***
Мы подрались. Если смотреть на это действо с точки зрения морали, то в этой перебранке полностью виноват Лерой. Ну, а если учитывать мой полный возраст, чуточку херовый характер и полную боевую готовность к ругани с…как её там… с Алишой, то, как бы мне не хотелось этого признавать, но я тут, так сказать, провокатор, агрессор, негодяй и так далее по списку. Но я всё же маленькая девочка, дитятко, малышка и бусинка? О да. И я буду пользоваться этим по максимуму. Зловеще улыбаюсь, уже ощущая тот вкус удовлетворения от того, что ты втоптал в грязь ненавистного тебе человека, отравлявшего тебе жизнь только одним своим видом. Ловлю незапланированный подзатыльник. Еле выдерживая всю обширность неуважения, выказанного этим жестом, проглатываю обидку и уничижительно улыбаюсь, вновь послушно беря Лероя за руку, которую я так сильно брать не хотела, показывая тем самым, что я зла, обижена, осквернена и опозорена. — Я же по лицу вижу, что задумала что-то, Фрея. Ой, каюсь. Мимика всегда была эмоциональной, попрошу уж не серчать из-за этой чепухи. На это предложение я ничего не сказала, не захотев вновь ощутить все превосходство взрослого человека над ребенком, очарование которого теперь действует только на сентиментального капитана. Еле-еле удерживаюсь от такого детского цока, который лишь более показывает, что ребёночка обидели, не считаясь с его мнением, кладя огромный болт на то, чего он действительно желает. А желаю я немногих вещей, и в них, к сожалению, не входит травля тараканов в доме ханжей и снобов. Я бы хотела потравить кого-нибудь другого, но боюсь, нам за это денег не заплатят. Подул пахучий ветерок, и частички маны позастревали в носу, отчего я звонко чихнула, утирая носик указательным пальцем. Мы преодолели первую половину пути от здания отряда до города Нэрн на нелюбимой метёлке, от которого мы пошли пешком до близ находящегося города, где проживала одна лишь знать. Лапидеусопидум¹ (знаю, названьице то ещё) — тот самый город. Он буквально окружён скалами и средней величины горами, из-за чего там почти всегда затишье. Но летом, как сейчас, когда солнце светит как бешеное, там жарче, чем на сковороде у чёрта. Лерой, успокоившись и придя в норму после моих веселушек, рассказал достаточно занимательную историю про это место. Говорят, что город этот отторгает всех слабых духом и тех, у кого магии с гулькин нос. Вокруг него не стоит какого-то купола или защитного барьера, и войти в него могут все без исключения. Но жить там могут лишь люди с сильной магией, ведь обычному человеку сразу на следующий день становится тяжело дышать, ноги отказывают двигаться и тем более переносить своего обладателя, усталость наваливается на, возможно, хороших людей, но плохих магов, и тебя тянет к земле, той самой, которая не сможет принять тебя, если ты умрёшь, ведь всё здесь каменное. Чего уж говорить, некоторые, в особо жаркие или наоборот холодные дни (тут две крайности: либо жара по пояс, либо мороз собачий), бывает, покров маны используют, чтобы спокойно жить и передвигаться. Ещё Лерой сказал, что ходит поверье, что причиной всей этой котовасии постоянные смерти людей прошлого от незнания, которые даже понятия не имели, что этот город — аномальная зона. Вот и понапридумывали всяких легенд и страшилок: людей пугать и, что и гениально и мерзко одновременно, простолюдины не пёрлись в это место, ведь в нём живут высшие существа — дворяне. И теперь жителей этого городишки возносят, как Симбу при рождении. И от того нас позвали травить букашек именно Аберкорны, живущие в этом Лапидеусопидуме, ведь аномальной зоне аномальные тараканы, и убить их могут либо хорошие маги огня, либо чудо. И, видимо, я за компанию. Пфф, наверно поэтому те аристократишки такого