Clocks and Blades

Да скажи уже хоть что-то. Кацуки сделал ещё один глубокий вдох-выдох, стараясь придерживаться выбранной стратегии: молчать, пока она говорит. В последние несколько раз, когда он подышал в её сторону, ему нехило прилетело — Урарака рычала и бросалась на него, как разъярённая львица, выпустив когти наружу и готовая разорвать его на части. Не. Он не собирался болтать. Он… не собирался. Он прикусил губу, сдерживая поток оскорблений, готовых вырваться наружу в любой момент. После её «мы можем поговорить?» он молча последовал за ней. Урарака повела их подальше от общежитий. Кацуки шёл за ней, изучая её силуэт и пытаясь предугадать, о чём она хочет поговорить. Она неплохо так душу облегчила, когда в последний раз «разговаривала» с ним. Размышляя над случившимся, он со злым любопытством пытался понять, каким боком он вляпался в этот балаган. Девочка-радость номер один в их классе внезапно слетела с катушек? Куда катится этот мир вообще? Почему он раньше не задавался этим вопросом? Его взгляд соскользнул с херовой кофты Урараки к её крепким бёдрам, и воспоминания об их первой схватке, когда он обнаружил себя на ней, не заставили себя ждать. Кацуки раздражённо отвёл глаза: было охуенно, если бы его мозг прекратил сводить всё к её заднице и бёдрам. В конце концов, она остановилась рядом со скамейкой, проверила, чтобы та не была мокрой, уселась и жестом позвала сделать его тоже самое, устраивая небольшую коробчонку между ними. И в течение следующих десяти минут она не выдала ни единого грёбанного слова, оставаясь неподвижной и рассеянно перебирая порванные рукава блевотной кофты. Легонько подул ветер, который пусть и был теплее, но всё ещё был довольно прохладным. Кацуки передёрнуло. Нахуй холод. Нахуй холод, дождь, ветер, снег — нахуй всю эту морозную херню. Он лучше будет потеть, как псина, чем снова замёрзнет. — Я должна извиниться перед тобой. Голос у Урараки был тихий, но и этого хватило, чтобы застать его врасплох. Он не ожидал, что она вообще рот откроет, и уж тем более, что выдаст такое. Он покосился на Урараку — та смотрела на свои руки, укутанные в рукава. — Я… Кацуки ждал продолжения, но она снова замолкла. Да выкладывай уже. Урарака выпустила длинный вздох. — Я не знаю, как начать, — призналась она, почёсывая затылок. — Это всё просто так… так глупо. Мне очень неловко за себя, — короткий нервный смешок сорвался с её губ, хотя на её лице не было ни следа веселья. — Исцеляющая Девочка поговорила со мной утром — сказала, что ты приходил в лазарет, пока я спала, и был в очень плохом состоянии. Я… — она снова нервно хихикнула. — Я не знаю, как ты выдержал целую ночь без лечения, я-я едва смогла дойти до Исцеляющей Девочки вчера. Она… ммм… она была довольно резкой со мной, — Урарака поморщилась при воспоминании. Кацуки продолжил смотреть перед собой. Ему было глубоко наплевать, что она там варнякает, и его и без того короткое терпение постепенно иссякало. Даже часть с Исцеляющей Девочкой не удивила, поэтому он надеялся, что Урарака допрёт до сути быстрее, чем он решит, что всё это бессмысленно и свалит. — Ой, прости, я, наверное, наскучила тебе, — она снова слабо рассмеялась. — Я знаю, как ты не любишь болтать попусту. Я… — и она снова остановилась. ДА ЗАКРУГЛЯЙСЯ УЖЕ, ТВОЮ МАТЬ. — Я правда не хотела навредить тебе так сильно. Правда, прости за то, что я тебе сделала. Кацуки резко развернулся к ней. — Чё? — выпалил он. Его гордость рычала, ярость клокотала в нём, дыша огнём, словно дракон на задворках сознания. Это кто конкретно кому навредил? Когда она признала, что не способна ходить после того, как он надрал ей зад? Собираясь пойти против собственного решения, Кацуки открыл рот, готовый прояснить ситуацию и убедиться, что она точно помнит, кто он такой, но она оказалась быстрее. — Я не хотела тебе вредить… но я очень хотела, чтобы тебе было больно, — она продолжала пялиться на свои скрытые тканью руки, чёлка скрывала её лицо от взгляда Кацуки. — Это, блять, одно и то же! — огрызнулся он слишком громко и агрессивно для такого разговора. Нахуй всё, он будет говорить. — И да, веришь или нет, но я даже догадывался об этом — ты не особо-то скрывала свои намеренья убивать. Если ты позвала меня сюда, чтобы выдать очевидное, то нахер мне тут оставаться, — он поднялся на ноги, взбешённый — так проебать своё время. Разве он не решил этим утром, что покончил с этой хуетой? С хуетой, связанной с Ураракой? Единственное, что ему казалось правильным — свалить. Вы правда подрались? Блять. Вот блять. Блять, блять, блять. Нахуй пацана с его щенячьим взглядом. Выбитый из колеи Кацуки так и остался стоять на месте как дебил, не способный вытряхнуть из головы пацана, испуганного даже от мысли, что его кумир и Кацуки подрались. Он не был уверен, заботиться ли он о малом или нет — в конце концов, они знакомы всего два с половиной дня. Никто не способен привязаться так быстро. Даже если этот человек копия твоего отца, орёт как твоя мать. Даже если ненавидит людей и обожает перец чили, как ты сам. Даже если причуда способна восхищать, греть, ослеплять и уничтожать. Он щёлкнул языком и нетерпеливо выдохнул, снова возвращая внимание к текущей ситуации. — Я не хотела… доводить до такого. Я не знаю, как это случилось… Я понимала, что смысла нет никакого, да и не рационально это, но это было так… здорово, — она подняла голову и посмотрела на Кацуки, и глаза её переполнялись раскаянием. — Ненавидеть тебя было так здорово. Что. За херь. Кацуки скрестил руки на груди и посмотрел в ответ, и судя по всему, выражение его лица не сильно обнадеживало, раз