Тис и Черт

Джулия смотрится в зеркало. Очи у ней все в слезах, губы страданье истрескало, в сердце лишь горечь да страх. Джулия расправляет свое длинное чёрное платье-пиджак без рукавов, украшенное нитями с маленькими алмазами. «Может быть, все не потеряно? Может, свезет в этот раз?» ― Ты куда? ― спрашивает Майкл, когда она примеряет серьги из бирюзы. Ей иногда все еще снятся кошмары ― всего месяц прошел после гибели ее родных, но Джулия старается, правда старается. Майкл это видит и пытается помочь ей по мере своих сил. Но как помочь склеить разбитое сердце? Разве только не разбивать его еще больше. ― У меня свидание. ― Что? ― Лэнгдон усмехнулся, уже не как ребёнок — как мужчина, харизматичный, но самовлюблённый и немного нервный. Трагично, грустно, и тем не менее решено. Он любил её безумно. Вот именно — безумно. Ей хватило безумия на всю жизнь. ― Расслабься, Майкл, ― мягко произнесла она. Он расслабленно восхищался красотой Джулией, вместе с тем внимательно слушал ее.― Хочу с кое-кем встретиться, чтобы описать перспективы, которые сулит ему твоя победа. ― Почему сейчас? ― аккуратно спросил Майкл. В отношении Джулии он все старался делать куда спокойнее, чем раньше. Его возлюбленная подруга сходила с ума и стала совершенно непредсказуема, а значит, опасна. ― Я знаю, к кому побежит Корделия и ее свита, ― сказал Малкахей, накрутив каштановый локон на палец. ― Хочу их опередить. Может, ты и сын Сатаны, но я тоже дочь Архангела. И у меня тоже есть полезные связи. Улыбка сползла с его лица, когда он заметил, что она не смеётся и не злится в ответ. Джулия и сама видела — она удержала горе в себе, но это дорого ей стоило. И все же она оставалась очень красивой, как в лучшие свои времена, Майкл не мог этого отрицать. Лэнгдон встал и подошел к ней. Юноша обнял ее, и Джулия с удивлением отметила, насколько сильным он стал. Майкл напоминал кинжал ― он был строен, высок, и почти женственно красив, и нельзя было с первого взгляда понять, сколько силы кроется в этом тонком теле. Малкахей глубоко вздохнула и обняла его в ответ, уже со знакомым отчаянием стискивая рубашку на спине. Стук собственного сердца оглушал Антихриста, пульсировал где-то в висках и заставлял вены подрагивать во всем теле от количества циркулируемой крови. Чем ближе Джулия была, тем сильнее пробуждались все его чувства, увеличиваясь в несколько крат. Она была той, кто дополнял Майкла, идеально подходив. Он полюбил ее задолго до знакомства, сделал все, чтобы она стала его, всячески пытался добиться ее расположения. ― Возвращайся поскорее, ― прошептал Майкл, но это не прозвучало высокомерно или эгоистично. Ему предстояло учиться выражать свои эмоции и чувства правильно. Джулия улыбнулась. Руки шатенки обвили ребра Лэнгдона, словно он единственный, кому под силу удержать от неминуемого падения в пропасть. ― Да, ― тихо прошептала Джулия. Услышав самые желанные и самые значимые для него слова, Майкл наконец впустил в свои легкие воздух, тяжело вздохнув. Прикрыв глаза, склонился к темной макушке, зарылся носом в шелковые волосы, вдыхая самый родной и опьяняющий аромат. Эта Нефилим, зажатая в его объятиях, была для короля целым миром, который он до поры до времени боялся для себя открывать. *** Мерно горели свечи, и дрожащее от легкого ветерка пламя создавали причудливые тени на темно-красных обоих. Джулия не знала, чья была эта квартира ― точнее, не знала наверняка. Старая однокомнатная квартирка с дешевым ремонтом, да и весь дом был довольно чахлым, здесь давно не жили хорошие люди. Оно и понятно ― ранее на этой земле было старое кладбище, и энергия потревоженных мертвецов отгоняло непрошенных гостей, и