Перекрытия

— У тебя телефон надрывается там, — через плотный гул голосов, смеха и музыки тон Андрея был слышен почему-то особенно отчетливо. Хотя он даже не кричал. То ли тембр резонировал на определенной, только ей слышимой частоте, то ли интонация сильно выделялась на фоне всего остального. То ли она просто-напросто прислушивалась. Скорее всего, конечно, последнее, но верить в это не хотелось. Под пристальным взглядом коллеги Алиса пересекла небольшое пространство и выключила звук на мобильнике, даже не взглянув на экран. Она прекрасно знала, кто звонит и зачем. И сейчас это было очень не к месту. Расспрашивать ее о причинах такого показательного игнора, благо, не стали. Внутри колыхнулось неприятное чувство, налипая на все внутренности как слизь. Оно всегда появлялось, стоило не сделать чего-то обязательного. Должного. Долг вообще всегда был ее краеугольным камнем. С детства впаянная в сердцевину установка о необходимости исполнения этого самого долга одновременно упрощала и усложняла жизнь. С одной стороны, с такими вектором существовать действительно можно было, не напрягаясь: учись хорошо, работай добросовестно, навещай родственников, заводи семью, люби семью, не наживай врагов и так далее. Но с другой, эти удобные позиции иногда оказывались абсолютно абсурдными. Или между ними приходилось выбирать. И вот тогда появлялись вопросы, ответы на которые разбивали воздвигнутый в юношестве ореол святости долга. Алиса откровенно заебалась быть кому-то должной. На стойку опустилась подставка, на нее — низкий стакан с янтарной жидкостью. Пятый столик попросил счет, картой. За окном проехала скорая, и добрая половина бара обернулась на мерзкий звук. Где-то под стойкой снова зазвонил телефон. Видимо, время берет свое: маразм подступает быстрее чем предполагалось. Островская даже подумала о том, чтобы спросить у Андрея, выключила ли она в тот раз звук. Но, во-первых, он был явно увлечен приготовлением Лонг-Айленда, а во-вторых, потом этот досадный момент ей бы припоминали до конца совместных рабочих дней. Все же некоторые загадки так и должны оставаться загадками. — У вас терминал или переводом? Соня права: нужно больше спать. Иначе однажды она все-таки вырубится прямо здесь, за стойкой, слишком сильно погрузившись в собственные размышления. — Терминал, — пара автоматических движений, приложенная карта, несколько секунд ожидания, — спасибо. Ждем вас снова! Кажется, девушка сказала что-то в ответ. Алиса улыбнулась на автомате, даже не расслышав слова. С экрана вибрировавшего телефона на нее смотрела улыбающаяся Соня. Та самая, которая сегодня утром целую пару рассказывала о намечающимся походе с большой сборной компанией в какой-то клуб. Или бар. Или они вообще собирались уехать загород. — Я не перекур, — это был не вопрос, скорее дежурное оповещение о том, что все помещение теперь на нем. — Ты же не куришь. Островская сняла фартук, вскинула руку в неопределенном жесте и выбежала на улицу, снимая трубку. Просторная толстовка не особо спасала от порывов промозглого ночного воздуха. Алиса почти сразу же пожалела о том, что не захватила с собой пальто. Динамик издавал невнятные звуки, среди которых улавливался низкий бит. Значит, она все-таки где-то развлекается. — Привет, — кому-нибудь из них все равно однажды пришлось бы начать, — все хорошо? — Привет, Лис. Все очень плохо. Если она перешла на прозвища, значит, ступенька нормы уже давно была пройдена. Хотя вернее будет сказать — скоропостижно пропущена. Потому что путь опьянения Вознесенской — это всегда полет, фееричный и быстрый. Заканчивающийся сладким сном и почему-то отсутствием какого бы то ни было похмелья. — У нас тут, знаешь, небо… — что и требовалось доказать, — но музыка очень громкая. — Сонь, ты