***
Он мерил широкими шагами узкий кабинет. Гнев завладел каждой мышцей, не давая расслабиться или хотя бы спокойно сесть. Кулаки чесались от невыпущенного раздражения, которое медленно разъедало самообладание. Хотелось снова спуститься в пыточную, чтобы придаться методичному избиению одного недотитана, а потом до изнеможения трахать какую-нибудь солдатскую шлюху, больно вколачиваясь и доставая до самой матки, тягая за волосы, шлепая по заднице до алых синяков. Но скоро должна прийти рядовая, имя которой обжигало что-то внутри. Так быть не должно. Взгляд то и дело возвращался к старым настенным часам, отмеряющим время слишком медленно, будто оттягивая момент встречи. Чай на столе давно остыл, превращаясь в какую-то безвкусную мочу. Мужчина все же отпил немного, а затем фарфоровая чашка отправилась в ближайшую стену вместе со своим содержимым. Уберется Леви потом или заставит мелкую суку сделать это за него, наблюдая как та собирает осколки и вытирает немного липкую лужу, затем отмывая до блеска каменный пол. А потом он заставит ее стать на колени и бесконечно извиняться за тот инцидент в палате... Капрал вынырнул из своих размышлений слишком резко, был бы в воде, заболел бы кессонной болезнью. Она бы разрушала его медленно, причиняя тысячи страданий час за часом. Перекрывая кровоток, заставляя сосуды лопаться от газов. Брюнет не должен думать об этом так... будто это его действительно волнует, будто заставляет чахлое сердце биться немного быстрее. Шаги чуть замедлились, совсем остановились. Ярость понемногу утихала, уступив место безразличию. Стало жаль чашку и тот идеальный порядок, царивший в комнате до этой блядской неоправданной вспышки. Хотя идея приказать рядовой Аккерман убрать остатки фарфора все ещё казалась идеальной и будоражила что-то под черепной корбкой. Увидеть ее униженной было какой-то маниакальной необходимостью, приносящей удовольствие даже от одной мысли о подобном. Капрал выудил из полки слегка помятую пачку сигарет. Достал одну. Покрутил в узловатых мозолистых пальцах, раздумывая, стоит ли. Прикусил зубами фильтр. Стянул со стола спички. Наконец с наслаждением раскурил. Приятное чувство заполнило лёгкие. Риваль курил нечасто. На вылазках было бы трудно сохранять скорость с ослабевшими от сигарет легкими. Но иногда это было способом расслабиться. Раз в несколько месяцев можно позволить себе одну, порой две. Пепел отправлялся прямо на пол. Микаса уберется. Аккерман сел на свое место. Полчаса истекали через 30 секунд. Азиатка была всегда слишком пунктуальна. Вот уже раздались характерные шаги. И когда он только успел выучить, как она ходит? Брови слегка нахмурились в неком недоумении, которые быстро утихло. Сигаретный запах наполнил комнату, надо бы открыть окно и проветрить. Ровный громкий стук оглушил замолчавший кабинет. — Войдите, — слегка хрипло и уставше, бессонная ночь все же давала о себе знать: темные круги под глазами стали видны отчётливей. Дверь поддалась с неприятным скрипящим звуком, заставляющим морщиться в отвращении. Микаса осторожно ступила в царство капитана, сразу ощутив отвратительный, на ее взгляд, тяжёлый запах сигаретного дыма. Несмотря на свою травму, девушка все же отдала честь, упрямый огонек, как раньше, горел в глазах. Солнце вышло из-за большого темно-серого облака, подсвечивая бледную шею капрала и исходящий от никотиновой палочки дым. Азиатка так и застыла, поддавшись минутной слабости, рассматривая мужчину перед собой. Затем резко очнулась, опустила глаза в пол. Леви наблюдал за всем этим с лёгкой усмешкой. Раньше за такое поведение рядовые получали как минимум выговор — максимум наряд вне очереди или завал бумажной работы, с которой и за неделю не справишься. — Капитан Леви, — девушка чуть кивнула, приветствуя старшего по званию. Указаний пока не поступало и