***
Совещание длится отчего-то очень долго, около двух с половиной часов. Аня сидит в кабинете, уткнувшись лицом в монитор с важными таблицами и радарами, и сучит ногами под столешницей. Резкий хлопок двери и четкая дробь шагов отрывают ее от своего дела — Валентин входит в помещение с, кажется, еще более увесистой пачкой бумажек в руках. Аня подскакивает с места, подрываясь то ли по военной выправке, то ли от желания помочь. Лебедев на это только отмахивается рукой, мол, сиди ты. Анна жмет плечами, но к столу подходит. Лебедев усаживается и опускает голову на руки, пытаясь скрыть синеву — нет, черноту — под глазами. Он устал, хочет спать. Анна опирается двумя руками на стол, поднимая двумя пальцами за подбородок голову Валентина так, чтобы он мог ее видеть, и, Господи, она решается на это очень долго, потому что никогда еще прежде не брала инициативу в свои руки в их «отношениях», легко целует его в уголок губ, выражая свою заботу и поддержку. Лебедев заметно расслабляется, но морщинки с его лица не сходят — Аня даже прикасается к ним пальцами, будто бы разглаживая, но… Работа делает свое дело, и Лебедев все еще остается напряженным. — Может, тебе отгул взять? Две командировки подряд — это не здорово, — Аня говорит твердо, но с такой теплой интонацией, будто заботливая мать или жена его успокаивает. — И как я это все оставлю? — А я на что? -она вопросительно расставляет руки в стороны, поднимая брови. — Я твой помощник. Это мои обязанности. — Да ладно тебе, брось. Не в первой мне, — он откидывается назад и разминает шею. — Тебя закинуть домой вечером? «Да ладно, мои молитвы были услышаны, и ему дадут хотя бы веером уйти относительно вовремя» — Аня тут начинает улыбаться от уха до уха. — Тебя отпустят пораньше? — ну вдруг нет? — Да, должны отпустить в шесть. Я надеюсь. Обещал Юле устроить прогулку с собакой и с ней, — он осекается, словно не хочет посвящать Анну в свои семейные проблемы, однако она очень хорошо его понимает и просто кладет руку на плечо в успокаивающем жесте.***
Ровно в шесть вечера до жути пунктуальный Валентин Юрьевич встает из-за стола, сначала складывая ровной стопочкой все нужные бумаги, а затем убирая их в свой портфель. Аня отводит взгляд, вспоминая, как некоторое время назад просто спихнула широким движением руки все со стола, даже не позаботившись о сохранности документов. Становится капельку стыдно. Лебедев выпускает ее из кабинета, закрывая дверь за собой. Они спускаются на нужный им нулевой этаж, и… Судьба неблагосклонна к ним. Через широкий холл министерства пересекает четкими шагами один из командующих пилотами ВВС. Ане хочется поскорее смыться, утащив за собой и Валентина, чтобы этот солдат до них не добрался, но… Это только мечты. Полковник подходит, отдает честь и чеканит: — Здравия желаю, товарищ генерал! Там самолеты пришли новые в полк, Вы нужны, товарищ генерал, — заводит свою шарманку из «товарищ генерал». — А своих у вас что, мало? Где генерал? — Лебедева ситуация раздражает сильно, и ему, точно как и Ане, хочется смыться со службы, чтобы, желательно, не заметили. — Валентин Юрьевич, так он же в больнице. Некому больше, — молодой полковник во все глаза смотрит на Валентина, со страхом, и стараясь не отводить их в сторону. И есть почему: Лебедев багровеет прямо на глазах, сводя брови к переносице и сжимая и разжимая кулаки. Анину душу в это время поедает чувство такого огромного разочарования от жестокой действительности, что она уходит в свои тяжелые думы, поджимая алые губки. — Черт… — он шипит гортанно, и пришлый полковник незаметно сглатывает. — Ань… на, — чуть было не раскалывается Лебедев, но тут же исправляется, — Вас может отвезти служебная машина. Идите, товарищ полковник, я догоню, — последний кивает и пулей убегает в сторону служебного выхода. — Ань, прости меня, пожалуйста. Я… должен идти. Если хочешь, я могу отпроситься пораньше, попробовать во всяком случае, и… — Не надо, — до ужаса понимающим