Урарака тут же продолжила, не оставляя в покое рукава долбанной кофты. — Я никогда на самом деле не ненавидела… Это больше как… Я спроецировала на тебя, как-то так. Я… Когда мы все вернулись после каникул, я хотела тренироваться, чтобы стать сильнее, хотела иметь возможность выложиться на полную и очистить свои мысли раз и навсегда, чтобы просто… расслабиться, улучшить навыки и доказать себе, что я не настолько беспомощна, какой вечно оказываюсь. И я пыталась тренироваться с нашими одноклассниками, но… Я пыталась тренироваться с Цую-чан, но она продолжала смотреть на меня и спрашивать снова и снова всё ли хорошо, потому что… она моя подруга, поэтому, думаю, она просто… знала… что-то было не так. Закончилось всё тем, что я начала избегать её, потому что по определённым причинам я просто не могла ни с кем разговаривать о… о случившемся с… Она остановилась и болезненно сглотнула. Глубоко вздохнув, она заставила себя продолжить. — Я пыталась тренироваться с Иидой-куном, но он поступил так же, как и Деку-кун — заявил, что не будет драться в полную силу против меня. Они оба предлагали взамен поделать упражнения, но как бы я не старалась, это не казалось мне достаточным. Через пару недель я решила, что хочу тренироваться с тобой — я осознала, что ты едва ли не единственный, кто не будет сдерживаться и будет готов пойти на всё ради победы, — она нервно глянула на него, после чего снова вернулась к рукавам. — Но я всё никак не могла подойти к тебе — Киришима-кун забирал всё твоё тренировочное время, и каждый раз, когда я думала, что сейчас подойду спросить, то ты, — она щёлкнула двумя пальцами, — испарялся. Она разочаровано вздохнула и почесала затылок. — А потом Айзава-сенсей заставил нас пройти снова тест на определение причуд, но уже как второгодок, и я так нервничала, я… я слишком зациклилась на вещах, на которые раньше я бы даже не обратила внимание, из-за чего мои результаты оказались паршивыми до невозможности. А потом ещё ЮЭй объявили, что победитель спортивного фестиваля получит сто тысяч йен… ты вообще представляешь, как сильно моя семья нуждается в этих деньгах? Мой папа зарабатывает почти столько же в месяц, если всё идёт хорошо, а он сам при этом работает без выходных, а ЮЭй могут просто… просто вручить деньги победителю и… у нас ничего не осталось — на похороны ушли последние сбережения! Если бы я не знала, что моя учёба — это единственный шанс для нашей семьи выкарабкаться из этой ямы, то я бы давно бросила школу и нашла работу, чтобы помочь родителям. Кацуки прищурил глаза, но стоял молча. Он и подумать не мог, что всё так херово, да и плевать было как-то, пусть она всё и растрепала. Хорошо ещё, что она ещё не настолько тупая, и понимает, как и все в этой шараге, что логичнее закончить учёбу и найти хорошо оплачиваемую работу в качестве сайдкика. — Но прежде, чем я осознала, у меня повысилась тревожность, — она смотрела в пустоту, продолжая трепать рукава. Кацуки осенило: теперь он знал, почему она продолжает носить эту уродливую тряпку — она банально не может позволить себе новую, какой бы дешевой та не была. — Я больше не испытывала голод, из-за чего перестала есть свою норму, и я едва могла спать, потому что в голове долбилась мысль «я должна победить на фестивале в этом году, я должна победить на фестивале в этом году». Даже когда мне удавалось заснуть я… — Урарака снова запнулась, словно что-то застряло у неё в горле. Она сдавленно продолжила: — Мне снилось… Я видела… видела… Всё заканчивалось тем, что я просто… не могла никому помочь, потому что… потому что… и это был не только мой дядя, там и сэр Ночноглаз был… даже когда я была уверена, что смогла пройти сквозь этот кошмар, он обрушивался на меня снова: я стояла у убежища якудза, Рюкю-сенсей выкрикивала мне приказы, а я… я просто стояла там, неспособная думать, двигаться, сделать хоть что-то, пока все остальные носились вокруг меня, и я просто… была бесполезной. Кацуки неосознанно расправил плечи: он был хорошо знаком с такими снами. Ему самому пришлось пережить очень болезненный период кошмаров, когда он был охвачен чёрно-пурпурным порталом, холодная рука сжимала его шею сзади, вязкая жидкость булькала у его горла — и все это в рандомных ситуациях. И всегда с одним и тем же концом: он беспомощно наблюдает, как его кумир теряет всю свою силу, пытаясь защитить его, и рассеивается пылью на его глазах. Он прекрасно мог представить, насколько ей паршиво, потому что он сам это испытывал: бояться ложиться спать каждую ночь, гадая, какой именно ужас готовил для него его собственный мозг. Урарака сделала глубокий дрожащий вздох. — Исцеляющая Девочка говорит, что я так и не отпустила случившееся прошлым октябрём, а наоборот, закупорила, из-за чего меня бомбануло, когда я услышала о… — она встряхнула головой и посмотрела на Кацуки, пытаясь растянуть губы в слабой, без капли смеха улыбке. — И с другой стороны стоишь ты, возвышаешься над всеми нами, твоя причуда потихоньку улучшается с каждым днём, тебя хвалят все учителя, собираешь высокие оценки как цветочки с поля, развиваясь с бешеной скоростью, о которой каждый из нас мог только мечтать. Больше всего я хотела тренироваться с тобой, я… это стало навязчивой идеей. Я даже была готова пойти на автоматы… как будто у меня были деньги на это. Всё закончилось бы тем, что я просто осталась бы у ворот, если мы всё-таки туда пошли. В моей голове ты был моим единственным шансом. Я тренируюсь с тобой, становлюсь сильнее, выигрываю фестиваль и призовые деньги, предлагаю их родителям, и всё каким-то чудом становится на