где сейчас? — А где мы сейчас? — это, видимо, предназначалось кому-то по ту сторону телефона. За следующую минуту шорохов, шумов, приглушенных голосов и шипящей помехами музыки на заднем фоне Алисе отчаянно захотелось попросить сигарету у стоящей неподалеку компании. Тем более как минимум двое из них за это время успели бросить косые взгляды в ее сторону. — А можешь меня забрать? — среди всех звуков вновь резко появился знакомый голос, — пожалуйста. Было ощущение, что она уже начинала приходить в себя, потому что с каждым следующим словом интонация размывалась и становилась все грустнее. Ехать нужно было сейчас и желательно на машине. — Адрес скинь, скоро буду. И не засыпай, Соня. Слышишь меня? — Ага. Какофония в трубке сменилась на методичные гудки, Островская убрала телефон в задний карман джинсов и метнулась обратно в помещение. Андрей неспешно протирал бокал для вина, высматривая на просвет оставшиеся на стекле немногочисленные отпечатки. Он же справится тут один, да? — Мне надо отъехать, — вышло даже неплохо. Чуть больше стали в голосе, и вообще было бы чудесно. Он отвлекся от увлекательного процесса и перевел сосредоточенный взгляд на коллегу: — А смена? — Народа не так много, и по моему опыту скажу, что больше сегодня и не станет. Среда же… да? — Да. — Вот и чудно, я буду через пару часов. На мгновение показалось, что ей хотели что-то сказать. Эта небольшая заминка была видна по приостановленным движениям рук, застывшему взгляду, приоткрытому рту. Он как будто думал над уместностью комментария или предложения, или вопроса — что там крутилось в этом странном сознании. Алиса даже готова была послушать. Надо признать, что отчасти ей хотелось услышать так и не озвученную мысль. Казалось, что именно она могла бы внести ясность. Но ясности появиться было не суждено. По крайней мере, не сегодня. Островская забежала за пальто, попутно строя маршрут до адреса, который одним богу ведомым способом все-таки скинула Соня. От бездны туда было ехать часа полтора. Такси сокращало время поездки на пятнадцать минут, но стоило под тысячу. Ей такая роскошь была неведома, так что пришлось спешно вспоминать уроки физкультуры и бежать к остановке, от которой так и норовил уйти нужный автобус. Через пару часов она только добралась до пафосного клуба рядом с большим зданием ТЦ. Тот факт, что все это очарование находилось на окраине города, только добавлял атмосферы обреченности. Вознесенская долго не хотела находиться, еще и трубку не брала. К концу получасового блуждания по странному месту, Алиса даже подумала о том, что просто не туда приехала. Или Соня дала не тот адрес. Или адрес тот, и приехала она правильно, только вот искомая компания решила куда-нибудь переместиться. — Алиса, — услышав знакомый голос, она остановилась так резко, что вдруг оказавшаяся сзади Соня влетела в ее лопатки на всей скорости. Не рухнули они чудом. Островская вернула ей равновесие, бегло осмотрела на предмет наличия травм, чужих вещей и каких-нибудь неожиданностей. Ничего из них пока что не наблюдалось Из-за закрытых дверей клуба были слышны низкие басы, в окнах ритмично вспыхивал и гас свет, отбрасывая разноцветные блики на Сонины влажные глаза. На несколько секунд звуки музыкального ада стали гораздо громче: на улицу вышла компания ребят, на ходу доставая сигареты и прикуривая. — Что случилось, Сонь? — Ничего, — даже голос не дрогнул. И ведь это наверняка была правда. Только вот они обе знали, что вопрос был не о формальных событиях. Вознесенская всегда была такой: легкой, шутливой, с задорным детским смехом и копной прекрасных волос, которые оставались в идеальном состоянии, что бы ни случилось. Она много болтала, могла рассказать первому встречному всю свою жизнь, включая самые