Они жили долго и счастливо, и умерли в один день

Тишина на корабле не означает отсутствие звука. Корабельная тишина состоит из механического гудения, стохастических шумов радио, постукивания каблуков по металлическому полу, отдалённое эхо приказов с капитанского мостика. Люди работают, ходят, люди разговаривают, спорят, едят, иногда звуки приобретают более личный характер — Хоневра может поклясться, что пару раз слышала влажное шмяканье, стоны и нары, врезающиеся в стены. Никто их не осуждает: в отличие от королевских представителей и дипломатов, для алхимиков и исследователей путь до второй по близости планеты в их системе занимает две недели минимум. Они не могут позволить себе теледав, чтобы открывать порталы, да и вряд ли что-то в ближайшие сто лет сможет сравняться со скоростью Львов. Потенциально могло бы, но Хоневру ко львам не допускают. Из еды у них клейкая зелёная жижа, вода в душах строго ограничена, и все поголовно скучают по свежему воздуху. Алтеанцы не созданы для космических путешествий, не могут долго находиться вдали от дома, они глубоко, на духовном и генном уровне, связаны со своей планетой. Хотя Хоневра пребывает в радостном возбуждении от возможности повидать разные места и изучить расселину и квинтэссенцию, она тоже чувствует силу магических гравитаций, когда физическая гравитация уже не ощущается. Приятный мужской голос извещает, что они прибывают на Дайбазаал через две варги, и Хоневра уходит из своей кабины на капитанский мостик. Она стоит в углу, чтоб не мешать команде работать. Они двигаются как хорошо смазанный механизм. Никто не спешит; кто-то то и дело отпускает шутку. Процесс им знаком, и атмосфера Дайбазаала знакома им ничуть не меньше родной Алтеи. Хоневра наблюдает сквозь панорамный иллюминатор приближающуюся планету. Из-за триума лоскутки облаков молочно-лиловые. Когда-то Дайбазаал и сам был кометой, только в тысячи раз больше. Гигантская комета потеряла хвост и остыла, но пики зубцеобразного горного хребта всё ещё прячутся в облаках, скрытая природная защита галранцев. Пока одна сторона планеты покрыта щербатыми крутыми склонами, другая представляет собой необъятную багряную пустошь. Она зловеще напоминает своих жителей: дуализм опасности и гостеприимности, страсть и флегматичность, слои лилового, красного и серого, острые скалы, прорезающие тьму космоса — словно галранец, оскалившийся на врага. Но они не враги, поэтому она позволяет опытной руке пилота провести их сквозь скалы и облака, утихомиривает свои ветры, царящие над куполообразной частью планеты. Огни станции горят даже днём из-за густых дайбазаальских туманов, но приземление проходит без сучка и задоринки. Что странно, что Хоневра в очередной раз понимает, что чувствует себя здесь как в своей тарелке, в отличие от Алтеи. Команда начинает разгружать корабль, и какой бы волнующей не была мысль, Хоневра откладывает её. Волнение уступает место паранойе, и она вертится, прикрикивая, чтоб убедиться, что её оборудование и манускрипты переносят правильным образом. Кова не удостаивает её даже взглядом, и как только они оказываются на земле, берёт прямую на выход. Ему тоже больше нравится на Дайбазаале. Хоневра подбирает кота, чтоб никто не сбил его случайно, и люк отъезжает в сторону, открывая многолюдный ангар. Она делает вдох. Здесь воздух чуть легче, в основном из-за всё того же триума. Несмотря на разницу в размере, алтеанцы чаще всего физически на уровне или даже сильнее галранцев, и это маленькое отличие только играет им на руку. На голову выше всех присутствующих стоит Император. Он сын Южного Племени, их избранный, победитель Крал Зера. Заходя, он наполняет своим присутствием всё помещение. Будучи южанином, его внешность больше рептильная, с глянцевитой чешуйчатой кожей и плоским носом. Все пытаются вести себя как профессионалы, но это с каждым мгновением всё труднее. Трудно не заметить этого великана, а когда заметишь, трудно отвести взгляд. Поэтому все глядят украдкой, не часто ведь их Император выходит в простолюдины. Сам