голосом отзывается девушка и проникновенно смотрит ему в глаза, — я дойду сама, прогуляюсь, — легкую обиду — даже не совсем так, скорее разочарование — в голосе скрыть не удается, но глаза ее голубые остаются по прежнему добрыми и неравнодушными. Вид у Лебедева сейчас такой виноватый, а глаза — такие грустные, что все анины сомнения разлетаются мелкими осколками. Она улыбается. — Валентин, я тоже здесь служу. Я понимаю, — и генералу вроде становится легче, ненамного, конечно, но легче. — Спасибо, — он очень хочет обнять, но обстановка не располагает к этому, уж точно. — И послушай, я могу побыть вне этих стен просто Валей? — О… можешь, конечно можешь, — она краснеет очень сильно и опускает глаза в пол. — Ну все, тебя там ждут уже, сейчас ведь придет. Пока, — она напоследок незаметно для окружающих улыбается и разворачивается, уходя из здания. — Пока…***
Ане не хочется брать такси или ехать на метро: погода в октябре так радует, нет ни дождей, ни туч, ни сырости, только солнце и голубое небо. Она идет пешком вдоль живописных проспектов Москвы прямо в форменном кителе, несет в руках пальто, потому что неожиданно солнце к шести вечера разогрело до сентябрьских температур. Щурит глаза от солнечного света, вдыхает ароматы осени. Вход в один из парков недалеко от места работы заставляет Аню непременно зайти туда. Кроны высоких деревьев так свешиваются, что образуют собой некий коридор, куда солнце попадает только местами, делая из асфальта настоящего пятнистого далматинца. Аня идет так медленно и размеренно, не замечая никого вокруг и не забивая головы тяжелыми и ненужными мыслями. — Анька! Павлова! Да ла-а-адно! — какой-то парень орет через всю аллею, раскидывая руки в стороны и несясь вперед. — Сколько лет, сколько зим мы не виделись? Со школы еще! — Даня, да ну тебя, это ж не ты. Куда делся блондинистый очкарик с первой парты? — Аня тоже смеется во весь голос, обнимая за шею бывшего одноклассника. — Ну, все люди меняются, — он хлопает по лысой и блестящей макушке рукой. — Зато свежо! Ты-то у нас кто, дай погончики посмотреть а? Ах, майор, — он уважающе дергает уголками рта, — почетно. По стопам отца пошла? — Как видишь, — Даня, пацан из обычной школы военного городка, просидевший всю жизнь у Ани перед носом, стоит вот здесь, такой рослый, лысый и взрослый. — Слушай, а давай, раз увиделись, то выпьем кофе с пирожными в ближайшей кафешке, а? Или ты у нас на диете сидишь? — Нет, не сижу. Но я в форме… Хотя, давай. Нужно развеяться! — Аня машет рукой на свой внешний вид, и они идут усаживаться в кафе напротив парка.***
Валентин возвращается домой к семи вечера, как можно быстрее отделавшись от назойливых пилотов с их самолетами. Дело действительно было важное, и в обычной ситуации он бы не отказал, но Аня… Он ей пообещал и не сдержал этого обещания. Не по-мужски. Но она так выразительно смотрела на него своими синими омутами, что душа мгновенно успокаивалась. Человек понимает. Хоть кто-то наконец-таки понимает. Лебедев кладет ключи на тумбочку, окликивая собаку. Чарра с трудом поднимает свою старенькую тушу с лежанки и глядит на генерала черными глазками. «Сейчас пойдем, моя хорошая, сейчас» — Валентин почесывает собаку за ушком, и идет к себе в комнату, чтобы сменить форму на спортивный костюм. По дороге заглядывает к Юле, которая на звук уже высовывает нос из спальни. Бредет к отцу, обнимает, предлагает поесть. Лебедев машет отрицательно головой и указывает на Чарру. Юля уже гуляла с ней утром, но потом укатила на учебу, Валентин на работу — и собака остается без прогулки на целый день. Старая, усталая собака несет в зубах ошейник, склоняя голову набок. Они выходят из квартиры буквально через пять минут. Чарра бежит так быстро и радостно настолько, насколько она может в силу своих нажитых восемнадцати лет. Юлька семенит следом, оттягивая на себя поводок, и собака недовольно скрипит зубами, скребет когтями — хочет скорее оказаться на улице. Процессию