Перекрытия

Звуки уже порядком надоевшей песни Драконов ударили по сознанию. Уже шел припев — значит, на то, чтобы услышать будильник сквозь сон ей потребовалась где-то минута. Плохо. Алиса нахмурилась, нащупала телефон на тумбочке, отключила выбешивающие звуки. Рука сползла обратно на матрас, а пленка сна начала вновь мягко заволакивать разум. Нет-нет. Сейчас нельзя было в это проваливаться. Только не сегодня. Поднять свое тело с кровати оказалось задачей почти невыполнимой. Глаза горели, а тело ныло, как если бы она спала, свернувшись клубочком, на холодном полу все это время. Стащив тонкие черные часы с тумбочки, она застегнула их на запястье, упираясь стеклянным взглядом в циферблат. Фокусироваться пришлось секунд пять. 7.34 Полчаса на душ, наспех приготовленный чай, максимально быстрые попытки собрать рюкзак — и она уже запирала дверь квартиры, придерживая ее ногой. Казалось, что лифт ждала примерно столько же. Прошлый вечер — хотя скорее уж ночь — начал вспоминаться только сейчас. Правда достоверность событий была под большим вопросом: может это и вовсе сон? По крайней мере это бы оправдало неслыханную отважность, с которой Островская бросилась наверх и… И ничего. В произошедшем диалоге скорее ее саму поставили на место, чем она вразумила хоть кого-нибудь. Впрочем, ничего нового — добил в голове голос препода по культурологии. Пренеприятный человек, невзлюбивший Алису с самого начала. Не очень понятно, за что. Двери разъехались в стороны, пропуская ее в кабинку. В нос ударил запах перегара, и на нее скользнул мутный взгляд — Островская это практически кожей почувствовала. Повернула голову. Привалившись к дальнему уголку стоял мужчина, сцепив руки на груди. Опухшие глаза и красная грубая кожа явно давали знать, что это амбре ему сопутствует часто. Алиса поспешила отвернуть голову и уставится в пол, изучая мыски черных ботинок. Лучше не смотреть. Хотя она уже посмотрела. Черт. Когда лифт мягко качнуло, она практически взмолилась о том, чтобы кто-нибудь зашел. Желательно — кто-нибудь мужчина. Потому что непрерывное наблюдение из другого конца маленького пространства начинало сильно смущать. Однако никто не зашел. Она обеспокоенно глянула на пустой этаж, подумывая выйти тут, чтобы просто не оставаться с ним запертой. Опять. Но тут мужчина зашевелился, воспроизвел нечленораздельные звуки и оттолкнулся от стены, практически вываливаясь из лифта. Двери закрылись. За секунду до этого она поймала взглядом номер, выведенный на стене — 15. Ну естественно. Еще и не туда поехала. Хорошее начало дня, ничего не скажешь. Вдавив нижнюю кнопку, Осколкова нервно одернула край черного пальто, наброшенного на водолазку, кинула взгляд в грязное зеркало. Оттуда смотрело уставшее лицо с темными кругами под глазами и не до конца высохшей копной волос, которая сейчас выглядела еще более беспорядочной, чем всегда. Как будто ее выдернули из постели в самый разгар веселья и заставили сваливать на работу. На любимую работу. Лифт снова дернулся — Алиса выдохнула и мысленно попросила, чтобы больше любителей выпить и поездить по этажам здесь не появлялось. Прошлась рукой по лицу, смыкая пальцы на переносице как раз в тот момент, когда в кабину кто-то шагнул. Что ж, перегаром не несет — уже хорошо. Хотя… Твою ж мать. Она почти сказала это вслух, когда опустила руку и увидела, кто именно зашел внутрь. Мрачный как черт и естественно помятый — Андрей Викторович собственной персоной. Значит, все-таки не сон. А жаль. Островская скрестила руки на груди, намеренно упираясь взглядом в закрывающиеся двери. Потому что она не станет здороваться с человеком, который планомерно уничтожает ее нервную систему на протяжении последних двух месяцев. — В итоге все равно не выспалась, — когда чужой голос