выживали тех, кто рискнул поселиться здесь. На Джулию они же взирали с легким опасением. Не каждый день встретишь дочь Архангела Михаила, поэтому души умерших взирали с интересом, однако не спешили подходить. Мелькнула тень, и когда Джулия перевела взгляд на свободный стул за столом, тот уже таковым не был. Знакомый запах сигарет и рома заполнил пространство, как и сладковатый запах гниющих тел. ― Мне кажется, или ты связала меня? ― проговорил дух, поднимая руки, на запястьях которых посверкивала цепь. Джулия усмехнулась, и в тускло-оранжевом освещение ее зубы сверкнули идеальной белизной, точно ряд маленьких кинжалов. ― Ты невежлив, Папа, ― проворковала она. ― А как же сначала приветствие? К примеру, я начну с этого. Здравствуй, Папа Легба. Угощайся, ― Джия взмахом руки подвинула к духу чугунный горшочек, от которого шел запах мяса и каких-то сладких специй. ― В это время суток я предпочитаю фаршированных детей с красным перцем. А у насильников мясо жесткое. Папа Легба — темнокожий мужчина с неестественными коралловыми глазами, серой кожей в верхней части лица и с длинными дредами. Он носит шляпу-цилиндр с черепами на пояске и черную меховую накидку. Он жестокий садист, который честно высказывает людям в лицо свое мнение о них. Но тут он молчал, не спеша высказывать свои мысли, и Джулия знала ― чувствовала ― как он напряжен и сосредоточен. ― Ради тебя я убила, освежевала и приготовила здорового мужчину, который насиловал женщину, ― заметила Джия. На лице Легба появилась легкая, слегка заинтересованная улыбка. ― Ты получаешь вкусное мясо и темную душу, не заставляй меня жалеть. ― Дочь Архангела Михаила всегда получает то, что она хочет. Мои соболезнования по поводу матери и сестры. Передал бы им привет, да не могу ― как тебе известно, они не в моем ведомстве. ― У меня есть, кто передает приветы, я здесь не за этим, ― отрезала Джулия, и Папа Легба заметно вздрогнул. Гневить дочь Архангела опасно, один раз дух спасся от ее гнева лишь с помощью ее матери Афины, но женщина была мертва, и едва ли ей было дело до старого соратника. ― Приятного аппетита, ― кинула Джулия. У Малкахей в голосе сквозит ехидство, она наслаждается ароматом свежей крови, которая медленно подбирается к подолу её платья. ― Благодарю. Итак, наверняка, скоро со мной свяжется Королева ведьм, не так ли? И ты, очевидно, здесь чтобы просить… Джулия громко рассмеялась. Папа замолчал. У Джулии искры магии пляшут вокруг пальцев, сверкая словно бриллианты. У Джулии глаза темнее глубокой ямы, словно чистейшие черные опалы. У Джулии характер отца, за который её давно уже надо было повесить. ― Прости, мне показалось, ты сказал, «просить»? ― улыбка на алых губах гадкая, противная, искажающая прекрасное лицо, но очень вписывающаяся в ситуацию. ― О, мой дорогой, я никогда ничего не прошу. Особенно у духов вроде тебя. Я связала тебя заклятьем и вольна приказывать. Папа Легба промокнул губы дорогой кружевной салфеткой, проглотил оскорбление и откровенное пренебрежение со стороны Нефилима, но глаза поднять больше не посмел. ― Было вкусно, спасибо, ― проговорил он. ― Готовка ― этого не отнять у твоей семьи. Твоя мать, Афина, устраивала мне прекрасные ужины каждые пятьдесят лет. Вертела мной как хотела, делала, что хотела, и никогда за это не платила. Даже после смерти ее судьбе можно лишь позавидовать, ― Легба крутанул свою трость, уложив палку на колени, и откинулся спиной на стул. ― Она устроили себе и дочери кусочек Небес, в ожидание, когда старшенькая вернет их к жизни в новом мире, где будет править Антихрист. Только что это будет за мир? Ты себя не спрашивала об этом? Она в хорошем настроении, разглагольствует, пьет