Тис и Черт

Джулия знала, что было лишь вопросом времени момент, когда все остальные ведьмы вернутся к жизни. Корделия, и та рыжая сучка, и еще сучка-блондинка ― Майкл так их и не нашел. Он признался в этом с хорошо скрытым стыдом. Это был его проигрыш, небольшой, и все же, и ему было постыдно признаваться своему идеалу в подобном. Джулия, конечно, могла огрызнуться и что-то выплюнуть ядовитое, но в итоге она мягко улыбнулась. В конце концов, тогда она сама уже сдалась, хотелось спрятаться и никого не видеть. Если бы она осталась с Майклом, может быть, что и получилось. ― Ну, с двумя порождениями Архангелов им уже не справиться, а бежать им больше некуда, как в прошлый раз, ― спокойно ответила она, обнимая мужчину. Она почувствовала, как дрожат руки Майкла, которым он обнял ее. Духовно, он походил на нее как две капли воды, и он взрослел. Они стали равны друг другу, насколько это было возможно. Но вот ведьмы были живы ― Корделия и ее свита. И они смотрели так, словно уже победили, хотя Джулия знала, что это не так. Не число последователей определяет исход битвы, а Джулия и Майкл все время с момента смерти Дайоны и Иветт были вдвоем против всего мира. Ведьм было больше, но Антихрист и Нефилим были сильнее. Джулия знала, что они пытались вернуть к жизни Мари Лаво, но Папа Легба им отказал ― из-за договора и своей Африки, которой правил. Этот континент затронуло меньше всего, и теперь дух наслаждался своим маленьким царством и милостью хозяев. Ведьмам было не выиграть. И кое-кто из них это понимал. Дайна Стивенс выступила вперед. ― Я не буду сражаться, ― сказала она, глядя на Джулию. ― Прочисть уши, Корделия. Я не пойду против двух порождений архангелов. Королева вуду на их стороне, ― и она изящно поклонилась. ― А другой вуду у вас нет, ― спокойно заметила Джулия, и Корделия слегка помрачнела. ― Мари Лаво останется там, где и должна быть, а вы скоро все попадете в место похуже. Джулия кивнула Дайне, и та скользнула в темноту. Малкахей могла разозлиться на ее дезертирство, но Дайна не могла чем-то возразить более сильным ведьмам, и решила не играть вообще. Она застыла на лестнице чуть выше Майкла, на своем личном пьедестале, и молча смотрела на развитие событий. Молча она восприняла и уничтожение Мириам Мид ― смертью это назвать было сложно ― и лишь падение Майкла с лестницы заставило ее оживиться. Джулия спустилась с лестничного пролета, пока Мэдисон схватила автомат и застреляла в Майкле. Где-то глубоко внутри Джулия испытала удовольствие ― боль от того, как тебе разрывает метал, наверное можно было сравнить с болью от его недавних слов. ― В другое время, я бы превратила вас в каких-нибудь зверушек, или цветы, ведь обычно я против убийств, ― сообщила Нефилим, спускаясь дальше. Внутри все закипало от хорошо сдерживаемой силы, и Джулия испытывала мрачное удовольствие от всего происходящего. Вот они ― убийцы ее семьи. Сейчас они поплатятся. Мэдисон попыталась выстрелить в нее, но Джулия взмахом руки рассыпала пули в прах, и автомат загорелся в руках ведьма, обжигая ладони. Монтгомери выругалась и откинула его. Проходя мимо Майкла, Джулия щелкнула пальцами в его сторону. Пространство вокруг Майкла заискрилось яркими бордовыми сполохами, и в следующее мгновение, Майкл ― в испорченной одежде, но без каких-либо повреждений ― уже поднимался на ноги. На робота Мириам Мид Джулии было все равно. ― Но я никогда не прощаю тех, кто навредил моей семье, твари. Ведьмы бросились бежать. Дайна замерла в стороне, и на вопросительный взгляд Джулии только кивнула. Она могла не участвовать. Но