Ветка сирени

Ателье «Красная гвоздика». Июль 1859 года       Знаменитое ателье располагалось на центральной улице Крокуса, привлекая внимание ярко-красной вывеской с игривыми завитками черных букв, составляющими название «Красная гвоздика». В богатой обстановке ателье дамы высшего общества проводили по несколько часов, примеряя и покупая платья, шляпки, чулки, булавки. Чеки, которые позже получали некоторые мужчины, заставляли их нервно ужимать бюджет, рассчитанный на нужды семьи.       Герцог МакГарден был одним из немногих, кого не пугали суммы выставленные хозяйкой модного ателье «Красная гвоздика». Милые детские платьица, подростковые, дебютный гардероб, стоящий как поместье в центре Крокуса, и свадебное платье, все это создавалось для леди Леви под чутким руководством удивительной женщины, мадам Пью. Никто не знал, сколько лет мадам, откуда она родом и настоящие ли это имя, вся она выступала очаровательной загадкой. Маленького роста, немного полноватая, но с удивительной харизмой и обаянием, она ни хуже мужчины управляла бизнесом.        Леви, как жене кронпринца, полагалось одеваться у королевской модистки, придерживающийся устарелых взглядов на моду. Однако, устроив небольшой скандал, принцесса смогла отстоять право пошива платьев у мадам Пью, женщины жившей и дышавшей модой, постоянно вносящей новые заграничные тенденции.       — Ваша Высочество, Ваша Сиятельство, не могли бы Вы выпить кофе, шампанского? Мне нужно несколько минут и я буду полностью в Вашем распоряжении, — мадам Пью радушно встретила вошедших в ателье принцессу Джастин и графиню Сердоболия.       Женщина подала знак служанке, которая проводила девушек к софе, а затем удалилась готовить свежий кофе.       — Ваше Высочество, папенька не одобрит поход к мадам Пью, — немного застенчиво проговорила Люси, сняв шляпку и показав свои золотистые волосы собранные в прическу с цветами.       — Я просила Вас обращаться ко мне леди Леви, мы же подруги, — принцесса так же сняла широкополую шляпку с лентой, положив ту рядом. — Думаю, граф Сердоболия не будет против, когда узнает, что это была моя затея.       — Ох, даже не знаю, — бюджет семьи Сердоболия позволял Люси не выделяться на фоне других богатых дебютанток, однако глава семьи был против посещения ателье «Красная гвоздика». Маркиз считал, что нравственность Люси может пошатнуться, если ее модисткой будет вызывающая мадам. Вот и приходилось бедной девушке заказывать одежду в менее знаменитых домах моды, значительно уступающих по качеству и красоте платьев, но зато с самыми правильными модистками, швеями и всем остальным персоналом.       — Леди Люси, успокойтесь, клянусь, что всю ответственность беру на себя и разговор с графом, если это будет необходимо, тоже.       — Спасибо Вам.       — Пустяки, — отмахнулась принцесса. — Скажите, получил ли кто-то уже Ваше согласие? — хотелось поговорить о чем-то легком и девичьем, но и было интересно, как проходит сезон у графини.       — Мое согласие?       — Вам еще не поступали предложения о браке? — удивленно сказала Леви. Она считала, что за такую девушку, как леди Люси, мужчины должны были устраивать дуэли и не только.       — Предложения есть, вот только я ничего не решаю, — девушка грустно улыбнулась. — Выбор жениха остается за отцом, — всю жизнь графиня Люси была хрупким цветком под куполом опеки отца, он следил за каждым шагом, отбирал правильные книги, друзей и постоянно твердил о важности невинности для девушки. Графиня никогда не понимала, о какой невинности идет речь и почему она так важна, но отцу не перечила и исправно выполняла рекомендации. В вопросе выбора будущего мужа Люси тоже оставили в стороне, граф Сердоболия ясно дал понять, что его выбор будет единственным и окончательным.       — Это ужасно, а вдруг его выбором окажется не мужчина, в которого Вы влюблены? — наивно заявила принцесса, по своему опыту знающая, что в любви нет ничего хорошо.       — Я буду влюблена в мужчину, которого выберет мне в мужья отец. Вы же любите своего мужа? — во благо избегания сложных ситуация, граф смог убедить Люси, что любить можно лишь мужа. Это было странно, поскольку девушка до конца не понимала, почему любить можно только мужа и что такое любовь. Мать категорически отказывалась отвечать на этот вопрос, а служанки и гувернантки боялись хозяйского гнева. Однажды, в пансионате, она задала этот вопрос девушкам постарше, которые жили в одном дортуаре, но те лишь рассмеялись и подразнили, что благородным девушкам о таком лучше не знать. Позже Люси постоянно слышала, как они обсуждают приезжавших на бал офицеров, при этом вскрикивая, что влюбились безвозвратно.       — Нет, — не раздумывая ответила Леви. — Я разочаровалась в этом возвышенном чувстве.       — Леди Леви, простите, но почему Вы разочаровались? И, как Вы думаете, что такое любовь?       — Когда-нибудь я рассказу эту историю, но в другом вместе. Считаю, что любовь — это необъяснимое чувство, когда неимоверно привязываешься к человеку, начинаешь думать о нем, глупо выводишь на листке бумаги свое имя с его фамилией. Постоянно ищешь возможность увидеть, а при встрече сердце готово выпрыгнуть из груди и счастье накрывает неимоверной волной. И, наверное, самое главное, готов совершить безумный поступок, — так было с Леви, она была готова потерять положение и деньги, лишь бы Джет был рядом. Стоит отдать должное, тот случай заставил Леви смотреть на влюбленность с другой, более жестокой, стороны. Воспоминания о намерении родить от маркиза четверых детей, вовсе заставили принцессу улыбнуться, до чего она была глупа и влюблена.       — Спасибо, Ваши слова помогли мне осознать что-то важное, — в мыслях Люси сразу возник образ смеющегося герцога Драгнила, о нем девушка иногда думала. Встречи с герцогом были самыми волнительными, ведь сердце бешено стучало, а щеки невольно покрылись стыдливым румянцем, словно желая предательски выдать невинные чувства. Слова принцессы подтолкнули графиню к осознаю, что она, возможно, была влюблена в герцога Нацу Драгнила, вопреки словам отца.       — Это касательно маркиза Фуллбастера? — недавно принцесса получила письмо от маркизы Фернандес, в котором та намекнула, что собирается подтолкнуть двух джентльменов к семейной жизни. Женщина в красках расписала, как хорошо герцогу Драгнилу подходит маркиза Джувия Локсар, а маркизу Фуллбастеру — графиня Люси Сердоболия. Из-за прекрасного положения, Эрза не могла действовать в полную силу, поэтому попросила Леви оказать, по возможности, помощь.       — Нет, нет, нет, — отрицательно замахала головой графиня. — Да и, мне кажется, маркиза мало интересует семейная жизнь.       — Почему же? Герцог Редфокс же женат, поэтому скоро придет время и маркиза, — с женой герцога, Каной Редфокс, знакомство произошло на бале, при этом Леви невольно подметила, что герцогиня была настоящей красавицей. Словно драгоценный камень, женщина собирала вокруг себя мужчин и блистала, ловя завистливые взгляды менее популярных леди. После увиденного у Леви в голове никак не складывалась картинка: как такая красивая, яркая женщина могла выйти замуж за грубого и серьезного герцога Редфокса.       — Вы не знаете? — Люси стала говорить чуть тише. — Герцога Редфокса заставил жениться отец.       — Вот оно что. Мне казалось, что герцог весьма крепкий орешек, а сдался, небось, под угрозами лишиться наследства. Лорд Гажил же второй сын?       — Второй сын? Но тогда он не имел бы титул герцога, — удивленно заявила графиня. — Стыдно признаться, но об семье Редфокс я узнала только недавно. Отец никогда не рассказывал об этом герцогском роде. Спасибо Леди Эрзе, которая немного рассказала о герцоге, прежде чем представить. Она говорила, что семья герцога перебралась на Континент из-за скандала. К сожалению, маркиза не упомянула, что именно это был за скандал, но, скорее всего, он и стал причиной, почему в приличных домах имя Гажила Редфокса не упоминалось.       — Ваше Высочество, Ваше Сиятельство, если Вас интересуют подробности семьи Редфокс, я с удовольствием отвечу на вопросы за чашечкой чая, — взгляд, которым герцогиня Редфокс удостоила девушке, был полон презрения.       Ширма, за которой Кана переодевалась, находилась рядом, поэтому разговор был слышен прекрасно. Сначала женщина не придала этому значения, привычки подслушивать не было, но услышав знакомые фамилии стало интересно, о чем сплетничает принцесса. От того, что девушки стали обсуждать семью Редфокс, Кану охватил гнев и она незамедлительно решила действовать.       — Герцогиня Редфокс, благодарю за предложение, — сохранять невозмутимость было сложно, но Леви с этим справилась, а вот графиня Сердоболия стыдливо покраснела.       — Ах, а может Вас интересует информация только о моем муже? Ее я тоже могу предоставить, — акцент специально был сделан на слове муж, чтобы показать границы собственности.       — Спасибо, но не нужно. Ваша Светлость, давайте соблюдать правила приличия и не устраивать сцен. Я приношу извинения, если услышанное как-то задело Ваши чувства, — Леви старательно пыталась уладить конфликт, статус принцессы обязывал обладать умения мирного разрешения любой ситуации.       — О соблюдении правил приличия стоит подумать Вам, Ваше Высочество, — недовольно сморщив носик и фыркнув, Кана покинула ошеломлённых девушек. Гордость за отстоянную честь полностью заполняла тело, принося эйфорию победы, и было плевать, что она нарушила правила этикета и смело грубила принцессе, словно какой-то служанке.       Леви уже успела несколько раз пожалеть, что не смогла вовремя успокоить любопытство касательно герцога. Хорошо, что крупного скандала удалось избежать, ведь могла пострадать и репутация графини Люси. Девушки, чтобы немного отвлечься от ситуации, быстро завели тему о погоде и больше не возвращались к обсуждению мужчин. Бордель мадам Пэлм, комната Сорано. Июль 1859 года       — О, да, дааааа, ах — в искусстве стонать и кричать во время секса Соране не было равных.       Крик слышал весь бордель, но посетителей это не смущало, наоборот, некоторые испытывали неистовая наслаждения от таких звуков. Гажил же чувствовал лишь раздражение от такого поведения и часто сравнивал себя с маньяком-потрошителем, ибо другой причины такого крика девушки придумать не мог.       — Ох, Леви, — по телу прошла волна оргазма, после которой последовало бурное семяизвержение на живот Сорано. Желанием обладать детьми от любовниц Гажил не горел, да и законных заводить не спешил. Обессиленный, после продолжительного акта совокупления, Гажил наконец прилег на кровать, которая едва вмещала любовников.       — Леви? Твою жену зовут Кана, — тяжело дыша заявила девушка.       — Какая тебе разница? — немного грубо ответил Гажил, осознав, что невольно в конце представил миленькое лицо принцессы.       Уже несколько дней герцога преследовал навязчивый вопрос, а какая в постели леди Джастин. Такая строгая и одновременно невинная, взять даже ту ситуацию, когда она упала в озеро и не стала прикрываться. В грязных, неположенных джентльмену мечтах, Гажил заваливал такую Леви и брал, словно рабочую крестьянку, прямо на земле. Такие мысли немного напрягали герцога Редфокса, ведь женщин он предпочитал совсем других, а не маленьких принцесс.       — Неужели представлял принцессу? Настолько приятнее думать о Фиоре*, чем обо мне? — смех Сорано был таким же громким, проникающим в каждый уголок маленькой комнатки.       — Успокойся, думаешь в мире мало людей с таким именем?       — Ах, ты прав, — облизнув сухие губы, Сорано хотела поцеловать герцога, но он увернулся. — Вам, мужикам, подавай женщин живых и пышных, чтобы было за что взять, а не с костями тереться. Благородные дамы слишком худы и бесчувственны, именно поэтому многие джентльмены предпочитают пышущих здоровьем любовниц. Взять ту же принцессу Леви, Вы видели, как у нее выпирают ключицы и настолько тонка талия? Да если кронпринц после секса решит завалиться на нее, то бедную утром найдут раздавленную, как кошку после переезда экипажем, хах. В ней нет огня страсти, нет желания чувствовать мужчин и, увы, это проблема всех девушек из высшего общества.       Сказанное имело смысл. Если обычные девушки были худыми от недостатка еды и болезней, то высшее общество страдало болезненной худобой специально. С маленького возраста девочек запихивали в корсет, который со временем становился неотъемлемой частью жизни, можно сказать с ним срастались. Общество не было лояльно даже к беременным женщинам, заставляя тех туго затягивать корсет, приводя к неимоверным уродствам у некоторых детей. Герцог Редфокс лично знал семью, где у красивой пары из-за этого орудия пыток родился маленький уродец с большим, словно блин, лицом и продавленной грудной клеткой.       