Семья Нара

Когда Темари было десять, она сражалась за свою жизнь в пустыне, оставляя кровавые следы позади, её взгляд затуманился истощением и болью, и она задавалась вопросом, станет ли жизнь когда-нибудь лучше. Когда ей было двенадцать, она жила в постоянном страхе перед братом, который может слететь с катушек и убить её, не задумываясь. Девочка должна была жить изо дня в день в безумной настороженности, никогда не теряя бдительности, никогда не расслабляясь, никогда не имея и минуты покоя. И она задавалась вопросом, избавится ли когда-либо от необходимости оглядываться через плечо в своем собственном доме. Когда ей было пятнадцать, мир перевернулся, и всё стало по-другому. Ей не нужно было бояться каждую секунду, ей не нужно было закрывать глаза ночью, задаваясь вопросом, сможет ли она когда-нибудь открыть их снова. Пустыня всё ещё была суровой, а жизнь всё ещё тяжелой, и она не убегала бы от испытаний, но изменения заставили её думать, что, возможно, всё станет лучше. Может быть, всё изменится. И когда она видела семьи, играющие так беззаботно и бесстрашно, то задавалась вопросом, будет ли это когда-нибудь у неё. Будет ли когда-нибудь такой момент в жизни, когда не будет ни страха, ни беспокойства, ничего, кроме мира рядом с самыми важными людьми в её жизни. Но такие моменты не принадлежат людям, как она, и девушка отбросила эту мысль, похоронила необходимость в ней в глубине души, боролась на войне и сражалась за выживание и игнорировала идею о том, что покой когда-либо будет под правом выбора. Она задавалась вопросом, как они пришли к тому, где были сейчас. Потому что теперь жизнь была такой спокойной, такой простой. Теперь у жизни было солнце, садящееся за кухней, когда она смотрела в окно и прекращала мыть посуду, потому что слишком наслаждалась видом. И ей не нужно было оглядываться через плечо, потому что там не было никакой опасности, и в любом случае она знала, что он смотрит на неё, потому что всегда так делал, когда Темари стояла, и у него был шанс просто посмотреть. — Ты рано дома, — сказала она в конце концов, не сводя глаз с леса снаружи. Птица пронзительно вскрикнула, деревья мягко покачивались, и солнце было тёплым, касаясь её тела. — Думал, ты не будешь возражать против компании, — он подошёл ближе, положил подбородок ей на плечо, глубоко вздохнул и обнял её за талию. — О чём ты думаешь? Жизнь. Покой. Мы. Будущее. Любовь. Мир. — Ни о чём. Он не стал больше давить, просто уткнулся носом в её плечо. Она удивлялась тому, что кто-то, стоящий за спиной, не приводил её в бешеную ярость из-за самосохранения, не заставил её резко развернуться и сражаться, словно демон. Не разбудил никаких негативных эмоций вообще. Сколько лет понадобилось, чтобы добраться до этой точки? Она не считала, но знала, что много. Шикамару крепче сжал её, и она почувствовала, что он собирается что-то спросить. Он ничего не сделал, кроме как вздохнул, прежде чем по дому раздался крик. — Папа! Шикамару вздохнул, тяжело прислонившись к Темари. Она тихо фыркнула. — Он будет спать через час. — И я тоже, — Шикамару поцеловал её в шею и обернулся. — Что случилось, Шикадай? Шикадай пришел на кухню нахмурившимся и с горсткой бумаг, его волосы были небрежно завязаны на одну сторону. — Мне нужна помощь. Темари тоже обернулась, сузив глаза, когда Шикадай с драматическим вздохом хлопнул своими бумагами по кухонному столу. Он умоляюще посмотрел на отца. — Я в тупике. — Что ты делаешь? — Шикамару подошёл к столу. — Алгебру, — ответил Шикадай, пожав плечами. Когда Шикамару моргнул в ответ, он несколько отрывисто объяснил: — Шино-сенсей говорит, что если я сделаю это к завтрашнему дню, он разрешит мне спать в классе. Шикамару сел, а Шикадай вместо того, чтобы сесть рядом, предпочёл взобраться на колени к отцу. Он поёрзал, принимая удобную позу, выглядя самодовольным, когда отец обнял его за плечи. — Алгебра? — Это не классная работа. Дополнительная, — Шикадай объяснил, раскладывая бумаги.  — Остальная часть класса глупа и им нужна вечность, чтобы понять что-то. Шино-сенсей говорит, что я не могу спать, если не буду решать более сложные задания. Я закончил все классные работы. Это было легко, — он шмыгнул носом. — Но я застрял здесь, — он указал на конкретную проблему. — И мне не разрешают пользоваться калькулятором, потому что это читерство. — Использование твоего отца — то же самое, что и использование калькулятора, — заметила Темари. Шикадай взглянул на неё. — Это не то же самое, потому что он покажет мне, как это сделать. — В чём проблема? — спросил Шикамару, сдувая волосы Шикадая, чтобы он мог заглянуть на стол через его голову. — Я не знаю, как сделать вот это. Я закончил другие, — Шикадай выбрал страницу с различными небрежными записями. — Я пытался решить это, но не уверен, как. Шикамару вздохнул. — Шино знает, что тебе восемь лет? Это выше твоего уровня. — Очевидно, мне нужно бросить вызов самому себе, — повторил за учителем Шикадай. — Потому что я ленивый. — Ну, — подумал Шикамару. — Шино не ошибается, — он потёр глаза. — Хорошо, покажи мне, что ты пытался сделать, и скажи мне, почему. Когда Шикадай начал неполное, неуверенное объяснение, Темари прислонилась к стойке и просто наблюдала за ним. Наблюдала за своим сыном — и иногда она всё ещё не могла уложить это в голове, потому что никогда не думала, что у неё он будет — как мальчик неуверенно подбирал слова, падая обратно на грудь Шикамару, когда не был уверен, что делать дальше. Шикамару терпеливо слушал, как Шикадай пытался разобраться в том, что говорил, иногда вставляя полезный намек, но в основном поощряя Шикадая самому разобраться. А Темари наблюдала, с солнцем на спине и с семьёй перед ней, и задавалась вопросом, как жизнь закрутилась так, позволив ей иметь столь много. Как она превратилась из угрюмого, злого ребёнка в кого-то, у кого был любящий муж и умный сын? Каждый шаг, каждый выбор привёл к этому. От всего страха и всех войн до этого конкретного момента. Этого нежного, исключительного момента. Это моё, — удивилась она. Этот момент, эта жизнь, эти мальчики. Они мои. Мысль оборвалась красиво и ужасно, настолько изысканно, что даже больно. Она почувствовала, как у неё сжалось горло, и скрестила руки на животе. Слишком много эмоций нахлынуло сразу, слишком много, чтобы с ними справиться, и она попыталась проглотить их. Шикамару взглянул на нее, его тёмные глаза смотрели проникновенно, пытаясь увидеть, что она чувствует, и, даже пока Шикадай болтал, он улыбнулся ей, ласково улыбнулся. Она повернулась, чтобы покинуть кухню, вышла через заднюю дверь, встала на крыльцо и уставилась на лес. Насколько легко было бы упустить всё это? Одно неверное движение, одно другое решение, и вся эта жизнь могла пройти мимо неё. Если бы хоть что-то изменилось, Темари бы пропустила всё — всю любовь, и все ленивые утренние поцелуи, и все поздние ночные разговоры, и все воспоминания и красоту, которые пришли с семьёй. Она могла бы провести жизнь в одиночестве, могла бы потратить её, никогда не зная, каково это — любить кого-то больше, чем свою жизнь, душу и сердце, она могла бы работать всю жизнь шиноби, никогда не думая дважды о самоубийстве, никогда не заботясь о ком-либо ещё в мире, никогда не услышав первых слов Шикадая и не увидев, как он моргает этими великолепными нефритовыми глазами. Чувства снова забурлили, слишком много, чтобы сосчитать, и слишком сильные, чтобы их игнорировать. Она поднесла одну руку ко рту, как будто душа их. Потерять всё это — солнечный свет, лес, её мужа, сына — было бы так легко. Так легко. Потому что добиться этого было тяжело и трудно, это было испытанием, превосходящим всё то, что она могла себе представить. И если получить все это было так тяжело, то, разумеется, потерять было бы легко. Пропустить было бы легко. Вся её жизнь могла бы пойти в другом направлении так же легко, как ветер тянул листок в свои объятия. — Ты в порядке? — тёплая рука накрыла её запястье, отрывая руку ото рта. Шикамару тепло прижался к её спине. — Да. — Ты не выглядишь на «в порядке», — он мягко повернул её, выражение его лица было обеспокоенным. И она так и не научилась скрывать от него что-то. Он вытаскивал все её мысли и внутренние страхи одним взглядом, и у неё никогда не было ничего, что ей нужно было, чтобы скрыть что-то от него. И много лет назад Темари никогда бы не поверила, что когда-нибудь будет кто-то такой, кто на самом деле будет заботиться, кто захочет знать, как она себя чувствует, и захочет помочь. — Мы могли бы никогда не случиться. Этого никогда могло и не быть. Подумай об этом, нет причин, по которым мы вместе. Мы могли бы так же легко пойти разными путями, — она опустила голову вперед, лоб на его грудь, и он обнял её. Его объятия были знакомы и утешительны и сделали весь мир теплым и безопасным. Его чуткое присутствие заставляло её чувствовать себя одновременно уязвимой и защищённой. Чёрт его побери, он всегда знал, как заставить её чувствовать себя хуже или лучше. Она поддалась накатившим эмоциям и тихо всхлипнула на его рубашку. Даже это казалось невозможным далёким сном, когда она была упрямым безрассудным подростком, который умрёт, прежде чем позволить себе проявить слабость рядом с кем-либо. Шикамару ничего не сказал. Он тихо обнял