Джулия все еще не понимала, чего они хотят, ведь был у них какой-то план. Малкахей видела, как Миртл Сноу взяла у Майкла волос, для чего это было надо? Но картинка упорно не складывалась в голове Нефилима. Кипели инстинкты охотника, и Джулии хотелось кинуться за ними как можно скорее. Люди ― вот самая легкая добыча. ― Я был в порядке, ― слегка капризно заметил Майкл. ― Конечно, я просто помогла, ― фыркнула Джулия. Впервые за многие месяцы она чувствовала азарт, желание, адреналин. Погоня обещала быть краткой, но хоть какое-то веселье за прошедшее время. ― Коко моя, и блондинка, которая предлагала тебе отсосать. ― Твоя ревность и жажда мести просто поразительны, ― Майкл погладил ее по щеке, и Джулия ощутила острый прилив счастья. ― Это тебе нравится. ― Я чувствую неуместный прилив возбуждения, если тебя это убедит в моей абсолютной любви к тебе, ― заявил он, накрывая ладонью пах. Джулия надменно повела глазами. Она играла с ним, испытывая на прочность его выдержку. ― Убеждает. Немного, ― кивнула Джулия, а потом с тихим смехом направилась в коридоры. Первой она догнала Мэдисон Монтгомери. Белоголовая ведьма швырнула в нее какое-то заклинание, но Джулия его отразила. ― Мечтала убить тебя больше, чем кого-то другого, ― заявила она. Невольно вспомнилось, как Майкл расправился с теми парнями, что отпускали в их сторону непотребные комментарии. Она приподняла Мэдисон за горло, а потом швырнула обратно. В глазах Монтгомери потемнело от боли. Джулия была сильна. Она обхватила своей тонкой рукой ее и прижала к полу, чтобы не дергалась. ― Сучка, ― пробормотала Мэдисон. Она вцепилась в руку Джулии когтями, но это было все равно, что царапать мрамор. ― Не люблю, когда посягают на мое, ― Джулия взялась свободной рукой за незащищенное лицо Мэдисон, вогнав тонкие пальцы ей в глаза. — А ты не только положила глаз на Майкла, но и тронула мою семью, ― ее кулак вошел в рот ведьмы, ломая зубы. ― Я разобью тебе голову. Вот так, ― она вытащила кулак обратно. Казалось, что кровь на ее руках дымится в холодном воздухе станции. Раздался тошнотворный хруст. Джулия встала и стряхнула кровь. Мать сказала бы, зачем все делать так грязно, когда щелчком пальцев можно разнести ей голову, а потом обойти грязное место, но Джулии захотелось сделать все самой. Она улыбнулась. Следующей была Коко. Глупая ведьма ― хотя, вернувшись в свое истинное амплуа стала немного терпимее; правда, у Джулии не было возможности оценить те качества ― обездвижила ее с помощью заклятья, и попыталась вонзить в нее кинжал, но Джулия подняла руку и замерла уже Коко. В глазах ведьмы застыл испуг ― дикий, бешенный, как у загнанного животного. Страх перед тем, кто был намного сильнее ее. Ей Джулия подарила быструю смерть ― свернула шею в один щелчок. Она видела, как Корделия убила себя на глазах Майкла, и догадка поразила ее сознание. Мэллори была следующей верховной, и Корделия передала ей свои силы, чтобы та могла… сделать что-то против Майкла. Джулия метнулась в комнату, где была Мэллори, и встретила сопротивление в лице Миртл Сноу. Недолго думая, Нефилим откинула ее в сторону, и старая ведьма впечаталась в стенку, проехала по ней, оставляя кровавый след из разбитой головы, и замирая на полу. Но за это время бывшая серая служанка успела произнести заклятье и исчезла, зажав в руке локоны Антихриста. ― Нет! ― прорычала Джулия, хватаясь за Мэллори, но та уже исчезла в темной воде. Джулия схватила воду и пустоты. ― Проклятье! ― завопила она еще громче, но догадка озарила ее голову. И Джулия решилась. Лицо девушки покраснело