аморальные истории. Но про то, что выедает ее изнутри, не рассказывала никому. Алиса долгое время вообще считала, что Соня — один из самых счастливых людей на свете. Сейчас она стояла на декабрьском сквозняке где-то в Митино, наверняка размышляя о том, попросить ли сигарету у местных курильщиков, и выглядела совсем по-другому. Как будто на часок сняла маску радужной девочки, оголяя свое нутро, позволяя себе сделать небольшой перерыв. Чтобы завтра снова быть маленьким солнышком. — Поехали домой, — Соня кивнула, запахнула куртку, и пошла вперед. Они молчали почти до самой квартиры. Каждая думала о своем, и висевшая тишина была легкой и правильной. Город стремительно засыпал: на улицах спальных районов становилось все меньше машин, гасли окна, вагоны метро пустели в геометрической прогрессии. Проводив сонную Вознесенскую до дома, Алиса кинула взгляд на часы. Можно было, конечно, вернуться в Бездну, но смысла в этом почти не было. По будням бар закрывался рано, а траурный Андрей наверняка только подогрел желание последних посетителей поскорее разойтись по домам. Значит, можно ехать домой. В метро она успела заскочить за пару минут до последнего поезда в нужную сторону. Приобретенная в последние дни способность чудесным образом успевать на автобусы, электрички и метро, радовала и одновременно пугала, ведьм за магию всегда приходиться платить. Состав ехал медленно, пару раз останавливался в перегонах и скрежетал на протяжении всего пути. Островская вынула из кармана наушники, в которых намертво запутались ключи, начала осторожно разматывать белую паутинку и внезапно поймала назойливую мысль, которая крутилась в голове последние несколько остановок. У нее в руках были ключи от бара. Она рефлекторно запрокинула голову назад, ударяясь затылком об обшивку вагона и прикрыла глаза. День вдруг показался бесконечным. Казалось, что с утренних пар прошло больше недели. Женский голос объявил остановку, двери с грохотом разъехались в стороны. Сознанию Алисы хватило четырех секунд, чтобы сообразить, что при нынешнем раскладе выходить надо прямо сейчас. На пятой она подорвалась с места, выскакивая из старого вагона. На шестой двери закрылись все с теми же звуками. Состав уехал, оставив после себя шлейф сырости и ритмичные отзвуки, и, кроме этого, на станции не было ничего. Громадное пространство, заполненное только воздухом и одной-единственной Островской. Слишком маленькой для этого места. Да и для этого города, раз уж на то пошло. Она как будто никак не могла поймать московский ритм, найти то течение, по которому плывут все местные. Причем плывут, надо сказать, неплохо. И дело не в богатых родителях или связях. Просто кто-то умеет попадать в нужное место в нужное время, а кто-то — Алиса. У Бездны она была через полчаса. И, к собственному удивлению, даже не нарвалась по пути ни на одну пьянь. Обычно они испытывали какое-то особое влечение к ней. Походка их всех что ли притягивала, или какая-то ключевая особенность внешности — никто не знал. Но факт остается фактом. Внутрь бара Островская постаралась просочиться как можно незаметнее. Она прекрасно знала, что поговорить с Андреем придется, но хотела оттянуть этот момент насколько возможно. Желания снова натыкаться на замороженный взгляд и вопросы-утверждения не было совершенно. Но быть незаметной в пустом баре оказалось не так просто. Последний мужик, допивающий пиво, сидел в самом углу бара, и прятаться за него было бесполезно. Выжидать под дверью, пока новоявленный коллега отвернется или зайдет в подсобку тоже было мыслью странной. Хотя через секунду после того, как входная дверь за Островской захлопнулась, идея спрятаться за мужиком показалась заманчивой и не такой уж идиотской. На нее кинули острый взгляд, и Алиса