Заркон на них внимания не обращает — обычно он бы отругал их за такую глупость — его глаза, яркие как светлячки, острые как кинжал, ищут что-то. Кого-то. Заркон не сводит с неё взгляда, не мигает. Заркон пришёл встретить её, поприветствовать с возвращением, и её ухмылка заставляет его покраснеть. Он как будто в трансе, и когда Хоневра дотрагивается до его плеча, он вздрагивает, открывает рот, но не находит слов. Говорит она. — Вы здесь, чтобы помочь со всеми этими вещами, не так ли? Занять чем-то эти славные мышцы. — Ч-что? Славные? — его румянец становится насыщеннее, вертикальные веки моргают, и полу-отсутствующий взгляд фокусируется на ней. — Помочь? Хм, хорошо? Да. Точно. Правильно. Да. Конечно. Каждый берёт по коробке, и они двигаются к вагончику, идущему к лаборатории. Чувствуя себя сегодня особенно коварной, Хоневра не даёт теме замяться. — На самом деле, я ведь даже не знаю, возможно, это просто доспехи, знаете, как костюм на карнавал? Со съёмными бицепсами и прессом, все такое. Видимо, наверняка я узнаю только когда увижу вас без доспехов. Я имею в виду «если». Если увижу вас без доспехов. Заркон роняет коробку на ступни, но спасибо суровым галранским тренировкам, на его лице и мускул не дёрнулся. Тренировок, связанных с отчаянным румянцем, у галранцев нет, к сожалению. Он подбирает коробку и продолжает идти, выбиваясь вперёд, но она успевает уловить его безгубый рот, растягивающийся в глуповатой довольной улыбке. Рельсы визжат под их вагончиком, и разговаривать не представляется возможным. Заркон смотрит на коробку в своих руках, будто не может понять, как она там оказалась, пока Хоневра липнет к окошку. Алтея — это леса и моря, зелень и голубизна. От её красоты перехватывает дыхание; такое видится во снах, пока ты находишься в холодном пустом космосе; туда хочется вернуться. Счастливая, свободная и умиротворённая красота. Достойная того, чтоб за неё бороться. В то время как земля Дайбазаала была красной и иссушенной. На юге простиралась пустыня, мёртвая и смертоносная. На севере — капризная и жестокая тундра. Бесплодные земли, которые нельзя было использовать ни для возделывания, ни для стройки, были домом галранцев. Свирепые ветра, которым не дано было парусов, чтоб раздувать. Хоневра не может до конца понять их патриотизма, но, наверное, это просто галранская природа. Всё или ничего. Их планета была настолько же суровой, насколько красивой. Она научила их главному уроку: тебе предстоит бороться с ветром и засухой, с холодом и сильным течением редких рек, с голодом, и болезнью, и другими галранцами. Ты будешь бороться за власть, за еду и убежище. Ты борешься и если побеждаешь, то живешь ещё один день. Победа или смерть. Иного не дано. Вагончик несётся к гигантскому кратеру. Не так давно эта степь пустовала, но, когда начались работы по добыванию квинтэссенции после падения кометы, вокруг начал расти шахтёрский городок. За эти годы городок вырос размером и значением, став одним из первых межпланетных обществ. Галранские рабочие, алтеанские учёные, олкарионские архитекторы, наёмники с Мю, люди с самых разных уголков Вселенной. Новая королевская резиденция теперь стояла во всём своём великолепии над кратером, с широким балконом прямо над расселиной. И лабораториями на этаж ниже. Её ассистентам уже не терпится отчитаться ей обо всём, что произошло в её отсутствие, но они застывают на месте, едва увидев громадную фигуру за их начальницей. Для Заркона командовать что дышать, но он явно понятия не имеет, что тут происходит и боится обидеть её, если вдруг начнёт хозяйничать. Он переступает с ноги на ногу, вдруг явно желая стать менее заметным, занять меньше места или даже стать невидимым. Такое зрелище: столь большой, во всех смыслах, мужчина, признающий её авторитет, ждущий, пока она возглавит процесс — не может не вызвать лёгкое головокружение. Придя в себя, Хоневра раздаёт приказы, и они все, занятые делом, почти забывают о величавом присутствии Императора. Заркон ждёт. И ждёт. И ждёт. Пока сгрудившаяся группка