежных тортолетток поместья? Уничижительно ухмыльнулась, садясь на корточки перед зловонной кучкой, и раскалённым пальцем дотронулась до мягкой и пушистой тушки мёртвого животного, шёрстка которого тут же подпалилась и спустя мгновение загорелась. Как же так. Какое упущение, теперь здесь точно будет вонять жареным крысиным мясом ещё долгое время, подпаляя аппетит жильцов. — Ты будешь поджигать или нет? — нетерпеливо пробурчал Лерой, не рискнувший далеко отходить от меня. Вдруг нечаянно сожгу дом с жильцами? А? Не хотели такого финта ушами от милашки Фреи? А Лерой будто ждал. Словно я способна на такую жестокость! — Не бузи, сейчас всё будет, — и со знанием дела выпустила из пальцев куда большую струю огня. Удивительно, но рука не дёрнулась в сторону сновавших неподалёку аристократишек. Лерой иронично поаплодировал мне. Я театрально раскланялась невидимым зрителям и с видом опытного актёра судорожно закивала головой. — И даже не попала ни по одному живому объекту. — А надо было? — и ловко увернулась от сразу же прилетевшего подзатыльника: — Намекнул бы хоть. Ради тебя, Лерой, я, так уж и быть, переступила бы через черту закона. — Вот ведь язва, — прекрасно слыша сарказм в моих речах, Лерой раздражённо сложил руки на груди: —Я всё капитану расскажу, и не видать тебе, Фрея-чан, королевства Сердца. — И не видать тебе, Фрея-чан, королевства Сердца, — слащавым голосом передразнила Эйбрамеона, уже не успев спрятать макушку от смачного хлопка: — Да за что? — За дело, — и был таков. Мы справились с этим зажигательным делом за полтора часа — но это по ощущениям. На деле, пока я по мане отыскивала крыс-одиночек, в процессе поиска неожиданно наткнулась на гнездо вредителей под полом, и прошло не меньше трёх часов, когда мы наконец-то ушли из дома Аберкорнов. Напоследок я едва ли удержалась от профилактического избиения Алишки — больно та была довольна сложившейся ситуацией, в которой я, о боже, выполняла работу, пока та с неописуемым удовольствием искусно хамила и ссала мне в уши. Видите ли, рада меня видеть и ждёт в гости. Пошла на три весёлые буквы, сука. Я вообще в шоке, что ни разу — как Лерой и просил! — не ответила на оскорбление. Взрослею, что ли? Нам сатирически предлагали остаться на ночь — Лерой обходительно объяснил, почему мы не можем этого сделать. Я всё то время, пока Эйбрамеон распинался, во всю ширь своего рта склабилась чете нахальных дворян. И вот ночь, улица, фонарь, аптека. Последних двух я не видела — по понятным причинам. Может, их вообще не было. Не суть важно. Я и Лерой в образе обездоленных заморышей устало плелись по Лапиде... тьфу, по городу, в общем, и умело делали вид, что реально можем пройти больше двух метров. — Фрея, ты же понимаешь, что, как только мы выйдем из Лапидемуса, — язык моего спутника заплёлся непреднамеренно, — Нам придётся пересесть на метлу и долететь до ближайшего населённого пункта? Раньше мы не сможем сделать привал. Я неоднозначно промычала и ухватилась за штанину Лероя, более не в состоянии идти по путеводной ниточке — концентрации едва ли хватало развидеть её тонкие извороты. Не помню, как мы дотащились до выхода из города, однако я проснулась далеко не в помещении. Первое, что я поняла, — прошёл дождь. А я даже не ощутила его приближения! Расстраивала мокрая наухнарь одежда, слипшиеся лохматые волосы и тяжело дышащий по правую руку Лерой, не подающий признаков бодрствования. Его мана бешено струилась по сосудам. Настолько, что я сумела впервые разглядеть среди сплошного светового тела хитросплетения вен и артерий. Я испугалась — оплеуха не разбудила Эйбрамеона. Я почти запаниковала — остервенелый