Минус на минус

Вейга очнулся от сильного жара. Как будто он спал возле печи и ненароком коснулся ногой ее горячего бока. — Эсть'эйпнхар, — пробормотал нав и открыл глаза. Он лежал все в том же доме, только обломков вокруг прибавилось, потому что крыша обвалилась еще сильнее. Драконица сидела здесь же и виновато смотрела Вейгу своими большими миндалевидными глазами. До нее он случайно и дотронулся. Больше рядом не было никого. Нав попробовал пошевелиться, и тело прострелило болью. Похоже, завалило знатно, а это чудо его откапывало. Вон, на руке даже следы от когтей есть, а одежда знатно порвалась. Ну что ж, это умный и самостоятельный навский зверь: сам создал проблему и сам ее решил. Вот только лежать теперь придется долго, а то кости срастутся неправильно. Впрочем, найти Линэль почти наверняка удастся, она вряд ли уйдет дальше соседнего города, да и генетический материал остался. Еще в доме у эрлийца Вейга отрезал прядь ее волос на случай всяких неожиданностей. Но серьезной проблемой был морок, который уже скоро придется подновлять, и если у асуры не завалялся в рукаве еще один полезный артефакт, она рискует стать главным событием ярмарки. — Наделала ты дел, подруга, — Вейга осторожно покачал головой. — Заурд бы тебя на шуркь отдал за бурное проявление эмоций. Что скажешь? Та не сказала ничего и выпустила через ноздри струйки пара. Теперь нав уже мог ее рассмотреть. Спроси его кто, сколько у дракона костей, он в жизни бы не подумал, что их может быть так много. И что все они могут так выпирать. Эта драконица ела нечасто и недостаточно, а поврежденное крыло мешало ей улететь. Что не давало уйти, Вейга пока не знал, но предположений было немного. Надо будет потом их проверить. А пока оставалось только смотреть на звезды. Он попытался вспомнить, когда в последний раз просто любовался небом, и вспомнил не сразу. Самая долгая ночь года только перевалила за половину, и праздник Света был в самом разгаре. Им с Мирианой тогда остро захотелось новых впечатлений. — Пошли, я кое-что тебе покажу! — прокричала асура, перекрывая музыку и голоса. Они выскочили из круговорота танцующих и побежали по ярко освещенным улицам. Снег улегся лишь к вечеру, и украшенные гирляндами дома теперь напоминали пирожные с кремом. Вокруг летали «светлячки» самых разных форм, а морозный воздух пах то морем, то непонятным цветочным ароматом. — Это ледяная лилия, — сказала Мириана, когда они остановились у какого-то высокого здания. — Эндемик, растет только здесь. Что любопытно, сначала создали аромат, а потом взяли и вывели цветок, который так пахнет. — Зачем? — Просто так. Жаль, я не могу показать его тебе. Потом асура привела его на крышу. — Вот... — отрывисто произнесла она и замолчала. Сказать больше и правда не получалось. Ни в одном языке мира не было слов, чтобы описать этот вид. Город плыл в океане тьмы, сияя и переливаясь, как настоящий кристалл или звезда, сорвавшаяся с неба. Время ее сочтено, и оттого каждый луч, каждый блик на белой стене казался особенно живым и ярким. Ветер донес звуки музыки и взметнул маленькие колкие снежинки. Опадая, они сверкали, как ледяные искорки. — Потанцуем? — и он сотворил аркан левитации, впервые в жизни наплевав на экономию. Они сместились чуть вбок и кружились над бездной, то и дело попадая в фокус лучей подсветки. Мириана распустила волосы и те струились за ней в воздухе, как шлейф. На крышу вернулись, когда энергия почти закончилась. Мороз только усилился, но они пока не чувствовали холода. Мириана расстегнула «драконью кожу» — тонкую, но очень теплую куртку — и села прямо в снег. — Лучший праздник, — прошептала она, — за всю мою жизнь. Огни подсветки отражались в ее глазах. — И мою. Слабо запахло дымом, и асура улыбнулась. Обычай сжигать в праздник Света ненужные вещи уходил корнями к основанию империи, однако соблюдали его лишь в самых отдаленных провинциях. В умных книгах высмеивали этот пережиток прошлого, разбирали его по косточкам с точки зрения психологии, биологии и чего только не, но он все равно выжил, а в этом году о нем вспомнили. Вспомнила и Мириана. Еще вечером она опустошила дом и спалила на заднем дворе все, кроме самого необходимого. Вейга не видел в этом смысла, но не смеялся и не осуждал. — Не жалеешь? — он обнял ее одной рукой. Асура покачала головой. — У нас было слишком много вещей, и за ними терялось все остальное. — Теперь кроме нас ничего и не осталось. — А разве этого недостаточно? — Ты сожгла свои записи на всех носителях. Уничтожила дело своей жизни. — О да... Это было моей жизнью очень и очень долгое время. Наполняло ее, питало, как Источник... Ты ведь, наверное, немного знаешь об