она стояла на месте, наблюдая как с каждой тяжкой сигарета становится все меньше, а пепла на полу прибавляется. Едкая отрава обжигала чуткий носик. Когда-то Микасе говорили, что пассивное курение убивает быстрее активного. Мысли были о чем угодно, но только не о мужчине, сидящем напротив. Расслабленная поза говорила о его чувстве превосходства над подчиненной, которая стояла как-то бедно в небольшом помещении. Бычок отправился на пол следом за пеплом, ударяясь о потёртые камни. Капитанский сапог вдавил его сильнее. Остаток сигареты потух от недостатка кислорода. Человек тухнет так же. Сдавил ему горло — он умер, бьясь в истеричных конвульсиях. От удушения лопаются сосуды глаз, синеет лицо, идёт кровь из носа, иногда появляется пена у рта. Некоторые умирают быстрее, чем другие. Возможна мгновенная смерть от паралича сердца... Мысли уносили Микасу все дальше, пока в голове повторялся заученный до дыр материал с лекций. — Твоя задача сейчас убрать осколки от чашки, подмести, помыть пол, — старший Аккерман говорил как-то лениво, будто его сейчас ничего не волнует помимо порядка, — Приступить к выполнению. Закончишь, подойдёшь ко мне, будем разбирать чёртовы отчёты. Мужчина махнул рукой, будто прогоняя надоедливую муху. Губы азиатки сжались в тонкую линию, но сказать даже слово против она не могла: не позволяло данное себе обещание больше не лезть в этот омут грозовых глаз капитана Райвеля, больше не искать себе выговоры и отработки колкими фразами в сторону начальства. Присев возле разбитого фарфора, рядовая начала собирать стекло проворными пальцами, хотя одной рукой выходило не очень. Риваль обошел свой письменный стол и стал наблюдать за работающей девушкой. Красная тряпка привлекла внимание. И как он сразу ее не заметил? Появилось сильное желание сорвать его с тонкой шеи и сжечь в ближайшем углу, чтобы больше не мозолил глаза. Все осколки были собраны и осторожно зажаты в руке. — Подойди, — брюнет облокотился на стол, слегка сжав его край. Аккерман покорно подошла, рассматривая пейзаж за окном. Листья деревьев ласково трепал ветерок, заставляя тех шептаться о чем-то своем. Капрал сначала аккуратно, а затем все грубее и грубее начал сдавливать свою ладонь на ладони девушки, в которой были зажаты неровные острые куски фарфора. Крупные, мелкие, мужчине было глубоко плевать. Главное причинить боль, увидеть алую кровь, стекающую по запястью вниз, пачкающую пол и край форменной куртки. Почувствовать своей кожей теплую, масляную, липкую жидкость. Уловить еле заметный металлический запах. Струйки начали медленно просачиваться сквозь зажатые пальцы. Лицо Микасы оставалось все таким же беспристрастным: испытываемую боль выдавали лишь крепко сжатые губы и серые глаза. В их глубине плескались сдерживаемые слезы. Райвель тихо зарычал, надавливая на руку сильнее. Осколки глубоко входили в плоть младшей Аккерман. Спустя несколько бесконечно долгих секунд Леви ослабил хватку, полностью отпуская. Запястье было поднято на уровень его глаз, которые оценивали работу своего обладателя. Косые, казалось бездонные, порезы украшали всю ладошку. Части чашки были полностью красными. Кровь продолжала пульсировать, выходя из ран. Осторожными точными движениями командующий начал доставать фарфор, выбрасывая его на пол. Реакция младшей Аккерман удивляла, ведь она уже давно могла бы провести атаку ногами, вырывая собственную руку. Девушка была слишком покорна. Слишком. Это было неправильно. Влажный язык мужчины слизнул кровь с кисти, проходясь по всем повреждениям, зализывая. Зубы аккуратно доставали все мелкие осколки, которые не были видны. Вкус на удивление оказался приятным, не таким резким, как представлял его мужчина. Запястье девушки подрагивало от каждого прикосновения. Невысказанная боль заставляла все тело напрягаться. Микаса