вино из резного кубка, на алых губах змеится усмешка. ― Когда мы только узнали про Майкла, мама сказала, то его появление было предрешено задолго до нее, и до нас, и уж тем более до тебя. Он уничтожит мир, и восстановит его из пепла. Эти миры будет похож ― мне нравится природа, нравятся животные, и Майкл милостиво подарит мне это. Ты же знаешь, что мой отец одобряет идею Апокалипсиса? ― Михаил связывался с тобой? Папа Легба не позволяет себе отвести взгляд, крутить трость, как это бывало со всеми остальными. Он сидит прямо и смотрит в глаза. Сколько раз он слышал уже эту историю? Пять? Десять? Но разве это важно, если хозяйка хочет снова насладиться победой? ― Конечно. Мы его единственные дети. Они с Люцифером хорошие братья, несмотря ни на что. Мир очистится ― огнем и кровью, восстанет из пепла. Это будет свободный мир, где каждый будет делать то, что пожелает, есть, что пожелает, трахать, кого пожелает ― и никто его за это не осудит. Богатые леса и моря, прекрасные просторы новой земли, свежий воздух ― ведь я запрещу людям уничтожать природу. Люди будут обнажены перед демонами, ангелами, каждый будет знать, что в сердце у другого. Этот мир будет необычайный, ибо сойдутся Небеса и Ад. И я буду его хозяйкой. А Майкл ― хозяином. А Люцифер и Михаил будут нашими мудрыми созидателями, ведь души, которыми они будут насыщаться, станут сильнее и… питательнее. И от твоего решения, Папа, зависит то, получишь ли ты часть в новом мире. Джулия заглядывает в уродливое, холодное, словно выточенное из мрамора, лицо, смотрит в глаза требовательно, ищуще, но не найдя ничего, кроме преданности, ухмыляется самодовольно. ― Моя милостивая Госпожа, ― произносит Папа Легба. ― Хозяйка моих решений и моих мыслей, прекрасная, ослепительная Госпожа. Королева моего дня и моей ночи, мое солнце и луна. Я ― хранитель ада в религии вуду и являюсь связующим звеном между мирами духов и людей. Если грань сотрется, что будет с моими титулами? Зачем я буду нужен? Джулия позволяет себе отклониться назад, закинуть ногу на ногу. Перебирает собственные шоколадные пряди, любуется. Снова наполняет кубок: вино густое и пряное, тягучее и сладкое, отдающее дубом и дымом. ― Я отдам тебе Африку, ― наконец говорит Нефилим. ― Целую Африку? ― Да, ― Джулия презрительно кривит губы, и самое обидное, что Легба даже проучить ее за наглость не может. Кто он, и кто она. То, что она говорит с ним и предлагает сделку, а не контракт, уже прекрасно. ― Там будут жить люди, можешь создать им любую вселенную, внушить любые мысли. Создай им нирвану, а потом врывайся в нее черным ураганом и забирай их младенцев. Целая Африка ― тебе и твоим приспешником хватит. ― А взамен, о прекрасная? ― Папа Легба не верит, что все так просто. ― Ты не пойдешь на сделку с Корделией. Чтобы она не предложила, как бы не молила, кого бы не обещала убить ― помни, я дам тебе больше. Намного больше. ― А твой благоверный согласиться на то, чтобы отдать мне Африку? ― Думаю, он не против. Ведьмы ― наша главная проблема. Папа Легба молчит. Джулия, как и ее мать, умела делать хорошие предложения. Верховная ведьма никогда не предложит больше дочери Архангела, и, собственно, дух не видит причин отказываться от такой выгодной сделки. По сути, что он теряет ― несколько ведьмовских душ? Не лучше ли отойти в сторону, чтобы потом наслаждаясь ромом и сигарами в теплой Африке? Особенно, если для Джулии Майкл воссоздаст ее в первоначальном виде. Конечно, Папа не тешил себя тем, что будет полноправным хозяином, у Нефилима и Антихриста будет много глаз, и какой-нибудь глаз будет следить и за ним. И все же… не лучше ли быть тем, кто не мешал, чем тем, кто пошел