Один за всех и все за одного.

- Что это значит, мама? – Повторил Тоширо, сжимая руки в кулаки. Госпожа Хитсугая, нервно теребя в руках край потрепанного фартука и не сводя испуганного взгляда с сына, выдохнула: - Тоширо? – Женский голос дрожал под стать состоянию хозяйки. – Что ты слышал? Юноша сделал несколько шагов вперед. - Многое и на все это я хочу получить объяснения! Секундная заминка и лицо его матери вновь сурово. Некогда ласковый взгляд сменился на ледяной, взирающий на юношу с легким презрением и негодованием. В воздухе повисло напряжение, нервными щупальцами забираясь под одежду и заставляя кожу покрываться неприятными мурашками, словно доказывая всю серьезность происходящего. Женщина сделала шаг навстречу сыну и выкинула руку вперед. - Это тебя не касается, Тоширо, и не должно касаться ни в коем случае. Это дело мое и королевства. – Ее голос окреп, возвращая стальные нотки. В глазах юноши проскользнуло удивление. Он не узнавал свою мать. Ту женщину, которую он знал и любил, которой доверял и вверял свою жизнь. Сейчас перед ним стоял совсем другой человек. Осунувшееся лицо женщины ожило, приобретая невиданные на памяти блондина черты: надменность, жестокость и уверенность. Она приосанилась, в горделивом жесте выпрямляя спину и поднимая голову. Ее голубые глаза, всегда улыбающиеся и нежные, теперь с ноткой превосходства смотрели на молодых людей. Но если темноволосая девушка отнеслась к этому более чем спокойно, то Тоширо просто не мог найти себя в водовороте новых чувств, испытываемых скорее от шока, нежели испуга. Он не мог прийти в себя и принять действительность. Его любимая, добрая и домашняя матушка, порой похожая на наивного, веселого ребенка, была надменным, не знающим пощады, королевским мушкетером! Осознание этого было выше разума и понимания деревенского самоучки. - Мама… - Тихо, под гнетом нахлынувших эмоций, прошептал Тоширо, не в силах справиться с этим внезапно обрушившимся потоком. – Я… Я не понимаю… Такой молодой, но уже побитый жизнью не хуже стариков. - А нужно ли вам понимать, юный господин? – Молчавшая до сих пор девушка подала голос, обратив взор обескураженного парня на себя. - Что вы имеете в виду? – Резковато переспросил он, отмечая про себя всю красоту ее голоса и манерность речи. Она подошла ближе, ведь до этого старалась держаться подальше. Уж кто-кто, а девушка точно знала, на что способна Госпожа Хитсугая, поэтому она с самого начала не планировала рисковать своей и без того сложной жизнью. Кто же знал, что она попадет впросак не из-за знаменитой Черной Руки французской короны, а ее совсем недалекого сына, о котором, в принципе, ей и известно-то не было. Зато теперь Карин понимала, почему женщина ушла из отряда, да и из дворца тоже. Все дело в нем. В ее сыне. - Ваша матушка права. Это дело королевского двора, но не ваше. – Юноша нахмурился, а девушка продолжила. – Поймите, юный господин, посторонние не вхожи в наши проблемы, а если и вхожи, то делают это сознательно, да и с благословения Короля, плюс ко всему они подвергают свою жизнь опасности, как со стороны, так и от трона Франции. А вы… - Хватит! – Перебила брюнетку женщина. – Простите, госпожа, но, думаю, нам с сыном стоит поговорить наедине. Повеяло холодной и расчетливой жесткостью, от которой у молодых людей прибавилось мурашек. Девушка молча окинула мать и сына долгим, изучающим взглядом, после чего поклонилась. - Конечно, моя госпожа. Если я вам понадоблюсь, вы сможете найти меня на постоялом дворе. – Она запрыгнула на коня и поспешила прочь. Наступило неловкое молчание, нарушаемое лишь шелестом редкой, придворной травы, колышущейся на ветру, да кудахтаньем кур в сарае. - Мама… - Начал было Тоширо, но мать его перебила: - Думаю, тебе и вправду пора узнать правду, сын мой. – Тихо пробормотала женщина, стоя спиной к нему и старательно отводя взгляд. – Твое наследие намного больше, чем пара потрепанных временем книг и старого дома. Это память, честь, титул и уважение. Сказать, что Тоширо был шокирован, ничего не сказать. Уважение? Честь? Титул? О чем шла речь? Вся жизнь мальчика проходила в небольшой деревушке, вдалеке от больших городов и новостей. Все, что он узнавал, было порой застарелой информацией, не несущей какой-либо ценности, но для паренька это стало тем, что он превратил в хобби. Собирая ее крохи, пытаясь сложить все в единую картину, юноша зачастую пропадал за картами и книгами, записывая новое и неизведанное, создавая собственное и мечтая однажды отправиться в путь, полностью уходя от реальной и кипящей жизни. Лишь поэтому зачастую он был и оставался не понятым, а люди в деревне остерегались его, мотивируя это тем, что слишком уж странный ребенок уродился у милой Госпожи Хитсугаи. По возрасту он вполне еще был ребенком, если можно считать ребенком паренька, который через пару лет станет рекрутом в королевской гвардии, но знания и постоянные тренировки вдали от дома (чтобы не нервировать матушку) делали Тоширо взрослым и более или менее подготовленным к дальнейшим, жизненным «кочкам». Но происходящее сейчас настолько потрясло его, что юноша просто забыл о своей просвещенности. О чем говорила его мать, Тоширо не понимал или же не хотел понимать. Но суть дела это не изменило. - Что ты хочешь этим сказать? Женщина шумно выдохнула, собирая разрозненные мысли в единый поток, и направилась в сарай. Блондин недоуменно смотрел ей вслед, не в состоянии сдвинуться с места, чего и не требовалось, как такого. Его матушка появилась спустя пару минут, неся в руках объемный сверток, завёрнутый в старую, выцветшую мешковину, в которую крестьяне обычно складывают собранный урожай. - Что это? Его голос дрожал, а мысли пустились в пляс. Женщина промолчала и аккуратно развернула сверток. Внутри лежал красный плащ с личным, позолоченным знаком королевского двора – две шпаги, перекрещенные крест-накрест, внутри которых горела златая, двуглавая кобра – и шпага в черных, как смоль, ножнах с ромбовидной гардой иссиня-серого цвета и длинной, в полторы ладони, рукоятью, отделанной тканью того же цвета, что и гарда. - Это наследие твоего отца…