высокого мнения о себе: живут же в извращённом городе. Такому городу только неполноценные жители с вздутым эгом, надменностью в штанах и высокомерием на лице. Считают себя особенными, а титул, данный при рождении, окончательно убедил их в своей исключительности. Даже смешно. Всей грудью вдыхаю достаточно приятный запах этого места. Мы стоим почти у входа — это понятно и без маны: стали слышны голоса. Особо не вслушиваюсь в содержание речей этих людей. Всё равно, это не заденет ни меня, ни моих чувств, ни чувств Лероя. Я в этом уверена. У нас есть дело, и выполним мы его в самые ближайшие сроки. Зайдя за ворота, не выдерживаю и снова втягиваю чертовски приятный аромат каменного города: что-то вроде сладкое, но свежее, будто веющее с моря, смешанное с полынью. Что-то столь приятное, что я невольно облизываю губы. Лерой недоуменно смотрит на меня, совершенно не понимая моего блаженства: он не чувствует этого шикарного запаха, он не может ощутить микроволнения маны, словно маленькие удары тока, но совсем лёгкие, больше щекотящие, чем дающими боль. Но Эйбрамеон чувствует кое-что, то, чего я не поняла, зато он в это прекрасно проникнулся. Лёгкая тяжесть и головокружение, словно ты на вершине высокой горы. Удивлённо смотрю на сжавшего зубы Лероя, не захотев верить в то, что восприняли мои манорецепторы. Дёргаю его за руку, но он не обращает внимания на меня, концентрируясь, собираясь что-то сделать, словно магию внутри себя по крупицам собирая. Наконец, тонкий слой голубого цвета выступил по всему телу парня, покрывая его словно тонкой вуалевой простынёй. Чувствую на своей руке, которую чертовски сильно обхватил Эйбрамеон, покалывания, не приносящие никакого удовольствия, а только боль. Мощно хлопаю его по предплечью, заставляя отпустить мою конечность. Он удивлённо и сконфуженно смотрит на пышущую неудовольствием мою персону, теперь будто скрывшись от меня за картоном. — Придурок, — зло сплюнула, утеряв весь свой благонравный настрой. Но стоило наступить следующему вдоху, как меня, можно подумать, окутал ореол безмятежности и спокойствия. Сердце перестало учащённо биться от внезапного гнева, а мышцы расслабились. В голове наступил полный штиль, и вернулась прежняя моя ясность в своих мыслях. «..ка…д…м.а…» Ошалело раскрыла глаза, начав резко озираться по сторонам, не понимая, откуда в моей головушке неразборчивые мысли. Только одна острая мысля уколом уголки воткнулась куда-то в голове, но сразу же забылась под напором маны этого места. — Ты чего? — робко спросил Лерой, чутко приглядываясь к лицу, чётко видя какую-то несостыковку в поведении, в мыслях соглашаясь с капитаном, что Свон обязательно нужно поправить душевное состояние: больно её поведение походило либо на безумие, либо на бешенство с помешательством. Больше заумных слов паренёк не знал, вот и решил особо не задумываться о диагнозе Фреи, приписывая ей определенно верные симптомы, характерные душевнобольным, почти ни разу не видя таковых в своей недолгой жизни и, соответственно, совершенно плохо разбираясь в сих болезнях. Недоуменно смотрю на Лероя, пытаясь переварить посылаемые им эмоции, больно походившие на привычную жалость или что-то иное, что также вызывало негодование с моей стороны. — Всё в порядке, — не сориентировавшись, вежливо ответила, прикрыв глаза и рот. Лерой сконфужен, а я не понимаю, что сейчас произошло. Дезориентация как обухом навалилась на меня, и в данный момент в голове совершенно ничего не происходит, кроме мимолётных переходных мыслей, которые я забывала сразу же, как только думала о чем-то другом. Концентрация только на своём теле внезапно словно оборвалась, и заместо неё я стала ловить беспорядочные источники и нити маны. От неожиданности я раскрыла глаза, а в