Жизнь и честь

Утренний туман окутывал лес за Усадьбой Мормонтов, цепляясь за заснеженные сосны и приглушая солнечный свет, который просачивался меж деревьев. Али прищурилась, высматривая в дымке сестру, рука ее крепко сжимала рукоять меча. Лира выскочила на нее из-за бревна с криком и хорошенько стукнула Али, но Али отбила ее удар и тут же сама напала на нее, Лире пришлось обороняться. С диким воплем Лира отшвырнула меч в сторону и попыталась проскочить мимо Али к Джори, которая сидела на камне, внимательно за ними наблюдая и подбадривая Али. В этот момент Али сделала Лире подножку, и та упала на землю. Это было не очень умно, подумала Али, поднимая меч, чтобы положить конец их схватке. Но Лира стремительным броском дернула ее за лодыжку, и Али грохнулась. Впрочем, спустя мгновение она уже была на ногах, к ликованию Джори. Али бросилась за Лирой, схватила ее за ноги, подтащила извивающуюся и вырывающуюся сестру ближе и выкрутила ей руки за спиной, после чего достала нож, который висел на поясе, и прижала его плоской стороной к шее Лиры. — Ты убит, кракен. — То, что мертво, умереть не может, — заявила Лира. Али пришлепнула ее ладонью и встала. Лира перекатилась на спину, весело хохоча. — Мы победили? — спросила Джори, которая уже поднялась на свои пухлые ножки и ковыляла к ним. — Конечно, — сказала Али, подхватывая ее на руки и целуя, — Лирон Грейджой повержен. Лира подняла свой тренировочный меч и повернулась к Али. — Я хочу теперь снова быть Лирой Мормонт. А ты будешь Грейджой. — Это справедливо, — Али опустила Джори на ноги и посмотрела на себя. Ее штаны, куртка и плащ были все в снегу и в грязи. Нахмурившись, она подумала, что Джорах снова начал бы пенять ей, если бы видел ее сейчас. Но это не имело значения. Мама просто даст ему подзатыльник, вот и все, сказала она себе и отправилась за мечом. — Ты возвращайся на место, — велела Али Джори. — А когда я побью Лиру и побегу к тебе, что ты будешь делать? — Кричать, кусаться и выдирать тебе волосы. Али взлохматила ее вихры. Она уже собиралась отослать ее, как вдруг услышала в отдалении глухой стук и бульканье. Она моргнула, полагая, что ослышалась, но увидела, что Лира тоже замерла на месте и вертит головой. С ними была охрана. Мать настаивала на том, чтобы они всегда брали с собой людей, когда уходили из замка. Они не могли быть далеко. — Бен? — позвала Али, — Харлан? Ей никто не ответил. Едва смея дышать, Али вглядывалась в деревья и зимний туман. Они были близко к замку — с раннего детства они знали, что нельзя заходить далеко в лес, — но сейчас ей казалось, что от замка их отделяют многие лиги. В лесу что-то двигалось, между деревьями мелькали размытые фигуры. Прислушавшись, Али различила грубые голоса. Сердце у нее бешено колотилось. Али дернулась назад. — Лира, — услышала она свой голос словно со стороны, — бери Джори и бегите за помощью. Приведите маму, стражей, кого-нибудь. — Но… — Бегите, -рявкнула Али, и в кои-то веки ее сестра послушалась. Лира схватила Джори за руку и потянула ее за собой. Али мучительно хотелось за ними последовать, но если она побежит, за ними погонятся и поймают всех. Как только ее сестры скрылись в лесу, на поляну из тумана выступили разбойники. Их было шестеро, они были одеты в меха и кожу, а у того, что выступал впереди, была коса. Али подняла свой дурацкий тупой меч. — Стойте, — сказала она своим тонким голоском, и они все засмеялись. — Это ребенок, — фыркнул один из них. — Ну давай, девчушка, попробуй нас остановить. Она вцепилась в свой меч так сильно, что костяшки побелели. — Я не девчушка. Я наследница Медвежьего Острова. — Это была ложь, но больше она ничего не смогла придумать. Если они поверят, может, они не убьют ее и не пойдут за кем-то другим. Слушая, как дыхание шумит в ушах, она ждала, что они посмеются над ней и назовут ее вруньей, но все молчали. Человек с косой разглядывал ее. — Это правда! — крикнула Али и ткнула трясущимся пальцем в грудь, где был нашит герб ее дома. — Вот, это медведь! — Только не гонитесь за Лирой и Джори, мысленно взмолилась она. Не идите в замок, не убивайте там никого. Вам никто больше не нужен. Человек с косой вышел вперед, он плакал. Взгляд его розовых водянистых глаз остановился на ее лице. Али самой хотелось плакать или бежать, но она вспомнила слова своего дома: здесь стоим. Ей просто нужно было стоять здесь, больше ничего. Лира и Джори приведут помощь. Кто-нибудь скоро придет. Кто-нибудь должен прийти. — Ты… внучка Старого Медведя? — спросил человек с косой. Али медлила с ответом, засомневавшись, но он счел ее молчание за подтверждение. Он схватил ее, и Али инстинктивно ударила его своим тупым мечом. Он выругался и отпустил ее, тогда она снова замахнулась, но другой разбойник схватил ее сзади. Али лягалась, извивалась и кричала. Мама придет. Дейси придет. Она стукнула удерживавшего ее разбойника локтем и высвободилась настолько, что смогла развернуться и ударить его своим мечом в пах, отчего он взвыл. В это мгновение боль взорвалась у нее в затылке, и она пошатнулась, лес вокруг закачался. — Хватай ее, и пошли, — прорычал человек с косой. — Нам нужно убираться, пока эти сучонки не вернулись с подмогой. — И все же он помедлил, чтобы хорошенько рассмотреть ее лицо. Изо рта у него воняло. — Кровь Первого Разведчика, дочь северного дома, — сказал он, потрепав ее по щеке. — Ну, теперь никто за Стеной во мне больше не усомнится. Али дернула головой вперед и вцепилась зубами в его подбородок, прокусив кожу насквозь, по ее губам потекла горячая кровь. Это сразу стерло улыбку с его лица. Двое других разбойников оттащили ее от него, и он, вырвавшись, так сильно ударил ее ногой, что она вскрикнула. Но вид его крови дал ей силы сдержать слезы, пока они поднимали ее и тащили за собой в задушенный туманом лес. Джейме с братьями следовали за рыбаком, который вызвался проводить их к Усадьбе Мормонтов. Усадьба находилась на возвышении и, поднимаясь, Джейме упивался миром и покоем, царившими на Медвежьем Острове. На берегу были хижины рыбаков, сразу за ними вставал густой сосновый лес. Снег лежал на ветвях, и в лучах утомленного вечернего солнца они, казалось, мерцали. — Это ужасно — то, что случилось, — продолжал говорить рыбак. — Али часто приходила к нам, помогала. Упрямая она была девчонка. Все ее любили. — Не надо говорить о ней как о мертвой, — отозвался шедший рядом с Джейме Нед. Вообще-то он был Эдрик, но все его звали Недом, и он искренне считал, что Джейме лишь в шутку утверждает, что это дурацкое имя. — Цареубийца совсем недавно вернул двух девочек из земель Норри, даже пяти месяцев еще не минуло. Может, и леди Алисана не навсегда потеряна. Джейме предпочел бы, чтобы Нед вообще не упоминал ту вылазку. Хоть он и гордился тем, что исполнил свой долг вместо того, чтобы проводить брата и дядю, никакой радости ему это не принесло. Когда он нашел тех девочек, они были едва живы, их постоянно избивали и насиловали, пальцы у них были отморожены. Он оставил для них в живых двоих разбойников, чтобы каждая смогла убить одного своими руками, и лишь это вызвало в них какой-то отклик. Если Али Мормонт ожидала такая же судьба, даже вкус успеха будет горек. Рыбака, по-видимому, не убедили слова Неда, так как он не стал утруждать себя ответом. Они шли в тишине, пока наконец проводник не указал им на Усадьбу, окруженную высоким земляным валом. Стражник открыл им ворота, на которых Джейме заметил вырезанное изображение женщины в медвежьей шкуре. В одной руке она держала топор, другой прижимала к груди кормящееся дитя. Север такой же странный, как и земли за Стеной, подумал Джейме. Представив, как это изображение смотрелось бы на воротах южного замка, он с трудом подавил ухмылку. От замка Джейме ожидал большего. Это был одиночный бревенчатый сруб, вокруг которого располагалось несколько строений, мало отличающихся от тех, что были Сумеречной Башне. Стражник оставил их ждать в переднем чертоге усадьбы и отправился с донесением к лорду Мормонту. Когда он ушел, Блейн скептически огляделся. — Красным Палатам в подметки не годится, — сказал он Джейме. — Дело плохо. Я-то надеялся, что перед смертью проведу ночь в настоящем замке, как лорд. — Сумрачная Башня и то лучше, — согласился с ним Кейн из младших Вуллов. — Бьюсь об заклад, что у лорда Мормонта даже собственного барда нет. — У нас серьезная миссия, — беззлобно упрекнул их Джейме, и дальше они все ждали молча. Стражник скоро вернулся и отвел их к лорду Мормонту, восседавшему на высоком помосте в своем продуваемом всеми сквозняками чертоге. Лорда Мормонта по виду можно было принять скорее за вождя одичалых, чем за лорда Вестероса. Он был хорошо сложен, закатанные рукава обнажали сильные волосатые руки. У него была густая темная борода, но при этом он был почти лыс. Одежда его была исключительно практичной — шерстяные штаны, зеленый стеганый дублет и серый меховой плащ. Вероятно, он был среди людей Старка в Королевской Гавани, но Джейме не запомнил его, его грубо вырубленное лицо было ему незнакомо. Джейме прошел через зал, братья следовали за ним. Они остановились напротив лорда Медвежьего Острова, и Джейме склонил голову в ожидании того, что он скажет. В горле у него пересохло. Он не мог не задаться вопросом, слышали ли в этом затерянном краю те песни, которые упоминал Герион. — Джейме Ланнистер, — приветствовал его Джорах Мормонт. В его голосе не было откровенного осуждения, но и «сиром» он Джейме не удостоил. — Джорах Мормонт, — ответил Джейме, выказывая ровно столько уважения, сколько было отмерено ему. — Насколько мне известно, сир Денис известил вас, что нам может понадобиться ваше гостеприимство на одну ночь. Надеюсь, это приемлемо. Лорд Мормонт медлил с ответом, и Джейме осознал, что тот просто не понимает, чего от него ожидать. Винить его, впрочем, Джейме не мог. Джорах Мормонт, по крайней мере, повел себя как подобает лорду, а не рассмеялся Джейме в лицо, как сделал бы сам Джейме, окажись он на его месте. Когда Мормонт заговорил, голос его звучал вполне любезно. — Мы всегда рады Братьям Ночного Дозора… сир Джейме. Особенно в подобных обстоятельствах. — Он обвел взглядом их небольшой отряд, и Джейме спросил. — Вы хотели еще что-то сказать? — Я полагал, вас будет больше, чем четверо, — признал Мормонт. — Стылый Берег слывет опасным местом. Не лучше ли было бы отправить больший отряд? — Мы бы не смогли нести провизию на все время похода, — пояснил Джейме, — Чем меньше людей, тем меньше ртов. К тому же, наш главный враг — холод. Если он придет по наши души, неважно, сколько нас. От полсотни разведчиков толку будет не больше, чем от четверых. — А как же разбойники? Лира утверждает, что видела, по меньшей мере, восьмерых. Джейме пришлось напомнить себе, что Мормонт переживает о судьбе своей