от гнева, руки совсем не по-женски сжались в кулаки, а глаза, казалось, метали молнии. Услышанное от ведьмы заклинание само сорвалось с ее губ, и она нырнула в бездну следом за Мэллори. Где-то вдалеке, казалось, под тысячи километров воды прозвучал голос Майкла, но Джулия не разобрала слов. На самом деле, это она переносилась за тысячи километров от него, на несколько лет назад. *** Она упала с кровати, запутавшись в покрывале. Джулия тут же неловко вскочила, правда сразу осознав, что делать этого было нельзя ― в глазах стремительно потемнело, а все тело свело судорогой. Джулия инстинктивно попятилась, путаясь в своем платье и мешавшегося между ног покрывале. Не справившись с собственным телом, Джулия неловко опустилась на пол. Когда мир вокруг нее вновь встал на место и приобрел какие-то цвета кроме черного, она попробовала встать, одной рукой ухватившись за стол, а второй поддерживая поясницу. Все еще судорожно дыша, она огляделась. Светлая, просторная комната. На светлом паркетном полу лежит мягкий, ворсистый ковер, цвета капучино. Огромная кровать с бежевым балдахином и множеством разноцветных подушек, цвета которых варьировались от белого до темного дерева. Стул, полки, шкаф цвета «темный орех». Маленький письменный стол не массивный, в стиле «модерн», темно-бежевый. Огромное количество полок и большой подоконник. Ее скрипка на кровати. Боже. Она вернулась домой. ― Джия, чем ты тут… ― раздраженно начала Дайона, заходя в комнату, но в следующее мгновение ее крепко обняли, судорожно обвивая руками. ― Мама! ― вскрикнула Джулия. Ее сердце лихорадочно билось, от пережитого перемещения, от самой нереальности ситуации. Ее мама здесь, рядом. Как она мечтала об этом последние два года! С того самого момента, как их отняли у нее. ― Святой Михаил. Что с тобой? ― мягко рассмеялась женщина, тем не менее накрывая макушку дочери своей ладонью, и бережно поглаживая. ― Внезапно на обнимание потянуло? Ее всю трясло. Боже правый, Святой Михаил, Сатана! Вот что задумали ведьмы ― они обратили время вспять, чтобы все исправить, и сделать это самым верным способом. Они просто не допустят того, чтобы Майкл вступил в возраст, когда сможет уничтожить мир. Мысль об этом отрезвила, но ненадолго. Дайона все еще не спешила отрывать дочь от себя, терпеливо ожидая, когда Джулия сама отстраниться. Мама… родная и любимая, самый близкий человек во всем свете. Джулии казалось, что это будет святотатством ― отстраниться от матери, которая в ее мире была мертва. И все же, она это сделала. ― Знаю, я не всегда была хорошей дочерью, ― потерянно пробормотала Джулия. Теперь она выглядела абсолютно невменяемой, словно потерявшейся в собственных кошмарах и не способной отличить их от реальности. ― Я строптивая, непослушная, часто силюсь доказать, что и без вас на что-то способна. Но я так безумно люблю тебя. Я хочу, чтобы ты была рядом, чтобы заботилась обо мне. Без тебя невыносимо. ― Мы всего на месяц расстались. Ну-ка, не разводи сырость! ― Дайона щёлкнула ее по носу. ― Признавайся, что натворила. «Я дала вам умереть», ― хотела сказать Джулия. Но вспомнив об этом, она словно окончательно очнулась. Она и сама не знала, что на нее нашло. Ей было страшно. Она чувствовала, как тонет. Этот мир был прошлым, а Дайона Ангхарад всегда учила дочерей смотреть только вперед. Прошлого уже не существовало, этот мир ― только иллюзия. И Джулия не должна была позволить миру желания сомкнуться вокруг нее. ― Ничего. Просто… знай, что я люблю тебя. И буду любить всю свою жизнь, ― если уж она не может спасти их, то лучше она