них будто по две шаровые молнии попали: от обилия цветов закружилась голова. Боль пронзила всё тело, и стало тяжело дышать. Горячая магия Лероя оказалась ближе всех, и потому казалась слишком назойливой и неприятной, колющей и обжигающей кожу. Эмоции Эйбрамеона непреднамеренно ворвались ко мне в голову. «Испуг, замешательство, неловкость, желание помочь», — вот, что они передавали. Зеваки, которые почему-то не падали замертво от ауры этого места, стали скапливаться вокруг скорчившейся на коленях меня, испытуя и отвратительно разнообразные чувства и меня заодно. Лерой не знал, что делать, но как только до него дошло, что нам не нужны лишние люди, знающие о нашем существовании, он быстро и крепко схватил меня за плечо. Небольшой взрыв отбросил руку ошеломленного парня, заставив отойти на несколько шагов назад. К особой чувствительности к магии и чувствам добавился шум от разговоров. С силой закусила губы, сквозь них воя от бессилия: контроль, как узды скачущей лошади, не хотел даже, чтобы я к нему прикоснулась. На губах стало горячо. Запах крови в носу отчётливо припечатался к рецепторам, и захотелось закричать. Слёзы невольно покатились по щекам, и неожиданное давление особого города бахнуло мне на плечи. «С…о…ак…е…сла…и…ме…о…са.о…то…е…с…ы.д.?..? А потом злость долбанула по ушам, потому что, кажется, я поняла смысл этих бессмысленных звуков. "Стыдно, когда жопу видно, сука" Словно бы на грани сознания я услышала едкий смешок, слишком больно ударивший по моему самолюбию. Это та дрянь! Та, которая думает, что может мной манипулировать! Эта мысль не давала мне покоя, но сделать с ней я ничего и не могла: кто-то сильно ударил мне по шее. С удивлением оборачиваюсь, не понимая, откуда там кто-то может быть, и с шоком замечаю ничтожные крупицы маны, будто этот человек планомерно спускает свою магию, и так же плавно умирая. "Это он так...скрылся..?" И тело мешком упало наземь. Всё замолчало. Эйбрамеон с скоростью света и прыткостью лани подбежал к его бедной маленькой подруге, внезапно забившейся словно в адских муках и сейчас валяющейся на пыльном полу поломанной куклой. Он касается её кожи и невольно вздрагивает: она была ледяной. Лерой не понимает ничего, в его мыслях глушь и только одно слово. Что? Он поднимает голову вверх и натыкается глазами на стоящего в огромной накидке мужчину, из всего вида которого можно уличить только одно: к нему лучше не лезть. Губы Лероя вдруг задрожали и ничего, кроме как кивнуть в знак благодарности, ему на ум не пришло. Пугающий человек только этого и ждал — и сразу спокойно развернулся, из-за плеча недолго поглядев на лежащую Фрею; Эйбрамеон заметно испугался, прижимая обездвиженное тело к себе, ощущая пальцами, лежащими на её шеи и поглаживающими по ней, мерный стук. Ничего за огромным капюшоном видно не было, но Лерой был уверен, даже больше, чем уверен: этот человек усмехнулся. Так они и просидели, пока странный и страшный человек не скрылся за воротами, открывающими выход из города.***
Лерой аккуратно стирает засохшую кровь с лица девочки, пока она спит; Фрея хмурится, поджимает губы, но молчит: она взаправду не в сознании. Эйбрамеон почему-то ощущает вину за случившееся, но никак не может найти причину этого сожаления; ему кажется, что если бы он не сжал её руку, то ничего бы не случилось, и они бы сейчас спокойно потравили тараканов в доме тех заносчивых аристократов, о которых девочка пару раз упоминала в их вечерних разговорах. Но в душе он понимает, что дело определенно в другом, но в чём? Неужели у Фреи все настолько нестабильно с её магией? Но чем это вызвано? Почему ей было настолько плохо, что пришлось прибегнуть к насилию? Как только парень подумал о том мощном и уверенном ударе ребра ладони по