юной кузины, а не пытается их оскорбить. — Восемь необученных одичалых в слабой броне и с негодным оружием. Разведчики всегда оказываются в меньшинстве, у нас есть другие преимущества. — Их взгляды встретились, и Джейме спросил. — А где ваша тетушка? Судя по тому, что я о ней слышал, я ожидал, что именно она будет пытать меня расспросами. Лоб Джораха Мормонта прорезала глубокая морщина. — Они с Дейси отправились в Северные Горы. С ними отряд людей, и они собираются помочь Дозору в поисках. Мейдж сама бы отправилась на Стылый Берег, если бы отец не убедил ее, что разбойники с таким же успехом могут оказаться в любом другом месте. — Вы, конечно, не вините ее? — спросил Джейме, вспомнив изображение женщины на воротах. Джорах посмотрел на него, словно подозревая в его словах сарказм. — Разумеется, нет. Я просто боюсь за нее. Она скорее погибнет, чем признает, что Али потеряна навсегда. — Голос его осип, и он потер виски. Когда он снова заговорил, слова звучали словно издалека. — Вы все, должно быть, устали с дороги. Я велю человеку проводить вас в ваши комнаты. Надеюсь, вы поужинаете сегодня с нами. Комната, отведенная Джейме, была крохотной и очень просто обставленной, но огонь в очаге уже горел, и Джейме остался ей вполне доволен. Прежде чем слуга ускользнул, Джейме спросил. — Могу я попросить приготовить горячую ванну? Мой отец, конечно, никогда не позволил бы воронам распоряжаться под его крышей, но северяне, как я слышал, по крайней мере, сохраняют видимость того, что уважают нас. Юноша уставился на Джейме, словно тот внезапно начал жонглировать кремовыми пирожными. Я говорю, как простолюдин, осознал Джейме. — Я хочу горячую ванну, — сказал он повелительно, и на этот раз слуга бросился исполнять. Когда он ушел, Джейме начал раздеваться, встряхивая одежду. Он уже ощущал себя грязным и неухоженным, само путешествие до Медвежьего Острова было испытанием. На то, чтобы добраться до деревни в Северных Горах, где Дозор хранил лодки, у них ушло восемнадцать дней. Еще три дня напролет им пришлось грести, прерываясь лишь на то, чтобы время от времени перетаскивать лодки по льду. Лодки были самые простые, с двумя парами весел, и очень тесные, Джейме возненавидел их всей душой и каждый вечер мечтал сжечь их, чтобы покончить со всей этой греблей. Если бы Манс не заявил, что Клыки Мороза зимой непроходимы, Джейме настоял бы на том, чтобы идти на запад через Воющий Перевал. Тогда он мог бы взять с собой Крапинку. А теперь ему предстояло пешком тащиться через ледяную пустошь, не имея при себе даже лошади, чтобы нести поклажу. Слуга принес ванну, еще две девушки тащили за ним ведра с водой. Хотя с первого раза воды не хватило даже на то, чтобы наполнить ванну наполовину, Джейме, который жаждал поскорее оказаться в тепле, сразу залез в воду, и краснеющим женщинам пришлось остаток воды выливать на него. Вода, которая лилась ему на плечи, была обжигающе горяча, но ему это и надо было, чтобы прогнать из костей зимний холод. Джейме улыбнулся служанке, которая передала ему жесткую щетку и кусок мыла, но когда она провела пальцами по его руке и спросила, не нужно ли ему потереть спину, ему сразу расхотелось любезничать. — Не нужно, — сказал он почти грубо, — можете идти. Они ушли, перешептываясь, и Джейме погрузился в быстро остывающую воду. Лучше бы Тирион ничего не говорил ему про Серсею, а то это было слишком похоже на разрешение искать счастья в другом месте. Как будто это оправдывало нарушение клятвы и позволяло ему гоняться за служанками. Жаль, что узы чести не так сильны, как узы любви. Вымывшись, Джейме, дрожа, принялся одеваться. Кольчугу, вареную кожу, плащ и пояс с ножнами он оставил. Потом он растянулся по-собачьи на медвежьей шкуре перед очагом. Кровать, на его вкус, была слишком далеко от огня. Скорее всего, в ближайшие пару месяцев у него больше не будет ни возможности помыться, ни возможности согреться. Он не собирался спать, но задремал, глядя на огонь. Ему снился Рейгар, который стоял над младенцем Эйгоном и играл незнакомую Джейме песню. Потом в комнату прокрался вор в плаще, он схватил арфу и со смехом начал играть совсем другую мелодию. Под ее звуки оба принца растаяли, а с ними и комната, и Джейме оказался в септе. Был рассвет, и он стоял на окровавленных коленях перед Мечом Зари. Рядом продолжала звучать песня, которую играл вор в плаще, ее звуки оглушали Джейме. — Все рыцари должны проливать кровь, — сказал ему Эртур. — Это печать на нашей преданности. Под непрекращающиеся звуки музыки Джейме был посвящен в рыцари. У него снова пошла кровь, и вдобавок красное пятно расплывалось на плече, где Рассвет коснулся его. Туника и золотой лев, вышитый над сердцем Джейме, окрасились багрянцем. Джейме проснулся, в глазах у него стояла пелена. У него было чувство, что он уже видел этот сон. Но подробности стремительно ускользали из его памяти, а стук в дверь окончательно развеял грезу. Сон про упырей был совсем другим, подумал Джейме. Он до сих пор помнил его так ясно, словно все происходило с ним наяву. Джейме пригладил волосы и открыл дверь. Служанка пришла звать его к ужину. Джейме так долго пробыл на Стене, что даже простое угощение привело его в восторг. Им подали жареную оленину с корочкой из трав и чеснока, и к ней луковицы в густой подливе, толченую репу, вареную морковь и зимние ягоды в сливках. Трапезу с ними делили стюард лорда Мормонта, начальник стражи замка и две девочки. Обе девочки были одеты по-мужски, младшая, Джори, была на пару лет младше, чем Игритт, Лире, бледной, с тусклыми глазами, было около девяти. Высказав положенные любезности, Джейме наполнил тарелку, но он еще не успел и прикоснуться к еде, как Лира спросил. — Вы знаете, кто забрал Али? — Мы можем только предполагать, — ответил ей Джейме. Лира наклонилась вперед. — Вы думаете… — Лира! — одернул ее Джорах, но девочка перебила его. — Разбойники обижают тех, кого крадут? Они же не будут насиловать ее? Ей только одиннадцать! Джейме поперхнулся толченой репой. Джорах начал вставать из-за стола. — Лира, я думаю… — Нет, — голос ее звучал мрачно и напряженно. — Я знаю, что случается. Скажите мне правду. Ты не захочешь знать правду, подумал Джейме. Но лорд Мормонт неохотно кивнул, и девочка обратила уставший взгляд темных глаз на Джейме. Он бы солгал ей, но Джорах все равно узнает. И какой смысл лгать? Нам всем приходится взрослеть, рано или поздно. С трудом он заставил себя посмотреть в глаза Лире. — Среди разбойников есть те, кто не стал бы спать со столь юной девочкой. Есть те, кто не стал бы намеренно причинять боль ребенку. Ее могли похитить для того, чтобы доказать что-то или заработать себе славу. Но среди них есть и те, которым не важен ни возраст, ни все остальное — люди жестокие, грубые и злобные. — Как вы думаете, к каким людям она попала? — спросила Лира, широко раскрыв глаза. — В письме, которое мы получили, говорилось, что ничего больше не пропало. Значит, разбойники явились сюда именно для того, чтобы похитить девочку из дома Мормонтов. Возможно, чтобы позлить Первого Разведчика, или ими двигали другие цели. Но я не могу ничего сказать, пока мы не знаем, кто ее украл. Глаза Лиры наполнились слезами. Они тихо спросила. — Как вы думаете, куда они увели ее? У Джейме сердце разрывалось, но он ответил. — Этого мы тоже не знаем, леди Лира. Мне жаль. Лира посмотрела на Джейме так, словно собиралась еще что-то спросить, но вместо этого она сказала. — Вы должны ее найти. Ее забрали, потому что она защищала меня и Джори. — Как это вышло? — переспросил Джейме. — Наши стражники не ответили на зов, а потом мы увидели людей среди деревьев. Она велела нам бежать, а сама осталась, чтобы они за нами не погнались. — Лира обняла себя руками. — Я не должна была бросать ее, но когда Али велит что-то сделать…. и…. — Вы поступили правильно, — попытался Джейме. Он не знал, что еще сказать. Что вообще тут можно было сказать? Он прокашлялся. — Мы сделаем все, что в наших силах, но… — Поклянитесь! — потребовала Лира. — Лира! — вмешался Джорах. Джейме закрыл глаза и тяжело вздохнул. — Я клянусь, что выясню, что с ней произошло, и, если не погибну сам, то вернусь и расскажу вам, и приведу ее, если она еще жива. Это все, что я могу сделать. — Поклянитесь по-настоящему! — сказала Лира. Из ее глаз текли слезы. — Ты не можешь заставить его принести подобную клятву, — сказал Джорах с таким лицом, словно его мучила мигрень. Дозорные смотрели на Джейме. Он не мог прочесть взгляды Блейна и Кейна, но в глазах Неда было ожидание. — Все хорошо, — сказал Джейме Джораху. Он медленно поднялся на ноги и, чувствуя себя довольно глупо, обошел вокруг стола и встал на одно колено перед Лирой. — Леди Лира, вашу сестру разыскивают и другие братья Дозора. Если они меня не опередят, я узнаю, что с ней случилось. Если она жива, я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти ее и вернуть вам. Клянусь в этом моими богами и вашими, клянусь как рыцарь и как брат Ночного Дозора. Лира долго не сводила с него глаз, потом, наконец, кивнула. — Можете встать. Я вам верю. Вернувшись на свое место, Джейме увидел, что Нед смотрит на него так, будто он вышел из песни. Кейн, впрочем, казалось, с трудом удерживался от смеха, а Блейн, поймав взгляд Джейме, сделал вид, что его тошнит. На лорда Мормонта Джейме не смотрел, ему не хотелось видеть сомнение в его взгляде. Вместо этого он снова перевел взгляд на Лиру и в мыслях обратился к Воину, молясь о том, чтобы ему удалось исполнить свою клятву. Сжав левую руку в кулак так, что кольцо Тормунда впилось в кожу, он попросил о том же и старых богов. Речь больше не шла о том, чтобы быть рыцарем и добыть себе чести. Джейме всем сердцем и душой искренне желал лишь увидеть лицо Лиры Мормонт, когда вернет ее сестру домой. Снег падал большими пушистыми хлопьями. В других обстоятельствах Али бы подумала, что это красиво, но сейчас она была измучена, у нее все болело, и она так закоченела, что ей казалось, что еще немного, и кости у нее расколются, а кожа растрескается, словно ледяная корка на озере. На Стылом Берегу, где они провели почти три недели до этого, постоянно мели злые вьюги, они секли и заметали небо. Но пять дней назад они добрались до холмов у подножья Клыков Мороза, а вчера поднялись в горы. Плакальщик называл этот путь Воющим Перевалом. Его люди были недовольны, они говорили, что зимой в Клыках Мороза делать нечего. Но Плакальщик хорошо все спланировал заранее. На второй день в горах, как раз, когда припасы у них почти подошли к концу, он раскопал пещеру, где были укрыты еда и дрова. Он отлично знал все тропы и укрытия на пути, а за день до того, когда словно ниоткуда возникли низкорослые люди с раскрашенными лицами и наточенными зубами, Плакальщик по-дружески и с улыбкой приветствовал