скажет это. Джулия понимала, как опасны игры с прошлым, и поэтому понимала ― не в ее силах спасти мать и сестру от страшной смерти. Только не в этот раз. Она спасет их там, в настоящем мире, в ее мире, который принадлежит ей. ― Я знаю, моя мятежная малышка, ― усмехнулась Дайона. ― Я тоже люблю тебя. ― А теперь прости… я должна кое-что…кое-кого спасти, ― невнятно пробормотала Джулия. Она опустила руки, обнимающие мать, словно их развели раскаленными шипцами. Все внутри требовало прижаться к матери и закрыть глаза, чтобы открыть их только тогда, когда все будет кончено. Когда того, кто уничтожит мир, больше не будет. А потом Джулия вспомнила. Она частенько забывала об этом, но она не могла полностью избавиться от этой мысли. Кое-что от того Майкла останется с ней навсегда. Он выполнил свое желание ― привязал ее самыми крепкими узами, и она не могла его бросить. Она должна была следовать за ним, и верить в лучшее. ― Я не буду спрашивать. Я тебе верю. Беги, ― свободной рукой мать погладила ее по волосам, а потом прижала к своей груди. Она никогда не забывала заботиться о ней, и от этого Джулии всегда становилось чуть легче. Теперь на душе было тяжело, словно она шла на дно с камнем в груди, который Нефилим не могла скинуть. Наверняка, Дайона что-то почувствовала, а может ― что-то и поняла. Но она не спросила, давая дочери возможность самой справиться со всеми неурядицами и проблемами. Ее смелая, отважная дочка. Но, прежде чем спасти Майкла ― Джулия чувствовала, что время у нее еще есть ― она должна была встретиться с еще одним человеком. ― Иветт! Никогда она не кричала так — громко и надрывно. Сестра сидела за пианино, ласково перебирая черно-белые клавиши, словно пальцами ласкала чуткое животное. Волшебная музыка наполнила сознание Джулии, и она вспомнила Францию. Джулия предложила взять сестре общее имя, и Иветт согласилась. Джулия Малкахей Ангхарад. Как она могла позволить себе забыть это. Почему она позволила тьме сомкнуться, и называть ее только Малкахей? Мать была ее такой же частью, как и сестра, как она могла позволить…? Музыка прервалась. Иветт обратила к сестре сияющие глаза, и улыбнулась. Она была так прекрасна в этом синем платье, молодая и юная, не подозревающая, какой срок ей отмерен. На несколько секунд Джулия задумалась о том, как мало они все жили — века, а могли наслаждаться вечностью. Как боги Олимпа в древних мифах, они могли наслаждаться своим бессмертием. Могло житься беззаботно и весело, человек не смог бы проникнуть в их царство, если бы они так пожелали. Они могли бы пировать, наслаждаясь амброзией, возвращающей силы. Жажду они утоляли бы благовонным нектаром. Не было бы у них и в развлечениях недостатка. Избранные смертные бы услаждали слух и зрение их танцами и пением. Иногда за скрипку бралась бы сама Джулия, и ей подпевала ее сестра. Если бы надоели музыка, песни и танцы, можно было с бы с высоты своего пьедестала взглянуть на землю ― самым увлекательным зрелищем была для них война, разворачивающая то здесь, то там. Но они умерли, Дайона и Иветт, а Джулия осталась потерянная и слабая, разбитая, привязанная к тому, кто уничтожил мир. Поэтому она ушла ― она бы не смогла видеть, как то, что ее сестра и мать любили, превращается в пепел, но они были мертвы, а значит и останавливать Майкла не имело смысла. ― Джулия, — проговорила Иветт и встала. Джулия подлетела к ней и крепко обняла. ― Я люблю тебя, сестра, — пробормотала Джия. — Больше всех на свете! Больше жизни. Джулия знала, что это было правдой. Майкла и Дайону она любила как саму жизнь, но