места, позволяя мне успокоиться, — она фыркнула. — Я такая дура. «Не то слово», — подумал Кацуки, прикусив язык в последнюю секунду. — А потом открылся портал перед воротами, и ты был первым, кто среагировал, пока я стояла в стороне ошеломлённая. Когда я пошевелилась, ты уже был на Кенте-куне, хотя он и не был злодеем в итоге. И он… Она заулыбалась по-настоящему и снова посмотрела на него. — Ты такой суровый с ним, но он очаровательный. Такой застенчивый и милый — все девочки и Аояма-кун сошлись на том, что… что его хочется обнять, знаешь? Она хихикнула, на что Кацуки сердито нахмурился. — Тц. Обнять. Теперь это звучит максимально тупо — будто ему реально это надо. Ему волшебный пендель нужен, а не это, — Кацуки хорошо помнил, как пацан его послал на три весёлых этим утром, и до сих пор не мог успокоиться. — Тем более, мелкий засранец способен уничтожить всю школу, если постарается. Урарака пожала плечами. — Ну, как и ты. Думаю, Айзава-сенсей правильно сказал, что яблоко от яблони недалеко упало. Я не видела причуды Кенты-куна, надо будет попросить показать, если он, конечно, согласится, — в её глазах проскользнула тень, улыбка рассеялась. — Но когда он явился и показал весь этот мой мерч из будущего, говоря, что я герой номер три, что я часть неизвестной мне геройской группы, хваля меня и… он мой большой фанат, как я поняла, но просто… как? Как это возможно? Я так далека от того, чтобы быть той старшеклассницей, какой хочу, что уж говорить о моём будущем как героя. Это кажется невозможным и… недосягаемым, знаешь? Каким боком я достигла всего этого? И я… у тебя такой совершенный ребёнок, а ещё очевидно у него есть старшая сестра… ты герой номер два, у тебя есть здоровая счастливая семья, словно… кажется, что ты достиг всего, о чём мечтает любой взрослый, даже не напрягаясь и… я ничего не могу поделать со своим любопытством, но… я не знаю… очень неловко и страшно спросить, но… знает ли он… есть ли и у меня семья? Или я настолько была завалена работой, пока становилась первоклассной героиней, что не позволяла себе личную жизнь? Она посмотрела на группу учеников, пересекающих кампус неподалёку — те болтали и смеялись, явно возвращаясь в общежития. — В любом случае… эти четверо попали сюда, и внезапно у меня появилась отличная возможность поговорить с тобой. После интервью ты ушёл к себе, а я увязалась следом. Я стучала несколько раз, но ты не ответил — наверное, ты меня и не услышал из-за громкой музыки. Я решила подождать, пока ты не вырубишь её, и тогда поговорить с тобой, но ты выскочил из комнаты и унёсся в душевые, поэтому я взяла книгу и осталась тебя ждать, чтобы наконец-то уже решить вопрос с совместными тренировками. Я думала, что это будет чудесным оправданием, учитывая, что ты был под давлением. А оказалось, что единственным, кто не способен держать себя в руках — это я. Она вздохнула и потёрла щёки ладонями, делая их ещё розовее, чем до этого. Она выглядела адски уставшей. — Я сорвалась на тебя. Мне было так больно и обидно от твоих слов. И без того неловко, что люди слышат твои крики и плач по ночам, а ты ещё это так описал, словно… словно я чокнутая… словно я мешаю остальным… это просто… это просто убило меня. Я хотела вырыть яму и спрятаться, пока вокруг меня всё не исчезнет. А потом ты атаковал меня, и я… меня понесло. Меня никогда в жизни никто не выводил из себя до такой степени, всё поплыло перед глазами… единственное, о чём я могла думать — заставить тебя страдать… я хотела, чтобы тебе было больно так же, как и мне, а то и больше. Я хотела, чтобы ты понял, что значит достичь дна и чувствовать, что всё вокруг тебя рушится, — она всхлипнула, её карие глаза наполнились слезами. — Прости меня, Бакуго-кун. Она прижала рукава к глазам, пряча половину лица, и продолжила слабым дрожащим голосом. — Я дралась изо всех сил, а ты всё равно меня сделал. Я никогда не злилась до такой степени, что всё вокруг становилось неважным. Единственное, что имело смысл повторять — драться с тобой, драться, пока я не упаду, пока ты не упадёшь, пока всё не исчезнет. Потому что когда я дралась с тобой тем утром, то я ни разу… ни разу… не подумала про своего дядю, оценках, фестивале или ещё о чём-то. Это было такое блаженство, и я… я была готова на всё ради этой тихой пустоты. И когда мы снова сцепились, то всё вокруг пропало… но тебя было нереально победить. Как бы сильно я не атаковала, сколько бы финтов не использовала, сколько бы била, ты снова поднимался на ноги, отряхивал с себя пыль и атаковал меня с вдвое большей силой, чем я тебя. Она встряхнула головой, убрав руки от лица и обняла себя, словно защищаясь. Её глаза расширились от ужаса из-за нахлынувших воспоминаний — Кацуки сжал кулаки, осознавая, какие именно воспоминания это были. — А потом раз и навсегда доказал, насколько я далека от тебя, сделав то, что я, чья причуда на это способна, никогда бы не посмела сделать. Ты поднял нас так высоко над землёй… — её голос растворился, и она добавила шёпотом: — Так высоко. Кацуки стиснул зубы: раздражение выжигало все внутренности. Она повернулась к нему, глаза её были полны страха. — И потом ты просто… я думала, ты знаешь, что делаешь… как бы я не боялась, я думала… И ты отпустил меня, я посмотрела вниз, и увидела, как ты закрываешь глаза и летишь вниз бесконтрольно… ты исчез в облаках. Я пыталась поймать тебя, пыталась выровнять положение… как в фильмах делают, знаешь? Но не могла… ты летел слишком быстро, чтобы я не делала… я кричала, кричала, а ты всё не приходил в себя и… и когда ты продолжал падать и… и… опять-таки, если бы ты ничего