Если проблему благородной худобы можно было решить хорошим питание и не сильно затянутым корсетом, то с проявлением чувств у женщин начинались настоящие проблемы. Хорошо воспитанная девушка в постели будет лежать тихо и спокойно, словно бесхозные черенок в поле, сколько бы ты не пытался заставить ее издать стон или крик. Джентльмены поэтому поводу любили шутить, что занимаются любовью с куском древесины, идеальное сравнение для худых и молчаливых дам. А виной, кстати, данной проблемы были заботливые матери, убеждающие дочерей перед свадьбой в том, что интимная связь — это дьявольская прихоть мужчин.       Женщины низших слоев были более раскрепощёнными и освещенными во многих моментах интимной жизни. Сорано жила в маленькой деревушке, на маленькой улочке, в маленьком доме, а вот семья была просто огромной. Многочисленная орава сестер, братьев, вечно беременная мать и грубоватый отец, все они ютились под одной крышей. Вечерами нужно было быстрее заснуть, чтобы не слышать возни родителей на печи, несильных стонов и ужасных хлюпающих звуков. В десять лет, Сорано, вместе с братьями, подсматривала, как на сеновале старший брат занимался любовью с молодой соседкой.       На дворе была середина июня, в воздухе летали мелкие частицы сена, которое недавно закончили складывать в ток. Маленькая белокурая девчушка сидела на дереве и наблюдала за облаками, ноги неприятно щипало после продолжительного топтания сена, поэтому она мечтала их окунуть в пушистую облачную пену. Мечты о чем-то хорошем прервала перепалка трех старших братьев, мальчишки пихались, старательно пытались заглянуть в щель между досками тока. Детский, наивный интерес, взял вверх, спрыгнув с ветки, Сорано побрела к братьям, в надежде увидеть что-то интересное.       Парни не стали прогонять, наоборот, со словами: «Учись, как нужно ноги раздвигать, мелюзга», уступили щель с лучшим обзором. Помещение тока было темным, лишь проступающие сквозь многочисленные щели лучики света давали возможность рассмотреть происходящая. В самом центре, на еще горячем от палящего солнца сене, мужчина резкими толчками вбивался в женщину с широко разведенными ногами. Как завороженная, Сорано смотрела на инстинктивные скольжения бедер и тяжело вздымающиеся груди женщины, она задыхалась от стонов и влажного воздуха с примесями пыли. Все закончилось внезапно, женщина громко вскрикнула, а ее спутник, сделав еще пару грубых толчков, прилег рядом. Девочка жадно пыталась рассмотреть некрасиво висящий кусок кожи между ног брата, у нее такого не было, и это было необычно. «Мужчину нужно ублажать, а не лежать убитой, как благородная лярва» это было последнее, что сказал один из братьев, прогоняя Сорано.       Чем старше девушка становилась, тем больше понимала эти слова. Скучная, неинтересная, холодная, безразличная, это были самые безобидные слова, которыми обычно пэры покрывали своих жен. На фоне их Сорано хотела быть другой, живой и страстной, такой, о которой потом еще долго будут вспоминать за бокалом виски или в объятиях другой женщины. Она упорно работала над этим, днем за балетным станком, а ночью в постелях мужчин. Это помогло стать одной из лучших балерин, а также добиться положения любовницы кронпринца.       — Сорано, не греби всех дам высшего общества под одну гребенку. Ты знаешь все лишь по рассказам их мужей, а правды в этом может быть немного. У каждой женщины есть желание и страсть, просто в строгом аристократическом воспитании это старательно убивают, делая примерных жен, матерей, но никак не любовниц.       — Какова твоя жена в постели? — потеснее прижавшись, Сорано положила голову на грудь мужчины.       — Я не собираюсь обсуждать с любовницей мою постельную жизнь с женой. Но, в опровержение твоих слов, могу сказать, что Кана весьма страстная натура.       — Значит тебе очень повезло, а вот, например, кронпринцу Фриду — нет. Он рассказывал, что, твоя Левичка, самая настоящая ханжа и в сексе бревно-бревном, — Сорано специально привела в пример принцессу Джастин, хотела посмотреть на реакцию герцога. Женская интуиция подсказывала, что она может быть соперницей, ведь не зря они встречались в театре, а теперь во время занятия любовью Гажил назвал имя принцессы.       — Прекрати, меня не интересуют чужие жены, — было видно, что Редфокс чувствовал раздражение. — Я не подружка, с которой ты можешь обсуждать сплетни о других женщинах. Ты — моя любовница, поэтому не забывай, что в любой момент можешь перестать ею быть.       — Простите, господин.       Женщина попыталась удержать мужчину, но герцог Редфокс грубо прервал попытку. Встав с постели, он начал одеваться, пока Сорано со страхом наблюдала за каждым движением. Страх потерять такого богатого и щедрого любовника был слишком велик, поэтому она уже успела пожалеть о этом глупом разговоре.       — Помни свое место. Даже если благородные дамы скучны, они все равно выше тебя, — Гажил посмотрел на женщину презрительным взглядом, будто бы она была ничтожным мусором. Глупые рассказы Сорано просто вывели его из себя, до чего бестактной и бесстыжей была она. Да и не хотелось верить в то, что такая активная и интересная женщина, как принцесса Леви, была бесчувственной.       После этих слов мужчина вышел из комнаты, оставив Сорано в тишине. Вскочив с кровати, девушка хотела броситься в след, но остатки гордости не позволили это сделать.       — Вы еще об этом пожалеете, герцог Гажил Редфокс, — такое решение пришло само собой и оно очень понравилось балерине. Оставалось лишь придумать, как проучить заносчивого герцога. Съемная квартира на окраине Крокуса. Июль 1859 года       Стоило мужчине зайти в небольшую спальню, как в его объятия бросилась красивая брюнетка. Не теряя времени, она полезла целоваться, страстно впиваясь теплыми губами в вошедшего. Восьмой герцог Лаксус Дреяр, аккуратно отстранил от себя девушку, не желавшую прекращать свое сокрушительное нападение.       — Господи, Кана, дай мне минутку передохнуть.       — Но я так соскучилась! Мы не виделись неделю! — надув губки, девушка скрестила ручки на груди. В кружевном пеньюаре, чулках и с распущенными волоса она выглядела необычно мило и как-то по-домашнему, будто бы верная жена, ждавшая мужа.       — А прием у леди Эвегрин? — обойдя девушку, Лаксус прошел в середину комнаты, где присел на большое кресло. Сбросив сюртук и шейный платок, мужчина наконец почувствовал себя немного лучше.       — Он не считается. Мы ведь даже подойти друг к другу не можем! — Кана присела на второе кресло. Будто бы случайно, она приподняла подол пеньюара, открывая Лаксусу вид на стройные ноги в белых чулках.       — Как думаешь, какое будущее нас ждет? — тон герцога был серьезным, казалось, что сегодня ему плевать на все уловки спутницы.       У обоих на пальцах блестели золотые кольца, символ верности партнеру, который пал из-за страсти. Да, черт возьми, герцог Лаксус любил и желал Кану, словно она была единственной женщиной на всей планете, но в тоже время прекрасно понимал, что никакого будущего у них нет. Они всего лишь любовники, обреченные навечно тайные встречи и боязнь быть снова раскрытыми.       — Никогда не думала, что этот вопрос будет тебя волновать, — девушка хихикнула. — Мы можем бросить все и сбежать на Континент. Сделать поддельные документы, что мы муж и жена, и жить в свое удовольствие. Ах, это правда чудесная идея!       — Ты не думаешь, что с нами будет на Континенте? Мы не сможем жить на широкую ногу, придется отказаться от дорогих украшений, одежды и прочего барахла. Скрывая свои настоящие имена возможности пользоваться привилегиями не будет. Готова ли ты на это?       — Лаксус, зачем думать о плохом? Мы сейчас имеем возможность быть рядом, пусть и тайно. Разве этого мало? — девушка начала растягивать маленькие пуговицы, открывая чудесные полушария пышной груди. Разговоры о будущем она считала лишним, разлука длинной в три года показала, что в любой момент все может кардинально измениться.       — Думать о плохом нужно всегда, — тяжело вздохнув, герцог невольно вспомнил, как было легко, когда обручальное кольцо было только на пальчике Каны.       