визг вызвал только глухой стон, но в сознание мой дорогой друг не пришёл. — Лерой, мать твою, — взяла худосочными ручонками его за грудки, впрочем, не сумев поднять хотя бы немного от земли: — Подъём! Ты на кого меня оставить решил? Вставай, спящая красавица! Тщетно. Одно радовало, что мы находились не в Лапидемусопидеме. Иначе хана нам обоим. Может, этот городишко высосал слишком много маны из Лероя? Поэтому он обессилел? Причин могла набраться масса, однако действовать необходимо было быстро. И я понятия не имела, как дотащить взрослую тушу парня до деревни — приличное скопление людишек на юго-западе, примерно в десяти километрах, и воодушевляло, и удручало. Крепко стиснула зубы. Вдохнула и выдохнула. Если взять ремень Лероя, можно привязать его к спине и дотащить на своём горбу. Да, так и сделаю. Тут-то отсутствие нормального зрения сыграло со мной злую шутку. Конструкция ремня оказалась мне не понятна, однако поясной ремешок, закрепляющий гримуар, я нашла сразу. Во-первых, их было слишком много — о мана, неужели Эйбрамеон практикует садо-мазо? — во-вторых, слепо трогать чужой пах в целях весьма благородных всё-таки... нетактично..? Неуютно точно. Мне. Лерой-то в отключке. Я нет. С горем пополам нашла ремень потолще да покрепче. На ощупь, естественно. А как жаль, что в мёртвой коже немагического происхождения маны с гулькин нос! Еле-как закрепив Эйбрамеона на своей мощной спине, я сделала первый шаг. В общем, идти получалось, но задница Лероя время от времени волочилась по ухабистой землице. Я честно пыталась приподнять его, однако сама рисковала заработать грыжу. Пусть потом он скажет мне, что я мелкая пакостница! Получит по первое число! За комфортабельную поездку верхом на мне он ещё попляшет! Небольшое негодование помогало продолжать путь. Будучи грязной, мокрой, злой и, что б его, на пределе оно являлось единственным побегом от стремительно устававших мышц. Мысленно я следила за ходом дня. Благодаря мане обходила валуны, неожиданные деревья и кустарники. И неустанно проверяла состояние Лероя. Он спал глубоким сном. Он спал, а я бесилась от бессилия. А ещё зверски хотела жрать и пить. Желудок агрессивно рычал, угрожая иссушиться до размеров горошины. Вода стремительно покидала организм посредством пота, льющегося с особым остервенением. На половине пути я проронила злые слёзы — колени были безнадёжно отбиты, тело застыло в сидячем положении, всё ныло, чесалось, а я и пошевелиться толком не могла. Плотная материя ремня оставила ощутимые отметины на груди. — Как бы сиськи не начали расти вовнутрь, — и истерически хохотнула. Отдохнув минутку-другую, через силу поднялась на ноги, дрожащие и слабые. Оставалось примерно четыре километра до цивилизации. Но надежда не оставляла меня: вдруг встречу кого-нибудь раньше? Сканирование местности выбивало всё дерьмо из моих мечт. Кратчайший путь — ёбаная прямая — как специально пролегал не по выторенной повозками дороге. На последних километрах я начала беспощадно вливать ману в ноги. Оные ахуели — мягко сказано, но способ оказался эффективным. Я даже перехотела есть — я всё на хрен перехотела, кроме как, наконец, дойти до первого самостоятельно стоящего человека. Какая-то шайка мужичков оказалась в десяти метрах от деревушки — мои молитвы влились богу в уши. Те меня заметили и обступили. Вошли в контакт. Спросили, откуда я такая целеустремлённая взялась. Сил отвечать не нашлось — я недовольно замычала, и от меня отстали, но помочь помогли. На грани последних силёнок проверила эмоции незнакомцев, убедившись в чистоте их намерений, обессиленно свалилась в объятия самого сердобольного и на последок