их на Старом Наречии, словно давних знакомых. Встреченные одичалые отвели их в сухую теплую пещеру, где горел огонь, и дали им еду. Потом они принялись рисовать мелом на стенах пещеры карты и долго что-то обсуждали с Плакальщиком, показывая руками направление. Тогда-то Али и осознала, насколько хорошо он все продумал. Она бы хотела остаться и спать дальше в теплой пещере с этими странными одичалыми, но после короткой передышки разбойник из банды Плакальщика пинком разбудил ее и вздернул на ноги. С того момента прошли уже часы, а они ни разу не остановились, чтобы передохнуть. У нее болело все. Ноги сводило от ходьбы, руки и нос закоченели, даже несмотря на все меха, в которые она была укутана. И все тело болело от того, что ее то и дело били, пихали, пинали. Могло быть хуже, говорила она себе, с трудом переставляя ноги перед собой, снова и снова. Похищая ее, они не подумали, что у нее может быть при себе оружие, а она была слишком напугана и растеряна, чтобы пустить свой кинжал в ход. Поэтому в первую ночь она не спала, раздумывая, не стоит ли попытаться убить Плакальщика. Но она знала, что ее убьют, если она сделает это. Вместо этого она припрятала кинжал. Спустя несколько дней, когда один из разбойников ночью полез к ней, она пырнула его в живот. Уже потом она осознала, что за это они тоже могут ее убить. Но ее не убили. Плакальщик так сильно избил ее, что выбил ей два зуба, и забрал у нее нож, но после этого он оставил ее в покое. Он перерезал горло умирающему и наорал на своих людей, за ней стали тщательно следить, но никто больше не пытался приставать к ней. Али думала, что некоторым из них она была просто неинтересна. Они казались обычными людьми, не хуже и не лучше других. А вот Плакальщик был другим. Она знала, что он бы был не прочь позабавиться с ней, но после того, как она укусила его, он остерегался ее. Он во всем очень осторожничал. По всей видимости, он хотел, чтобы все прошло гладко, и не собирался давать ей повод добавить ему проблем, особенно теперь, когда их путь пролегал через опасные места, и погода не радовала. Но Али не верила, что это продлится долго. — Куда мы идем? — выпалила она. Страх перед тем, что ее ожидало, придал ей смелости. Она уже пробовала как-то спрашивать, но тогда он только велел ей заткнуться, а когда она не смолчала, ударил ее. На этот раз Плакальщик пристально посмотрел на нее, и Али поспешно отвела взгляд. Он злился, когда ему смотрели в глаза. — Мы направляемся к королю, — ответил он, — К Ульфу Мрачному. От дяди Джиора Али знала про Королей-за-Стеной, но это все равно поразило ее. И его еще называют Мрачным. Что же это за человек, если даже одичалые зовут его Мрачным? — А что потом? — спросила она. Плакальщик сегодня был в хорошем настроении. Изредка он бывал в хорошем расположении духа, и тогда он становился общительным, разговорчивым, и Али понимала, почему люди следуют за ним, что они могут находить в нем. Ей это не нравилось. Он переставал выглядеть как отъявленный мерзавец и злодей, как чудовище, с этим своим красным лицом и текущими глазами, и был похож на обычного человека, и у нее на языке вертелись вопросы почему? и как он мог? Но сегодня это значило, что она получит ответы. — Потом я тебя ему подарю, — сказал он с неприятной улыбкой, — и все узнают, что это я выкрал внучку Первого Разведчика. Обо мне сложат песни! Ну, а потом я сделаю все, чтобы Дозор прознал, что ты у короля. И как ты думаешь, кого они пошлют? Али промолчала. — Если мне повезет, — продолжал он, — я буду там и сам прикончу его. Но даже если это сделает кто-то другой, плакать я не стану. — Вот и станешь, в немой ярости подумала Али. Ты же все время плачешь. — У Ульфа сотни верных людей, даже Цареубийца не справится со всеми. Не важно, кто проткнет его мечом. Моя слава ко мне вернется, а мальчишка будет кормить ворон. Я, пожалуй, даже отвезу его голову к Стене, славный будет видок, когда я ее насажу на копье. Он говорил, как человек, вынашивающий давнюю обиду. Али хотелось кричать и плакать. Она же была не при чем. Это было не честно. Изменит ли что-нибудь, если она скажет ему, что Джейме Ланнистера прозвали Цареубийцей не потому, что он выслеживал и убивал королей? Что он убил только одного, и с той же вероятностью за ней отправят любого другого разведчика? Даже с большей вероятностью отправят другого, потому что он был южанин и клятвопреступник, и разведчик из него, конечно, был никудышный. С горечью, Али подумала, что ее слова действительно могли повлиять на него. Он мог ее попросту убить как никчемную обузу, если бы счел, что пользы от нее не будет. И все-таки она с трудом удержалась от язвительного ответа. Она не знала, сможет ли ей кто-нибудь помочь, если она попадет в руки короля одичалых. Армию для ее спасения Дозор не отправит, а один человек и впрямь ничего не сделает против сотен одичалых. Если она всю оставшуюся жизнь проведет в плену за Стеной, стоило ли тогда вообще жить? Но если она умрет, она никогда не попадет домой. Никогда не увидит маму, Дейси, Лиру, Джори, даже Джораха. Али слишком жаждала вернуться домой, чтобы рисковать своей жизнью. Она решила, что послушно пойдет за Плакальщиком, пусть он дарит ее своему королю, она сделает все, что от нее потребуется. Но она вернется домой, рано или поздно. В этом она поклялась себе. Лучи заходящего солнца окрасили заснеженный пейзаж оранжевым. Джейме с братьями устраивались на ночлег. Уже десять дней они двигались по Стылому Берегу, в основном, через унылую белую пустошь, которая сводила с ума своим однообразием. Мороз был таким сильным, что плевок замерзал на лету, и на открытой местности ледяной ветер пронизывал до костей. Не раз за это время им приходилось прерывать и без того короткий ходовой день, когда у кого-нибудь начинал темнеть нос или пальцы и ноги теряли чувствительность. Тогда они, по возможности, разводили огонь или рыли снежную пещеру, в которой тесно жались друг к другу под сложенными друг на друга плащами. Спали они так же, окопавшись в норе. Но иногда им попадались и хилые деревца, и скалы, пестревшие мхом, лишайником и золотистой дудочной травой. Однажды они даже наткнулись на целое поле медвежьей ягоды. Вид бледной зелени после того, как они несколько дней подряд смотрели на камни и снег, привел их в восторг, а Нед настоял на том, чтобы поискать ягоды и разразился радостным воплем, когда нашел несколько ягод, задержавшихся на кусте. Это, пожалуй, самое красивое, и самое ужасное место на всем белом свете, размышлял Джейме, любуясь закатом, заливавшим белое безмолвие. С другой стороны на небе уже взошла луна. Они устраивали лагерь у подножия холма и, сделав все, что требовалось, Джейме поднялся наверх, чтобы прикинуть, что им готовит грядущий день. Перед ним тянулась все та же белая равнина, но в отдалении он различил каменистый берег и темную кромку моря. Блейн вскоре присоединился к нему. — Ты не думаешь, что мы подошли слишком близко к воде? — спросил Блейн. Чем ближе к морю, тем больше был шанс наткнуться на враждебные кланы, которые промышляли здесь моржовой и тюленьей охотой. Но и уходить далеко они не могли. Они искали клан Великого Моржа, рассчитывая, что тот мог что-то видеть или слышать, его клан постоянно перемещался. Джейме был здесь с Мансом и знал приметы, но он боялся, что если пропустит хоть один знак, то окончательно собьется с пути и потеряет направление. Впрочем, они всегда могли просто свернуть на запад и идти, пока не упрутся в море. А вот если их убьют, тут уже ничего не поправить. — Пожалуй, да. Завтра возьмем севернее. — Джейме оторвал взгляд от горизонта и посмотрел на Блейна. — Как настроение? — Могло быть лучше, — сухо сказал Блейн. — Хоть это и наш долг — умереть за девчонку Мормонт, но помирать-то все равно не хочется. — Наш долг не умереть за нее, — Дыхание Джейме замерзало у него на губах, — наш долг выжить и спасти ее. Чести нам смерть не принесет. Смерть будет означать неудачу, а я, напротив, намерен преуспеть. Блейн склонил голову набок, смотря на Джейме. На губах его промелькнула задумчивая улыбка, а потом он рассмеялся. — Седьмое пекло, Джейме Ланнистер! Если будешь продолжать в том же духе, когда Кворгил сыграет в ящик, я отдам свой голос за тебя. Джейме прокашлялся. — Маллистер будет решать, кому пойдут наши голоса, так что, боюсь, это пустая угроза. — А может, это не угроза, а от чистого сердца, — сказал Блейн. — Я замерз, — спохватился Джейме, как будто не мерз постоянно с тех пор, как они покинули Медвежий Остров. — Пошли к остальным. — Да ты зарделся весь, — сказал Блейн с восторгом, — Подумать только, лордик, который крутится, как уж на сковородке, когда люди ему говорят, что он мог бы быть лордом. Джейме молча начал спускаться. Блейн со смехом последовал за ним. Пещера, которую они выкопали, больше похожая на нору, не была теплой, но в ней было сносно, особенно, когда тощий Эдрик втиснулся между Джейме и Блейном, по-детски уткнувшись лицом в плечо Джейме, а Кейн прижался с другой стороны. Блейну выпал первый дозор, Кейну второй, так что Джейме мог бы наконец выспаться. Но завывающий ветер постоянно будил его, проникая в его сны о Королевской Гавани воплями умирающего. Когда Джейме в очередной раз проснулся уже на рассвете, он заметил, что Кейн тоже приподнялся и напряженно вслушивается. Джейме приоткрыл рот, чтобы спросить, в чем дело, но в этот момент сам услышал звук, который был едва различим из-за ветра: лай собак. Их следы на снегу просто нельзя было не заметить, даже если бы их не унюхали собаки. Джейме растолкал Эдрика и Блейна. — Вставайте, живо. У нас гости. — Будем говорить? — спросил Кейн. — Если повезет, заведем новых друзей. — Джейме обратился к остальным, — Хватит пялиться, шевелитесь. Я бы предпочел встретить их на ногах и в приличном виде. Каким-то чудом им это удалось. Они вылезли из пещеры как раз тогда, когда показались одичалые. Ни моржовых клыков, ни оленьих рогов Джейме не разглядел, как ни надеялся. Это был какой-то другой клан, о котором он ничего не знал. Он насчитал с дюжину одичалых на санях, запряженных огромными собаками на манер колесниц. На каждых санях было по два-три человека. В упряжке было по четыре собаки, и эти собаки были размером с небольшую лошадь. Двенадцать — это перебор. В других обстоятельствах он бы не боялся, но снег был слишком глубоким и не позволял быстро двигаться, а главное — собаки. Джейме не знал, сколько времени уйдет у такой собаки, которая больше смахивала на лютоволка, на то, чтобы убить человека в кольчуге и коже, сбив его с ног, но подозревал, что смерть от ее зубов будет не из приятных. Собаки замедлили ход и остановились. Две женщины в мехах и тюленьих шкурах спрыгнули с саней, которые были ближе всего. Они не были высокими, но меха и тюленьи