не выпихивает одну из них вперёд. Предположительно, храбрейшая из них на цыпочках подбирается к Заркону, на лице растерянность, ясная как день. Обычной учёновского сложения: костлявая, низкая. Она начинает было что-то говорить, но путается в собственных словах, перескакивая между «Ваше Величество», «Лорд» и бессвязным бормотанием. — Куда мне это поставить? — подсказывает он, пощадив её. — О, просто дайте мне эту коробку, сэр, лорд, сэр Лорд, — быстро отвечает она. Он осторожно перекладывает коробку в её вытянутые руки. Её стиснутая челюсть щёлкает, лицо краснеет от усилия выдержать коробку хоть едва ли над землей. — Вы уверены, что вам не нужна помощь? Её щёки краснеют ещё гуще, потому что она наверняка удумала, что он подтрунивает над ней. Если бы он знал как. Хоневра облокачивается на одну из парт, со смешком наблюдая за тем, как девчушка пытается казаться невозмутимой, то ли чтоб впечатлить Заркона, то ли своих немногочисленных зрителей. Из неё ужасная актриса, но Заркон невнимателен в этом плане: как только она неубедительно говорит, что она в порядке, её существование вылетает у него из головы, и его глаза снова находят Хоневру. В некотором роде ей жаль девочку, жаль всех женщин и мужчин, что пытаются завоевать его симпатию или даже просто привлечь его внимание. Она, верно, совсем испорченная, потому что в то же время ей это нравится. Ей не хочется, чтобы он смотрел на кого-то, кроме неё. Заркон приближается к ней, останавливается чуть ближе положенного, почти прикасаясь, почти нависая над ней, и это должно смотреться угрожающе, должно испугать её. Но Хоневра понимает, что мурашки на её коже вовсе не от страха. — Могу я… Возможно ли… позволено ли мне навещать вас время от времени? — Вам позволено всё, что пожелаете. Вы тут заправляете. Он морщится. — Я не хочу прерывать вашу работу. Мне приятна ваша компания. Если вы не заняты, имеется в виду. Я могу послать запрос заранее. Вы всегда можете отказаться. Вы не обязаны, ничего такого. Просто. Это было бы здорово. Если вам… — Если мне нравится Ваша компания? — Да, — он качает головой, — знаете, я вот вспомнил об одном невероятно важном деле, не терпящем отлагательств, так что я пойду, а вы, эм, пришлите кого-то, если вам мое предложение покажется заманчивым. Или можете прислать мне письмо. Оно придёт быстро, потому что мы на одной планете. Чем дальше, чем дольше, так что если вы будете обратно на Алтее, то это займёт несколько квинтентов, впрочем, всё ещё быстрее, чем физические путешествия. Технологии, не правда ли? Безумие. На этом он разворачивается на каблуках, вознамерившись грациозно сбежать, притворяясь, что он быстро идёт, а не самым настоящим образом сбегает. Через миг он был уже у выхода, и Хоневра выпрямилась до хруста позвоночника, зовя его чуть громче, чем она бы предпочла. — Стойте! — он замер на середине движения, оставаясь спиной к ней. — Мне ваше предложение не кажется заманчивым. Её цепкий взгляд не упускает, как напряглась его спина. — Проше прощения за мою дерзость, — сейчас он звучит точь-в-точь как та бедная девочка, которая поняла, что не может поднять коробку, которую так готово взяла, и сделала из себя посмешище на виду у красивого и вспыльчивого Императора. — Нет. — Нет? — Нет. Вы просите прощение не за то. Заркон наконец с недоумением поворачивается к ней. Её тяготение к игре с огнём, верно, убьёт её однажды. — Я хочу одинаковые условия для обеих сторон. Я имею в виду, а если я захочу навестить вас? — Вы захотите? — его лицо просветлело. Какой же дурачок. Ну правда. — Понимаете, так уж получилось, что мне тоже приятна ваша компания. Он кряхтит, только сейчас понимая, насколько нелепа была подобная формулировка, и что она, конечно, не скоро ещё перестанет дразнить его этим. — Вам не нужно никакое письмо. Ни мальчик на побегушках. Просто приходите. Конечно, после того как закончите с этим вашим «невероятно важным делом», не посмею отвлекать вас от такого, нет-нет. Но когда у вас будет минутка, заходите. — Я зайду. Заркон обещание не исполняет.