разрезал вязкую тишину кабинки, Алиса вздрогнула. В глубине души она надеялась, что ее вообще не узнают. Не потому что она была неправа, завалившись ночью в чужую квартиру, нет. Совершенно не поэтому. — И откуда такой вывод? Вполне себе выспалась. — А так и не скажешь, — он отвлекся на телефон, всматриваясь в яркий экран, поэтому конец фразы получился немного смазанным. Звучать должно было явно острее. Быстро же он сдувается. Островская скосила взгляд, изучая нового знакомого: темная куртка, выглядывающая из-под нее серая футболка, цепочка на запястье, чуть растрепанные волосы и абсолютная, непробиваемая сосредоточенность. Не так она себе представляла дикого соседа-тусовщика. По крайней мере в ее воображении этот сосед точно не подрывался в субботнее утро куда-то ехать. Хотя бы потому что всю ночь до этого употреблял алкоголь и имел ко сну самое косвенное отношение. Что ж, возможно, стоит взять у него пару уроков по выживанию в таком ритме жизни. — Вы же это прекратите, да? Андрей среагировал на вопрос пару секунд спустя. То ли он его не услышал, то ли сознательно проигнорировал, но последовавшее «Что?», сказанное с ледяным спокойствием, подогрело в Островской желание перестать разговаривать с людьми в принципе. — Все эти ваши… тусовки. Вы скоро перестанете? — Тусовки. — А что не так? Он отвлекся от телефона, смотря непосредственно в глаза собеседнице — хотя беседой это можно было назвать с большой натяжкой. Алиса прекрасно помнила, что ничем хорошим игры не заканчиваются, но конкретно эта… В повисшей паузе было больше напряжения, чем тишины. Было слышно, как пролетают этажи, как натягиваются тросы, как тормозит лифт и щелкает механизм дверей. — Мы не перестанем, — наконец отведя взгляд констатировал Андрей и вышел в коридор первого этажа. Пожалуй, был бы этот разговор в другом месте, она бы не оставила его на такой ноте. Но стоило Островской открыть рот, чтобы ответить на бескомпромиссный вывод, как двери начали закрываться, и ей пришлось буквально выпрыгнуть на этаж. Можно было бы догнать его внизу, у дверей, остановить, возмутиться. Но почему-то Алисе казалось, что ничего это ей не даст. Поэтому она проводила темный силуэт, не горя желанием видеть его еще и на улице, выждала пару минут и спустилась к двери. На улице уже было морозно даже несмотря на то, что только начинался декабрь. Ветер задувал под полы пальто, и Островская сильнее запахнула его. Не хотелось еще и заболеть ко всему в придачу. Хотя тот, кто отвечал за ее судьбу думал явно иначе. Нужный автобус закрыл двери и тронулся как раз в тот момент, когда остановка показалась из-за дома. Алиса мысленно прокляла его, его водителя и человека, который даже здесь смог ей помешать. Стоило поторопиться, вместо того, чтобы стоять в подъезде и ждать, пока нежелательный субъект покинет зону видимости. Чудесно. На смену она не опоздала чудом. Отчасти в создании чуда участвовали собственные способности к бегу на длинные дистанции и отчаянное желание не лишиться премии. А злость, закипающая под ребрами, еще сильнее подстегивала всем назло прийти вовремя. Отперев входную дверь, Островская завалилась внутрь, спешно включая свет и снимая пальто. Вряд ли в субботнее утро здесь будет много народу, но встречать первых клиентов с грязной стойкой и невымытой посудой не хотелось совершенно. Оставленный на столе телефон завибрировал и Алиса едва сдержалась, чтобы не выругаться вслух, снимая только что надетые перчатки. Утро явно не задалось. — Да? — Доброе утро, Лис. Сегодня вечером к нам новый бармен придет, возьмёшь? — Ярослав как всегда не оставлял альтернатив, просто ставил перед фактом, — он все умеет вроде, надо только ввести в курс дела. — Ясно, — вышло слишком уж подавлено, но на том конце трубки ничего не