***
Она распахнула глаза и сделал вдох только тогда, когда поняла, что кто-то сжимает ее ладонь. В ушах дикий звон. Такой громкий. Микаса приоткрыла истерзанные губы, стараясь втянуть больше воздуха, но грудь сдавила резкая боль. Ее гнет пополам. Кажется она обо что-то ударяется лбом. Это немного приводит в себя. Но Аккерман все ещё не может дышать. Сердце прыгает до самой глотки, все пульсирует, плывет. Она ничего не видит. Дайте ей увидеть. Веки тяжело опускаются. Темнота. Такая пугающая, черная. Черная-черная. В голове проскочила мысль: "А вдруг меня нет? Совсем-совсем нет..." Уста беззвучно шевелятся, зовут кого-то. Микаса не слышит свой голос. Горло срывается криком. Она прикрывает рукой рот, прикусывая палец. Язык обжёг терпкий вкус собственной крови. Какое-то шевеление сбоку заставило ее затихнуть. Мягкие губы на щеках. Теплый и влажный язык, слизывающий с ее щек слезы. Успокаивающие прикосновения. Микаса снова провалилась в тревожное беспамятство.***
Леви проснулся от девичьего пронзительного крика. Его сокровище... Она кричала, билась в истерике. Ошарашенный, он не смог ничего предпринять. Появился лишь слабый порыв зацеловать ее искореженное гримасой личико, как в детстве делала его мама, когда Ривай просыпался от очередного ночного кошмара. Сразу же после этого Микаса затихла. Аккерман уснуть больше не смог. Сидел рядом. Дежурил. Гладил смольные волосы, трогал влажный лоб, проверяя температуру. — Моя девочка, сколько всего ты натерпелась за эти дни... — Дрожащий шепот. Он корил себя. Чувствовал разрывающую грудь вину и продолжал покрывать невесомыми поцелуями холодные ладошки. Леви больше не допустит подобного. Никому, даже себе, не позволит причинить ей боль. Будет оберегать от любого зла. Будет дарить щемящую нежность. Будет... любить... Капитан резко вдохнул. Голова закружилась. Любовь? Внезапная мысль оглушила его, выбила воздух ударом поддых. Весь кабинет как-то резко потемнел и поплыл. В горле пересохло. — К-Капитан? — Слабы голос привел его в чувства. Стеклянный взгляд уткнулся в болезненное лицо напротив. — Воды? Микаса слабо кивнула, в попытках приподняться на дрожащих руках, но плечо скрутило резкой болью. Леви подхватился, сразу же заботливо усаживая ослабшую девушку. Графин. Стакан. Вода. Он делал все на автомате, погружаясь в полностью опустевшее сознание. Девушка порывалась сама взять кружку, но Ривай не позволил. Сам поднес его к дрожащим губам, позволяя сделать пару глотков. — Много не пей. Может стать плохо. Мужчина опустился обратно на пол. Он не знал, что сказать, спросить. Она тоже молчала, перебирая пальчиками край рубашки. Микаса помнила признание Эрена. Помнила поцелуй. Помнила, как потеряла сознание. Но не могла понять одного: как она здесь оказалась. — Почему я тут? — Говорить тяжело. От крика болело сорванное горло. Никакой реакции. Будто сказала в пустоту. Будто сейчас находилась абсолютно одна и задавала вопрос самой себе. В голову ударила мысль о том, что Райвель видел. Видел, как ее целовал Йегер. Щеки резво заалели в стыде. Сдавленный звук вырвался против воли. Глаза забегали по стенам. Волнение окатило с ног до головы. Леви снова взял ее руку в свою. Микаса против воли вздрогнула. — Прости. Извинение далось тяжело. Аккерман никогда ни перед кем не извинялся. Просто слово, вязало язык, как терпкое вино. Он потянулся за сигаретами, лежащими в кармане формы. Достал одну. Раскурил с наслаждением. Кажется, это переросло в дрянную привычку. — Я не должен был пытаться отстраниться от тебя. — Длинная пауза на затяжку. — Из-за моей ошибки ты пострадала. Протяжное и такое удивлённое "О". — Капитан Леви, это не ваша вина. — Снова официальный тусклый тон. Микаса зажмурилась и слабо сжала его ладонь в ответ. Терять это прикосновение не хотелось. Она так скучала по нему все эти длительные недели. Бычок потух. Леви встал, высвобождая кисть. — Это уже решать мне, — слабая улыбка, — Дай мне хоть раз в жизни почувствовать вину не за чью-то смерть. Наконец нужные фразы оказались в правильной части мозга и нашли выход в словах. Наконец он смог двинуться к изменению собственной размеренной жизни. Кому он врал? Как только она появилась в его кабинете в тот серый и дождливый день, как только их губы первый раз соприкоснулись, его существование свернуло на совершенно другую дорожку. Прекрасные глаза Микасы все ещё плотно закрыты. Посмотри на