Иветт она любила больше жизни. Михаил, какой же она была дурой, что бежала от сестры и матери, пыталась доказать, что способна жить одна. Способна, но теперь, когда она знала — какого это, больше всего на свете желала никогда не думать об этом. Как бы она хотела вернуться назад. ― О. Неожиданно. Я тоже тебя люблю, — проговорила Иветт, крепко обнимая сестру. Джулия отстранилась. Глаза слезились, но она больше не плакала. Это был сон, прекрасный сон. И меньше чем через час, он должен был закончиться. Джулия могла насладиться им, но не остаться. Она все еще должна была помочь Майклу. ― Сыграем сегодня в шахматы? — спросила она. Иветт вопросительно изогнула бровь. Джулия ненавидела играть в шахматы, и предлагала это только в том случае, если была, а чем-то виновата и хотела задобрить сестру. ― Конечно, если ты хочешь. Джия, что-то случилось? — аккуратно поинтересовалась Иветт, но Джулия с легкой улыбкой покачала головой. ― Нет. Я просто поняла, что слишком мало говорила своей младшей сестренке, что люблю ее, и решила это исправить хотя бы сейчас, — это было правдой, и это часто доставляло Джулии боль, когда она уже потеряла Иветт. ― Хотя бы… Ух ты, — Иветт помолчал, обдумывая что-то, а потом слегка покачала головой. Ее рыжие волосы сияли и горели, как пламя, как рубины на солнце. — Ты можешь быть спокойна, Джулия. Я знаю, что ты меня любишь. И поверь мне, мои чувства ничуть не меньше твоих. ― Спасибо, что несмотря ни на что, вопреки всему, ты всегда верила в меня. В нас. Я не могу обещать, что мы ― навечно… Но мы всегда будем одним целым. Мы всегда будем вместе. Потому что мы ― навечно. Джулия поцеловала ее в щеку и вылетела из дома. Сердце сжалось от боли, Джулия с трудом могла заставить себя переступить порог и не оглянуться, хотя ощущала взгляд самых родных людей. ― Что с твоей сестрой? ― спросила Дайона, смотря в след убегающей дочерью. Мрачное предчувствие сжало сердце вавилонской блудницы, но оно было таким мимолетным и слабым, что Дайона не обратила на него внимание. Кажется, она не могла что-то исправить. ― На нее иногда находит… Сентиментальность. Он был здесь. И они были здесь. И если бы здесь была настоящая Джулия, она бы могла что-то предпринять, весь если поменять совсем немного, ведьмы не узнают про Майкла, и он выживет, и Мириам Мид не станет роботом, и… Но там, в будущем, ее ждал Майкл. Настоящий Майкл. Да, Иветт и Дайона были мертвы в ее мире, но они обрели покой, и они будут с ней в новом мире. Но они мертвы ―, а Майкл жив, пока жив, и она ни за что его не бросит, как и обещала. Она нашла Майкла в тот момент, когда Констанс уже бросила его умирать. Джулия видела, как миссис Лэнгдон откинула от себя поломанное-сломанное тело своего внука, и направилась прочь. Видела она и уезжающую машину. Но с ведьмой она еще успеет разобраться. Самое главное сейчас лежало посреди дороги, надрывно хрипя. ― Майкл! ― он рухнула рядом с ним на коленях, и уложила его голову к себе на колени. Майкл поднял на нее взгляд небесно-голубых глаз. В них застыл испуг, и Джулию затошнило. ― Дж… Джулия, ― прохрипел он, и Джулия крепко сжала его руку своей свободной рукой. Слова захлебнулись в судорожных всхлипах. Он согнулся пополам и закашлял, надрывно и страшно. ― Тшшш, потерпи, сейчас будет легче, ― прошептала она, и прикрыла глаза. Ей нужны были силы, но у нее еще было время, а Майклу надо было срочно помочь. Она почувствовала, как часть ее сил вливается в него, как медленно затягиваются его раны. ― Вот так! Почти как новенький! Майкл сел, на пробу пошевелил поврежденными