Золотая цепь

Вечер приближался, скоро Паора снова увидит Марке. Фалина заглянула в комнату к подруге и нашла ее на кровати, горько плачущей в подушку. ‒ Милая моя, что случилось? ‒ девушка села рядом и погладила каштановые волны мягких волос. ‒ Я люблю его, ‒ шепотом ответила Паора. ‒ Люблю так, что готова остаться здесь навсегда, научиться готовить, стирать, вести хозяйство, родить ему целую ораву ребятишек... Но они мне не позволят, я знаю... Под этим «они» дочь диктатора, конечно, воспринимала всех людей кроме самого Марке и лучшей подруги. Ведь вся система была против их любви. Фалине нечем было утешить Паору, не было способа спасти ее от разбитого сердца. ‒ Хочешь, я буду плакать вместе с тобой? ‒ девушка легла рядом и крепко обняла несчастную влюбленную. ‒ Нет, скажи мне, что я не права! ‒ рыдания усилились. ‒ Я могу сказать, что угодно, чтобы тебя стало легче, но ты же знаешь, что это не правда! ‒ неожиданно твердо ответила Фалина, так что подруга удивленно подняла на нее глаза, такого от черноволосой нежной красавицы никто не мог ожидать. ‒ Знаю, поэтому мне и плохо! ‒ Паора уткнулась в плечо Фалины, пытаясь унять рыдания. В этот вечер Марке пришлось ждать дочь диктатора дольше, чем обычно, потому что приводить ее в чувство пришлось довольно долго. Она пришла бледная и усталая, с печальным взглядом. От Марке это не укрылось, и сердце его защемило. Отец разрешил ему провести с Паорой последнюю ночь, попрощаться, одну, но не больше. Вчера парень отдал ей всего себя без остатка, стараясь принести максимальное удовольствие, словно просил прощения за то, что собирался сделать. Его душа рвалась на две половины, одна верила словам отца, другая так любила, что неспособна была заботиться о ком-то кроме любимой. ‒ Я хочу показать тебе сегодня одно место, тебе там обязательно понравится, ‒ стараясь говорить с максимально возможным энтузиазмом начал Марке, после приветственного поцелуя. Парня удивил ее вид, словно она все знала заранее. ‒ Что я увижу? ‒ Паора покорно взяла его за руку и пошла следом. ‒ Древний храм, очень красивый! Он был построен задолго до войны, за несколько столетий! По пути Марке старательно рассказывал все, что знал про святилище своего народа и его использование до войны, а благодаря отцу знал он не мало, но старательно обходил все касающееся времени после победы Асана Крена. Паора слушала его, стараясь концентрироваться на его истории, а не на собственных грустных мыслях и настроение у нее поднималось, ведь Марке был рядом, крепко держал ее за руку и улыбался. Путь был долгим. Когда девушка уже устала и хотела попросить о привале, она увидела огромный костер, а за ним величественное здание, ветхое. Но все еще впечатляющее. У огня она увидела Жи, и близнецов Перка с Дуду, и многих людей, которых она знала только в лицо, и тех, кого видела впервые. Смуглые и чернокожие, темноглазые, со странной алчностью в глазах, в которых отражались языки огня. Они странно смотрели на пришедших. Паора испуганно попятилась обратно в тень. Ей не хотелось присоединяться к этим людям. Все было совсем не так, как в ее первый день в саванне, не весело. От этой компании не веяло дружелюбием. ‒ Что здесь происходит? ‒ испуганно пискнула девушка. От собравшихся отделился сморщенный старик с большим зазубренным и тусклым ножом в руках. В его взгляде горел настоящий фанатизм, бешенный и жадный. ‒ Марке, мне страшно, ‒ Паора чуть не перешла на визг. ‒ Тише, не бойся, подойди к папе... ‒ Твой отец? ‒ почему-то это не успокоило ее, а напугало еще больше, ведь сын не пойдет против отца, а значит, у нее нет ни одного защитника. Марке подтолкнул Паору вперед. На нее тут же накинулись Перк и Дуду, скрутили ей руки за спиной и связали. Старик улыбался, от чего становилось жутко. ‒ Марке, помоги мне! ‒ словно утопающий она молила о помощи, но услышать ее было некому. ‒ Он не поможет, ‒ произнес жрец со странным гортанным акцентом. ‒ Он выполнил свой долг ‒ привел тебя сюда! Только тут Паора поняла, что ее предали. И стало вдруг спокойно и безразлично. В груди разверзлась пустота, поглощая все, что раньше казалось таким важным. Марке стоял, опустив руки, как-то поникнув весь, и смотрел на девушку, которую любил глазами полными боли. Он не знал правильно ли поступил, но отлично понимал, что какое решение бы не принял, раскаивался бы всю жизнь.