Быть гулем, как он.

Хрусь. Клац.

             Девушка откинулась на спинку стула и подняла глаза вверх, уткнувшись в потолок. Она скинула с ног домашние балетки и поставила ноги на стул, прижав свои колени к еле вздымающийся от дыхания груди.              Когда опасность нависнет над ней — это все не так страшно. Но что будет, если погибнет что-то очень дорогое, которое стало неотъемлемой частью ее самой?              Что-то, что вечно грызет свои пальцы и бесит ее этой привычкой. Что-то, что заставляет краснеть и улыбаться. Кричать и психовать. Что-то, что сейчас сидит по ту сторону стены и пишет такую же самую записку, от которой руки дрожат и сложно дышать, будто бы в первый раз.              Они ведь пишут вправду не в первый.              Хотелось провалиться и не идти.              Хотелось заставить его прекратить.              Хотелось заставить себя отказаться.               Но они оба понимают, что это — дело удачи. Каждое задание — дело удачи. И пока она на их стороне. Но что будет, когда удача окончится и часть тебя больше не будет греть тебя холодной зимней ночью?              Видимо, только смириться.              — Не хочу ничего писать. — Шепчет Хьюи и закрывает глаза. Она тянет руку к двери, в которой стоял Сейдо и парень понимает все. Он берет ее за руку и садится на стол перед девушкой.              Смотрит на нее.              Страшно.              — Я ничего не придумал. — Отвечает Такизава и тянет Томоко за руку, подвигая ее стул к себе. Целует мягкую кожу на запястье и вздыхает. Она вздыхает. Выворачивает руку и это уже она держит его руку, прижимает к своему лицу.              Больно.              — Ничего не потеряю, если оставлю это пустым, да? — Открывает глаза и смотрит. Поднимается на ноги, тянет руку и треплет его волосы. Хьюи тянет Такизаву на себя и обхватывает его шею руками, утыкаясь в плечо. Он опускает голову и прижимает хрупкое тело к себе, прижимаясь губами к горячему лбу.              Плохо.              — Ты переволновалась. — Уходит от вопроса Сейдо и медленными шагами отходит к кровати, чтобы Хьюи успевала за ним. Успевала перебирать ногами и не споткнуться.              — Пошли гулять? — шепчет девушка и вздыхает, жмурясь. Утыкается в шею парня и целует. Мягко прикасается к коже. Заставляет Сейдо в очередной раз задыхаться.              У них не было рамок. Не было разделения на можно и нельзя. Хочешь — говори. Хочешь — делай. Главное, быть всегда честным. И Сейдо был честен. Был честен, когда смотрел на нее и говорил сам себе, что она — сокровище.              Худые пальцы проходятся по его позвоночнику и хрустят, когда сжимают край темной футболки. Она уже давно перестала видеть грань. Она была честной, когда целовала его, обхватывая лицо возлюбленного ладонями. Когда он шептал какую-то глупость, в очередной раз рассмешив ее.              — Практически час ночи. Ты уверена? — Такизава опускает голову и смотрит в её глаза. Девушка кивает и вновь поднимает руки, обхватывая его лицо. Тянется губами расплывается в улыбке, игриво облизывая мягкие губы.              — Хочу гулять, пока могу. Хочу напиться, Такизава. Хочу напиться с тобой. Хочу делать все, что нельзя. Просто потому, что не знаю, что будет после. Хочу этого. Всегда. Только если в этом участвуешь ты. — Она шепчет практически неслышно. Смотрит в его глаза и расплывается в улыбке. Мягкой. Довольной. И Сейдо тает.              Вновь и вновь, мягко кивая ей. А она, как маленький ребенок, радуется, целует его с восторгом и тянет его к себе сильнее. Цепляется пальцами за плечи и волосы и не может оторваться.              Морщится, не желая и думать о том, что кто-то отберёт его у неё.              Волнительно.              Парень тянет руку к её лицу и гладит пальцем щеку. Присаживается и подхватывает девичье тело на руки, тут же падая на кровать.              Она смеется.              Он смеется.              Слишком хрупко и невинно вздымается грудная клетка и он кладет голову на нее, надеясь не сделать больно. Она вздыхает и поглаживает мягкие волосы, перебирает пальцами, закручивает пряди. Она любит это. Любит, когда он слушает биение сердца и понимает, что оно принадлежит всецело ему одному.              Сейдо поднимается на локтях и нависает над Хьюи. Неважно что будет дальше, но он хочет сказать ей сейчас. Сказать не словами. Он прикасается губами к шее, дорожкой опускается по мягкой коже, проводит языком по ключице, вынуждая пройтись мурашкам.              Краснеет.              Кусает ладонь.              Вздрагивает.              Руки сами тянуться поднять футболку и провести холодными пальцами по коже, посчитать хрупкие ребра и он это делает. Она же хватается за край его футболки, стягивает. Он такой, какой был. Без эффектного тела. Без красивого рельефа. Ее Такизава Сейдо, что принадлежал одной единственной. Желающей его всего такого.              — Я хочу гулять, Такизава-кун, — напоминает девушка, когда следователь опускается губами на её грудь, осыпая вздрагивающую грудную клетку, покрытую мурашками, поцелуями.              Парень отстраняется. Нависает. Опускает голову и она тянется навстречу, вот только Сейдо усмехается, и уворачивается от прямого поцелуя в губы, утыкаясь лицом в подушку.              Она усмехается в ответ. Целует в щеку и пытается оттолкнуть парня. Упирается ладонями в его плечи и смеётся. А Такизава щекочет оголённые ребра Томоко, заставляя ее выгибаться. Вертеться под ним. Отбиваться.              Кто, как не эти идиоты в час ночи будут устраивать бой не на жизнь, а на попытки выжить после щекотки?