попросила послать за рыцарем-чародеем из Серого оленя. Как бы они это сделали, меня тогда волновало мало. И, представляете, сказав это, не заметила, как уснула. Мне снилась Иола. Нагло смеющаяся над моей немощью, она — я ощущала это удивительно ясно — наслаждалась своим превосходством. Десятилетняя девчушка, в какую даль ускакали твои манеры? А? Я исподлобья наблюдала за сменой её эмоций и не могла даже огрызнуться. Слёзы от яркости света затмевали обзор и безостановочно стекали по щекам. Я чувствовала себя униженной, оскорблённой чужим пренебрежением и насмешкой над моими потугами. Я старалась, что б его! Не принижай мой труд! И лишь тогда я увидела на ребячьем теле страшную кляксу на правой щиколотке. Поражённая догадкой, я проверила левую ногу. Там находилась отзеркаленная татуировка. Агрессивных растений больше не наблюдалось, но и без них я не могла уйти, пока Иола сама бы не отпустила меня. Такое вероломное подчинение воли вызывало бурный протест. Пришлось стиснуть челюсти и взять под контроль эмоции. Иола что-то говорила. Увы, разобрать практически ничего не удалось. Негодование ещё пылало в горячем сердце, и тогда я вспомнила одну немаловажную вещь, очень напрягающую и едва ли не ненавистную. — Ещё раз захватишь надо мной контроль, и я перегрызу тебе глотку. Я рычала, как загнанное в угол зверьё. И это понимание ущемляло гордость — я хотела загонять, а не трусливо поджимать хвост. Я проснулась вечером. Испугавшись громкого безобидного восклицания, а это было именно оно, я разозлилась — до дрожи. Давай, Фрея, пугайся любых звуков! Неужели скоро от дыхания будешь шугаться?! Слабачка! Обычная шушера! И что Юлиус и Ями в тебе разглядели..? На секунду уставившись в темноту безманной области, я, неверяще закрыв рот руками, зарыдала. Как же мне обидно! В голове трезвонили все прошедшие за два дня события и они — всё-таки услышанные слова Иоланды: Ничтожная. Ни в городе нормально не продержалась, ни другу помочь не смогла. Кто отнял моё тело? Какое-то посмешище... Глубокой ночью, еле-как успокоившись, я сидела в том же положении, не зная, где я и кто я, и не могла в здравый рассудок. Вспышка эмоций помогла очистить разум, но что-то я как-то переусердствовала. Мана Лероя ровно текла почему-то далековато от меня. Главное, жив и относительно здоров, на остальное КПД мозга не хватило. Так до утра и просидела. А когда заголосили петухи, я поняла, что устала надеяться на помощь из вне. Я, опять же, хотела независимости. Но куда мне? Крепко сжав кулаки, стремительно села на кровати. Я вновь была решительно настроена. Потому что никакие ахуевшие дети не смогут сломить мой дух! Ясно, блять?! Никакие! И даже аномальные зоны не смогут выбить из меня оставшееся дерьмо. И даже стрёмные дядьки и наглые пернатые не тронут моего сердца! Так что иди на хуй, Иоланда из жопы мироздания. Я ощутила ману Ями и кого-то ещё минут за пять до их прихода. Почему он вечно тащится ко мне или со мной за тридевять земель? Почему он, а не кто-то другой? Ями сильный, ему бы на сложные миссии ходить, а не забирать заплутавшего на дороге жизни ребёночка. Он прилетел быстро и с ноги открыл дверь в мою коморку. — Мелкая, ты начинаешь действовать на нервы. — Поэтому ты так быстро притащился в захудалую деревеньку на отшибе мира? Чтобы я тебе и дальше мозг выносила? Между нами вспыхнула искра. Сукэхиро выдохнул облачко дыма, а я немигающе смотрела на его привычную фигуру. — Кого-то тоже приватизировали? — намекая на прячущегося за спиной человека, холодно бросила я: — Бедненький. — Хоть подними задницу с кровати, — никак не отреагировал грязный рот: — Никак гости пришли, а не твои убийцы. — Вторым я была бы рада больше. И Ями долго посмотрел на меня да таким взглядом, что я порадовалась, что не могу видеть его постную и небритую рожу. —...