конечностями, и потом смотрит на Джулию с хорошо знакомым слепым обожанием. Она давно не видела такого взгляда. Тот Майкл смотрел на нее с любовью и страстью, и она принадлежала ему как женщина. ― Спасибо, ― произносит он. ― Я должен извиниться за скрипку, и мм… Джулия поцеловала его спокойно, такие поцелуи уже давно не насыщали Майкла, желающего ее. Но этому хватало и такого ― тихой и спокойной нежности. Ему было важно ощущать Джулию в духовном смысле, он даже не помышлял о близости между ними. А тот Майкл требовал и того, и другого. Это был ребенок, а тот ― взрослый мужчина, за которым Джулия была согласна идти. Рука Майкла дрогнула, губы обожгло теплом. Он пальцами коснулся рта, и у него мелькнула только одна мысль: «Джулия…» ― Я бываю ужасным человеком, ― призналась она. ― Грубой, несдержанной, раздражительной. Могу быть противной, очень грубой, просто злой. Но я хочу, чтобы ты знал и навсегда запомнил ― мы с тобой, больше, чем Антихрист и Нефилим. Мы с тобой одно целое. Ты ― часть меня, а я ― часть тебя. И я буду любить тебя. Сильно, всю свою жизнь. ― Хорошо, я запомню. Я тоже тебя люблю, ― произнес Майкл, и снова потянулся к ней. Джулия вспомнила, как мало давала ему ласки и нежности в этом возрасте, сама находясь в раздробленном состояние из-за внезапного взросления ее будущего возлюбленного, и решила, что не стоит ухудшать. Она поцеловала Майкла в кончик носа и отстранилась, поднимаясь. ― Иди в дом. Я кое-что доделаю и вернусь. Тоненькая, стройная, в летящем чёрном платье, открывающим красивую линию плеч и точёные ножки, она привлекала к себе внимание тёмно-медными под солнцем волосами и благородной бледностью лица, а покрасневшие глаза и печать трагизма придавали ей неповторимого обаяния. Настоящая Ангхарад ― хрупкая и слабая с виду, но с несгибаемым стержнем внутри. ― Спасибо, ― еще раз поблагодарил Майкл, и Джулия светло кивнула. Она давно не чувствовала себя так хорошо и спокойно. После она не спешит. Прогуливается по знакомым улицам, и думает о том, как прекрасно будет восстановить этот городок в первозданном виде. Без людей, которые мусорят, ездят на своих грязных машинах, это будет прекрасным уголком. Мэллори она ловит за километр от аэропорта, в каком-то отеле. Плотный густой воздух, казалось, склеивал всё внутри дешевого номера. Джулия вспоминает, каким был воздух во Франции во время революций, ощущения чем-то похожи. ― Разве тебе нравится мир, который создал Майкл? ― спрашивает ведьма, стараясь уговорить Нефилима. Джулия смотрела в ее обезумевшие глаза спокойно и холодно. По нежному лицу Мэллори катились крупные слёзы, жалобно дрожал подбородок… ― Я люблю Майкла, ― говорит она. ― И я создам мир заново, ― она подошла ближе. Смотрела тяжело, исподлобья, оценивающе. ― И я делаю это из-за того, что вы убили мою семью. Откуда-то из самых потаённых уголков души вдруг поднялась ярость, но не привычная к противнику, который, Джулия знала, не выстоит против нее, и даже не злобная, глухая ― такую ярость он испытывал впервые. Ему безумно захотелось увидеть, как ненавистная ведьма захлёбывается собственной кровью, захотелось каждой клеткой, каждым нервом ощутить ее боль, услышать ее предсмертные хрипы и рвать, рвать, рвать ее на части, наслаждаясь зрелищем. Джулия долго думает, что сделать с Мэллори. Пока они обошлись только одним мощным ударом в челюсть со стороны Джулии, и та кулём рухнула на диван. Ведьма даже не пыталась сопротивляться. Мэллори беспомощно откинул голову на спинку дивана, изо рта тонкой струйкой текла кровь. По итогу Джулия просто переносит на нее