шкуры делали их массивными. Лиц их под капюшонами почти не было видно. Они обменялись какими-то словами на Старом Наречии, потом та, что была слева, повернулась к Джейме и сказала ему что-то на том же языке. — Я полагаю, общего языка вы не знаете? — сказал Джейме, лучезарно улыбаясь. Одичалые только молча смотрели на него. Джейме знал от Манса отдельные слова и фразы на Старом Наречии, но вряд ли от них был бы толк. Тем не менее он попытался. — Мы не хотим причинить вам вред, — сказал Джейме, надеясь, что произносит слова правильно, как учил его Манс. Только сказав это, он сообразил, что сморозил глупость. У них было двадцать чудовищных собак, чего им было бояться? Женщины оглядели его, потом та, что была справа, спросила что-то. Джейме попытался сложить слова в своей голове. Он догадался, что она спрашивала, что они тут делают, но толку от этого не было, ответить ей он все равно бы не смог. — Джейме, — позвал его Нед сдавленно. Но Джейме и сам все видел. Одичалые смотрели на них с явной враждебностью, все были вооружены копьями, и даже собаки скалились, прижав уши. Он попытался вспомнить еще какие-нибудь слова, но на ум ему приходила только всякая ерунда — слова приветствия, прощания, строки из песен. Еще четверо одичалых слезли с саней и подошли ближе. Одна из женщин махнула рукой и что-то пренебрежительно сказала в их адрес, потом крикнула что-то своим приятелям. Голос ее на ветру разнесся громко и резко. — Похоже, завести друзей тебе не удалось, — сказал Блейн. В подтверждение его слов один из копейщиков бросился на них. Джейме увернулся и пырнул одного в живот. Кольчуга спасла его от удара второго, Джейме схватил его копье левой рукой, а правой прикончил. Но когда он повернулся, Кейн уже лежал на земле, и из его горла, дымясь, хлестала кровь, а безоружный Нед пытался уползти от идущего на него одичалого. Джейме схватил одну из женщин за косу, дернул ее назад и снял ей голову с плеч. Отбросив тело в сторону, он встал перед Недом, и Блейн встал рядом с ним, плечом к плечу, держа лук наготове. Двоих из него он уже уложил. Собаки, почуяв кровь, зарычали, скаля зубы. Мы не справимся с ними, подумал Джейме. Я должен что-то придумать. — Доверьтесь мне, — сказал он братьям. -Что…. — На Блейна напал еще один копейщик, и он не договорил. Джейме вмешался и остановил его удар, вырвал копье из рук одичалого и ткнул навершием меча тому в лицо. — Стоять! — рявкнул он на Старом Наречии. Зашвырнув копье себе за спину, он посмотрел на одичалых. Еще несколько человек спустились с саней, чтобы присоединиться к бою. И тогда Джейме вложил меч в ножны. Джейме не знал, как сказать то, что он хотел им сказать, но иногда можно было обойтись и без слов. Окоченевшими и неловкими пальцами он расстегнул фибулу, подаренную ему Игритт. Фибулу он крепко зажал в одной руке, а другой скинул с себя плащ. Нед издал какой-то звук, но Джейме не обернулся, он и так знал, что Блейн заставит его молчать. — Мы можем… — он поискал в памяти известные ему слова, которые подошли бы, но тщетно. Вместо этого он присел возле одного из убитых одичалых, снял с него толстый меховой плащ и набросил себе на плечи. — Нам, — сказал он. — С вами. Один из мужчин покачал головой и побежал на него. Джейме уклонился от его первого удара, следующим движением он обнажил меч. Второй удар одичалого пришелся ему в бок. Кольчугу он не проткнул, но Джейме, которому мешал тяжелый заплечный мешок и глубокий снег, потерял равновесие и растянулся на снегу, выронив меч. Он схватил нападавшего за ногу и дернул, тот тоже упал, и Джейме, выхватив кинжал, повалился на него и вогнал лезвие ему в глаз, провернув. Одичалый, дернувшись, замер. Джейме с трудом поднялся на ноги. — Нам, — прорычал он, — С вами. Манс как-то сказал ему, что одичалые уважают силу. Памятуя об этом, Джейме заставил себя выпрямиться в полный рост. Из оставшихся четверо были женщины, а мужчины были низкорослыми. Джейме на голову был выше каждого из них, и он знал, каким огромным он выглядит в кольчуге и броне. Женщина — он подумал, что это та, которая убила Кейна, — приблизилась к нему с поднятыми руками, словно к дикому зверю. Она остановилась в полуметре от него и протянула руку. Джейме отдал ей кинжал. Она продолжала выжидающе смотреть на него, и тогда он вынул из ножен короткий меч, который носил на правом бедре, и отдал его ей, рукоятью вперед. Она кивнула и, покопавшись в снегу, разыскала меч, который он выронил, после чего вернулась к своим саням и закрепила его вещи сверху. Еще двое забрали оружие у Неда и Блейна. Пока они это делали, первая женщина подняла плащ Джейме и набросила его себе на плечи. Вернувшись к нему, она со значением посмотрела на Джейме и произнесла слово, которое он, наконец, узнал и понял. — Мой. До селения, находившегося на северо-востоке относительно побережья, они добрались лишь к вечеру, когда солнце уже почти село. Среди снежных хижин бродили олени, копавшие снег в поисках лишайника, тут же, наблюдая за суетящимися вокруг людьми в меховой одежде, вальяжно развалились огромные собаки. Джейме заметил девочек, которые делали наконечники для копий у костра, и двоих мужчин, учивших стаю мохнатых щенков носить небольшие поклажи. Женщина остановила сани посреди селения и потащила Джейме за руку. Подчиняясь ее лающему приказу, двое мужчин привели Блейна и Неда. Отправив остальных восвояси, она повела Джейме и его братьев к одному из самых больших строений. Чтобы попасть внутрь, им пришлось ползти по проходу, но в самой хижине было просторно, они свободно могли стоять в полный рост. Внутри было тепло и тихо, стены надежно защищали от ветра и шума снаружи. Пол был устлан мехами и шкурами, в углу горела масляная лампа. На куче шкур сидела старуха и сшивала куртку костяной иглой. Она, по-видимому, до этого говорила с двумя седеющими мужчинами, но, заметив их, все трое умолкли и уставились на них в изумлении. Копьеносица стянула свой капюшон, сняла шапку и подошла к старухе, что-то быстро ей говоря и время от времени тыча пальцем в сторону Джейме. Он только сейчас смог ее толком разглядеть. К его удивлению, по виду ей нельзя было дать больше восемнадцати. У нее были светлые волосы, большой выразительный рот и темные глаза, казавшиеся огромными на лице. Вид у нее был дикий, и Джейме она напомнила Роберта своими размашистыми движениями, громким голосом и тем, как ее было слишком много. Выслушав ее, старуха жестом велела мужчинам уйти, потом приказала Джейме, Блейну и Неду подойти ближе. — Хочу взглянуть на ваши лица, — сказал она. Джейме выпрямился. — Вы знаете Общий язык. — Некоторые знают. Торгуем, говорим с людьми с востока. — Она щелкнула пальцами. — Снимите капюшоны и шапки. Хочу видеть, с кем говорю. Они подчинились. Пока Джейме разматывал шарф, клятая копьеносица подошла ближе, не скрывая своего интереса. У него руки чесались замотаться обратно в шарф, а когда у нее глаза вспыхнули, и она улыбнулась, словно ей достался боевой конь вместо обещанного мула, он пожалел, что не родился уродом. Старуха отложила шитье и поднялась. Ее лицо было все в морщинах, волосы были белыми, но двигалась она легко. Оно обошла их вокруг, рассматривая и приценяясь, словно они были лошадьми, выставленными на продажу. Наконец, она отступила и указала на девушку. — Моя внучка. Серебряная Волчица. Я Великая Волчица, мать клана. Глава семьи. — Она подождала, пока Джейме кивнет, и продолжила. — Твои люди принадлежат тебе, а ты принадлежишь Серебряной. Но Серебряная принадлежит мне, так что вы все тоже принадлежите мне. Его братьям эти слова явно не пришлись по душе, Джейме кожей ощущал напряжение, повисшее в воздухе. Стараясь говорить спокойно, он переспросил. — Что значит, мои братья принадлежат мне? — Тебя сюда привела моя внучка, — медленно пояснила она, — а ты привел их. Это понимаешь? Джейме подумал, что это звучит довольно бредово. — А с какой именно целью она меня сюда привела? Я как-то это упустил. — Она тебя похитила, — сказала Великая Волчица. — Нет, — сказал Джейме. — Нет, нет, это мужчины похищают женщин. — На Стылом Берегу любой, кто хочет, берет, если думает, что сможет удержать. Если докажешь, что от тебя есть польза, произнесешь клятву перед богами, будешь мужем. — Она поискала в памяти нужное слово. — Вы обручены. Джейме зажмурился. Все не так плохо, подумал он. Мы живы. Я что-нибудь придумаю. Старуха тем временем продолжала говорить, и он открыл глаза, чтобы выслушать остальное. — Вы низко в клане. Новые, слабые. Не получаете хорошие вещи. — Она потянула за рукав его стеганого дублета. — Это тем, кто лучше вас. Вам меха и шкуры. — Что значит «тем, кто лучше»? — возмутился Джейме. — Уверяю, что любого из… Она с силой ударила его по лицу. Джейме пошатнулся и едва не упал — не столько от силы удара, сколько от шока. Блейн поддержал его. — Не говоришь таким тоном, — сказала она. — Вы умеете обращаться с собаками? Ухаживать за оленями? Охотиться на моржей, тюленей, медведей? Строить снежные дома? Шить одежду? Джейме, на лице которого разливалась краска, молча буравил ее взглядом. Старуха фыркнула. — Ты хорошо машешь мечом, вот и все. Это мало, почти ничего. Джейме уже открыл рот, чтобы сказать что-нибудь язвительное насчет того, что ее внучке зато его меч явно приглянулся, но Блейн перебил его. — Мы все поняли. Так ведь, Джейме? — Так, — процедил Джейме сквозь зубы. — Хорошо. Не бойтесь. Со временем вы научитесь и будете приносить пользу. — Она подумала немного. — Держитесь тех, кто знает Общий язык. Они вас научат говорить правильно. Помогайте охотиться, ловить рыбу, чинить вещи и делайте, что скажет Серебряная Волчица. Джейме бросил взгляд на девушку. Она смотрела на них, наморщив лоб, пытаясь разобрать, что они говорят. — Мы будем делать все, что от нас потребуется, — сказал он старухе. — Но я бы хотел передать кое-что моей нареченной. Старуха сузила глаза, но жестом позволила ему продолжать. — Вольный народ говорил мне, что мужчина может владеть женщиной, мужчина может владеть ножом, но он не может владеть и тем, и другим одновременно. Это и к женщинам относится. Если эта девушка ко мне пальцем притронется, при первой же возможности я ее изувечу. Быстрой и чистой смерти она от меня не дождется, остаток жизни проведет калекой. Разъясните ей это хорошенько. Женщина сжала губы. — Тебя и твоих братьев убьют. Это того стоит? — Надеюсь, до этого не дойдет. Из меня может выйти хороший воин, славный охотник. Может, и муж… когда-нибудь, если со мной хорошо обращаться. Она же меня хочет. Пойдет она на риск лишиться здоровья, своего прекрасного будущего мужа и сильных золотоволосых детей, которых он мог бы ей дать, ради того, чтобы удовлетворить сиюминутную похоть? Он боялся, что Великая Волчица снова его ударит, и, судя по выражению ее лица, именно