сонной артерии, как тут же вспомнил слишком грозного незнакомца для этого города дворян. Мурашки покрыли его кожу, и он передернулся всем телом. Эйбрамеону почему-то казалось, что он точно враг и никто другой, что ему нужно только убить потенциально хорошего будущего мага огня, который даже ещё не успел попрактиковаться на бедных тараканах. От волнения Лерой до боли в ладони сжал мокрую тряпку, которой обтирал лицо Свон. Вода покапала ей на лицо, и парень, находящийся под впечатлением, резко прижал к себе свою конечность. Ресницы Фреи немного поколебались от движения слабого ветра и больше не дрожали. Парень тяжело задышал. — Во имя....— раздался ужасно тихий шёпот, дрожащим голосом, и большая часть фразы от того потерялась в звуках нарастающего беспокойства, — ....сбереги, — он закусил нижнюю губу, аккуратно хватаясь за маленькую ладонь девочки, — боже мой, только бы он оказался обычным торговцем...хоть бы он забыл её сразу, как только вышел из города...хоть бы... А потом Лерой вдруг замер. Ступор влился во все движения парня и, казалось, он не собирался оставлять ошеломленного мага. Осознание, пришедшее ему за долю секунды, показалось хуже, чем все беды этого мира. — Ч..чего? Мне что...стра..? Не договорив, он неверяще выпустил из рук ладонь Фреи, которая громко шлёпнулась о простыни, смяв старую, но хорошо накрахмаленную ткань. — Чего? Мне? — он неверяще посмотрел на умиротворённое лицо Свон, будто ища ответа у её бессознательного тела, — Это бред: я не могу бояться человека, которого раз в жизни увидел... — с огромной долей логики заключил Эйбрамеон, с заиканием сказав первое слово, с какой-то неуверенной решительностью уставившись на свои руки, — да, не могу... Но во всём его виде не было и грамма того бесстрашия, которое так красиво звучало в его словах. Лерой это понимал; но чем вызвано было это резкое давление, для него оставалось загадкой. Именно эта неизвестность, и ничто иное, пугало его так сильно, что он по началу даже не понял, что боится. И страх этот вызван не потенциальной потерей собственной жизни, нет; это был ужас от возможной гибели десятилетнего ребёнка. Эйбрамеон видел этот взгляд, и он не предвещал ничего хорошего, но какого было Фреи, когда неизвестный ударил её, пусть и не с целью убить? Бить по шее само по себе чревато; и одно только это знание могло по-настоящему доказать, что им повезло встретить мастера своего дела. — Если я ещё хоть раз соглашусь на эти аферы с капитаном...— начинал жалеть парень о своих действиях, — то... — То будет очень скучно...— Лерой вздрогнул и обернулся к распахнувшемуся окну, —...ккааар..! Эйбрамеон вскочил на ноги, и, мгновение поколебавшись, стремглав побежал к дряхлому окну, махая руками в сторону улицы, пытаясь выгнать нежеланного гостя. — Кыш! Испуг и тревога ударили в кровь, и лицо Лероя от наступавшей паники запылало, а контроль своей же магии от того всё больше и больше терялся под градом упавших эмоций; сердце забилось в бешеном ритме, и как только парень закрыл окошко, для надёжности оперевшись об него своим телом, как странная птица резко долбанула чёрным клювом по стеклу прямо по тому месту, где щека юноши было прислонена к холодной поверхности. Послышался громкий треск, и порывы холодного ветра ворвались в комнату, вместе с собой занося острые осколки. Лерой оступился и, утеряв равновесие, грохнулся с подогнувшимися ногами на деревянный пол, неверяще и с ужасом прижимая руку к кровоточащей щеке. Собственная кровь показалась не настоящей, а покров маны — обычной простынёй, сквозь которую даже пернатые могут нанести урон рыцарю-чародею. — Слабак, каар! Недостойный, кар! Проорал ворон и, раскидав стекло по полу, был таков. А Лерой с ошалелыми глазами, с застывшим испугом, плавно переходящим в ужас, не мог пошевелить и пальцем; даже контроль над эмоциями встал в строй деятельности чувств Эйбрамеона, но ступор, словно он грёбная статуя, решившая окаменеть именно внутри юноши, не покидал его тела. Чёрные волосы были растрёпаны, идеально выглаженная одежда помята, а духовное состояние упало ниже среднего. — Дерьмо... Все слова, на которые был способен Лерой в эту тяжёлую минуту.***