все то, что случилось с этим Майклом, и смотрит, как ведьму ломает. Глухой звук удара, хрипы, хруст. А потом сжигает останки ведьмы. Вот и все, все кончилось. Джулия прошла в ванную, чтобы смыть запекшуюся кровь и умыться. Сделав это, она внимательно посмотрела в зеркало. Можно было произнести заклятье, и заставить зеркало запомнить ее слово ― как кассету, чтобы Джулия-в-этом-времени все знала. Знала, как спасти сестру и мать, знала, как надо было обращаться с Майклом, знала все, что могло сделать мир немного лучше. Но она не так и не сказала. Неизвестно, как изменится ее жизнь, если она это скажет. Джулия не играет в игры, в которых может проиграть, а попытки изменить будущее ― именно такие игры. Когда она возвращается, Майкл сидит в кресле в комнате с пианино, где несколько дней назад слушал ее игру, и смотрит в стену невидящим взглядом. Никто не позаботился о том, чтобы убрать тела или убрать кровь, да и зачем ― если уже к следующему рассвету никого здесь не будет. Услышав ее шаги, он подрывается с места, и как был ― в разодранной одежде с кровью на лице и руках ― бросается к ней. Он прижимает Джулию к стене и целует. Неожиданно жёсткие губы жадно впились в её рот, влажный горячий язык настойчиво и властно проник внутрь. ― Ты вернулась, ― шепчет он ей в губы. Джулии не становится легче, но впервые она чувствовала себя немного лучше, чем обычно. Она улыбается. ― А ты сомневался? Майкл обводит ее щеки большим пальцем, наслаждаясь гладкостью и мягкостью ее кожи. Он прижимал её к себе и смотрел, не отрываясь, а она ласкала пальцами его лицо, в котором больше не было ни злости, ни резкости; черты расслабились, губы стали мягкими, слабыми, а в голубых глазах светилась нескрываемая нежность. ― Она отправилась в прошлое. В то прошлое, где Иветт и Дайона, очевидно, живы. Ты могла переиграть мир, оставить меня и выбрать их. Но почему ты вернулась? ― Ты знаешь почему. Я люблю тебя, Майкл, ― произносит она, осознавая, что это правильно. ― Потому что ты ― часть меня, а я ― часть тебя. ― Да, ― соглашается она, а потом кокетливо проводит по его шее ноготками. ― Что ты там говорил про неуместный прилив возбуждения? Бешеное желание мгновенно скрутило всё внутри, запульсировало внизу живота, заставило дрожать и конвульсивно двигать бёдрами навстречу мужчине. Она обвила ногами его поясницу и, застонав, принялась яростно тереться об него промежностью. В ответ на это ласковые сильные пальцы легко проникли под тонкую ластовицу белья и дальше, в скользкое горячее лоно. Джулия тяжело задышала и ещё интенсивней заработала бёдрами, а его жадные губы нашли выпирающий сквозь ткань платья сосок и, втянув его глубоко в рот, прямо вместе с тканью, принялись массировать языком. Боги… Она почувствовала, как жаркая влага хлынула из неё почти потоком. В голове помутилось, перед глазами замигали звёзды… Он не смог больше терпеть: желание билось в каждой клетке его мощного тела, выламывало суставы, огнём кипело в венах. Придерживая её одной рукой, он второй рванул молнию на и так на рваных штанах ― член, словно на пружине, выпрыгнул наружу, большой, налитый, упругий ― и рывком насадил на него возлюбленную. Она шумно выдохнула и закатила глаза. Он приподнял её за бёдра и снова опустил. Потом ещё раз… и ещё… и ещё… Сильнее… глубже… Святой ад, какая же она горячая… Жадные мышцы её лона сжались, плотными кольцами обвивая член. Ещё раз… ещё… Она вдруг закричала и забилась в конвульсиях. Её оргазм был внезапным и сильным. Но Майкл не собирался её отпускать. Он хотел её ещё сильнее, чем ночью, хотел всю и