против? Предать Нефилима и Антихриста ― шаг рисковый, смертельный, и Папа знает, что проигрышный. Если ведьмы как-то исхитрятся на победу, с Джулией и Майклом произойдет тоже, что и с ее матерью и сестрой ― умрут тела, а души возродятся. Папа Легба не знал лично ни Михаила, ни Сатану, но помнил о том, что когда король древности позволил себе оскорбить одну из Нефилимов. Город и сам король сгорели в небесном огне менее, чем за сутки. И все-таки, пусть его ответ мог быть только положительным, был один вопрос, который волновал духа. Не из-за гордыни или любопытство, а просто из-за вежливого интереса. ― Ты связала меня узами покорности, я не могу сделать что-то помимо твоей воли. Зачем тебе идти со мной на сделку? ― Лучше иметь соратника, чем раба. Так мы договорились? ― Да. Но подари мне кое-что еще, будь милосердна. ― Что же? ― впервые за весь разговор в глазах Джулии мелькает интерес. ― Женщина. Давным-давно, твоя мать забрала у меня кое-кого по доброте своей, я хочу вернуть эту женщину себе. Джулия сначала щурится, не понимая, про что идет разговор, а потом ее озаряет: единственная подруга за много лет, девушка из низшего сословия, которая зачла ребёнка от неизвестного мужчины. Зачла, а потом получила богатство, бессмертные богатства. Попробовала масло на вкус, надела дорогое платье, повидала Испанию…. Прежде чем умерла в родах, произвела своего малыша-уродца на свет. Его рождение ознаменовало безумие одной из повитух, и смерть второй. Ребенок и мать были похоронены на освященной земле, такое решение приняла Дайона. Джулия тогда была слишком огорчена, и даже не спросила, зачем. Так вот значит, в чем было дело. За богатство она отдалась демону-Вуду, и он планировал получить и мать, и дитя, но Дайона была милостива, и захоронила тела вне владений Папы, а души помог спасти Михаил. ― Только если это не будут вечные муки, ― жестко сказал Джулия, и Папа покорно кивнул. ― Хорошо, ты получишь ее. К большому ужасу Джулию, она даже не помнила, как выглядела та девушка. Помнила ее ребенка-уродца, но не мать. Наверное, поэтому так легко согласилась. ― Тогда я почту за честь быть на вашей стороне, о прекраснейшая госпожа, ― глубоко поклонился демон. Джулия помнит те вязкие, тусклые недели после смерти родных, помнит ночи без сна и тянущую, голодную тоску в груди, словно не сердце там, пустота бездонная ― чем ни корми, все не впрок, помнит бьющуюся в ребра ненависть, которую, она понимала, надо прятать любой ценой, без причины, просто знала откуда-то. А потом пришел Михали, и мир наполнился смыслом, все стало легко и просто. Она научилась, как вести себя и что говорить, показала, как давать выход злу. Она сказала Папе Легба: «И ты, и я — получим свое, но делай все, как я говорю», и дух будет делать, не задавая вопросов. ― Доедай, Папа. И можешь быть свободным, ― Джулия поднялась. Папа тоже встал, ибо не гоже рабам сидеть, коли хозяин на ногах. ― Ад не ждет. И не позволяй этой Нэн болтать со своими бывшими подругами, ― Джулия кривится в улыбке, мрачной, недоброй, отставляет кубок. Смеется: все складывается как по маслу. Папа Легба не смеется, но внутри поддерживает ее. И когда она исчезает, то доедает свой поздний ужин и еще какое-то время сидит на месте, смотря туда, где недавно была новая хозяйка мира. *** Майкл сидел в кресле и читал книгу, когда Джулия тихой тенью скользнула внутрь, и недоуменно посмотрела на него своими карими глазами, и на ее губах проскользнула тонкая улыбка. Она как-то не задумывалась о том, как сильно изменились их взаимоотношения с Майклом после случившейся трагедией. Джулия тонула ― причем отчаянно и самозабвенно. Майкл же не мог позволить себе такой