не сделал, то я бы не смогла бы тебе помочь, и тогда бы ты… ты… как мой дядя и… ты… — она вздрогнула и замолкла. Зажмурившись, Урарака тряслась, хотя погода была довольно тёплой, и тяжело дышала. Оба молчали. Урарака пыталась взять эмоции под контроль, Кацуки переваривал всё, что ему только что сказали. — Так вот, что ты думаешь, — он едва мог удержать голос от бешенства. Она открыла глаза и, впервые за долгое время он увидел, с каким страхом она на него смотрит — страх не перед ним, но перед тем, что он скажет. — Ты придурочная. Думаешь, мне всё от природы дано? Что я просто просыпаюсь, а оценки уже у меня в кармане, а причуда становится сильнее, пока я сплю? Отлично, спасибо, блять, большое, что обесцениваешь все мои усилия, — он не мог сказать, что бесило его больше: то, что она использовала его как грушу для битья и/или козла отпущения, или то, что она поступила так же, как и те утырки во время учёбы, предположив, что он просто гений. Урарака открывала и закрывал рот в ужасе. — Это не… не то, что я имела ввиду… Бакуго-кун, это не то, что я имела ввиду! Я… — Прекрати прикрываться ёбанными оправданиями, — прорычал он. — Хочешь стать сильнее? Тогда ты знаешь, что делать. Но, блять, не смей ко мне приходить со своими проблемами и обвинять меня в них, особенно, если я о них даже не в курсе. Ебать… да что это вообще за бред? Да, я силён, пиздецки силён, но я заслужил… работал ради этого! Потому что я знаю, что другие ублюдки могут оказаться сильнее… и если я буду их недооценивать, если я не буду делать всё, что в моих силах, чтобы удержать эту грязь на дне сточной канавы, тогда я рискую потерять всё, ради чего я вкалывал, всё, что действительно важно! Кацуки шагнул вперёд и встал перед ней, скрестив руки на груди. — Ты продула мне, как мелкая истеричка, но только потому, что я оказался лучше, чем ты. Это не значит, что ты слабая, это значит пиздецкую кучу вещей, о которых я знаю, а ты нет. Поэтому вместо того, чтобы мотать сопли на кулак, действуй. И… Кацуки замолчал, неуверенный надо ли ему продолжать. Он думал о том, что ему сказала Исцеляющая Девочка сегодня утром, мол, он единственный, кто может поставить Урараку на ноги… Да, это всё очень мило и так далее, но что он должен сказать? Точнее, что он хотел бы услышать сам, когда чувствовал себя ничтожеством и был уверен, что всё худшее, что случилось с ним и обществом — полностью его вина? Он резко вздохнул и продолжил, глядя в сторону. — Твой дядя мёртв. Как и сэр Ночноглаз. И ты ничего с этим не поделаешь. То, что ты была рядом с ними в этот момент, в лучшем случае совпадение, в худшем — неудачное место. Я не могу сказать тебе не чувствовать вину, потому что в этом нет смысла. Просто… подожди. И дай времени вылечить тебя. Урарака мгновение молчала. Он посмотрел на неё и увидел, что она вытирает слёзы. — Я знаю, — прохрипела она. — Просто… я ничего не могу поделать… кажется, что я должна была что-то сделать и… я продолжаю терзать себя этим, и как бы я не пыталась прекратить об этом думать, оно всё равно врывается в мои мысли, когда я меньше всего этого жду и… — … и ты не знаешь, что делать и как обуздать эти чувства, — закончил за неё Кацуки. — Да. Я в курсе. Она сморгнула последние слезинки и вперилась в него взглядом. — Откуда? Откуда ты знаешь? — казалось, она буквально умоляет его ответить. Он хмыкнул и засунул руки в карманы: это не то, о чём ему хотелось говорить. — После Камино я… — он раздражённо выдохнул. Какого хера о вообще об этом говорит? — Казалось, что на мне была часть ответственности, когда Всемогущий… когда он дрался в последний раз. Урарака посмотрела на него огромными глазами. — Но… но это не так! Ты ничего не мог поделать, ты даже не был замешан в… — Как и ты, дурында, — он резко оборвал её. Сейчас речь шла не о нём. — Неужели до тебя не доходит? Вся эта вина и прочая поебень… не рациональная, не оправданная, она просто… просто здесь, — он стукнул себя кулаком в живот, — и она не исчезнет, пока ты просто… просто не примешь, что ты ничего не мог поделать, какой бы сценарий ты не придумал, какие бы «если» и «но» ты не использовал! Вина не исчезнет через день или через месяц, но… постепенно начнёт рассеиваться, пока однажды… однажды не будет больно только от одной мысли о случившемся. Она молча пялилась на него, испытывая противоречивые чувства. Ей лучше не ждать от него продолжения трёпа, потому что большего сказать он не способен. Он не привык болтать так много, особенно о чувствах, тем более, о своих собственных. Но она сделала глубокий вдох-выдох, вытерла нос рукавом и снова всхлипнула. — Да, — она смотрела в пустоту, выглядя уже чуть более решительной. — Да. Верно. Он прищурил глаза и хмуро посмотрел на неё. — Эй, скажи спасибо. Он и правда это имел ввиду — он не раздаёт направо и налево мотивационные речи левым придуркам в кампусе, а тут сделал что-то буквально сверхисключительное — и если бы он был честен с собой, то признал бы, что вышло офигенно. Но Урарака запрокинула голову и расхохоталась, словно он ляпнул дохера смешную шутку. — Эй, я серьёзно! — рыкнул он на неё. Вот так себя чувствует Айзава, когда возле него Шутка? Потому что это нереально бесит. Она всё смеялась, после чего в последний раз вытерла глаза. — Прости, прости, — прохихикала она, после чего вздохнула и посмотрела на него с чуть просветлевшим лицом. — Спасибо, — она улыбнулась ему, и в этот момент она выглядела такой искренней со своими круглыми розовыми щеками и тёплым карим взглядом, что у Кацуки сердце пропустило удар, и ему пришлось отвернуться, когда он почувствовал, что румянец