по-всякому. Сжав её обмякшее тело, он медленно опустился на пол… Какое-то время они еще молча сидели на полу. Майкл ― привалившись спиной к стене, Джулия ― на нём сверху. Он чувствовал бёдрами её влагу, она — его стекающее по животу и голым ногам семя. Через какое-то время она посмотрела на него, молча встала и протянула руку. Переодевшись, они вдвоем покидают убежище. Без костюмов или любой другие защиты, просто выходят на улицу. Джулия глубоко выдыхает. Розовато-голубой рассвет в уничтоженным мире выглядит очень иронично, но ей нравится, она довольна. Майкл говорит ей, что Дайна Стивенс уже в убежище, и Джулия чувствует себя прекрасно. ― Теперь мы можем рисовать мир, как нам угодно, ― говорит Майкл, целуя ее запястье. Джулия смеется. Свободна, наконец-то она свободна. До боли, до нервного покалывания в пальцах он хотел её. Будто и не было этой близости между ними, страстной и немного сумбурной. Так всегда бывает ― в первый раз и понять ничего не успеваешь, просто действуешь, повинуясь инстинктам. Эмоциональная сторона секса всегда была Майклу важнее физиологической и теперь, глядя на расслабленное личико своей возлюбленной, он понимал, почему. Видеть, как любимая женщина бьётся в пароксизме страсти, осознавать, что ей хорошо с тобой ― это наивысшая форма наслаждения. Джулия на несколько секунд останавливается, пораженная, смотря куда-то. Майкл тоже останавливается, и смотрит туда же, куда и его возлюбленная. Вопреки отравлению всей планеты, из-под груды мертвой почвы, на свет пробиваются робкие ростки, которые Майкл узнает мгновенно ― тисовое дерево и чертополох, тис и черт. «Скажи это. Вслух», ― вспоминает Джулия слова Майкла, и прикладывает руки к животу. Она замедлила собственную беременность, чтобы ее ребенок не родился в отравленном мире, а родился вместе с миром. ― Я беременна, Майкл. Нашу дочь будут звать Иветт. Майкл помолчал. Лэнгдон смотрел на своё маленькое счастье и не мог поверить, что это реальность, что это расслабленное красивое лицо, линия шеи, обнажённые плечи, тонкие пальцы ― не сон, не галлюцинация и не плод воспалённого воображения. Джулия всегда казалась ему недосягаемой ― и вот она здесь, она рядом, довольно улыбается. Сейчас, в сером предрассветном полумраке, она полностью принадлежала ему. Такая близкая, такая настоящая, живая, естественная… ― Хорошо. Как ты хочешь. В нашем мире будет все, как ты захочешь. Он понимал, что безнадёжно болен этой девушкой. Внутри, в области сердца, разливалось что-то горячее, трепетное, порождающее желание протянуть руку, потрогать, прижать к себе, уткнуться лицом в волосы и дышать, дышать, дышать, вдыхая полной грудью её потрясающий запах, впитывать всей кожей, закладывать на подкорку исходящие от неё флюиды миндаля, вишни и… греха. Джулия Малкахей верит Майклу Лэнгдону. Потому что он нужен ей, а она нужна ему. Потому что он часть нее, а она часть него. И тис и черт будут этому свидетелями. Джулия резко вскинула голову вверх, расправила плечи и судорожно втянула горячий, пропахший отравой воздух. Просто уму непостижимо, подумал Майкл, какая сила духа сосредоточена в этой девушке! Мироздание словно развлекалось, посылая ей всё новые и новые испытания, проверяет на прочность, а она от очередного удара судьбы не ломается, а только гнётся и снова поднимает голову, расправляет крылья, как настоящая птица Феникс. Но, в конце концов, не в этом ли была ее задача с момента ее рождения ― помочь уничтожить мир и возродить его? Дать жизнь тому, кто будет править, а не создавать? Она ― Нефилим, и в этом ее предназначение.