это ей и хотелось сделать. Но она передала его слова девушке. Какое-то время они перешептывались, спорили. Серебряная Волчица бросила на Джейме обиженный и озадаченный взгляд, явно не понимая, почему он не горит желанием немедленно сделаться отцом ее детей. У тебя на лице кровь моего брата, женщина, вертелось у него на языке. Но он смолчал. Наконец, она встретилась с Джейме взглядом и кивнула. Джейме привалился к стене. — Спасибо, — сказал он на Старом Наречии. Серебряная Волчица только покачала головой в ответ. Недели потянулись бесконечно. Работа была скучной и утомительной, и ей конца не было. Постоянно нужно было следить за собаками и оленями, охотиться, разделывать туши. Дважды за это время они бросали свои снежные хижины и переходили на новые земли, где приходилось заново обустраиваться. Но к тяжелой работе Джейме быстро привык. С остальным было сложнее. Из почти двух сотен людей на Общем языке говорили лишь семеро. Джейме пытался учить Старое Наречие, но его или перебивали, или игнорировали, а чаще всего просто смеялись над ним, словно он был дурачком. С таким же успехом ему могли просто отрезать язык. Лишенный вдобавок и меча, он чувствовал себя беспомощным, как ребенок. С его нареченной дела тоже обстояли не лучшим образом. Ее старший брат, которого звали Маленьким Волком, хотя он был самым высоким в семье, знал Общий язык. По его словам, она считала, что он просто лишен мужской силы или евнух. Когда Джейме высказал ей, что он думает по этому поводу, она вытащила костяной нож и указала им на его пах. Не нужно было знать Старое Наречие, чтобы понять, что она угрожала оскопить его собственноручно, если он снова позволит себе так с ней разговаривать. Джейме плюнул ей в лицо. Она бросилась на него, и нож рассек ему руку, когда он попытался загородиться от нее. Он плюхнулся на задницу, не ожидав, что женщина напрыгнет на него, словно дикий зверь, она оседлала его. На нем была толстая меховая куртка, поэтому ее маленький нож рассек только кожу от левого плеча до середины груди, не задев мышцы. Даже после того, как он вывернул ей руку и отнял нож, она кричала, царапалась и кусалась, пока он не сомкнул руки на ее шее. Он душил ее, пока она не потеряла сознание. Джейме пришлось накладывать швы на руку, грудь и рассеченную губу, а порез над левым глазом воспалился, и его так разнесло, что он ничего не видел этим глазом. Знахарка почистила рану и наложила на нее вонючую мазь, от которой рану жгло огнем, и он опасался, что останется шрам. Великая Волчица отчитала их обоих, но хотя Серебряная Волчица и перестала после этого вслух подвергать сомнению его мужественность, она вовсю распоряжалась им, словно, пытаясь подчеркнуть, что он по-прежнему в ее власти. У Блейна дела шли не так плохо, его новая роль ему подходила лучше, чем Джейме. Он даже посмеялся, когда Джейме спросил его, как ему дается работа. — Как вы думаете, чем, собственно, крестьяне занимаются по жизни, лорд Ланнистер? — спросил он сухо. Но было заметно, что он разочарован и раздражен, и лицо его становилось мрачнее и мрачнее с каждым днем, по мере того, как время шло, а чудесного плана избавления так и не было. Нед, которому было только шестнадцать, и без того тощий, хирел на глазах. Он был сыном фермера и ничего из того, что от него требовалось, толком не умел, только шить — и то медленно. В отличие от Блейна, который был браконьером, Нед никогда до этого не охотился. Несмотря на свой добрый нрав, учился он медленно. На глазах у Джейме клан принес в жертву каким-то ледяным богам мальчишку, сломавшего ногу на охоте, и он опасался, что Неда тоже убьют, если сочтут бесполезным. Однажды вечером, когда они ужинали похлебкой из тюленины, Блейн сказал Джейме: — Ты так делу не поможешь. Засунь уже свою гордость куда подальше и перестань дуться. Когда я вижу тебе таким несчастным, мне начинает казаться, что все совсем безнадежно. Той ночью Джейме не мог уснуть. Он лежал между Серебряной Волчицей и братьями. Не до конца зажившие раны на груди и на руке ныли, порез над глазом пульсировал болью, все его тело молило об отдыхе, но спать он не мог. Вместо этого он снова и снова проворачивал слова Блейна в своей голове, смотря на отблески огня, которые играли на стенах снежной хижины. Наступило утро. За завтраком, состоявшим из соленой рыбы и горького чая, Джейме рассматривал Серебряную Волчицу. Покопавшись в своем скудном запасе слов Старого Наречия, он прочистил горло, чтобы привлечь ее внимание. — Я хочу быть друзьями. Она смотрела на него, словно на сумеречного кота, обнажившего клыки перед нападением. Джейме внезапно осознал, что она его боится. Это было неудивительно. Он угрожал изувечить ее, он едва не задушил ее во время их драки — тогда его остановил лишь страх перед неминуемой расплатой. Но и она так же легко могла убить его — если бы знахарка не вылечила воспалившийся порез у него над глазом, если бы удар ее ножа пришелся точнее, если бы другие раны загноились. — Друзьями, — повторила она на Старом Наречии. Ее темные глаза скользнули по его лицу, она нахмурилась. Она сказала что-то, что он не вполне понял, и, видя его замешательство, она повторила раздельно, словно говорила с ребенком. — Ты. Я. Не доверяем. Он коснулся груди, где до сих пор не затянулась рана от ее ножа, и своего опухшего глаза. — Это делать больше не будем. Девушка прищурилась, но осторожно кивнула в знак согласия. — Не будем. Вечером Джейме отвел Неда в сторону. — Мы здесь не навечно. — Уже целый месяц прошел, — сказал устало Нед. Джейме положил руку ему на плечо. — Если Алисана Мормонт еще жива, она за Стеной уже провела больше времени, чем ты, и ей некому помочь. Ты сможешь продержаться еще немного. Ты же брат Ночного Дозора. — А разве мы все еще братья Ночного Дозора? — спросил он Джейме. — Конечно, — тихо ответил Джейме. Чтобы их не подслушали, он наклонился к лицу Неда почти вплотную, глаза в глаза. — Я же принес клятву Дозору, и еще одну Лире Мормонт. Ты считаешь меня клятвопреступником? Парень мог бы припомнить Джейме Эйриса, но вместо этого он быстро замотал головой. — Нет, сир. — Хороший ответ. — Джейме отпустил его. — Пусть на это уйдет два месяца или пять, да хоть до конца зимы, но я буду жить и узнаю, что случилось с Алисаной Мормонт, а потом вернусь домой. — А Блейн? А я? Что будет с нами? — Ваша жизнь не в моих руках, — сказал Джейме. — Если хочешь жить, борись. — Я очень постараюсь, сир, — сказал Нед с душераздирающей серьезностью. Джейме через силу улыбнулся ему. — Уж постарайся. Манс уже битый час повторял одно и то же, но он все же попытался еще раз. — Мы можем попробовать добраться до… — Нет, не можем, — устало сказал Куорен. — Ты командуешь разведкой, а не я. Если бы ты действительно считал, что мы сможем добраться до какой-нибудь деревни, ты бы меня не спрашивал, мы бы уже были на пути туда. — Ты просто не понимаешь, что Крастер за человек, — настаивал на своем Манс. — Если мы не остановимся, мы рискуем погибнуть. — Солнце почти целый день было скрыто за плотной белой завесой, стояло зловещее затишье, предвещавшее снежную бурю, и в воздухе ощущалось приближение сильных холодов, таких, что убивают человека во сне. Погода стремительно портилась. Но Манс был слишком зол и не желал внимать голосу разума. — Я бы лучше сдох, — сказал он. Куорен фыркнул, конечно, он ему не поверил. Сказать по правде, если бы Манс был один, он бы продолжил путь. Но он не мог губить Куорена из-за своей гордости. Жаль, что им помешала погода. Куорену и Мансу редко выпадала возможность отправиться за Стену вместе. Обычно за какой-нибудь похищенной девицей Маллистер не посылал своих лучших разведчиков, тем более в паре, но речь шла о дочери лорда. Впрочем, толку от этого все равно не было, девчонку они так и не нашли. Во всех селениях, где они побывали, от Сумеречной Башни до Кулака Первых Людей, им говорили одно и то же: никто не видел ни разбойников, ни девчонки, никто не видел ничего подозрительного. Манс ожидал чего-то подобного. Если бы разбойники попытались пройти через Теснину или перебраться за Стену, их бы обнаружили многочисленные патрули. Это означало, что они либо до сих пор скрывались в Северных Горах или в землях Дара, поджидая, когда представится подходящая возможность, либо ушли на Стылый Берег. Когда Манс вспомнил про Стылый Берег, он стал еще мрачнее. Маллистер не должен был посылать туда Джейме. Вообще никого не стоило туда посылать среди зимы, а если и посылать кого-то, то одного Манса. Возможно, Маллистер не хотел терять связи Манса к востоку от Клыков Мороза, у него их было гораздо больше, чем у Джейме, но Манс подозревал, что на самом деле Маллистер просто хотел, чтобы именно Джейме оказался там, где было больше всего шансов напасть на след девицы. Джейме искренне верил, что Маллистер перестал интересоваться его дальнейшей судьбой, но Манс не был таким слепцом. Старик боялся, что Бен Старк получит все то, что в его глазах полагалось Джейме, а тут ему выпал такой шанс вернуть своего любимчика в игру. Джейме мог бы высоко подняться в глазах командования, если бы спас племянницу будущего лорда-командующего. Но Маллистер недооценивал опасность. Все эти лорды и рыцари просто отказывались понимать, что есть угрозы, против которых бесполезны и меч, и хорошо подвешенный язык. Деревья начали редеть, и впереди показался Замок Крастера, притулившийся на куче чего-то похожего на дерьмо, хотя это, вероятно, была грязь. По двору сновали дочери Крастера — они рубили и носили дрова, заводили животных внутрь. Одна, которой было не больше двенадцать, взглянула на них снизу вверх, потом повернулась и закричала. — Вороны! Еще вороны! Еще? Из дома вышел сам Крастер, в грязном плаще из овчины, Манс заметил, что у него не было одного уха. Он был мрачнее тучи, рот у него кривился. Оглядев их, он выругался. — Тоже небось ищете Мормонтово отродье? — Кто-то из дозорных сейчас здесь? — спросил Куорен. — Из Черного Замка прилетели, — усмехнулся Крастер, — Тебя я знаю, ты из Сумеречной Башни. — Его глаза обратились к Мансу. — А с тобой мы встречались? — Встречались разок, — ответил Манс небрежно, — Мне лет четырнадцать было. С тех пор я сюда не наведывался. — То была одна из его первых вылазок, незадолго того, как его отправили в Сумеречную Башню. После того раза он уверился, что возвращаться сюда ему не стоит. Манс не знал, как Крастер смог узнать его спустя столько лет. Но его глаза сузились, и на лице появилась неприятная ухмылка. — А, вороний прихвостень, — сказал он, скалясь. — Не надоел тебе еще рабский ошейник? Хотя говорят, вы с тем золотым лорденком везде летаете вместе, ну прямо голубки. Наверное, поэтому ты среди них и задержался? Манс заставил себя улыбнуться. — Понятия не имею, о чем ты. Крастер мерзко усмехнулся, показывая