приготовилась к отповеди. В конце концов ей даже было что сказать в ответ. Даже больше: ей хотелось в кои то веки ответить, а не безмолвно остаться стоять с ощущением абсолютной капитуляции. И собственная правота во всем этом подогревалась накопившейся усталостью вперемешку со злостью. Какое право вообще он имел ей что-то высказывать? Человек, который к ее жизни имеет самое косвенное отношение, и методично действует ей на нервы. Из-за которого она вот уже который месяц не может нормально выспаться на выходных и который теперь, к тому же, думает, что может лезть в ее работу. Кто разрешил ему все это? Ворох мыслей в голове был совершенно лишен структуры и логических связей. Но с каждой долей секунды он все рос и рос, заполнял собой все сознание. Будь она чуть эксцентричнее, за барную стойку уже наверняка полетел бы какой-нибудь стул. Ну или хотя бы салфетница.  — Все в порядке? Какой интересный ход! Начать с невинного вопроса, чтобы человек расслабился, и потом добивать его, всего такого раскрепощенного. Островская скрестила руки на груди, выжидающе смотря на Андрея. Она не собиралась играть в эти странные игры. — Алиса, — серьезно, он ждал ответа? Вот уж действительно интересные методы. На секунду ей показалось, что из его голоса вдруг пропали ироничные нотки, которые неизменно присутствовали в каждом их диалоге. Мужик в углу сдвинулся с мертвой точки, промямлил что-то в сторону Андрея и оставил на баре купюру и как-то очень быстро скрылся из поля зрения. Хотя Островская даже не заметила, вышел ли он из помещения. Просто вдруг пропал, и все. Она была занята другим: прокручивала вопрос Андрея в голове, силясь найти в нем сарказм, постиронию, злую шутку или хотя бы высокомерие. Ничего не было. Единственная игра, в которую тут играли — была игра ее сознания, уставшего и перепутавшего ориентиры. Островская так и на прошла внутрь. Осталась стоять у входа, наблюдая, как Андрей закрывает смену, приводит в порядок бар, закрывает подсобку и выключает свет. Все это — в одном быстром, плавном движении, как будто часть причудливого танца, смысл которого скрыт от всех, кроме самого танцора. — Ключи, — конечной точкой перфоманса оказалась сама Алиса. Он стоял рядом, протянув руку, и терпеливо ждал, пока смысл слов дойдет до адресата. — Или ты сама предпочитаешь все закрыть? — Да, — чуть не добавила «спасибо». В конце концов, это единственное, за чем она сюда явилась под конец смены. Нужно будет попросить Ярослава сделать ему дубликат. Уйти сразу же Андрею, видимо, не позволили замашки джентльмена. Поэтому на улицу они вышли вместе и почти синхронно остановились у входа. В нормальной вселенной нужно было бы попрощаться и разойтись, но оба понимали, что вероятность встретиться сегодня же чуть позже в подъезде слишком велика. Единственной нормально причиной попрощаться и разойтись сейчас был бы спор о том, кто быстрее доберется до родного захолустья. Но ни сил, ни желания заниматься такой дичью ни у кого не было. — Пойдем, подвезу. Наверное, удивление слишком хорошо читалось по ее лицу. — Убивать не стану, — он посмотрел на часы, — да и метро уже закрыто. Резонно, добавить нечего. Островская запахнула пальто и молча пошла следом за ним. Они быстро добрались до дома, и Алиса была благодарна за то, что в процессе поездки ей не устроили допрос с пристрастием. Объяснять все то, что творилось в голове сейчас, было бы пыткой, причем изощренной. Из колонок играл какой-то инструментал, за окнами мелькали темные улицы. Пожалуй, будь дорога чуть дольше, она бы заснула. Хонда притормозила у подъезда, выпуская Островскую. Она как-то скомкано попрощалась, вылезла, захлопнула дверь и ушла под козырек. Начинал накрапывать дождь, и в тяжелом воздухе витал металлический привкус.