Источниках. — Немного, — кивнул он. — Неужели ты их создавала? — Если бы только их... — асура ненадолго замолчала. — Но и их тоже. На основе заклинания. — И... все? Жаль, я уже точно об этом не узнаю, — Эсгайрен смотрел на огоньки костров и думал о том, сколько знаний никогда не достанется Нави. — Захочешь — узнаешь. Если выживешь. Дело ведь не в носителях и не в записях, — Мириана слабо улыбнулась. — Достаточно знать общий принцип, обладать достаточной силой и... уметь чувствовать красоту. Ведь что такое Источник? Многие начинающие маги думают, что это такой красивый предмет, который производит энергию нужного типа, но это не совсем так. Источник — это... Если б ты был дикарем, я сказала бы, что это сито и лупа одновременно, и мозги у дикаря тут же заплелись бы в трубочку. Но ты и так понимаешь, к чему я клоню. — Пожалуй, — ответил Эсгайрен. Ведь мы не дикари, добавил мысленно Вейга. — Источник вбирает энергию из окружающего мира, «просеивает» тот ее тип, который нужен нам, и усиливает поток настолько, что мы можем его использовать. — Верно, — глаза асуры лучились. Так радуется наставник, встретивший понимание во взгляде ученика. Должно быть, когда-то ей довелось преподавать. — А потому неважно, как выглядит Источник. Красивый предмет — лишь символ, которого может и не быть. Наше намерение достаточно облечь в слова, во фразу, которая и станет для нас ситом и лупой. И вот тут наступает самое интересное — предстоит выбрать те самые подходящие слова и поставить их в нужном порядке. Это все равно, что строить формулу аркана, только сложнее, в разы сложнее. Фраза должна быть точной, краткой и емкой, совершенной в своей простоте, как лучший клинок из лунной стали. Только, в отличие от клинка, с ее помощью можно двигать горы, черпать энергию... Или сводить с ума. Смотря, чего ты хочешь. Она замолчала, глядя, как гаснут внизу огоньки. Казалось, город замер в предвкушении чего-то удивительного. — А чего хотела ты? — Достичь потолка, — отозвалась Мириана. — Того предела познания, за который Спящий нас уже не пустит. Либо доказать, что его нет. — Предела? — он прижал ее к себе. — Или Спящего? — Обоих. Но с тех пор, как началась война, это уже не имеет значения. Результаты моих трудов не стоят того, чтобы о них помнили. Больше они ни о чем не говорили. Он мог спросить про ту же Лабораторию, но не спросил. В эту ночь им обоим хотелось быть не теми, кто они есть на самом деле. Мириана положила голову ему на плечо и смотрела, как в ясное звездное небо взмывает огромная птица. Сотканная из света, она будто сошла с герба и теперь все росла, чтобы обнять, укрыть своими крыльями весь город. Потом она исчезла, превратившись во множество огоньков, и они падали и падали на землю вместе со снегом. — Точной, краткой и емкой, — тихо произнес Вейга. — Совершенной в своей простоте... Туман в голове понемногу рассеивался. Нав уже помнил, как бежал по коридорам крепости, а лужи черной и белой крови медленно смешивались у него под ногами. Он был зол и растерян и хотел что-то сообщить заурду, которого отчего-то называл просто князем. Должно быть, это касалось мятежа... Должно быть. Но он точно помнил, что думал о какой-то ошибке, не верил во что-то совершенно очевидное. Наверное, в предательство Парги. В это и впрямь невозможно было поверить. Чтобы нав отрекся от своих и поднял руку на нава... Даже у него, после житья бок о бок с врагами не укладывалось такое в голове. Он пришел к заурду и что-то сказал, а заурд ему ответил. Ответил... Что он ответил? Вейга чувствовал, что вот-вот вспомнит, но виски снова сдавило дикой болью, и нав некоторое время лежал с закрытыми глазами. Видимо, пока не время для таких подвигов. Каждое слово заурда бесценно, но стократ важнее выполнить его приказ. Значит, нужно не копаться в больной голове, а наконец попробовать встать. Звезды уже поблекли, а небо начало светлеть, окрашивая темно-серые сумерки в синий цвет. Оно было ясным и безмятежным, но отчего-то сразу же рухнуло Вейге на голову, и та разорвалась на тысячу кусков. Когда он вновь открыл глаза, драконицы рядом не было, а вокруг как будто бы стало гораздо темнее. Должно быть, в прошлый раз он еще не до конца пришел в себя и думал о светлых, вот свет и померещился. Неудивительно, после таких-то ран. Кстати, о ранах. Осторожно ощупав себя, Вейга обнаружил, что отметина Фельги снова покрылась черной коркой и ноет при каждом движении. Похоже, он неудачно упал, и какой-то обломок пропорол шов. И судя по тому, что рана от обсидиана снова заросла, а инородные элементы успели раствориться... Нав снова посмотрел на небо и едва не застонал сквозь зубы. Шел последний час перед рассветом следующего дня.