Глаз дёргается непроизвольно. Нечитаемым взглядом смотрю на очертания вспотевшего Лероя, который в эту минуту с трясущимися руками сидел напротив и вытирал какой-то вонючей тряпкой моё лицо. Хмурю брови, закатывая глаза и цокая из-за его заторможенности. — Что? — Тряпку, говорю, убери, — недовольство привычными эскизами обрисовали всё моё утро с собою в главной роли, — воняет. Эйбрамеон глупо смотрит, как баран на новые ворота, и этот его тупой взгляд режет меня не хуже его взбешённой маны в моменты лютой злости. Закатываю во второй раз глаза, грубо отталкивая его ледяную из-за воды руку. Он лишь чувствует то ли какой-то шок, то ли просто затормозил с утра пораньше. Глубоко вздыхаю, пытаясь не упасть в омут беспричинной ярости. Но в Лерое после моего акта грубости и невежественности вдруг что-то скакануло, будто сделало сальто назад и приземлилось на выставленные из земли колья; он совершенно неожиданно всхлипнул и накинулся на меня с объятиями. — Фрея, — тянул он каждую гласную, пока я обескураженно и с огромной долей беспокойства смотрела на него, боясь в порыве страстных эмоций ужасного утра ляпнуть чего пообиднее, — давай пойдём обратно? К серым оленям? — он старался говорить чётко, но на фоне подыгровки его соплей и срывающегося голоса, его речь представляла блеяние козы, напоровшейся на капкан, — давай домой..? Привычное негодование резко, как и все мои скачки настроения, сменилось на стойкое желание успокоить и утешить, прижав к своей широкой груди обиженного жизнью дитятко. Нежно обнимаю Лероя, в силу своего крохотного тела не сумев обхватить его плечи так, чтобы руки хотя бы касались кончиками пальцев друг друга на его трясущейся спине. — Если будешь плакать, то я приму это на свой счёт, — шёпотом проговорила, начав гладить спрятавшего голову у меня между шеей и плечом юношу, который сильно зажал меня в кольце своих рук. — Этот мужчина...он ведь... Не договорив, голос его, словно находясь на самом обрыве, сорвался вниз, переходя в душный плач, что мог на своей частоте оглушить стоящего рядом проходимца. — Нелепость, Лерой, — жёстко, грубо, совершенно неумеючи успокаивать, сказала то, что заставило бы меня перестать лить слёзы, — я, десятилетка, сижу и успокаиваю тебя, Лерой. Даже если у тебя что-то случилось за то время, пока я спала, это не повод впадать в истерику, — глубоко вздохнула, понимая, что парень во сто крат ранимее и нежнее сердцем меня, и что такое утешение успокоит только чёрствого утырка, который за всю свою жизнь только и делал, что ломал и убивал, — так что поплачь тут немного, а потом давай вместе подумаем, что же делать..? Он всё это время терпеливо слушал и, под конец, Лерой облегчённо выдохнул, словно эти слова помогли ему что-то осознать. А потом — заревел так, что соплей и слёз не было, разве что, на пятках. Обречённо закрыла глаза, силясь абстрагироваться от происходящей странной сцены, которой добавляло гадости то, что она произошла сразу после моего пробуждения. Лерой что-то судорожно говорил, повторяя одно и то же, но так, будто за мой восьмичасовой сон создал и выучил новый язык, с новыми звуками и буквами, что по своему звучанию больше походили на вой подстреленной собаки, чем на полноценный алфавит. С высшей целью наибыстрейшего успокоения погладила его по волосам, нежным и плавным касанием переходя к щеке, на которой, выходя за рамки ожиданий, ощутила что-то шершавое. Нахмурила брови, сильнее нажимая на это что-то. Парень ойкнул и с удивлением посмотрел на меня; судя по его зашевелившейся мане, ему стало некомфортно. — Это..? — мне отчего-то стало неловко и неудобно, из-за чего я запнулась, хотя планировала показать себя грозной властительницей справедливости, что будет бороться с тем ублюдком, посмевшим расцарапать лицо моему другу, — ...