***

Карин не спеша въехала в деревушку, отмечая царившее здесь спокойствие и веселье. Чистая, булыжная дорога и аккуратные дома с настежь открытыми ставнями. Небольшой фонтанчик, видневшийся в центре деревни из главных ворот, со всевозможными цветами. Пестрая толпа крестьян с добродушными лицами и улыбками, и никаких тебе солдат. Даже собаки, принюхавшись к новому запаху, не сочли приезжую опасной и продолжили свои дела. Ей определенно здесь нравится. Никакого лишнего, брякающего звука от постоянно носящихся туда-сюда солдат. Никаких озлобленных лиц и грязных, тощих детей, на которых нельзя посмотреть без слезливой жалости. Никакого дыма, из-за которого в легких постоянная сумятица и дышать которым невозможно в принципе. Нет, ей определённо здесь очень нравится, по многим параметрам. В воздухе плавали соблазнительные запахи свежего хлеба, жарившегося на вертелах мяса и разнообразных фруктов. Девушка судорожно сглотнула, а в ее животе раздалось недовольное бурчание, все - таки, последний раз она ела двое суток назад. Карин спешилась и подошла к ближайшему дому, около которого стояли две приятного вида женщины и разговаривали, изредка поглядывая на стоящую неподалеку палатку с фруктами. « Торговки?» - Подумала девушка и, улыбнувшись, подошла ближе. – Здравствуйте. Женщины смолкли, с интересом и нескрываемым любопытством рассматривая незнакомку. - И тебе не хворать, дорогая. – Улыбнулась одна из них, стоявшая ближе к прибывшей. – Не часто в наших краях можно увидеть новые лица. С чем прибыла или же проездом? - Я здесь проездом, мадам. Не подскажите ли вы, где я могу снять комнату или, на худой конец, лежанку? Я долго была в пути, и мне бы хотелось немного отдохнуть прежде, чем вновь двинуться в путь. Торговки обменялись веселыми взглядами, после чего одна из них нырнула в дом, а вторая подошла к девушке, указывая вглубь деревни. - Иди по главной дороге и в центре увидишь большой, постоялый двор. Это гостиница нашего ворчливого, но доброго мистера Шумейкера. Там висит вывеска «Горящий Феникс». Пока она объясняла Карин, как пройти к гостинице, из дома вышла первая торговка, неся в руках большую, плетеную корзину, накрытую белой скатертью с причудливым узором. Она подошла ближе и протянула ее опешившей брюнетке. - А это наш подарок в честь вашего приезда в наши края. – Смущенно прошептала она, а брюнетка, отчетливо рассмотревшая ее вблизи, поняла, что это не женщина, а, как минимум, ребенок. Карин приняла корзину из рук покрасневшей девочки, которой, по всей видимости, было впервой дарить подарки заезжим, и благодарно улыбнулась. - Спасибо большое, прелестное создание. – Она опустилась на одно колено, опустив корзину рядом, и посмотрела девочке в глаза. – Как тебя зовут? - Мия, госпожа. – Покраснев еще больше, прошептала она в ответ. Карин поднялась и поцеловала Мию в лоб. - Пусть хранят тебя небеса, малышка. – Брюнетка оглянулась на улыбающуюся женщину. – И вам спасибо, мадам. После чего, подхватив корзину, быстрым шагом направилась на постоялый двор.