заметили. — Все, тогда жди. Короткие гудки. Ей богу, плати он меньше, Островской бы уже давно здесь не было. Первые гости, сонные как мухи по осени, начали появляться спустя полчаса после начала смены и делились четко на две категории: дикое похмелье и деловые кофеманы. И те, и другие не были интересными собеседниками, поэтому Алиса методично перемещалась за барной стойкой, периодически выходя в зал и протирая столы. Усталость, которая, кажется, только накопилась за ночь, наваливалась каждый раз, когда она останавливалась. Сползала по ней, как начавший плавиться кусок железа. Заставляла возвращаться мыслями к кровати. И нехотя продолжать идти, натирать стойку, перемывать идеально чистые приборы и посуду, делать кофе и наливать пиво. За первые пять часов смены единственная мысль, к которой удалось прийти — это срочная необходимость в полноценном отдыхе. Правда и теперь это размышление было нагло прервано компанией парней, разместившихся за высоким столом и в итоге оставивших хорошие чаевые. Однако количество работы благодаря им резко увеличилось. Ситуацию спасла Маша. Энергичная, но с перекосами. Девочка-вспышка, у которой была безупречная репутация и невероятный запал. Зачастую Алиса ловила себя на мысли, что таким человеком наверное надо стремиться стать. Так что оставив бар на сменщицу, Островская с чистой совестью ушла в подсобку и свалилась на диван, вырубаясь из мира на час. Маша справилась отлично, хотя это время на отдых особо ничего не поменяла: Алиса все еще чувствовала безумную усталость, к которой добавилась еще и головная боль. — Эй, Островская, — она дернулась, чуть не уронив помытый стакан, — спать больше надо, знаешь? Взгляд «да что ты говоришь» был брошен на суетившуюся Машу, хотя она вряд ли заметила все грани этой эмоции. — Там пришел парень, ищет тебя и говорит, что наш новый коллега, — Дмитриева вдруг выпала из поля зрения, уйдя куда-то вниз, под стойку, и продолжила оттуда, — не знаю, кто это, но с таким радушием он тут вряд ли приживется. Люди должны любить это место, а не бояться барменов. — Где он? — За баром ближе к входу, — она вынырнула из царства низких холодильников, — только осторожнее, еще заморозит взглядом. И изобразила гримасу ужаса. Алиса поставила наконец стакан и отправилась на поиски загадочного новичка. Хотя в глубине души ей очень не хотелось идти его искать: одного с карающим взором уже хватило. Если этот окажется с таким же характером… — А ты что здесь… — вопрос повис в общем шуме, по спине пробежали мурашки, — как тебя зовут? Она медленно повернулась, надеясь, что ошиблась или это вообще было адресовано другому человеку. Но нет. В метре напротив стоял Андрей. Чересчур много фраз в сторону Островской за последние сутки прозвучало от этого человека. Незнакомого человека. — Извини, я занята, — имеет полное право соблюдать рабочие формальности, — другой бармен примет заказ. — Ты не ответила. — А это имеет значение? Ей показалось, что на какую-то долю секунды он удивился. И снова не ответил, достав телефон из кармана и полностью на него переключившись. Через секунду вскочил с места, уходя куда-то по направлению к выходу: освободившееся место сразу же кто-то занял. Ну и черт с ним. Алисе правда сейчас было не до этого. В голове как будто перекатывался металлический шарик, то и дело натыкаясь на черепную коробку и раздаваясь феерическими вспышками боли. А новичок так и не показывался в поле зрения. Минут через пять, по пути приняв два заказа, она вернулась к Маше. — На сколько процентов ты работоспособна? Дмитриева продолжила готовить мохито, плавно и легко перемещаясь в пространстве: — На 110. — Чудно, тогда я сваливаю, — Островская сняла фартук, повесила его на крючок, — новенького не нашла, вот два заказ и если я не поеду