ее, дожидаясь, пока она снова успокоится, и спросил: — Ты снова не беременна, правда? — Нет. — Просто проверяю, — одна из его рук приблизилась к её волосам и мягко потянула их так, как ей нравилось. — Обычно ты не такая эмоциональная. — Я могу быть всем, что мне нравится, придурок. — Ах, так лучше. Это снова ты! — он поцеловал её в волосы. — Разве Шикадай не нуждается в твоей помощи? — Он справляется. Она слегка отстранилась, немного смущённая осознанием того, что сделала. Особенно когда не было причин — всё было хорошо. Всё было идеально. Жизнь была идеальной, и это немного ошеломляло. Из дома раздался жалобный вопль. — Папа! Застрял снова! Шикамару тихо фыркнул, поднимая руку, чтобы стереть с глаз Темари оставшуюся слезу. — Идёшь внутрь? — Нет, — она покачала головой. — Я останусь здесь немного дольше. — Ладно, — он потянул её за волосы в последний раз. — Ты знаешь, где меня найти. Конечно, она знала, где его найти. Она потратила годы своей жизни, пытаясь добраться до него. Пытаясь найти способ заставить всё работать, пытаясь объединить две жизни в одну. Пытаясь найти баланс, пытаясь добраться от того, с чего она начала, до того места, где она была сейчас. Но она сделала это. Они сделали это. Они каким-то образом, несмотря ни на что, оказались здесь, сейчас, вместе, и несколько дней она едва могла в это поверить. На столе рядом с её кроватью были цветы. — Ты подарил мне цветы? — Темари спросила, моргая в сторону дверного проёма. — Ино убила бы меня, если бы я этого не сделал, — пожал плечами Шикамару. Он распустил волосы, быстро встряхнув их, и плюхнулся в кровать. — Это правда, — Темари начала изучать цветы. Розы и тюльпаны, и она понятия не имела, что ещё, но зная Ино, они все значили что-то важное. Она слегка коснулась нескольких лепестков. — Шикадай спит? — Да, — Шикамару сам выглядел близким к засыпанию. Он заставил открыться глаза, чтобы посмотреть на нее. — Ты уверена, что у тебя всё в порядке? — Я в порядке, — оставив цветы, она забралась на кровать рядом с ним. Затем он улыбнулся, наконец довольный, и позволил своим глазам закрыться. — Я знаю, что должен быть романтичным или что-то в этом роде, но я собираюсь заснуть через минуту, так что, может быть, завтра вечером… Она слегка фыркнула, но её это не раздражало. Он много работал, она это понимала. У неё было то, что сама Темари хотела — он, и время, и остаток всей их жизни. Шикамару легко отключился, но сон не приходил к ней. Не со всеми её мыслями и эмоциональными переживаниями. Не со всеми её вопросами, со всеми тогда и сейчас. Она смотрела в потолок. Она задавалась вопросом, будет ли будущее таким же сладким, как настоящее, если всё будет продолжаться так, как было. От борьбы за выживание к каждому дню здесь. От сна в одиночестве к каждой ночи здесь. От войны и невзгод к моментам здесь. Здесь, с Шикамару крепко спящим рядом с ней, и Шикадаем в своей комнате, храпящем во сне. Здесь, где жизнь была спокойной и безмятежной, и над ней не висело ужасных угроз. Здесь с удовлетворением обосновавшимся в её груди и спокойствием в сердце. Все чувства возвращались, все те, которые она так усердно подавляла в течение многих лет, пока Шикамару — даже не подозревая об этом — разрушил каждую стену и каждую защиту, и вдруг она почувствовала слишком много и никогда не сожалела об этом. Здесь она была. И, может быть, она знала, что это будет то, где она окажется, может быть, какая-то часть её жаждала этой лучшей жизни, и именно поэтому Темари не сдалась. Вот почему она, шатаясь, боролась в детстве, поэтому упрямилась и работала на износ ради всего, чего хотела. Вот почему она не сдалась, потому что её ждало будущее. Теперь будущее стало настоящим, и её место было здесь и сейчас, и эта ясность потрясла её. Она подкатилась к нему, ворвалась в его пространство, в его тепло и запах. Автоматически он обнял её. — Шикамару? — прошептала она, оставаясь близко к нему. — Хм? — он сказал неотчётливо. — Скажи это снова. — Разве ты не слышала этого достаточно сегодня утром? — ответил сонно. Он даже не удосужился открыть глаза, просто обвил руки вокруг неё сильнее, крепко обняв. Он дышал в её волосы. Но она хотела услышать это снова. Хотела услышать это десятки раз, потому что в некоторые дни это всё ещё казалось нереальным. Иногда казалось, что это неправда, как будто им не удалось добраться туда, где они сейчас находятся. — Нет. Мужчина тяжело вздохнул, горячо дыша ей в голову. — Прекрасная, проблемная женщина. Она почувствовала, как он немного сдвинулся, прижимая её к своему телу, проводя по её спине расплывчатым кругом одним большим пальцем. — С годовщиной.