давайте не будем ругаться, — прозвучал незнакомый мужской мягкий голосок: — Лучше расскажи нам, что случилось. — С кем имею честь говорить? — Ты гляди, Морген, — насмешливо обронил Сукэхиро: — не опозорься перед монаршей особой. А то рискуешь сдохнуть. Вот, Лерой не знал... Я гневно отвернулась, пылко смяв в руках одеяло. Ями резко замолчал. — Я Морген Фауст. Приятно познакомиться, Фрея-чан, — попытался разрядить обстановку вышеупомянутый, но я лишь кивнула, поджав губы. И пристыженно потупила взгляд. — Чего мину кислую скорчила? — почти мгновенно исступлённо завопил Ями, указав на меня своим толстенным пальцем, и я вздрогнула, квадратными глазами уставившись на него. Меня как окатило ледяной водой: сердце бросилось в пляс, дыхание сбилось. Ах ты ж..! — Головой тронулся?! Чего кричишь, срань машина?! — страшно заверещала, подскочив с кровати: —Думаешь, моё сердце выдержит такие потрясения?! — Сама виновата, ведьма! — зычно загрохотало наверху. С вызовом откинула голову, хмуро вперилась в кровавую черноту чужого лица. — Смотри, чтоб от негодования не запучило! Олух! — и тут же охнула от того, насколько больно скрутили ухо. — Выпороть тебя бы надо! — и сильнее вывернул хрящ, от чего я взвизгнула: — Да только я против насилия! — Ты-то?! — истерически закричала, впившись ногтями в мужскую кисть: — Я скорее поверю, что Юлиус — женщина! — Ты в бога скорее поверишь и примешь монашеский постриг, если продолжишь создавать проблемы на ровном месте! — А я специально?! Они преследуют меня! — Ты Лероя видела?! Он там чуть ли не при смерти валяется! И тут я сдержалась от ответа, ещё крепче стиснув зубы. Ослабила хватку на мощном запястье и позволила глазам намокнуть. Слёзы не текли. Но я была в злой печали — в третий раз за два дня. Потому что Лерой Эйбрамеон — первый, кто меня принял. Своеобразно, но первый и искренне, со всей душевной отдачей. Он заботился, оберегал меня. А я не смогла. Да, в голове крутились отговорки, и все о том, что я слабая соплячка. Как такая может помочь, уберечь..? Но внутреннее несогласие надраивало грудь до скрипа. Я могу. Могу. Но не делаю. Подвожу. Сама нуждаюсь в поддержке и защите. И это неплохо, это закономерно. Ныне я ребёнок, и за мной нужен контроль. Но я так хочу быть полезной! Или хотя бы не вредить! Я хочу, чтобы мои близкие не боялись и мирно жили! На остальных насрать — пусть бы они были счастливы! Ями отпустил меня, и я, отшатнувшись, потёрла ухо. Я так нуждалась в этих людях, но не заметила, что эгоистично навязывалась и не принимала неплохих, но просто других людей. Я так боялась их потерять, но ничего путного не сделала, когда случилась беда. За этот день мы с Ями больше не обмолвились и словом. Лерой заболел какой-то магической болячкой. Вроде как, подхватил, когда с опустошённым источником вышел из этого ёбаного города — пусть он провалится в тартарары. Самое интересное, что диагностировал это и вылечил мои ссадины какой-то деревенский врач, никогда не получавший нужной квалификации. Это знание вызвало злость, но и благодарность. Поэтому я смолчала. Однако странно, что Эйбрамеон не смог восстановить резерв маны за то время, пока был без сознания. И даже сейчас процесс шёл медленно. Я грызла губы — неужели я как-то воздействовала на Лероя, когда он пытался помочь мне в приступе..? Или то была та злоказненная птица..? Незнание душило. Уже вечером мы переправили Лероя в госпиталь для рыцарей-чародеев. Меня же отправили на поклон к капитану — отчитываться. В кабинет Юлиуса я шла вместе с Моргеном — милейшим пареньком с блекло-красным мановым фоном. Откуда таких только Юлиус берёт..? Ями же отлучился по срочным делам — клапан всё-таки прижало. Морген оказался куда более тактичным и внимательным собеседником, чем Ями. И имя ему подходило — яркий и мягкий, как раннее летнее утро. Он спрашивал меня о родителях, а мне так не хотелось врать! Поэтому сказала, что не хочу о них говорить. Но Фауст оказался упорным. "Сколько тебе лет? Десять? Такая кроха. А братья или сестры есть? Нет? А у меня есть старший брат. Он моя полная противоположность, но он хороший человек. Нет, не подумай, что я возвышаю себя над Нахтом — это его имя — просто он выглядит, как вечный бунтарь. А где ты жила, Фрея? Не помнишь, где это место..? Не запомнила путь? Бедолага. А как в Клевере оказалась? Что, нет! Это не допрос! Просто я бы хотел знать о дочери полка больше её имени..." Над дочерью полка я посмеялась, как застенчивая и, не побоюсь этого слова, милая девчонка. Сама удивилась — у меня внутри, вероятно, есть не только желчь. Я даже немного расстроилась, когда мы дошли до кабинета. Это было слишком быстро. Но вот Морген открыл дверь и зашёл вместе со мной. Молли не оказалось на месте, зато Юлиус сидел за столом и практически при параде. Иначе как назвать положение, которое он занимал? Он разгребал документы. Я даже глаза протёрла и проморгалась — нет, сидит вон, томно вздыхая над бумажками. — О, вы вернулись! Будто бы ты не почувствовал нас на расстоянии допиздилиона километров, жучара. А куда это ты поднялся? Всё разгрёб, что ли? В жизни не поверю. Юлиус подошёл к нам и присел передо мной на колено. Осторожно, но цепко обхватил мои плечи и точно проникновенно посмотрел в глаза. Что он там искал — явно не осмысленный взгляд. — Что случилось? — а я ведь ещё не рассказывала, аргументировав молчание тем, что при Юлиусе будет лучше. И я выдала пламенную тираду о том, как благополучно мы выполнили задание и как я так же благополучно несла Лероя аки принцессу, ибо он предпочёл захворать, а не идти со мной вровень. Не знаю, почему получилось эмоциональнее планируемого. Может, Морген зарядил энергией? Юлиус нахмурился — глаза вновь нормально фокусировались на лицевых чертах — и несильно помассировал мышцы плеч. Недоумённо изогнула бровь. Но Жуклиус молча отпустил меня и разрешил уйти. А я даже не хотела возмущаться. Опять Морген..? Я спокойно оставила парочку наедине и направилась в комнату Лероя. И, заходя, я встретилась с Оллайлом и Ричи. Те были смурны и явно желали хорошенько меня расспросить — или допросить? Впрочем, я невозмутимо ответила на все вопросы, задаваемые через барьер возникшей неприязни. Но она почему-то никак не задевала. Я только удивилась — откуда ей взяться? Снисходительно прищурилась, тонко улыбнувшись. Не зная ситуации в целом, они пришли к определенным выводам. Ясно. Значит, мы были не настолько близки, чтобы Оллайл и Ричи повременили. Но ведь чувствам не прикажешь — Ты ведь тоже, Фрея, Ханджанса невзлюбила. Тут уж дело такое — спонтанное. Не буду судить и не буду судима. Всё ведь так просто. Зачем усложнять? И только засыпая, я вспомнила, что не поведала о страшном дядьке. Как я умудрилась забыть?! Всё ведь время в голове крутился образ птицы! Смешавшись, я таки решила не делиться этой информацией. Возможно, прозвучит глупо, но я не хочу, чтобы Юлиус и Ями, а теперь ещё и Морген стали больше меня оберегать. Я без вины чувствовала себя виноватой. И, возможно, дальнейший мой путь пошёл по какому-нибудь другому направлению, не утаи я этого факта, как окажется позже, — охренительно важного.