расползается по шее и щекам. — Тц. Да какая разница, — он вытащил руки из карманов и хлопнул в ладоши. — Ладно, поднимайся. Урарака удивлённо уставилась на него, продолжая улыбаться. — Что? Почему? Кацуки закатил глаза. — Ты хочешь стать сильнее, нет? Тогда лучше подрывайся — у нас спарринг. На его слова последовала улыбка. — Бакуго-кун, я… я правда не думаю, что это хорошая идея! Исцеляющая Девочка наверняка расскажет Айзаве-сенсею в этот раз и откажется нас лечить, если мы… — Да расслабься, блять, — рыкнул он ей, отступая на несколько шагов и разминая руки. — Я сказал про спарринг, а не про драку. Я не тупой — у меня не может быть ни единого синяка завтра утром. Ни единого удара, только спарринг, — он сердито посмотрел на неё, заметив, что она ещё колеблется. — Я не собираюсь торчать здесь весь день, пока до тебя допрёт. Судя по количеству твоих вчерашних проёбов, тебе пригодятся мои советы. Она надула щёки, явно раздражённая, но когда всё-таки поднялась, на её губах мелькнула застенчивая улыбка. — Да ладно, не может быть всё так плохо. — Плохо — слишком мягко сказано. — Да, там и правда всё паршиво, понятно?!  — Даже несмотря на то, что Исцеляющая Девочка сказала, что ты пришёл к ней на костылях? — Эй, я сказал, что драки не будет, но если тебе очень надо, то продолжай, — он прищурил глаза и поджал губы. Не впечатлённая, она захихикала и встала в боевую стойку. — Наконец-то, — проворчал Кацуки. Её глаза больше не горели адским пламенем, но огонёк всё ещё мерцал во взгляде. — Теперь атакуй меня. Она не бросилась в него, как накануне. Вместо этого сделала три больших шага, сократив дистанцию, и быстро нанесла слабый удар правой рукой. Удар без цели причинить вред или даже ради прикосновения — просто обычное вступление для серии последующих. Кацуки легко отразил удар правой ладонью, и, как и Урарака, он не приложил никаких усилий — ровно столько, чтобы оттолкнуть её руку. Она сразу же пустила в ход левый кулак и сделала небольшой шаг в сторону, когда Кацуки атаковал в ответ. Оттолкнув его руку, она хотела поймать его за другую и блокировать, но он схватил её запястье и развернул над её головой. Кацуки ожидал, что она потеряет равновесие, но вместо этого Урарака использовала инерцию и при развороте ударила его ногой, использовав его невольную секундную заминку. Кацуки остановил её пятку у груди и оттолкнул в сторону, отчего Урарака снова сделала поворот вокруг своей оси, и отошёл на шаг назад. — Неплохо, — признал он с довольной улыбкой. Драка это или спарринг — с ней было иначе, чем с Киришимой. С этой крашенной башкой приходилось избегать прямых ударов любой ценой и наносить максимальный урон. Грубая сила и никаких уловок — в отличие от Урараки, которая была не такой жёсткой, но куда более хитрой. Он мог ждать одного, пока она отвлекала его, позволяя думать, что он ведёт, но в итоге ему могло прилететь в живот, и Кацуки оставался в ахуе, откуда его вообще атаковали. — Правда? — она расслабилась и улыбнулась ему. — Не зазнавайся, — предупредил он. Он снова налетел на неё, вкладывая чуть больше силы в удары, тесня чуть больше и вынуждая реагировать быстрее. Она без проблем поддержала новый темп, и, как он и ожидал, несколько раз использовала против него пару уловок, пока он делал вид, что пытается схватить её за правую руку, но, на самом деле, ударил её локтем в лицо. Она видела его насквозь — успела перехватить его за изгиб руки. Логично было бы, чтобы она использовала это движение, чтобы развернуть его и зафиксировать его руку за спиной, но по непонятной ему причине, она упустила эту уникальную возможность и начала колебаться, позволив ему не только вырваться из хватки, но и толкнуть себя в живот и стукнуть по лбу. Она попятилась, держась двумя руками за лоб. — Ауч! — преувеличенно возмущенно запротестовала она, на что Кацуки только закатил глаза: он мог швырнуть её на землю и выбить дыхание напрочь в два движения, но не хватало ещё её слишком сильно задеть. — Что это за херь была, — рявкнул он. — Чё ты колеблешься? Я был у тебя на крючке, и ты даже не воспользовалась своим преимуществом. — Да ладно? — она улыбнулась. — Ты… Будь добра сфокусировать своё трёхсекундное внимание на том, что я тебе говорю, а? — рыкнул он раздражённо. Урарака хихикнула и потёрла лоб. Что ж, по крайней мере, она чувствовала себя получше — возможно даже начала получать удовольствие от происходящего. — Я подумала, что это был подвох: ты позволишь зайти тебе за спину, чтобы ударить меня локтем в живот. — Слишком много думаешь. Это всё потому, что слишком много ошиваешься рядом с ебнутым задротом Деку, — огрызнулся он, добавляя побольше яда в имя этого долбодятла. — Даже если бы было и так, во время боя у тебя не будет роскоши втыкать. Иногда поспешность приводит к ошибкам, — в памяти Кацуки всплыло испуганное лицо пацана, когда он его впервые атаковал у ворот, — но в большинстве случаев даёт преимущество. Она твёрдо кивнула и снова подняла кулаки. Она немного запыхалась, Кацуки начал потеть сильнее, чем надо. Ему нужно было быть сверхосторожным, чтобы не пальнуть взрывом в самый неподходящий момент. Она снова приблизилась к нему, блокируя быстрые удары и стала атаковать уже смелее с каждым своим выпадом, и в какой-то момент Кацуки обнаружил, что отступает под её натиском. Раздражённый, он стиснул зубы, с силой перехватил её кулак и врезал ей в живот. Прежде, чем до него дошло, она схватила его за запястье, рывком потащила вниз и ёбнула головой — снова— ему по лбу. — Ауч! — теперь он, рыча, схватился за лоб и попятился. — Мы что говорили об ёбанных