***

Гостиницей оказался двухэтажный дом, построенный из крепких, отполированных бревен, утепленных ватой. Перед домом красовался огромный, по деревенским меркам, цветник, огороженный забором, выкрашенным в белый цвет. Карин, привязав лошадь к стоящей неподалеку коновязи*, вошла во двор, полной грудью вдыхая аромат разнообразных цветов и наслаждаясь пестрившими цветами их раскрывшихся лепестков. Блаженство длилось несколько минут, после чего девушка медленно, не в силах отвести глаз от цветочных кустов, вошла в гостиницу. Внутри было довольно уютно, но уже по меркам самой брюнетки, всю жизнь прожившей в каменных и уродливо-сложенных домах. Несколько длинных столов, накрытых голубоватыми скатертями, на которых красовались позолоченные кувшины с приятно-пахнувшей жидкостью, как поняла Карин, квасом, и скамьями по обеим их сторонам. На невысоком потолке висели несколько масляных ламп, вычищенных до блеска так, что от копоти не было и следа. На окнах, ставни которых были настежь распахнуты, развивались шторы того же цвета, что и скатерти, а на подоконных досках стояли цветы в глиняных горшках. Полы, покрытые тонким слоем свежей соломы, приятно поскрипывающей под ногами, были дочиста вымыты, а из кухни доносились будоражащие аппетит запахи. Карин подошла к стойке, сделанной в виде прямоугольника, и отметила разнообразие бутылок, означающих, что вечером здесь скучно точно не бывает. Она щелкнула по колокольчику. Из кухни раздался мужской голос, а после появился тот, кому этот голос, собственно, и принадлежал. Крепко сложенный мужчина с короткой бородкой и на несколько голов выше девушки. Его лицо пересекал уродливый шрам, начинавшийся где-то у левого виска и заканчивающийся у правой стороны рта. Одет он был в просторную, коричневую рубаху и простые, черные штаны. Он прошел за стойку, попутно и без стеснения разглядывая незнакомку. - Чем я могу вам помочь? – Его голос, мягкий и по-уютному ласковый с легкой ворчинкой совсем не вязался с внешностью. - Да, мне сказали, что у вас можно снять комнату. Мужчина вытащил журнал и чернильницу с воткнутым в нее пером. - Конечно можно. – Улыбнулся он, отчего его верхняя губа приподнялась вверх, сильно обнажая зубы. – Как вас зовут, мадам? Сердце девушки пропустило удар, но она, мигом взяв себя в руки, мило улыбнулась и сказала: - Жанна, господин. - Что ж, Жанна, приятно познакомится, - он протянул ей руку, - а меня зовут Люк. Карин пожала его руку. - Взаимно, господин Люк. Следующие несколько минут мужчина записывал что-то в журнал, после чего протянул девушке ключ. - Ваша комната вторая от лестницы. Обед и ужин мы включаем в стоимость комнаты. Итого, с вас одна золотая. Брюнетка удивленно подняла взгляд. - Одна золотая? – Шокировано переспросила она. Девушка много раз останавливалась на постоялых дворах и в гостиницах, где стоимость комнаты для одного человека превышала пять золотых, и это без учета еды. Плюс ко всему, состояние комнат было, мягко скажем, отвратительным. Вши и прохудившиеся матрацы, спать на которых невозможно, опять же умалчивая стоявшую там вонь и дебоширское настроение прохлаждавшегося народа. Естественно, едва Люк назвал цену, Карин засомневалась во всем и сразу. - Да, - Смутился Шумейкер. – Вас что-то не устраивает? - Нет, что вы. – Девушка поспешила объясниться. – Я просто не привыкла к столь низким ценам. И еще у меня есть лошадь, которой требуется чистка и корм. Мужчина несколько секунд смотрел на нее, после чего громогласно рассмеялся. - Вот что значит городские! Ничего страшно, мадам, о вашей лошади мы позаботимся. И уж если кто здесь и не привык, так это я. – Он почесал подбородок, а брюнетка протянула деньги, попутно забирая ключ. – Отдыхайте, мы сообщим об обеде. Она кивнула и поспешила наверх.