гнилые зубы. — Да ты и улыбаешься как раб. Интересно, кто из вас двоих за мужика, а кто за бабу. — Мы здесь только, чтобы бурю переждать, — вмешался Куорен, совершенно сбитый с толку этими нападками. — Чем собираетесь одарить меня? Просто так я вас кормить не буду. Как насчет этого красивого меча, полукровка? Мансу стоило огромных усилий удержаться от того, чтобы достать свой новый двуручный меч и вспороть им Крастеру брюхо. Этот клинок был подарком от Тириона в знак признательности. Его рукоять была обмотана мягкой кожей, выкрашенной в насыщенный кроваво-красный цвет, навершием служила белая мраморная ворона с рубиновыми глазами. Даже ножны были прекрасны — черное дерево в черной коже, сверху на них была вырезана ворона с распростертыми крыльями. У Манса не так много было вещей, полученных не от Дозора, и даже они все равно все были черными. Этот меч значил для него больше, чем жизни кое-кого из братьев. — Пара дней под крышей меча не стоят, — ответил Манс Крастеру ровным голосом. Он полез в одну из седельных сумок и, покопавшись, достал теплые меховые рукавицы, которые братья надевали поверх перчаток в сильный мороз. Он прихватил лишнюю пару для обмена. — Это соболь. Крастер повертел их в руках. — Они выглядят получше, чем-то, что вы, вороны, обычно предлагаете. — Король расщедрился, — соврал Манс. Роберт прислал кое-что по мелочи — шапки, перчатки, сапоги, и этого едва хватило, чтобы снарядить разведчиков. Но и от этой малости многие отказались — одни уверяли, что не нуждаются в красивых тряпках, другие считали, что король собирается таким образом прибрать Дозор к рукам или, еще того хуже, что это Джейме пытается подкупом вымостить себе путь наверх. — Так уж и быть, сойдет. — Крастер убрал рукавицы под плащ. — Не думай, что я не знаю, что в этом замешан твой лорденыш. У меня одно ухо, но я не глухой, и слышу, что люди говорят. — Он усмехнулся. — Можете переждать бурю, но не троньте моих женщин. Слышишь? Я к тебе обращаюсь, одичалый выродок. Я таких, как ты, хорошо знаю. — Да, с полукровками, в которых черная воронья кровь течет, нужна особая осторожность, — согласился Манс. — С такими как мы…. то есть, с такими как я. Просто ничего с собой не можем поделать. Но не бойся, Куорен за мной последит. Крастер плюнул ему под ноги. — Поговори еще, и я вырву твой паршивый язык. — Он повернулся и тяжелой поступью направился к дому. Манс последовал за ним, избегая встречаться взглядом с Куореном. Внутри Замок Крастера пропах навозом. Вместо пола была мерзлая земля, под ногами крутились собаки. Голая девочка лет двух-трех, заливисто смеясь, гонялась за одной из дворняг, но, когда она пробежала мимо Крастера, он схватил ее за волосы и толкнул так, что она растянулась на земляном полу. — Хватит визжать. Найди свою проклятую мать. Манс наклонился, чтобы помочь ей, но Крастер тут же развернулся и дернул его за руку. — Я сказал, не трожь моих женщин, ублюдок. Перепуганная девочка на четвереньках бросилась прочь. Манса почувствовал, как в черепе у него начинает пульсировать боль. — Это же ребенок. Я не знал, что они тоже считаются за женщин. — И они считаются, и собаки. — От вони изо рта Крастера Манса чуть не тошнило. — Никогда не знаешь, на что может покуситься выродок. Я бы на твою шею покусился, подумал Манс, представляя, с каким удовольствием перерезал бы ему глотку и уже ощущая его теплую кровь на своих руках. Он подошел вплотную к Крастеру. Он был выше его на пару дюймов, а броня и зимнее снаряжение придавали ему внушительный вид. Презрительно скривив губы, Манс отодвинул Крастера плечом и прошел мимо него. Крастер что-то проворчал, но не остановил его. Как и говорил этот бешеный сукин сын, за длинным столом на грубо сколоченной скамье уже сидели трое дозорных. Первым Манс заметил Бенджена Старка. Когда Манс был в Черном Замке, парень был высоким и тощим. Теперь он стал еще выше и еще тоньше, и со своим длинным старковским лицом походил на заморенную голодом лошадь. Рядом с ним сидел Ульмер и какой-то рыцарь из тех, что поддерживали Таргариенов, в плаще с соболиной опушкой и черной кирасе, украшенной гравировкой. — Вот, еще двоих поймал, — объявил Крастер. — Теперь целых пять клятых ворон под моей крышей. Вам повезло, что я человек благочестивый и терплю это все, — сказал он с отвращением в голосе. — Мне еще надо сделать кое-что до того, как начнется буря, но мои жены присматривают за вами. Кто будет совать нос не в свои дела, живо останется без носа. — Он пошел прочь, выкрикивая распоряжения своим женам, а Куорен схватил Манса за плечо и зашипел ему в ухо. — Я никогда прежде не видел, чтобы он так себя вел. Если хочешь, давай уйдем отсюда. — Если бы была возможность укрыться где-то еще, ты бы меня сюда не затащил. Я знал, чего от него ждать. Бенджену Старку хватило любезности не обращать внимания на поведение Крастера, и его замечание насчет собак он пропустил мимо ушей, хотя Манс знавал братьев, которые охотно присоединились бы к шутке. — Мы до сих пор не были знакомы — сказал он Мансу непринужденно. — Я помню, что ты был в Черном Замке пару лет назад. Ты Манс, да? — Да. А ты тот самый Старк. — Я тебя помню, — встрял Ульмер. — Тебе нравились мои истории, — добавил он, многозначительно посмотрев на своих братьев. — Это потому, что ему не приходится слушать их каждый божий день, — сказал рыцарь. Он кивнул Мансу. — Сир Джареми Риккер. Рад встрече. Все говорят, ты лучший разведчик на Стене. — Похвала в его устах прозвучала двусмысленно, таким тоном обычно с шлюхами в Кротовом Городке говорили. Куорен и так постоянно мотался в Черный Замок к лорду Кворгилу, так что Манс решил, что он в представлении не нуждается. Проигнорировав замечание Риккера, он спросил. — Слышали что-нибудь об Али Мормонт? — Ни слова, — признался Ульмер. — Зато слышали про очередного короля-за-стеной. — Это уже третий что ли? — спросил Куорен. Старк кивнул. — Получается, что так. Тенн, еще один возле Оленьего Рога, и тот, за которым приглядывает сир Джейме. Сир Джареми покачал головой. — Странно все-таки, что они объявились все разом. Я слышал, Цареубийца считает, что одичалые боятся возвращения Иных. Интересно, с чего бы. — Даже не представляю, — сказал Манс. — Мейстер Эймон полагает, мы не должны сразу отмахиваться от этих слухов, — встрял Ульмер. — Эймон стар, — возразил сир Джареми, — и драконы всегда были слишком суеверными. Я знавал человека, который был пажом при дворе лет двадцать назад, и он утверждал, что Эйрис и Рейла поженились только потому, что им какая-то лесная ведьма это велела. Сказала, что ребенок из их рода будет каким-то там спасителем. Куорен склонил голову набок. — У нас в Сумеречной Башне есть человек, который был оруженосцем у Джейхейриса. Он тоже рассказывал про ведьму. — А, — фыркнул Манс, — ну да, он считает, что в этой женщина текла кровь детей леса. — Ну кем бы она ни была на самом деле, — сказал Риккер, — принц не должен был принимать ее слова так близко к сердцу, это было безумием. И в конце концов она все равно ошиблась, разве не так? Последние из их династии оказались в изгнании в Эссосе, без гроша за душой. Это заставило Манса задуматься. Если в словах Риккера была хоть толика правды, то пророчество, за которое, по словам Эймона, так цеплялся Рейгар, должно было говорить о Эйгоне или о младшем сыне Эйриса. При этом он оставил принца Эйгона с лишь одним рыцарем Королевской Гвардии, а второго мальчишку вообще никто не охранял. Зато трое рыцарей в Дорне охраняли девицу в одинокой башне. Возможно, он думал, что она ждет ребенка? Но даже на Стене они бы услышали о рождении бастарда и о том, какая судьба его постигла. Даже жаль, что никакого ребенка она не родила. Манса мало занимало пророчество, но ему нравились параллели с историей Баэля. — Я согласен с сиром Джареми, — сказал Бенджен Старк. — Мне кажется, Эймон тоже попался на удочку лесной ведьмы. — Он покачал головой, играя желваками. — Он прекрасный мейстер, мудрый, но они все заражены одним и тем же безумием. — Ты думаешь, Рейгар похитил вашу сестру из-за пророчества, — догадался Манс, и все сидевшие за столом нахмурились, а Бенджен бросил на него такой ледяной взгляд, словно и впрямь происходил от Королей Зимы, даже с этим своим лошадиным лицом. — Да, — мрачно ответил он, — и поэтому, полагаю, ты понимаешь, почему я пока не спешу бросаться выслеживать Иных. Манс подумал, что при всем при этом Старк все-таки по своей воле оказался на Стене. Что-то же привело его сюда. В этот момент вернулся Крастер. Водрузившись в кресло во главе стола он объявил. — Мои женщины собирают вам ужин. Многого не ждите — сейчас зима, и мне нужно думать о том, как прокормить своих. Но голодными не останетесь. — Прими нашу искреннюю благодарность, — сказал сир Джареми. Куорен, которого ничто не могло отвлечь от исполнения долга, спросил. — Крастер, ты уверен, что не слышал ничего, что могло бы помочь нам найти Алисану Мормонт? — Я уже сказал этим троим. Я ничего не знаю. — Необязательно именно о ней, — вмешался Манс, — может, ты знаешь разбойников, которые что-то затевали, или кого-нибудь, у кого зуб на Первого Разведчика? — Я много чего интересного знаю, ворона. Не думай, что я слишком глуп для того, чтобы понимать, что важно, а что нет. — Крастер сузил глаза. — Если девчонку украли с Медвежьего Острова, скорее всего они отправились на Стылый Берег. Думаю, она давно мертва. Скорее всего, подумал Манс. И Джейме с Блейном тоже сложат там головы, гоняясь за ней. Он решил сменить тему. — А что насчет этого нового короля? Слышал о нем что-нибудь? — Я человек вольный, до королей мне дела нет. — Кое-кто поговаривает, что короли выскакивают как грибы после дождя, потому что Иные вернулись, — попытался зайти с другой стороны Манс, — Говорят, люди волнуются, ищут тех, кто сможет защитить их. Слышал что-нибудь об этом? Крастер издал не то хрюк, не то всхлип. — Меня тошнит от твоих расспросов. Все выспрашиваешь и выспрашиваешь, как образцовая ворона. Им пришлось учить тебя служить или это твоя черная кровь в тебе говорит? Прежде чем Манс нашел слова, вмешался Бенджен Старк. — Нет ничего дурного в том, чтобы нести службу, Крастер. — Может, и нет, — сказал Крастер. — Мои жены прислуживают мне, и это хорошо, так и должно быть. А вот прислуживать воронам — дело другое. — Он посмотрел на Манса своими маленькими темными глазками. — До людей разные слухи доходят. Ты знаешь, что случилось с твоей матерью? — Да, — ответил Манс сквозь зубы. — Она сражалась за тебя, а когда вороны прижали ее, вот тогда она стала умолять. А теперь ты сам убиваешь копьеносиц, оставляешь их детей сиротами. Ну они хотя бы подрастут и смогут отплатить убийцам, а не побратаются с ними. — Он рассмеялся. — Но может они тебя и не так хорошо выучили, а? Как я слышал, ты