атаках? И прекрати, блять, меня постоянно бодать! Она засмеялась, и этот звук заставил сердце Кацуки пропустить ещё один удар. — Прости, прости, — хотя виноватой она ни разу не выглядела. — Ты просто бываешь очень предсказуемым иногда. Кацуки опустил руки. — А ну-ка повтори, — он угрожающе посмотрел на неё. — Нет, подожди, это не то, что я имела ввиду! — она выставила руки перед собой. — Просто… ты часто используешь одни и те же движения, ты в курсе? Поэтому постепенно становится легче предугадать, что ты собираешься делать. — Это и значит быть предсказуемым, — сердито проворчал он. Кацуки завалился на траву и скрестил ноги, упираясь локтями в колени и опираясь подбородком на руки. — Из-за этого херов задрот постоянно меня достаёт с бою, — сказал он себе под нос. Думай, думай, думай. Усердно думай. Если даже Урарака считает его предсказуемым, то это значит, что и остальные могут думать так же, и он упустил из виду этот важный недостаток. Ему надо придумать что-то до завтра — он не мог позволить себе появиться на стадионе, не будучи на сто процентов уверенным, что он сделает там всех утырков. — Эмм… — Урарака продолжала стоять в паре шагов от него, неловко теребя рукава, явно удивлённая тем, что он внезапно ссутулился и перестал реагировать. — Бакуго-кун? Ты… — Тшш, — он ткнул пальцем в её сторону, но даже не посмотрел на неё. — Я думаю. — Единственное, что всегда срабатывало с Деку, когда у них были стычки — скорость. Если он был достаточно быстрым, то у задрота не было ни секунды на подумать. Но Деку полагался на мышление больше, чем на рефлексы — у этого придурка их просто не было — поэтому его было несложно уделать, как только Кацуки стал быстрее, чем его мозг. Но что с остальными? Что делать с Тодороки, который способен атаковать с двух сторон и без напряга сдерживать его? Что делать с Пинки, которая может расплавить его и сжечь дотла, если попадёт своей кислотой? А Хвостатая, которая проходит бой, как будто играет в сёги — всегда с четырьмя, пятью, шестью ходами, запланированных наперёд? Сейчас он особо ничего не мог сделать. Он мог полагаться на свою скорость и подстроиться под ситуацию. Он поднял голову и посмотрел на озадаченную Урараку. Кстати, о скорости… — Эй, Урарака, — он поднялся и протянул к ней раскрытую ладонь. — А используй эту парящую фигню на мне ещё раз. — Парящую… Ты про мою причуду? — она удивлённо уставилась на него. — Да, именно. Давай. Она продолжала пялится, всё ещё растерянная. — И почему ты вдруг захотел, чтобы я это сделала? — медленно спросила она, словно боялась ответа. — Я хочу попробовать ещё полетать, — прищурил глаза Кацуки. — Ты делаешь это каждый день, и с тобой всё в порядке, по ходу, это не очень сложно. — Я не наловчилась парить за один вечер, — Урарака обиженно нахмурилась. — Потребовались время и практика. — Просто сделай, ладно? — Кацуки нетерпеливо щёлкнул языком. — Ладно, — она вздохнула и медленно подняла руку. — Ладно, но… для начала попробуй просто парить, хорошо? Ты не можешь бежать до того, как научишься ходить. — Херня, моя мать всегда говорила мне, что я побежал раньше, чем пошёл. Я просто слишком охуенен для вас, придурков, — на этих словах Урарака остановила руку на полпути в воздухе и громко рассмеялась. — Может, не стоит верить всему, что говорит тебе твоя мама, Бакуго-кун? — хихикнула она. — Ты хочешь сказать, что моя мать мне соврала? — он возмущённо посмотрел на неё, но та даже не колебалась с ответом. — Ну, да, это же очевидно. Он прищурил глаза и раздражённо щёлкнул языком, после чего потряс рукой, снова привлекая её внимание к мозолистой ладони. Она нажала четырьмя пальцами на его ладонь, большим — на его пальцы, и на секунду он выпал из реальности, когда ощутил эти маленькие подушечки на своей коже. Они были такие мягкие и упругие одновременно. Любопытство взяло верх, и Кацуки поймал её за руку, чтобы рассмотреть подушечки поближе. Нахмурившись, он по очереди нажимал на подушечки на каждом пальце: тепло и мягко, немного шершаво, чуть жёстче к краям. Он повторил то же самое с её мизинцем, затем с большим пальцем. Все эти подушечки ощущались одинаково, где-то мягче, где-то жёстче. Он потёрся ладонью о подушечку, но из-за загрубевшей кожи ему не удалось ощутить прикосновение, как он хотел, поэтому о потёр подушечку о тыльную сторону ладони. Было приятно и немного шершаво, как штука для антистресса. Ему стало интересно, как это ощущалось бы на более мягкой коже — на внутренней стороне его предплечья или на его щеке, например.  — Эм, Бакуго-кун? — Ммм? — он поднял голову, в процессе замечая несколько вещей: во-первых, лицо у Урараки было ярко-красного цвета от корней волос до горловины кофты; во-вторых, он парил. Забыв о подушечках, он отпустил её руку и взбудоражено оценивал своё положение. Так. Теперь он парил. — И что теперь мне делать? — он повернулся к Урараке, которая смущённо рассматривала свою руку. Он сердито нахмурился. — Эй, Урарака! Что мне делать, чтоб было правильно? — А так вообще может быть? Парить правильно? Она посмотрела на него, всё ещё красная и растерянная. — А… ну… эмм… попробуй… попробуй… развернуться? Кацуки прожёг её взглядом и фыркнул. Развернуться? Серьёзно? Он почти забыл про её теорию иди-потом-беги, но всё же решил поддаться. Он попытался развернуться, как делал обычно, стоя двумя ногами на земле, но всё закончилось тем, что он агрессивно извивался, как червяк, которого выковыряли из грязи. — Да похуй! — рыкнул он и выпустил небольшой залп правой рукой, ожидая, что его снова начнёт вращать. Но вместо этого его резко рвануло вперёд, как