***

Тоширо сидел на холме довольно далеко от дома, подставляя лицо освежающему ветерку в тщетной попытке привести мысли и пылающее лицо в порядок. Рассказ матери привел его в шокированное состояние, а приобретенное наследие его отца и того хуже. Его родители - мушкетеры! Юноша обессиленно упал на траву. Руки дрожали наравне с ногами, голова раскалывалась, словно по ней стучали молотом, а в сознании вертелся только один вопрос: «И что дальше?» Он не знал, он ничего не знал. Или не хотел знать. Все равно. Сердце болезненно сжалось. Сколько лет мать его обманывала? Боже, семнадцать лет даже не попытаться рассказать сыну правду о себе и отце. Даже не попробовать! Блондин закрыл глаза, в тщетной попытке расслабиться, а в голове по-прежнему звучал рассказ матери: «Мы с твоим отцом с раннего детства служили королевскому двору, правда, познакомились мы, когда он уже был капитаном гвардии, а я доверенным шпионом короля. Вот тогда-то все и закрутилось. Я полюбила его почти мгновенно, но быть вместе нам не давали постоянные распри и поручения. Через три года после знакомства мы сбежали, но стража довольно быстро нас отыскала. Пришлось вернуться к прямым обязанностям, с тем отличием, что король нас обвенчал. Еще через год я забеременела тобой, мальчик мой, и твой отец захотел отойти от дел. Но это казалось невозможным. Каждый день был как последний. Стычки с варварами и посягавшими становились все ожесточённее и опасней. Едва я родила тебя, отец поставил королю ультиматум. Либо мы уходим, либо умрем. Король согласился, а мы купили этот дом и перебрались, как мы думали, с концами. Мы прожили здесь шесть самых счастливых лет. Кто же знал, что все случиться именно так. Твой дядя попал в плен во время осады, пытаясь хоть как-нибудь преломить ход той войны, и захватившие требовали от трона очень важный документ в обмен на то, что они его не тронут и прекратят осаду, тогда-то король и послал за нами. Уж он-то знал, что никто из нас двоих не сможет отказаться. Я не смогла поехать, ты был еще маленьким, а твой отец согласился. Через несколько месяцев, в день твоего семилетия, ко мне прибыл гонец и сообщил о смерти твоего отца и его брата. Их смерть и стала переломным моментом. Осада была снята, войско варваров разбито. Как и мое сердце. В тот день я решила, что тебе ни в коем случае нельзя знать правду, потому что была уверена, твоя жажда мщения будет намного больше моей, поутихшей». Тоширо знал, нет, чувствовал, что она рассказала ему не все, но его ярость застелила глаза белой пеленой. Он, накричав на нее, поспешил убежать, чтобы его слез не было видно. Темнело, это значит, что он просидел здесь, по меньшей мере, часов пять. И все бы ничего, если бы теплый ветерок не сменился пронизывающим и холодным ветром. Плюс ко всему, нестерпимо пахло гарью, отчего голова юноши болела еще больше. Он поднялся с насиженного места и потянулся, мимолетом поворачиваясь в сторону дома. Вдали, там, где, по идее, находился его дом, полыхал пожар, поднимая вверх снопы искр и столб черного дыма. - Боже… - Выдохнул Хитсугая и сорвался с места, спеша назад.