домой прямо сейчас, то умру здесь. И потом ты будешь проходить свидетелем по делу об убийстве. — Почему об убийстве? — прервав налаженный процесс приготовления коктейля, Маша обернулась и взяла два листочка из чужих рук, — ты же сама… — Никто не поверит. — Ладно, беги оживать. Тут все равно не так много осталось, тем более тут где-то наш будущий помощник ходит. — Он от Ярослава, так что… — Иди уже. Островская накинула пальто, коротко кивнула и начала пробираться к выходу, искренне надеясь, что хотя бы сейчас не столкнется с ночным знакомым. На автобус она бежала воодушевленно. Не смотря на то, что суббота обычно была разгрузочной, сегодня вышли неплохие чаевые, а перспектива провести вечер под обезболивающим за просмотром какого-нибудь фильма очень прельщала. Но как только лопатки коснулись спинки кресла, мозг решил прекратить функционировать: мир поплыл, и вскоре затянулся мягкой бархатистой темнотой. Водителя, которую эту темноту грубо разрубил своим голосом и настойчивыми толчками в плечо, Островская невзлюбила искренне. Метнула на него недовольный сонный взгляд, нахмурила брови. Подтянула к груди сползший почти на пол рюкзак и вышла из автобуса. Слева промышленные трубы, справа высокий бетонный забор. И несколько автобусов, в которых даже свет не горит. Ну чудесно. Холодный порыв ветра заставил ее запахнуть пальто сильнее и пойти вперед. Алиса не очень хорошо понимала, куда направляется, но просто стоять и мерзнуть ей совсем не улыбалось. Чуть поодаль маячили фары автомобилей, и это подавало некую надежду на то, что сегодня домой попасть все-таки удастся. Включив телефон и практически ослепнув от яркости экрана, Островская лихорадочно всматривалась в карту, пытаясь понять, в какие дебри заехала. Мозг работал с перебоями, и когда вся информация наконец загрузилась и рассортировалась, она засунула его в карман, сложила руки на груди и уверенно шагнула в темноту из-под тусклого света одинокого фонаря. Лирично, но блять, ни разу не хорошо. У своего подъезда она была через сорок минут. Пальцы окончательно замерзли и покраснели, так что когда Алиса набирала код домофона, костяшки на фоне цвета кожи казались кипельными, а волосы вконец растрепались. Она вполне могла бы сойти за бездомного сейчас. Не хватало только грязной шапки и грустной собаки рядышком. Лифт — кнопка — разъезжающиеся двери — твою мать, это не тот этаж. Захотелось упереться лбом в стенку и рассмеяться. А потом расплакаться. Прямо здесь. И орать все это время. Кажется, это называется срывом. Сегодня действительно все против ее уравновешенного существования. — О, какие люди, — почему-то чужой голос совсем не удивил. Сейчас Островскую вообще мало чем можно было удивить. В проходе мелькнула рыжая челка, и парень привалился к стеночке рядом, вдавив кнопку лифта. — Это же ты к нам приходила ночью… да? — Да, — отстранённо согласилась Алиса, все еще изучая двери лифта, который уже успел уехать за это время. — Да ладно, будь проще. И забегай как-нибудь, у нас весело. Видимо, ее состояние трактовалось как обида и личная неприязнь. Хотя Островской было настолько плевать на слова этого человека, насколько возможно. Ник — кажется, так его звали, — был явно душой компании, достаточно легким на подъем и в общем не обидчивым. Это легко читалось по тому, как и что он говорил. А еще ему явно не была знакома ситуация, в которой ты засыпаешь на рабочем месте. Если оно — это рабочее место — у него вообще было. Так что делиться с ним переживаниями, несчастьями и радостями своей жизни совсем не входило в планы. — Заходишь? Вынырнув из своих мыслей, она обнаружила, что объект рассуждений уже шагнул за открывшиеся двери кабинки. — Я пешком. Он пожал плечами, а Алиса развернулась и пошла к лестнице. Все это было дикостью.