него. Увидь полное принятие на его лице. Загляни в самую душу пронзительной темной радужкой. Выпотроши его чувства наружу. Ему сейчас это необходимо, как глоток воздуха. Леви присел на край дивана, прижимаясь теплым бедром к ее продрогшей ноге. Ей стало теплее. Жгучий холод больше не пробирал до самых костей. Одна только близость с ним заставляла кипеть кровь, и согреваться. — Микаса... — Баритон, с которым произнес ее имя, вызвал табун мурашек от пят, до кончиков волос. — Ты нужна мне... Дыхание младшей Аккерман сбилось. Она часто втягивала воздух, в котором висел приятный запах, уже ставший родным. Везде пахло капитаном. Она сама, кажется, всем телом впитала его аромат. Капитан приблизился почти вплотную к кукольному личику, но поцеловать так и не решался. Боялся спугнуть эту дикую и гордую лань. Щекотал дыханием губы и щеки. Покорно ждал. Она прильнула в долгожданной тоске по этим тонким и холодным губам. Леви тут же отозвался, осторожно и бережно продолжая поцелуй. Никогда никого он так не целовал. Мягко, нежно, ласково. Он думал лишь об ее удовольствии. Щекотно ласкал языком небо. Отдавался ей, доверяя. Впрочем, надолго его не хватило. Райвель осторожно перехватил инициативу, увеличив напор. Он практически невесомо цеплял зубами мягкую плоть, потом тут же зализывал, боясь причинить боль или напомнить о чем-то плохом. Микаса прижалась ещё ближе, притягивая его за плечи. Она цеплялась за него руками. Короткие ноготки впивались в кожу спины, заставляя Леви раз за разом выдыхать от непривычной боли. Пальцами он зарылся в ее волосы, немного надавливая на затылок. Ривай сдерживался как мог. Страсть кипятком растекалась от груди по всем венам, артериям, капиллярам. Она же часто выдыхала, сдерживая тихие стоны, выгибала спину навстречу его груди. Ладошками она очертила его шею, спускаясь к гулко бьющемуся сердцу, сжала тонкую ткань рубашки. Младшая Аккерман отстранилась первая из-за нехватки воздуха. — Такой ответ вас устроит, капитан? — Глаза блестели, губы немного припухли и покраснели. Леви дрожащей рукой заправил одну из непослушных прядей черных волос ей за ушко. В этот жест он вложил всю нежность, на которую только был способен. Слабая улыбка появилась на его лице. Он показывал сейчас всего себя. Этот слабый росток искренности, что пробился из-под его ледяной маски, был первым за долгие годы после смерти Изабель и Фарлана. — Более чем, рядовая Аккерман. — Деловой шуточный тон заставил Микасу тихо рассмеяться. В каком-то странном порыве она обняла его, а затем сразу же отпрянула, неловко краснея. Захотелось извиниться... Но затем он сам обвил ее талию, заключая в крепкие, осторожные объятия. Носом уткнулся в изгиб лебединой шеи. Так они и замерли, наслаждаясь моментом спокойной и нужной обоим близости.***
Зое замерла посреди коридора. Эрвин в своем смущении даже не заметил этого, продолжая размеренно шагать вперёд. — Эрвин... Я влюблена в другого... — Никогда ей не было так тяжело говорить. — Прости, мне надо вернуться к себе. Документы. Надо разобрать документы. Развернувшись на каблуках сапогов, она почти побежала в противоположную сторону. Никаких документов не было. Она сделала все ещё вчера. Смит тоже об этом знал. Мужчину подкосило. Крепкие ноги резко перестали держать тело. Ему пришлось схватиться за стену, чтобы не упасть. В грудь ударило тупой болью. В глазах на несколько секунд потемнело. Придерживаясь за холодные камни, Эрвин побрел неровной, слабой походкой в направлении своего кабинета. Все же вчерашняя бутылка дождалась, когда ее наконец решат выпить. Смит давно подозревал, что у Ханджи есть чувства к Леви. После ее слов, он окончательно в этом убедился. И на что он только надеялся? На то, что она ответит ему взаимностью? На то, что наконец начнет дышать полной грудью, если она будет с ним? Он такой глупый. Лучший стратег всего оставшегося человечества первый раз в жизни почувствовал себя откровенно тупым, безмозглым. Он начал чувствовать себя простым одноклеточным, которое живёт на одних лишь инстинктах. Мужчина завалился в свой кабинет и грузно упал в кресло. Бутылка какого-то дешёвого пойла быстро оказалась на столе. Не церемонясь, Эрвин сделал большой глоток прямо с горлышка. Гортань обожгло, от резкого запаха и вкуса защипало в носу, глазах. Смит расслабленно откинулся на спинку стула, не выпуская бутыль из рук. За первым глотком последовал