замыкает Лебедев-старший, мысленно сетующий на желание дочери спуститься вниз по лестнице, а не на лифте. Бабушки, копошащиеся в дворовых клумбах и избавляющие их от сорняков, удивленно поднимают головы, когда видят всегда одетого в отутюженную форму генерал-лейтенанта в потертом спортивном костюме и кроссовках. Чарра так и рвется вперед, и Юля спускает ее с поводка, отходит назад и берет отца под локоть. Валентин забывает, как дышать и боится снова вспомнить: не дай Высшим силам спугнуть настроение дочери. Происходящее сейчас — что-то из области фантастики. За последние пять лет они оба стали относится друг к другу совсем иначе, но это еще не означало до этого момента, что Юля будет вот так идти под руку вместе с ним по улице. Получается они теперь снова семья? Отец и дочь. — Папа, — кажется, до Лебедева не сразу долетает голос дочки, — ты меня слышишь? — точно. Валентин кивает в ответ и переводит глаза на Юлю. — Пятый раз уже зову, все никак дозваться не могу. Ты почему такой задумчивый? Случилось что? — Устал я, Юлечка, устал, — Юлька смотрит на статный профиль отца, отвернувшегося на Чарру, семенящую впереди, и тяжело вздыхает. Она дергает отца за рукав, привлекая на себя внимание. — Может, тебе отпуск взять? Смотаешься куда-нибудь, отдохнешь. У тебя по выслуге лет, полагаю, накопилось приличное количество дней, — почему Валентин упустил момент, когда Юля из взбалмошного наивного подростка превратилась в молодую рассудительную женщину. На смену ее поспешным выводам, пришли обдуманные серьезные решения, и отец удивленно и с гордостью глядит на нее. — Знаешь, ты не первая, кто мне об этом говорит, — они переходят из двора во двор, снова и снова сворачивая по извилистым тротуарам, аккуратно вымощенным плиткой, а Чарра все никак не нагуляется. — Так может, надо прислушаться, пап? — дочь поднимает брови и хлопает глаза. И не отвертишься же от нее. Валентин обещает подумать и поспрашивать у себя на службе про отпуск. Отец с дочерью проходят один из дворов, который кажется смутно знакомым, и Юлька пробегает вперед за собакой, потрясывая поводком, чтобы ее пристегнуть. Валентин не спешит ее догнать, спокойно гуляя за ней. — Ой, смотри, Аня! — Юля заставляет поднять взгляд и… сжать кулаки в ревностном жесте. Он ее видит… С ним, с этим, кто он вообще? Они до подъезда доходят, этот недоносок ее вдруг обнимает и в щеку целует, дверь держит, пропуская. На душе так липко становится. Кто он, этот юнец, так и вьющийся вокруг его Ани? Только его! «Что он себе возомнил… Какое право имеет забирать ее у меня?!» — Давай окликнем? — ох, Юля-Юля, не замечаешь ты совсем, как с лица твоего отца сползают все краски, а на шее проступают вены. — Не надо. Видишь, она там с… кем-то, — титанических усилий стоит Лебедеву не подбежать сейчас и не оторвать голову этому… слов нет какому молодому человеку, который уже успевает завести Аню в подъезд и идет сейчас с довольным лицом — «Рожу бы ему начистить» думается Лебедеву — покручивая кепкой в руке. — Видишь, они в подъезд зашли. — Пап, все хорошо? — она обеспокоенно интересуется. — Да, Юль, все… просто отлично!***
Когда Аня не обнаруживает на своем месте Валентина, то начинает не на шутку волноваться. Но он не приходит ни через час, ни через два, ни даже через три… Она спускается к КПП, уточняет, не отмечался ли Валентин Юрьевич сегодня. Охранник только машет головой отрицательно, что, мол, не было товарища генерала сегодня. Аня набирает раз за разом знакомый номер, но металлический голос в трубке на каждый звонок отвечает совершенно одинаково — «абонент недоступен». И все тут. Тогда она звонит Юле, но и здесь на другой стороне провода ее никто не ждет. Лебедева-младшая только через долгих полчаса скидывает смс о своей практике за городом — приехать не сможет, а связь ужасная. Анна возвращается в кабинет, хватается за голову и опускается на стул, изо всех сил держа в себе рвущуюся наружу панику. Вопросов становится все больше…