***

Карин зашла в комнату и с удивлением обнаружила, что она соответствует как гостинице, так и деревушке. Уютно и без излишеств. Крепкая, деревянная тумба, кровать с чистым, пахнущим приятной свежестью бельем и стол со стоящей рядом табуреткой. Из единственного окна лился дневной свет, а на столе стояла масляная лампа и свеча. - Что ж, я не разочарована. – Пробурчала она, выпуская из рук корзину и садясь на кровать. Мягкая, она так и манила лечь и уснуть, но сначала нужно было удовлетворить свой голод. Девушка встала и направилась в стойло, чтобы забрать свои пожитки. Неизвестно, насколько она здесь задержится, а настойки ей пригодятся, это уж точно. Сарай располагался сзади дома, а выходящая в него дверь обнаружилась в конце опустевшей кухни. Брюнетка толкнула мощную дверь, и в нос ей ударил запах животных. - Эй! – Позвала она, ответом ей послужил только тихий ржач лошадей. – Прекрасно. Свою лошадь она нашла довольно быстро, только сумок при ней не оказалось. - Что за…? Сзади раздался приглушенный лязг, и девушку спасла лишь отточенная реакция. Она выхватила тщательно спрятанную в складках одежды шпагу, резко разворачиваясь и ставя блок. По лезвию скользнуло другое, высекая сноп искр, а в нескольких сантиметрах от нее оказался гвардеец. Самый настоящий и при полном параде. - Ну здравствуйте, ваше величество. – Ухмыльнулся он. – Как хорошо, что я встретил вас. Карин, наклонив лезвие в сторону, извернулась и ногой толкнула мужчину назад. - Да уж, считай, тебе повезло. – Прорычала она, готовясь бежать. - Вы привели меня к Черной Руке, а остальное я переживу. – Рыкнул он в ответ, поднимаясь на ноги после непродолжительного полета. Брюнетка замерла, осмысливая сказанное им. Черт, она выдала ее! - А теперь мы избавимся еще от одной помехи! – Гвардеец кинулся на опешившую девушку. Но Карин оказалась проворнее. Сделав шаг в сторону, она левой рукой, вооруженной шпагой, встретила вражескую шпагу, а правой извлекла маленький, серебряный кинжал. Едва гвардеец на секунду отвлекся, разворачиваясь для очередного удара, девушка воткнула кинжал в его сердце. - Не недооценивай меня, солдат. – Прошептала она, глядя в его глаза, из которых по крупице утекала жизнь. Секунду спустя, кое-как вытерев кинжал об одежду трупа, Карин кинулась к выходу. «Черт! Я должна успеть!»

***

Тоширо мчался во весь опор, прекрасно понимая, что все кончено. Еще минуту назад он слышал гневный, но полный боли вопль, после чего от дома отделились несколько теней, исчезая в спустившихся сумерках. Дом продолжал полыхать, разбрасывая кровавое зарево на несколько десятков метров. Юноша влетел во двор, когда прожорливый огонь перебросился на сарай. - Нет! – Он, было, бросился к нему, желая вывести зверей из хлева, но его перехватили чьи-то руки. Тоширо успел обрадоваться, думая, что это его матушка, но руки державшего оказались намного меньше и изящнее. - Не брыкайся, тут уже ничем не поможешь! – Выдернул его из пелены радости девчачий голос. - Ты? – Юноша вырвался, ошарашенно оглядывая двор. – Где моя мама? Девушка испуганно посмотрела на него. - А разве она не с тобой? – Ее голос охрип, а из уголка рта текла струйка крови. Они одновременно взглянули на горящий дом, и все встало на свои места. Глаза Хитсугая наполнились слезами, и он побежал к пожарищу, но вновь был задержан шокированной девушкой. Соленые капли побежали по красным щекам, а сердце готово было взорваться от невыносимой боли. Сзади тихо всхлипнула девушка, выпуская паренька из объятий. Тоширо осел на землю, не сводя остекленевшего взгляда с горящего дома. Он потерял все. Внутри все сжалось сильнее, и он не смог сдержать болезненный крик: - МАМА!