Пять лет назад, в скромной часовне семейства Редфокс, Лаксус впервые увидел Кану, девушку невероятной красоты с королевской осанкой. Хватило одного взгляда, чтобы понять, она должна принадлежать не Гажилу Редфоксу, а ему. Через месяц, после упорных романтических атак, леди Редфокс уже лежала в постели маркиза Дреяра, страстно отдаваясь тому. Это женщина сводила Лаксуса с ума, она была нежной, ласковой, а иногда дикой и необузданной, словно великолепная амазонка.       Два года отношения оставались такими же, не теряя возвышенного любовного чувства. Их маленький мир разрушился, когда стали ходить слухи о их порочной связи, высший свет смеялся и смотрел осуждающе. Перчатка была брошена, Гажил Редфокс в защиту чести жены был вынужден вызвать Лаксуса Дреяра на дуэль. Они стрелялись на рассвете холодного мартовского дня, пока причина этого конфликта сидела в часовне и молилась о здравии любовника. Возможно, Бог услышал молитву, а может судьба просто улыбнулась Лаксусу, но выстрел его не задел, как собственно и он не смог попасть в соперника.       После этого случая насмешки общества отвернулись в сторону семейства Редфокса, мало того, что жена гулящая, так еще муж участвует в запрещенном дуэли. Об том, что семья Редфокс уплыла на Континент, Дреяр узнал практически сразу же, Кана отправила короткую записку с признанием в любви и прощанием. Это было ужасным ударом, после которого Лаксус ушел в несколько месячный загул, играл в карты и прожигал деньги в борделе.       Год спустя этих событий, Лаксус взял в жены старшую дочку графа Штраус, исполнив тем самым предсмертную волю отца. Девушка была красивой, образованной и прекрасно подходила на роль хозяйки герцогского дома, но только чувств у Дреяра к ней не было. Красивая кукла, которую графская семья с радостью предоставила в вечное пользование за титул и богатство Дреяров. Изначально семейная жизнь напрягала герцога, но затем он привык и стал проникаться симпатией к Мираджейн, которую теперь ласково сокращал до Миры.       Два года семейной жизни заставили Лаксуса влюбиться в свою жену, понять насколько она чудесная и добрая женщина. Но редкие письма от герцогини Редфокс, все так же будоражили мысли и заставляли вспоминать о прекрасном совместно проведенном времени.       Возвращение Каны окончательно заставило запутаться, Лаксус возобновил с ней отношения, но продолжал спешить к любимой жене. В какой-то момент герцог осознал, что связь с Каной была похожа на вредную привычку, от которой сложно избавиться. Да и нужно было теперь думать не только за себя, на его мужских плечах лежала ответственность за заботливую жену, которая сейчас явно не дождалась и заснула в его покоях.       — Ты сегодня какой-то слишком серьезный, может я помогу тебе забыть все беспокойства, — распахнув пеньюар, Кана предстала перед герцогом полностью голой. — Иди ко мне.       — Кана, это наша последняя встреча. Я больше не хочу, чтобы мы были любовниками.       — Что? — на секунду девушка застыла, эти слова казались какой-то шуткой.       — Мы расстаёмся. Будущего у нас нет.       — Нет, нет, подожди! Нам ведь хорошо вместе, ты любишь меня, я люблю тебя. Зачем прекращать отношения?       — Любви уже давно нет, три года прошло. Это сложно принять, но давай разойдемся мирно, не хочу эти женских скандалов и криков.       — Во всем виновата твоя чертова жена? Это она виновата, я точно знаю! Убью суку! — крича, Кана бросилась на герцога, но тот схватил ее и усадил себе на колени.       — Если ты хоть пальцем тронешь Миру, твое тело найдут в реке.       — По-че-му? Скажи мне по-че-му? — все попытки ударить тут же пресекались. В такой ситуация герцогиня Редфокс была полностью бессильной, оставалось только кричать.       — Мира беременная. Черт, не хочу быть херовым папашей, которого ненавидят дети. И знаешь, я по-настоящему влюбился в Мираджейн.       — Ах, любишь значит Миру, а удовлетворять свои плотские утехи приходишь ко мне? Ты урод! Самый настоящий урод! Кобель! Убирайся вон! Ненавижу тебя!       Герцог Дреяр попытался успокоить женщину, но та впала в неистовую истерику. Она плакала и пыталась биться, а затем полезла целоваться. Все эти действия переросли в страстный секс, впервые Лаксус видел, чтобы Кана отдавалась ему с таким рвением. Она цеплялась за него, шептала «ты только мой» и плакала, но даже это не смогло с подвигнуть герцога Дреяра изменить свое решение, касающееся разрыва отношений. Все уже было решено.