кровь..? С искренним изумлением заметила чуть более блеклый голубой цвет, словно в этом месте человек немного слабее, чем во всём остальном теле. Аккуратно погладила кончиком указательного пальца, ощутив лёгкий запах металла. Лерой вздрогнул, и всё его состояние стало оказывать подавляющее смятения, которое бы заметил любой другой человек даже со спины, настолько оно стало явно и стойко. — ...ворона, — со смущением прошептал парень, положив поверх моей руки свою ладонь. — Ворона? — неверяще переспросила, отказавшись поверить в это...это действо. — Ворона, — окончательно смешался Эйбрамеон, растеряв даже желание скинуть накопившиеся переживания. Он сконфуженно обхватил мою руку, и тогда я в полной мере ощутила все его чувства, когда вместо ладони мою конечность взял липкий и мокрый плавник. Тогда уже я озадаченно, но с хотя бы отдаленным пониманием того, что Лерой вряд ли бы стал бояться мелочей, обняла его, зарывшись двумя ладошками в его тонкие волосы. — Ой-ой, — с нелепой улыбкой, должной больше охладить мой пыл, чем Эйбрамеона, я посмотрела в глаза Лероя, забывшись, что я слепа. Он заметно вздрогнул, никак не привыкнув к серости зрачков, — тебе точно нужно будет мне всё рассказать. Он только малосмысленно кивнул. А после всё объяснил. Оказалось, что после моего скоропостижного обморока вследствие весьма циничного и варварского удара по моей тонкой шейке, Лерой в лучших традициях фильмов про шпионов, решил залечь на дно. Залечь на дно, конечно, красиво сказано, но на деле он просто нашёл нам достаточно не популярную гостиницу, в которой мы в данный момент релаксили. Всё то время, пока он находился в поисках, Эйбрамеон ни на минуту не переставал думать о том резком мужике, что точно по доброте душевной решил помочь страдающей мне. Ему было страшно — и это мягко сказано. Он всё то время думал, размышлял на его счёт, говорит, что придумать план побега из города успел, если бы тот, вне сомнений, джентльмен оккупировал бедный Лапидеусопидум. Я успела неуместно посмеяться, после — даже криво не улыбнулась. Встреча с наглым пернатым, который сам открывает окна? Да что там, ломает их, а затем калечит лица напуганных лучших образцов настоящих товарищей? — Немыслимая наглость, — с досадой пробурчала в сторону, — надо было его словить и зажарить в синем пламени. — Последнее, о чём я думал в тот момент, — со вздохом грусти произнес паренёк, — так это бесплатный обед, Фрея-чан. — Кисло, Лерой. И, обменявшись понимающими взглядами, пусть я немного и перепутала местонахождение чужих глаз, мы дружно покачали головами, слишком хорошо осознавая, что говорящие птицы не водятся нигде, кроме воспалённого воображения больного паранойей и шизофренией. А об этом стоило задуматься. Устало падаю спиной на подушку, закрываю глаза и неожиданно даже для себя зеваю. Лерой странно реагирует: в нём что-то резко поднимается из живота до самой макушки, и это что-то с маковки пеленой падает на него, повторяя изгибы тела; недоуменно смотрю на перемену и клокочущее где-то у него под ложечкой желание действия. — Лерой, давай сегодня отдохнём, а завтра...