роскоши, ведь сам себе обещал, что будет ее опорой, хотя никогда и не верил, что такой самодостаточной девушке, какой была Джулия Малкахей, была нужна чужая опора. Но после смерти Иветт и Дайоны, его главным занятием стало протягивать руку всякий раз, когда возлюбленная уходила слишком глубоко. Кто знает, может это была лишь видимость, но Майкл действительно был идеальным парнем. Возможно, при других обстоятельствах Джулия это заметила и оценила. Оценила она это только сейчас ― Майкл ведь ее не бросил. Конечно, он не мог просто разорвать их связь, но Антихрист поддерживал девушку, помогал ей справиться с горем, и… И впервые Джулия захотела стать ведомой, а не той, которая ведет кого-то. Впервые в жизни ей захотелось, чтобы ей помогли, и Майкл с готовностью это сделал. Он делал все, чтобы вернуть Джулию к жизни, настоящей жизни. Девушка впервые подумала о том, как важно не просто позволять ему любить себя, а любить его тоже, ведь никого ближе него уже не будет, и, вероятно, не было. С Дайной и Иветт их связывала кровь, но Майкл был ее частью, как она ― его, и Джулии надо было начать относиться к этом серьезнее. ― Ты вернулась, ― облегченно сказал он, оставляя книгу и подходя ближе. Теплота в его глазах и та искра, которую почувствовали оба, зажгла в ней целое пламя. ― А ты сомневался? ― она усмехнулась и поцеловала Майкла в подбородок. Он был выше ее на полголовы. ― Почему до сих пор не спишь? ― Я больше не ребенок, за которым тебе надо следить, ― Майкл намеренно кривится, и Джулия тихо смеется. ― Я не знал, куда ты пошла, и… волновался за тебя. И даже немного… Он запнулся. ― Ревновал, ― растянув губы в хитрой улыбке, сказала девушка. Майкл вздохнул и покачал головой. Светлые волосы растрепались, а на лице Джулии застыла широкая улыбка. ― Я хочу, чтобы ты была всегда со мной, ― прошептал он, поднимая уголки губ в грустной улыбке. Он размеренно дышал, не часто моргая. Оба понимали друг друга без слов, но Майкл решил продолжить. ― Всегда, постоянно. Была рядом, поддерживала меня, любила меня. Если бы тебя не было в моей жизни, не знаю, как бы я справился. ― Я тебя тоже люблю, Майкл, ― произнесла она, но Антихрист внезапно помотал головой, наклоняясь ближе, и обжигая холодное, красивое лицо своим дыханием. ― Ты не понимаешь, как сильно я боюсь тебя потерять. Ребенком, я постоянно искал твоего внимания, твоего одобрения, а ты была так холодна. Я до сих пор боюсь, что не являюсь тем, кто тебе нужен. — Это ерунда, ― возмущенно шикнула она, и несильно ударила Антихриста в плечо. Помотав головой, Джулия обхватила подбородок Майкла пальцами, и запрокинула голову, доверчиво откидываясь на сильные, обвитые вокруг талии руки. ― Майкл, ты не понимаешь, какого мне было. Наши отцы решили, что мы должны быть вместе, и звезды сошлись над нами, однако ты был ребенком. Я не хотела привязываться к тебе, пока ты был маленьким, иначе я никогда бы не смогла видеть в тебе мужчину, ― она вздохнула. ― Но я смогла. Рядом с ним Джулия чувствовала себя защищённой, как будто находилась на своём месте. Такого с ней никогда еще не было ― всегда защищала она, но не ее, или не так. Защита семьи ― одно, но защита возлюбленного ― совсем иное. Его объятия — лучшее место в этом мире. В них хотелось быть всегда. Взгляд ее почти не выражал боли, лишь мелкий осадок, который вот-вот уляжется, освободив Нефилима от лишних переживаний. Его ледяные глаза, которые обычно не выражали никаких эмоций, смотрели на Джулию с теплотой и сожалением за свои поступки. Майкл медленно приблизил ладонь к лицу возлюбленной, будто боясь спугнуть, вскользь коснулся щеки, а потом убрал выбившуюся прядь волос, которая лезла на