терпела. Терпела из-за того, что знала — это наказание за инцидент с Армином, наказание за все прошлые полные ненависти взгляды, наказание за соленый чай, за испорченные документы, наказание за почти суицид в попытках защитить брата, наказание за красный шарф, что сейчас прятал следы зубов на бледной шее. Знала и покорно ждала дальнейших действий со стороны Райвеля. Щека капитана испачкана ее кровью, язык проходился по глубоким ранам. Такие же были и в душе. Открытые, кровоточащие, болезненные и залечить их нечем, ведь от ран душевных лекарств и настоек не существовало. Их может излечить только любовь. А разве Микаса достойна любви? Разве сейчас подходящее время вообще испытывать какие-то чувства? Ривай сказал ей ещё после первого поцелуя, который украл без зазрения совести у юной особы, что они твари, недостойные чувствовать. Дыхание сбилось у обоих. Непрошенная слеза все же сорвалась с ресниц, одиноко катясь по щеке. Леви резко прильнул к напряжённым губам, грубо толкаясь языком в глубь рта девушки. Она не отвечала, не расслаблялась. Он злился, грубо прикусывая аппетитные изгибы рта. В прошлый раз это даже оказалось приятным, но сейчас лишь доставляло дискомфорт. Первый прокус. Старший Аккерман начал посасывать его, забирая капли крови. Микаса все же приоткрыла губы, понимая, что дальше будет только больнее. Жадный поцелуй выпускал весь гнев и раздражение мужчины. Вкус никотина слегка пощипывал язык, который Риваль всосал к себе в рот. Ее собственная кровь вызывала отвращение. Большая огрубевшая от снаряжения ладонь оказалась у нее на затылке, не давая отстраниться, а лишь прижимая ближе, сильнее. Зубы сталкивались в этом порыве злой страсти. Новые мелкие укусы ощущались все неприятнее. Мужчина терзал губы и язык слишком долго, причиняя только дискомфорт. Но сам он был пиздецки доволен, наконец выпуская неприятные эмоции наружу. И не нужны никакие избиения, не нужны дешёвые шлюхи, от которых несет чем-то мерзким: то ли спермой прошлых клиентов, то ли мочой, смешанной с грязью. Вторая рука схватилась за алый шарф остервенело срывая. Укус яркой меткой привлекал к себе внимание. Наконец отстраняясь, Леви выглядел уже более спокойным. Медленными движениями перевязывая кисть ненавистным предметом одежды, мужчина окинул Микасу взглядом: красные глаза, слегка влажные щеки, искусанные и такие сексуальные губы, вернуться к которым манил соблазн. Аккерман закончил бинтовать руку и излишне нежным жестом стёр следы слез. Такие противоречивые чувства заполнили сознание. Желание причинить страдания отошло на второй план, заменяясь желанием позаботиться и успокоить это трепещущее существо перед ним. Девушка выглядела такой беззащитной, задетой, оскверненной. Ее лицо выражало бесконечное ничто. Пустое. Кукольное. Потерянное. Ресницы слиплись от солёной воды. Ещё недавно такие дикие губы капрала сейчас ласково коснулись серых холодных на вид глаз. Микаса отстранилась, оттолкнулась плечом и выбежала из кабинета. Шарф неприятно лип к все ещё кровоточащим ранам. Необходим свежий воздух и одиночество. Слезы хлынули ещё большим потоком. Самообладание свалило в ебеня. Ноги путались в сбитом беге. Раненным животным она бежала от источника опасности.***
Капитан втянул воздух через нос, кулак впечатался в деревянный стол. Боль от своих же действий застыла где-то в горле сдавленным рычанием. Все шло по пизде и он сам в этом виноват. Присутствие девки никак не помогает, а лишь делает хуже, выпуская внутреннего демона на свободу. Но... Она обязана быть либо рядом с ним постоянно, либо умереть на вылазке, чтобы больше не врезаться в уставший от жизни мозг сметающей все на своем пути бурей. Хотя без ее существования Райвель потеряется в собственном отчаянии, погрязнет в этой жиже прошлых образов, воспоминаний, сожалений. Капли крови алели на полу.