запущенный пращей камень. Он слышал вопль Урараки за спиной; внезапно его потащило к земле. Он перекувырнулся вперёд и выпустил ещё один залп по траве, из-за которого спрыгнул так, будто только что закончил сальто, приземлившись устойчиво на обе ноги, чуть пригнувшись вперёд, чтобы сохранить равновесие. Он ухмыльнулся, когда осознал, что научился этому в вчерашней драке. Научись ходить, а потом беги, вашу мать. — Бакуго! — Урарака бежала к нему и выглядела совсем не радостной. — Ты с ума сошёл? Ты думаешь, что ты творишь?! — Сделай так ещё раз, — скомандовал он, забив на её протесты и выставив вперёд раскрытую ладонь. — Я хочу попробовать вращаться за счёт взрывов, чтоб не заносило слишком сильно. Она скрестила руки на груди. — Попытайся сначала вращаться без взрывов, и если выйдет, тогда и пали! — она попыталась достучаться до него, но Кацуки был слишком поглощён новой целью, чтобы обратить на её слова внимание, пока не прозвучало: — Если ты будешь так швырять себя снова, то я не буду использовать на тебе причуду. Я не могу… Я и так уже достаточно навредила. Он стиснул зубы и проглотил едкий комментарий. Она снова прижала к нему руку, и он снова подвис на ощущении её подушечек на своей ладони — такое забавное чувство — и вот он снова парил. — Не поворачивайся резко всем телом, — сказала она, когда он начал снова извиваться в воздухе. — Начни с головы, словно ты пытаешься посмотреть, что у тебя на плече, потом разверни плечи, и дай всему своему телу последовать инерции. Он недоверчиво нахмурился, но последовал её методу, и его тело мягко развернулось, словно так и надо. — Ты… ты смог! — её голос звучал до смешного удивлённым. — Конечно, смог, за кого ты меня принимаешь? — огрызнулся он, продолжая вращаться. Теперь, когда у него частично получалось контролировать ситуацию, он мог добавить залпы. Но он усвоил урок и осознавал, что даже самый слабый взрыв запустить его, как катапульта. Нет, его взрывы должны быть лёгким толчком — надо оставаться стабильно на месте, и тогда он сможет остановить своё вращение, когда захочет. Верно. Так. Лёгкий толчок. Лёгкий. Толчок. Он выпустил небольшой залп, но с первыми искрами понял, что будет перебор. Из плюсов — он мог выбрать правильный угол, чтобы вращаться вокруг своей оси, чтобы никуда не улететь. Из минусов — теперь он вращался с такой скоростью, что, казалось, его рожа оторвётся от черепа. — Опусти меня, опусти! — она отменила причуду, и он чувствовал себя куклой, которая всё ещё вращается, пока не оказался лежащим на животе, с трудом переводя дыхание. Урарака фыркнула, затем хихикнула, прикрыв рот руками, после чего громко расхохоталась. Кацуки перевернулся на спину и смерил её убийственным взглядом. — Хули ржёшь? — рыкнул он. Она не ответила, продолжая хохотать, как идиотка, но руку протянула для ещё одной попытки. Он пробовал снова и снова, вращаясь, падая, игнорируя ублюдский смех Урараки, пока наконец-то не освоился. Он пробовал с двумя руками, вращаясь в обе стороны, направляя повороты и остановки без падений или потери контроля. Когда Урарака опустила его в последний раз, он был близок к тому, чтобы блевануть — все эти вращения явно не для его желудка. Он шлёпнулся на задницу, уронив локти на согнутые колени, и глубоко дышал, игнорируя сильную тошноту, подкатившую к горлу. — Ты закончил? — аккуратно поинтересовалась Урарака. Он кивнул, не вполне уверенный, насколько умно будет открывать рот сейчас. — Хорошо. Потому что… Я тоже хочу кое-что попробовать, — её голос был тихий и осторожный, щекоча его любопытство. Он нахмурился и поднял голову, чтобы увидеть её сидящей на корточках аккурат перед ним; карие глазищи вцепились в него, словно она искала в нём хоть что-то, что могло бы её приободрить. Она вздохнула и прикрыла глаза на секунду. На одну безумную секунду, все сирены в голове Кацуки умолкли — ему было интересно, что за херь она сотворит. Она развела руки в стороны и ударила ладонями по земле, заставляя всё под ними трястись, а после — и вовсе парить, включая их самих. Кацуки смотрел в изумлении на воспарившие над землёй камни, пыль, букашек, листья и травинки, которые двигались словно в космосе. Она продержала всё в таком положении ровно семь секунд, после чего глаза Урараки резко распахнулись, и на её лице отразилась смесь паники и упрямства, когда она соединила подушечки пальцев. — Отмена. Всё вокруг ещё не успело рухнуть, когда Урарака отвернулась, и её вывернуло наизнанку. И это было совсем не то, что Кацуки надо было видеть или слышать именно сейчас. — Блять, — прорычал он, ощущая, что тошнота резко стала сильнее, когда и он отвернулся. — Блятьблятьблятьбля…. Буэ… Когда они оба закончили опустошать свои желудки себе под ноги, они в неловком молчании вернулись на скамейку, сначала Кацуки, затем Урарака. На большее они уже не были способны. — Это… было немного смущающе, — промямлила она, снова насилуя рукава своей галимой кофты. — Просто… молчи, — проворчал Кацуки, вцепившись руками в голову. — Не надо об этом говорить, — блять, просто не надо. Кацуки глянул на коробку между ними, вспоминая, что она была у пацана в руках с утра и что тот хотел отдать её Урараке. — Что в коробке? — спросил он слабым хрипящим голосом, стараясь сменить тему любой ценой. Она посмотрела на небольшую упаковку и улыбнулась, когда взяла в руки. — Это кексы. Кента-кун оставил их мне сегодня в лазарете — разве он не милашка? Кацуки перекосило. — В смысле кексы? — холодно переспросил он. Разве этот мелкий соплежуй не просил моти с утра? Если он так радостно носится вокруг, раздавая кексы, цветы и прочую