лицо и не была убрана заколкой. Все эмоции внутри смешивались, не давая Лэнгдону и шанса на победу. С трепетом и замиранием наблюдал за Малкахей, детально изучал ее лицо, которое было настолько близко. Жар от его ладони медленно распространялось по щеке, а во взгляде было столько теплоты, что Джулия и не ожидала. Сначала Майкл метался, не имея возможности зрением за что-то зацепиться: от глаз к губам и обратно. Однако наладив своё восприятие ситуации, стал более медленно и плавно перемещать взгляд, пока не остановился на глазах. Джулия — лучшее, что случилось с Майклом, что вообще могло с ним случится. Майкл промолчал, ведь самым красноречивым ответом стало его действие: не убрав руки с щеки шатенки, придерживал ее лицо, попрощался с идеальной осанкой, согнув спину, чтобы своими губами коснуться ее губ. Нефилим тихо охнула, когда Антихрист склонился и коснулся ее губ. Все это было словно сон, наваждение и точно происходило не с ней, но, крепче обняв его, Джулия поднялась на носочки, чтобы быть на уровне. Джулия не спешила, наслаждалась каждой секундой этого мгновения, как будто это могло прекратиться навсегда. Их поцелуй сводил с ума, заставляя бабочек в животе разлететься по всему телу, забрав в плен ласки. Джулия ещё больше стала понимать, насколько нуждалась в нем, насколько ей необходим этот прекрасный юноша — ее Антихрист. Опустив ладонь с лопаток на талию Джулии, Майкл чуть сильнее прижал ее к себе, не желая отпускать. Все его нутро тянулось к ней, вызывая жар по всему телу. Разум застилало пеленой, а перед глазами был лишь ее светлый облик. Соприкосновение их губ было не настойчивым, лишь трепетным и очень чувственным. Мягко отстранившись, Антихрист снова выпрямился, смотря на Джулию, чьи белоснежные щеки покрылись легким румянцем. *** Это случилось спустя месяца два после встречи с Папой Легба. Все шло своим чередом ― Майкл занимался, повышая свои знания, силы, Джулия помогала ему контролировать то, что не могли контролировать учителя. От Джона Генри ― как и от колдуна, который поехал в Дом-убийцу ― не было никаких новостей, но видимо никого более этого не волновало. Джулию напрягало только одно ― несколько дней назад приезжали ведьмы ― рыжая старуха Миртл Сноу и еще какая-то нелицеприятная блондинка, но что они искали, что нашли, Джия так и не поняла. Подумала, и решила оставить это на потом. Двух старух всегда можно убить щелчком пальцев. После обеда Майкл мог уйти недалеко от школы, чтобы в одиночестве потренировать свои силы, и Джулия не могла ему запретить это. Кроме того, она собиралась заняться сбором вещей ― они с Майклом нашли неплохую квартиру в Новом Орлеане, и собирались поселиться там, и девушка занималась всеми мелочами переезда. Это оказалось приятной суетой, ее роль наконец-то стала понятной. Как сказала бы мама, она стала идеальной женщиной ― умная и сильная, она была верна своему Антихриста. Шел час, второй, третий. Джулия прикидывала, как много одежды им понадобится, когда дверь открылась. ― Майкл, ты уже вернулся? ― Джулия развернулась. Дальше все произошло очень быстро. Малкахей клацнула зубами. ― Нет! Ее подхватил сильный магический поток, и в следующее мгновение стена хрустнула от соприкосновения с ней спины Нефилима. Стол опрокинулся, цветы с тарелками полетели на пол. Джулия упала на крошево битого хрусталя. ― Сука, ― медленно произнес Джон Генри, и судя по довольному выражению лица, он давно мечтал назвать так Джию. ― Надо было убить тебя раньше. Знаешь, что это? ― он большим, широким шагом пересек комнату, и сунул в лицо Нефилима деревянный кол. Джулия зашипела, и эта реакция порадовала колдуна. ― Это кол из тиса, которым была