второй, пятый... На самом деле он никогда не пил ради того, чтобы напиться. Обычно алкоголь употреблялся для расслабления после тяжёлого дня или разговора. Но сегодня просто не его день. Да что уж. Теперь Эрвину казалось, что вся жизнь, все его действия, слова абсолютно бессмысленны. Желание бороться пропало. Накатила апатия. Хотелось просто напиться первый раз до беспамятства и наконец отпустить, хоть на время, груз ответственности. Как-то резко все навалилось: проблемы с финансированием, безответная влюбленность в Ханджи, отношения Леви и Микасы. Смит усмехнулся. А когда все было хорошо? Хорошо никогда не было. Он сам выдумал себе радости жизни, обманываясь раз за разом, раз за разом веря в собственную ложь. На жизнь Эрвин всегда смотрел оптимистично, часто вводя и себя, и окружающих в заблуждение. Даже если сейчас он напьется, даже если на время позволит всему разочарованию завладеть им, ничего не поменяется. Спустя время главнокомандующий протрезвеет и снова изо дня в день будет думать о хорошем, надеяться на это эфемерное и далёкое "хорошо". Бутылка пустела. Пустел его мозг.***
Ханджи стремглав вскочила в кабинет, громко хлопнув дверью. Появилось чувство мнимой безопасности. — Я сбежала от лучшего друга после его признания. — Бормотала она себе под нос, успокаивая дыхание после быстрой ходьбы. Зое упала на диван. Сердце билось как сумасшедшее. Она уже тысячу раз в мыслях извинилась перед Эрвином за свой унизительный побег. Сколько бы лет ни прошло, она не взрослела, оставалась ребенком душой. Да, она пытала людей. Да, она маниакально увлечена изучением титанов. Да, она ставила опыты на Эрене. Да, для многих она была странной и сумасшедшей. Да, она редко принимала ванну, и Леви приходилось затаскивать ее в воду, как малое дитя. Ривай Аккерман... Он единственный не смотрел на нее свысока, как бы комично это не звучало, ведь Ханджи была его выше почти на голову. Даже у Смита в самом начале взгляд выражал непонимание, отторжение. И только Леви всегда относился к ней просто как к человеку. Не как к ученому, не как к чокнутой, не как все в этой чертовой разведке. Он всегда понимал ее, всегда поддерживал даже в самых абсурдных идеях. Он всегда был на ее стороне. Никогда Зое не говорила ему о своих чувствах. Она не признавалась в этом даже себе. То времени не было подумать, то в голове маячила мысль, что сейчас на любовь нет никаких сил. Уже поздно. Она опоздала. Появилась мелкая девчонка, которая полностью завладела вниманием Райвеля, как только он ее увидел. Он с самого начала на нее смотрел с каким-то, ранее чуждым, огнем в глазах. Он невольно сравнивал себя с ней. Все их сравнивали. Но Ханджи никогда не видела между ними сходства. Для нее Микаса и Леви представлялись небом и землёй. Младшая Аккерман не боялась показывать привязанность к Армиру Арлерту и Эрену Йегеру. Старший Аккерман даже оставаясь наедине с ней и Смитом не выражал практически ничего. Зое в глубине души, как и Эрвин, знала, что дорога Риваю. Ему всегда были дороги люди из разведки. Каким бы он ни казался злобным, холодным, жестоким и строгим, ему никогда не было плевать на смерти сослуживцев. Леви, как и все они, дорожил сослуживцами и подчинёнными. Наверное, она привязалась к нему окончательно в тот момент, когда Райвель пришел к ней ночью первый раз. Тогда он принес с собой запах сигарет и перегара. Тогда он подарил ей знание о том, что творится на его душе. Не единожды он потом так к ней приходил за поддержкой, за пониманием. И Ханджи дорожила каждой такой ночью. Она дорожила этими редкими моментами, когда между ними возникало безоговорочное доверие. Все закончилось, когда Йегер сломал сводной сестре руку. Тогда вниманием Леви завладела молодая черноволосая азиатка. Ревновала ли Зое? Совсем нет. Она была уверена, что Ривай не оставит ее, что будет так же приходить ночами после кошмаров и говорить о всех своих мыслях. И она ошибалась. В этом их сходство с Эрвином. Они вдвоем на что-то надеялись, а все рассыпалось одним днем, одной фразой. То и дело в голове стоял их разговор со Смитом. "— Он любит ее? — Да." И все. Ханджи потеряла себя. Осталась лишь тень жизнерадостности на лице.***
Утро плавно перетекало в день. Солнце светило радостно и ярко. И у двух воркующих однофамильцев было на душе тепло и светло. И у двух потерянных в своих ожиданиях людей на душе разрасталась темная бездна боли.