— не успела договорить, как Эйбрамеон вскочил и, крепко схватив мою руку, вытянул мою персону на ноги. Возмущённо оглядываю всю его фигуру, принимая вид грозной продавщицы школьного буфета. А он же с невиданной прытью и силой подхватывает меня под мышки и берёт на руки, отчего моя челюсть плавненько отделяется от черепа. И с грацией принца Чарминга из Шрека выносит меня из гостиницы. Благо, через дверь. Стоило оказаться на улице, как я с чувством долбанула локтем по животу. Застонав, он выпускает меня, некрасиво роняя на каменный тротуар. — За что? — За всё хорошее, — едко отвечаю, поднимаясь на ноги, — мог бы просто сказать нет, я бы не стала спорить. — Да кто в это поверит? — неожиданно парировал юноша, разгибаясь из положения полурака, — я же не дурак, Фрея. Ты хочешь спать, когда на дворе день — первый признак того, что город тебя отторгает. Со скепсисом смотрю на его голову. — Странно, что ты спать не хочешь, Лерой, — хмурю брови, теперь находясь в привычном расположении духа, — простояв надо мной весь вечер и ночь не смыкая глаз. На это заявление он промолчал, явно понимая, что здесь я права. Но с непробиваемой решимостью он взял меня за ладошку, потянув в пока неопределенную сторону. Проглотила желание наступить ему на ногу, решив вместо этого прислушаться к своим ощущениям. Закрыла глаза, утихомиривая дыхание; Лерой недоуменно посмотрел на мой смирный вид и специально ускорился, спеша, как по мне, почём зря. В голове отдалёнными образами отпечатывались разного рода точки. С редким удовольствием немного улыбнулась, понимая, что мы идём к одной из жирных и больших точек. Пусть здесь и не было крапинок, как за пределами этого города, но зато было легче сориентироваться. Такую фигню мне предложил хер пойми когда ещё капитан. Но я, естественно, пользуюсь советом только по прошествии месяца, не меньше. Иначе будет не в моём духе, знаете ли. В предчувствии бури останавливаюсь. Что-то жгучей истомой растеклось прямо в животе, отчего я резко зашлась в сухом кашле. Лерой взволнованно берёт меня на руки, но я уже не обращаю на это, вне сомнений, вопиющее действие никакого внимания. Он внезапно побежал, я запомнила это лишь потому, что в это же мгновение у меня глаза заслезились. Я на секунду потеряла сознание, а как открыла глаза мы с Эйбрамеоном уже стояли перед источником какой-то сильной магии. Всё прошло так же неожиданно, как и началось. Это дерьмо показалось обманом умелого фокусника, но никто не аплодировал моему кратковременному обмороку, даже наоборот: было тихо и спокойно, как в штиль. Юноша осторожно поставил меня на землю, и мне почему-то не с того ни с сего стало вполне хорошо, даже бодрость появилась. Непонимающе хмурюсь, всё ещё держа Лероя за руку. Он был не против, но я-то во всю ощущала весь его микс из эмоций, где преобладающей была тревога. Его ладонь была потная, а пульс учащённо бился. Верно, по виду я отличалась от него, разве что, тем, что выглядела как смущённый пёс. — Долго же вы, — послышался противный для меня голос, хотя по сути, был весьма и весьма приятным слуху, — добирались до нашего дома. Были проблемы в пути? — ядрённость насмешливости и презрения красиво смешалась с лёгким, как отрыжка тролля, привкусом воспитанности. Не скрывая скривилась, как после съедения тонны дерьма чайной ложечкой. — А вы не отличаетесь манерами, — заметив мое прекрасное личико, тут уже зазвучал привычный поросячий визг, которой я бы с огромным удовольствием прервала ударом ножичка, — господа рыцари-чародеи. Уничижительно усмехнулась, для этого случая даже открыв глаза, вперившись нечитаемым взглядом прямо в лицо самого мелкого ублюдочного паразита этого общества. Я не могла видеть их лиц, но мана меня совершенно не подводила: их эмоции, как по щелчку пальцев, сменились на безграничное омерзение. Ха. Неужели всей их гнилой семейке противны люди с особенностями? Ну ничего. Значит, буду ходить с открытыми глазами.