убита твоя сестра. А ты сейчас пойдешь за ней. Деликатничать он не стал ― с размаху ссадил кол прямо в спину девушки, пробивая ее насквозь. Джулия вскрикнула, захрипела, кровь потоками потекла из ушей, рта, даже уголков глаз, точно слезы. Она дернулась еще пару раз, но не прошло и десяти секунд, как Джулия Малкахей затихла. Джон Мур встал, отряхнул руки, и направился в сторону двери, собираясь сообщить Корделии Гуд о том, что опасная подружка Майкла, о которой они все переживали, больше не проблема. Она мертва, как и ее мамочка с сестрой, как и та стерва, убившая его. Его остановил смех. Сначала тихий, булькающий, а потом все нарастающий, и когда Джон Генри обернулся, Джулия уже стояла на ногах. Из ее глаз, рта и ушей текла кровь, но кажется, девушке это не мешало. Она смеялась, немного захлебываясь в собственной крови, отвратительная, ужасная… и как никогда источающая силу. ― Ублюдок, ― выплюнула она. Сквозь отвратительный звон в ушах до нее донесся тихое ругательство. Потом ― заклинание. Сначала тихое, но все нарастающее. Джулия отмахнулась от него, как от назойливой мухи, даже пальцы не обожгла. ― Думал, это сработает? ― Что? Это… это невозможно, ― лицо Джона Генри исказилось ненавистью — настоящей, искренней и незамутненной, довольно правдоподобно скрываемой раньше. Ненависть к Майклу была главной причиной происходящего сейчас кошмара. ― Почему? Потому что с моей сестрой и матерью сработало? ― завопила Джулия, и Джон Генри почувствовал, как в ней кипит ярость. Тело окатило такой ненавистью, что Джулия замерла, не зная, что с ней делать. ― О, мой милый Джон Генри. Это индивидуальное оружие. Она простерла пальцы, и тело мужчины с громким стуком ударилось о стену. Джон зашипел, а Джулия ― быстрая и неукротимая, точно пантера ― уже была рядом. Точный магический удар пришелся на его ноги, и кости с громким треском лопнули. Его всего затрясло от боли, лицо покраснело, а губы побледнели. Джулия подняла с пола кол, и сжала его в руке. Орудие убийства вспыхнуло и рассыпалось пеплом. Джулия с омерзением отряхнула ладони и посмотрела на колдуна. ― Понимаешь, природа всегда находит во всем баланс, даже если этот баланс заключается в трех растениях. Никто не может быть полностью неуязвим, какая-то маленькая погрешность все равно остается, ― движения ее были еще неловкими и дерганными, точно у припадочной больной, но она хотя бы могла двигаться, а Джон был прижат к стене ― Для моей сестры эта погрешность тисовое дерево, так ее имя переводится с католического. Моя мама, носящая при своем появление имя Афина, первое из ее имен, уязвима к оливковому дереву. Но для меня не подходит ни то, ни другое. Вам надо было искать чертополох. ― Все равно мы победим, ― сказал он, придерживая кровоточащую рану на ноге. Не зря говорят: спасение утопающих ― дело рук самих утопающих. В колдуне остался лишь животный страх, даже если смерть не страшна без возврата. Джон Генри до ужаса боялся Джулии Малкахей. Мужчина еще пытался что-то сделать, пытался вырваться из объятий смерти. Но она уже вцепилась в него своими длинными когтями и имела лицо Нефилима. Единственной живой в теле дочери Архангела Михаила. Джулия откинула голову назад и разразилась долгой, горько-насмешливым хохотом. Джон Генри продолжал цепляться за жизнь, отчаянно, по-животному. ― Нет, не победите. Быть может, Майкл действительно молод и неопытен, но я ― совсем другое дело. Я древнее самого понятия слово «колдун». Я убью тебя так, что ты не вернешься, ― пообещала Джулия Малкахей. Джон Генри посмотрел на нее, протянул руку, и голубы его зашевелились, силясь произнести заклинание. Впервые она убивала кого-то с таким удовольствием.