ересь направо и налево, то с хера ли Кацуки должен для него что-то делать? Он не понимал, зачем вообще предложил испечь для него хоть что-то, но вид заплаканного лица малого просто выводил из себя, и Кацуки просто хотел, чтобы тот перестал наконец-то реветь. — Ну, наверняка они готовили кексы с Сато-куном, пока мы… эээ… — она смущённо почесала щёку. — В любом случае, они украшали их, и Кента сделал для меня. Урарака открыла коробку, демонстрируя четыре кекса с розовой, чёрной и белой глазурью. На одном из них даже было написано кривенькое «Уравити». — Да ладно! — крикнул он сердито. Всё, пиздец, этот засранец ни единого моти сегодня не получит. — Не ревнуй, Бакуго-кун, — хихикнула она, подхватывая кекс с розовыми, чёрными и белыми полосками. Понюхала угощение, отчего на её губах расцвела улыбка. — Пахнет здорово! — Вот и подавись, — буркнул он, вскипая от злости и… ладно, ревности. Она рассмеялась. — Ну, не будь таким. Держи! — она отложила первый кекс и взяла другой — розовый с белым кружком и двумя чёрными точками в центре. — Тут тоже две точки, как и на твоём костюме! — Я-не-хочу, — прошипел он, но кекс из её рук выхватил. Осмотрел с подозрением, будто тот мог превратиться в змею в любую секунду. Кто, блять, этот грёбанный Сато? Кацуки поднёс кекс к своему носу — бля, пахло реально хорошо. — Тц. Похуй. Она с энтузиазмом принялась за свой кекс. — Тбе надо поповать иф, офень фкушно, ммм, — она со счастливым лицом сжевала целый кекс за два больших укуса, затем взяла ещё один — чёрный в розовый крапинку — и без сожалений проглотила в два счёта. Кацуки смотрел на две точки на своём кексе — изначально не его, потому что тот мелкий паразит даже не удосужился потратить время, чтобы украсить и для него. Да, конечно, как папой звать — это канает, хотя ему тысячу раз говорили прекратить, прилипнуть утром и ныть о какой-то ерунде, преследовать за обедом и даже рыдать перед тем, как послать — тоже норм. А как сделать один ёбанный кекс для Кацуки? Бляяя, нееет, батя, дохуя просишь! На секунду Кацуки захотелось раздавить кекс в руке — он всё равно кексы терпеть не мог. Те казались ему пришибленными младшими братцами торта, позором выпечки. Но опять-таки Кацуки только что вырвало, и неплохо бы что-то сжевать, чтобы избавиться от послевкусия. Он закинул кекс в рот и сердито заработал челюстями. Отлично. Было вкусно. И теперь кексов в его жизни больше не существует с этого момента. Он поднялся на ноги и поднял свою спортивную сумку. — Ты куда? — спросила Урарака с испуганно распахнутыми глазами, словно он только что заявил, что больше не хочет её видеть. Что за драма. — Я собираюсь найти этого чувака с кексами, приготовить моти для неблагодарной жопы, а потом заставить их двоих сожрать их, и либо они признают, что это вкуснее, чем херня в коробке, либо их вырвет, — отрезал он рассерженно. Никакой драмы в его исполнении, спасибо большое. Лицо Урараки засияло, как рождественская ёлка. — Моти? Ты собираешься готовить моти? — Кацуки не ответил и отвернулся, не собираясь отвечать. — Подожди! Ну, подожди! Странное чувство дежавю промелькнуло у Кацуки в голове — пацан так же бежал за ним утром, когда его проигнорировали. — Знаешь что, ты могла бы запросто зависать с этими пришельцами, — раздражённо прорычал он, когда она догнала его. — У тебя с этим пацаном тааак много общего — преследовать меня, лезть из кожи вон, чтобы выставить меня последним ублюдком. А когда тебя нет рядом, то он постоянно заёбывает своим «Уравити это!», «Уравити то!». Как будто ты центр его грёбанной Вселенной! Урарака захихикала. — Что ж, значит, мне надо быть рядом, ничего не поделаешь, — она радостно согласилась, даже чересчур радостно. — А можно мне тоже моти? — Всё с ней ясно. — Если хватит, а если нет, то не фортануло, — нахмурившись, он резко остановился, будто вспомнил о чём-то. Проигрывая в уме то, что произошло вечером, он думал об её словах и своих ответах, а ещё о том, что успел ей наговорить, половину из которого было наглым враньём. Он увидел, что она тоже остановилась с растерянной улыбкой. — Урарака, — бля, ох бля. И как ему продолжить? Он посмотрел в сторону, сердясь на себя, что вообще рот открыл. — Что? — конечно же её голос был мягким — она же не могла упростить ему задачу и начать снова вопить. Кацуки сделал глубокий вдох-выдох, сжал и разжал кулаки и челюсти, словно готовясь к бою, повернулся к ней и впился в неё взглядом, борясь со взбешённой гордостью, а потом выплюнул: — Прости, что назвал тебя слабой. Она пялилась на него с секунду, лицо её ничего не выражало, а потом она снова засмеялась. Да хули она снова ржёт-то? Он только что извинился, ИЗВИНИЛСЯ! А она ржёт! — И ты решил извиниться именно за это! — она снова рассмеялась, приложив ладонь к тому месту, где её отлично развитые груди соединялись. Обычно их манящая форма угадывалась лучше, но сейчас на Урараке была эта уродливая тряпка, которая скрывала на порядок больше. — Всё в порядке. Я просто рада, что ты позволил выговориться тебе и… Спасибо, что был там. Он покосился на неё, пока они шли к общежитиям. В её глазах оставался отпечаток глубокой печали, но взгляд ей больше не затуманивался, да и смеялась она, вроде, по-настоящему. Он знал, что она снова натянет маску, когда окажется перед их одноклассниками, но даже если ей стало хоть немного лучше сейчас… Её лицо прошлым вечером мелькнуло перед его глазами — пустое и полное горя. «Да», — подумал он. «Она может съесть столько моти, сколько пожелает». Только бы её лицо больше не становилось таким. Ни перед ним, ни перед кем-либо ещё. Никогда снова.