уже все равно что живешь среди вольного народа. Ты же рано или сорвешь этот плащ, покажешь всем, кто ты на самом деле. Мечтаешь небось пустить воронам кровь? Дыхание шумело у Манса в ушах, руки у него дрожали. Он молчал. Что бы он ни сказал, кончится это чьей-то смертью. — Я мечтаю пусть кровь полукровке. Он думал, что эти слова сорвались с его губ, и лишь спустя мгновение осознал, что их произнес Куорен. Крастер, прищурившись, обернулся к Куорену. — Что это еще было? — Это была угроза, — ответил Куорен ледяным голосом. — Ты не дал нам ни еды, ни питья. Право гостя тебя сейчас не защищает. Нас пятеро, а ты один… не считая толпы женщин, которые, полагаю, жаждут увидеть тебя в могиле так же сильно, как и я. Крастер вскочил на ноги, он был больше зол, чем напуган. — Я всю жизнь помогаю Дозору и ни разу не прогнал разведчика от своих ворот. Вы не такие дураки, чтобы убивать меня, а вот я ничего не потеряю, если избавлюсь от вас. Еще одно слово, и вы все вылетите отсюда. Кинжал Куорена, быстрый, словно молния, воткнулся в стол в каком-то дюйме от руки Крастера, который так дернулся, что едва не упал в кресло. Потом он расхохотался, и его смех был похож на звук, с которым лошадиное дерьмо плюхается на твердую землю. — Это что, должно было напугать меня? Ты только что дал мне в руки оружие. Может, я им и воспользуюсь. — Ну да, — сказал Куорен. — Манс не любит убивать безоружных. Еще одно слово ты скажешь о моем брате, и я надеюсь, он воспользуется возможностью перерезать тебе глотку. А в том, что ему это удастся, я не сомневаюсь. Если помнишь, его всю жизнь учили обращению с оружием, а тебя Дозор не принял, сколько твоя мать не умоляла под Стеной. Наверное, уже тогда в тебе была какая-то мерзость, ты, вороний выродок, сношающий собственных дочерей. Лицо Крастера залила мертвенная бледность, но он ничего не ответил. — Уже лучше, — сказал Куорен. — Я бы на твоем месте велел бы поскорее принести нам еду и принять нас как гостей, а то я решу, что ты что-то дурное задумал. Рука Крастера дернулась к кинжалу. — Ты всерьез надумал умереть, ублюдок? — спросил Куорен. Манс в жизни не видел, чтобы кто-то был в такой ярости. Он нас всех убьет, подумал он, хотя Крастер был один против них. Его жены притихли и смотрели на происходящее с широко раскрытыми глазами. Он заметил, что одна старалась не всхлипывать, а другая, кажется, улыбалась. Прошло две-три минуты, прежде чем Крастер, который все это время сидел, протянув руку к кинжалу, уронил ее на стол с глухим звуком и крикнул: — Женщины, наши гости проголодались. — Благодарю, — Куорен перегнулся через стол, выдернул нож из дерева и потер пальцем дырку, которую он оставил. — За это прошу прощения. — Он толкнул нож по столу обратно к Крастеру. — Еще один подарок от меня. За причиненный ущерб. — Я тебе сейчас объясню, куда тебе засунуть этот проклятый нож, — зарычал Крастер с лицом, налитым кровью. — Никто из вас сюда больше ногой не ступит. И остальным воронам передайте. Я не потерплю, чтобы меня в моем доме оскорбляли и поливали грязью. — Ты продолжишь дарить свое гостеприимство людям Дозора, — поправил его Куорен, — иначе нам от тебя не будет никакого проку, а у меня не будет причин не расплатиться с тобой за каждое оскорбление, нанесенное моему брату. Крастер заскрежетал зубами, но когда Куорен замолчал, выжидающе глядя на него, все-таки дернул подбородком, изображая подобие кивка. Остаток вечера прошел спокойно. Крастер был мрачнее тучи, а дозорные из Черного Замка явно не понимали, как им себя вести. Куорен демонстративно ел и пил, как будто ничего не произошло, но сам не сводил глаз с Крастера, пока тот не отправился спать. Манс поднялся сразу за ним, он встряхнул свой плащ и расстелил его в отведенном им углу. Вскоре к нему присоединился и Куорен. — Возьмешь первый или второй дозор? — спросил Куорен. — На право гостя надеяться было бы не разумно. Манс лег на спину и уставился в потолок. -Не было никакой необходимости делать из него врага. Ты что, думал, что я сорвусь и разделаюсь с ним? Я не настолько глуп. Или ты побоялся, что я его послушаю? Куорен сел рядом с ним, скрестив ноги, прямой, как копье. — Спи, я покараулю первым. — Не смей игнорировать меня, — сказал Манс. — Не смей оскорблять меня, — выплюнул в ответ Куорен. — А что, я не прав? Каждый раз, когда я возвращаюсь из разведки, ты вздыхаешь с облегчением. Ты, как и Крастер, думаешь, что это вопрос времени, что рано или поздно я смоюсь и сделаюсь наконец настоящим одичалым. — Сказав это, он отвернулся, чтобы Куорен не видел его лица. — Я не должен был этого говорить. Это было несправедливо. Ты слишком хорошо меня знаешь, и я не раз давал тебе повод усомниться во мне. Забудь, что я вообще это сказал. — Что я должен был сделать, по-твоему? — тихо спросил Куорен. Ты ничего не мог сделать, подумал Манс. Дозорные из Черного Замка весь вечер бросали на Манса косые взгляды. Слова Крастера посеяли сомнение, недоверие пустило корни. Еще меньше Мансу нравилось то, что мерзость, исходившая от Крастера, втерлась в их лица. Он чувствовал себя грязным, ему хотелось щелочью выжечь эту грязь со своей кожи. Но вины Куорена в этом не было. Он сделал все, о чем Манс мог бы просить, и гораздо больше, чем он ожидал — Куорен поступил наперекор тому, что диктовали ему долг, разум и честь. Чем больше Манс думал об этом, тем сильнее ему начинало казаться, что у Куорена вообще не было никаких причин так вести себя. Если бы речь шла о ком-то другом, можно было бы сказать, что он просто вышел из себя. Но Куорен никогда не выходит из себя. За все те годы, что Манс знал его, он никогда не срывался. До сегодняшнего дня. В горле у Манса саднило, и ему казалось, что он задыхается. — Ты все правильно сделал, — сказал хрипло Манс. Он вспомнил слова, которые Куорен бросил в лицо Крастеру, и из его груди вырвался сдавленный смешок. — Спасибо тебе. — Я назвал его вороньим выродком, чтобы разозлить, — добавил Куорен, словно извиняясь. Как будто это его слова так подействовали на Манса. — Я так и понял, — сказал Манс. Решив, что он и так уже слишком расчувствовался, а Куорена дальнейшее проявление эмоций так и вовсе сломает, он плотно сжал веки и притворился, что спит. Под звуки домашней возни Манс скоро и в самом деле задремал. Его разбудил шепот. Было темно, и он с напряжением щурился в темноту, пока не различил девушку, которая наклонилась к Куорену. Ей было лет шестнадцать или семнадцать, и в темноте она выглядела довольно хорошенькой, несмотря на грязь и лохмотья, в которые она была одета. — …того же замка, что и Цареубийца, — говорила она. Серьезно? — подумал Манс. — Он показался мне… хорошим, когда был здесь в последний раз. — Нет, серьезно? — снова подумал Манс, жалея, что не видит сейчас лицо Куорена. Боги, единственным словом, которое годилось для описания Джейме меньше, чем хороший, было разве что скромный. — Он улыбался мне и пожалел меня, когда тетки на меня принялись ворчать. — Она заговорила еще тише. — Поэтому передай ему от меня чтобы он никогда сюда не возвращался. Вот этого Манс не ожидал. Это уже не было забавно и смешно, это было странно. Он нахмурился. — Я не понимаю, — прошептал в ответ Куорен. — Крастер его не любит, — сказал она. — Но не так, как не любит вас. Это все его боги. Он говорит, что они злятся из-за Цареубийцы. — Старые боги? — спросил Куорен. — Другие. Когда Куорен попытался еще что-то сказать, она зажала ему рот ладонью, и Манс чуть не расхохотался. — Не важно. Но они жестокие боги. Они забирают наших сыновей. Скажи Цареубийце, чтобы он никогда, никогда не возвращался. Обещай мне. Куорен наклонил голову. Девушка убрала руку, и он смог сказать словами. — Обещаю. Она кивнула и исчезла в темноте, тихая, как тень. Манс уставился ей вслед, потом посмотрел на Куорена, их взгляды встретились. Куорен был так же сбит с толку, как и он сам. Крастер не видел Джейме в глаза более двух лет, при этом он его помнил, он знал, что Джейме и Манс были друзьями, он подозревал, что Джейме вкладывается в Дозор. Вначале это не показалось им странным, но если подумать… С чего бы Крастер уделял столько внимания какому-то разведчику? Еще интереснее, что за богов он чтит, и какое им дело до Джейме Ланнистера? Шла шестая неделя пребывания Джейме в клане, когда разразилась ледяная буря. Укрывшись в снежных домах вместе с собаками, одичалые молились богам, повелевающим снегом и льдом, чтобы те сохранили оленей. Охотиться было нельзя, никто не знал, как долго продлится буря, поэтому еды выдавали вдвое меньше обычного. Джейме, конечно, предпочел бы сидеть в своем углу с Блейном и Недом, но вместо этого он проводил почти все время с Серебряной Волчицей, пытаясь наладить с ней отношения и добиться доверия. Часто им приходилось прибегать к помощи Маленького Волка, который переводил их слова друг другу, но результат того стоил, его старания приносили плоды. Серебряная рассказывала ему истории о своих родных, которых Джейме так и не научился различать, сколько ни пытался, о мужчинах, женой которых она подумывала стать — один попытался украсть ее и так позорно провалил всё, что она сама убила его, а другой погиб на охоте. Рассказывала о том, как убила своего первого медведя, как одолела сразу троих мужчин в схватке с кланом Ледяной Реки. — Они людоеды, — сообщила она Джейме, презрительно скривившись, — Дикари. А ведь мы могли попасть к ним, подумал Джейме. Можно считать, что им действительно повезло. Иногда Серебряная переводила разговор на Джейме. Она никогда не видела Стену, вообще никогда не была за пределами Стылого Берега. Ни она, ни Маленький Волк не верили половине того, что рассказывал им Джейме. Они отказывались понимать, что он вырос в замке, вырубленном в скале, хотя ему почти удалось убедить их, что на свете существовал город, в котором жили почти полмиллиона человек. И они завороженно слушали, когда он описывал пышно цветущие сады, в которых ветви деревьев клонились от тяжести плодов, теплое море, в котором можно было плавать, и мужчин, которые облачались в доспехи и сражались толпам на потеху. — Почему женщины не сражаются? — спросил его Маленький Волк. — Их не учат сражаться, — ответил Джейме. — Считается, что они ведут свой бой на родильном ложе. Когда Маленький Волк перевел его слова, на лице Серебряной Волчицы появилось такое отвращение, как будто он ей только что ложку дерьма скормил. Джейме, не сдержавшись, расхохотался, к нему присоединился и ее брат. Она пробурчала что-то грозно, но по голосу было понятно, что грозится она не всерьез. Той ночью, когда они лежали бок о бок под шкурами, она потянулась к нему. У Джейме было искушение отвернуться и притвориться спящим, но он заставил себя повернуться к ней и взглянуть ей в глаза. Она прошептала что-то, и он уловил слова «почему», «нет» и «хочешь». Он поежился. Он знал, что его поведение оскорбительно, как если бы он взял в жены женщину на юге и публично объявил, что не будет делить с ней постель. Да и глупо было настаивать на своем, рискуя из-за этого жизнью своих братьев. Она уже не так пугала его, и он полагал, что это может быть даже приятно — насколько вообще приятно может быть спать с малознакомой женщиной в хижине, полной народу. Но он не мог переступить через то, что она владеет им, что в ее глазах он принадлежит ей, словно раб или скот. Джейме сам с трудом понимал, почему нет, тем более он не мог бы выразить это на Старом Наречии. Поэтому он сказал то, что было проще объяснить — и это тоже было правдой. — Я сказал… — Клятву, обет, обещание — всех этих слов он не знал, — я сказал моим богам, что не буду спать с женщинами. Она наморщила нос. — Почему? — Все вороны говорят. Мы должны. — Он потер рукой заживающий рубец над глазом. — Я не хочу, чтобы мое слово не имело силы. Понимаешь? — Да, — ответила она, хотя по ее лицу было очевидно, что она не понимает. — Мне нужно время. Мне нужно… — Джейме откинулся на спину и уставился на ледяной потолок над головой. — Это… — Сложно. Непонятно. Он слишком устал, чтобы пытаться уложить это в слова чужого языка, и слишком хорошо понимал, как глупо это все звучит. Она коснулась ладонью его щеки, и он сжал зубы, чтобы не отпрянуть от нее. Она медленно провела пальцами по его щеке, спустившись к шее и задержавшись там, где колотилось сердце. Джейме замер, и Серебряная Волчица, приподнявшись на локте, склонилась над ним. Не отрывая от него глаз, она провела по его подбородку. — Бояться, — сказала она, и он подумал, что это приказ, но когда она взяла его лицо в ладони, он понял, что она чувствует его страх. Она повернула его лицо так, что их глаза встретились. — Не надо. — Когда он не ответил, она сказала, медленно, разделяя каждое слово, чтобы он понял. — Не нужно бояться. Понимаешь? — Понимаю, — сказал мягко Джейме. Довольная, она снова легла, прижимаясь плечом к его плечу. Это была первая ночь с тех пор, как его похитили, когда он спал спокойно. Спустя пару недель Серебряная велела Джейме отправиться вместе с ней на моржовую охоту. Неда Джейме оставил с Великой Волчицей, но Блейн пожелал присоединиться к ним, охота ему нравилась больше, чем утомительная работа в деревне. Они вдвоем помогали Серебряной управляться с санями из моржовой кости. Джейме уже примерно представлял, какие команды знали собаки, умел надевать и снимать упряжь, мог их успокоить — это было первым, чему им пришлось научиться в клане. Он думал, если бы ему удалось украсть еду и оружие, незаметно снарядить сани и вывести своих братьев, они смогли бы передвигаться на собачьей упряжке. Но они спали вместе с семьей Великой Волчицы и их собаками, и выбраться незаметно было невозможно. К тому же, собаки и сани ценились даже больше, чем люди. Украв их, они бы навлекли на себя погоню, и на этот раз их бы уже не стали щадить. Он прикидывал, как еще они могли бы сбежать, бескрайние безлюдные просторы вокруг располагали к подобным размышлениям, но так ничего и не придумал. Они не могли уйти незамеченными втроем, и они не могли унести с собой столько еды, чтобы пересечь Стылый Берег. Их должны были отпустить по своей воле. Или так, или им предстояло торчать на Стылом Берегу долгие месяцы, пока их не разыщет Манс или пока не кончится зима и клан не соберется торговать на востоке, тогда Джейме мог бы попытаться присоединиться к одному из торговых караванов. Если бы он хоть знал, что Манс или Куорен нашли девочку, он бы как-нибудь это перетерпел. На данный же момент выходило, что они не справились со своим заданием, и вероятность того, что они добьются успеха, таяла с каждым днем. Джейме велел себе не думать об этом. Он не мог позволить себе слишком много размышлять о будущем, ему нельзя было отчаиваться. В тот вечер они устроили лагерь возле скальной гряды, и Серебряная сидела, прислонившись плечом к плечу Джейме, и показывала ему знакомые созвездия, время от время прибегая к помощи Маленького Волка. Когда попадалось созвездие, которое они оба знали, она широко улыбалась. Они нашли Лунную Деву и Сумеречного Кота, и Манс как-то показал Джейме Ледяного Дракона, но когда Серебряная показала Джейме Меч Зари, он и сам не удержался от улыбки. Маленький Волк застонал, когда Джейме и Серебряная Волчица в очередной раз заставили его переводить. Джейме рассказал им про Звездопад, Рассвет и рыцарей из дома Дейнов, и они с его нареченной вместе пытались понять, как отзвуки этой истории могли оказаться на Стылом Берегу. Серебряная Волчица считала, что Первые Люди знали это созвездие еще до того, как была построена Стена, а Джейме думал, что история могла просочиться позже, как просочился Общий язык. Наконец Маленький Волк не выдержал и, воздев руки горе, заявил, что отправляется спать. Они остались без переводчика, и на этом их жаркий спор был окончен. Позже, когда они легли спать, тесно прижавшись друг к другу, чтобы было теплее, Джейме смотрел на копьеносицу, которая лежала так близко к нему, что ее волосы касались его щеки, и думал, как это могло бы быть — не с Серсеей, а с кем-то другим. Когда он поймал себя на этой мысли, он чуть не рассмеялся вслух. Эта женщина убила Кейна. Похитила Джейме. Набросилась на него с ножом. Но ведь и Джейме тоже убил людей из ее клана, людей, с которыми она была в родстве. А если бы она не похитила его, и он, и его братья были бы давно мертвы. Он едва не задушил ее. Они давно сравняли счеты. Но все равно это было попросту смехотворно — то, что он мог желать странного вида дикарку, которая похитила его, потому что он убил ее родных и доказал этим, что он хороший воин. С тех пор, как я был с Серсеей, прошло уже шесть лет, подумал Джейме. Хорошо еще, что я не возжелал ее бабку. Вздохнув, он отвернулся от нее и подвинулся ближе к Блейну. Через два дня они были у моря. Хоть Маленький Волк и говорил, что они изредка находили моржей на берегу, те оба раза, что Джейме участвовал в охоте, моржи мостились на плавучих льдинах, и в этот раз было то же самое. Охотники подплывали к льдинам на простеньких лодчонках и бросали гарпуны с приделанными к ним пузырями из тюленьих шкур. Пузыри всплывали на поверхность, когда добыча тонула, это позволяло не терять ее в воде. Джейме мало приятного находил в жизни на Стылом Берегу. Огромных собак он не любил и побаивался, пасти оленей было скучно, охоту на тюленей, когда приходилось часами сидеть возле дыр во льду и ждать, пока кто-нибудь вылезет, он ненавидел всей душой. Но вот моржовая охота ему нравилась — нравилось бросать гарпун, нравилось, как огромные неповоротливые звери перетаскивали свои жирные туши по льду и бросались в море, где они сразу становились грациозными и опасными. В этот день они убили трех, по моржу на каждые сани. После того, как тяжелые туши были вытащены на берег, они принялись разделывать их. Одни осторожно снимали шкуры и мыли их в ледяной соленой воде, другие рубили, резали и укладывали мясо. Моржовые клыки шли на изготовление ножей, и Джейме не смог удержаться от смеха, когда Серебряная Волчица взяла два клыка и, смеясь, приложила их к своей шапке, подражая людям из клана Великого Моржа. Они быстро покончили с разделкой туш, еще даже солнце не село, когда они собрались уходить. И тут вдруг заволновались собаки. Один из вожаков повернул голову и залаял, и другие тут же присоединились. Все тут же прекратили работу. — Враги, — крикнула Серебряная Волчица Джейме, озираясь по сторонам. Вглядевшись, Джейме различил фигуры в отдалении. — Кто они? — спросил он. — Люди Ледяной Реки, — прорычала Серебряная Волчица. Те самые, которых эти дикари считают настоящими дикарями, подумал Джейме. Как мило. Блейн взглянул на Джейме, и Джейме знал, о чем тот сейчас думает. Если Серебряная погибнет, смогут ли они уйти? Если они помогут людям Ледяной Реки, может, с ними им больше повезет? Но в клане оставался Нед. Самым неприятным было то, что Джейме ничего не имел против этих людей Ледяной Реки. Он не знал их, не знал, почему они нападают. Может, вина лежала на клане Серебряной Волчицы. А может, два клана просто враждовали, потому что так повелось. Это было нелепо и бессмысленно, и он с удивлением понял, что лучше всего вообще остался бы в стороне. Но он знал людей из клана Великой Волчицы, охотился и работал бок о бок с ними. Если забыть о том, что они были практически пленниками, его симпатии были всецело на их стороне. — Мы с людьми со Стылого Берега, — сказал Джейме Блейну, и они оба достали копья. Обе враждующие стороны понеслись друг на друга. Серебряная сняла упряжь с собак, выкрикивая команды, и сама тоже присоединилась к стычке. Рычание, крики, ругань сошедшихся воинов перебивали постоянные завывания ветра. Одичалые сражались с охотой, но не слишком успешно. И Джейме, и Блейн, который держался рядом с ним, легко и быстро расправились со своими противниками, прикончив последнего, Джеме оглядел поле боя и увидел, что в живых остались лишь несколько людей Ледяной Реки, но о том, чтобы сдаться, речи явно не шло. На глазах Джейме Серебряная подтянула к себе одного и одним ударом перерезала ему глотку, потом отбросила умирающего ногой. Джейме отвернулся, и его взгляд упал на ее брата, который, смеясь, сражался с противником, явно ему уступающим. Но Маленький Волк не смотрел по сторонам и не заметил одичалого, который сумел подняться на ноги, держась за рану на животе. Зная, что его окрик может отвлечь Маленького Волка и дать преимущество его врагу, Джейме побежал через поле боя, по теплым еще телам. Его копье вошло в спину одичалого как раз в тот момент, когда тот замахнулся. Маленький Волк прикончил своего врага и дернулся, когда за его спиной прямо рядом с ним рухнул на землю второй одичалый. Когда он увидел, что Джейме выдергивает свое копье из трупа, его глаза округлились. Это был последний. Из людей Стылого Берега в живых остались семеро, считая Блейна и Джейме, с другой стороны погибло шестнадцать. Собаки обнюхивали тела, у одной в зубах уже была чья-то рука, выжившие быстро обирали погибших. Маленький Волк, нахмурившись, смотрел на Джейме, желваки на его скулах двигались, словно он подыскивал слова. Наконец Серебряная Волчица крикнула что-то и показала на темнеющее небо. Джейме понял ее и без слов: надо торопиться, ночь близко. Маленький Волк схватил Блейна и еще одного из уцелевших, и они стали собирать тела в кучу. — Помогай с собаками, — крикнула Джейме Серебряная Волчица. Джейме подрастерял уверенность в обращении с этими зверюгами, когда увидел тела, из которых были вырваны куски мяса, но он позвал на Старом Наречии тех, что были ближе. Они подняли головы и потрусили к нему. Несмотря на свой размер и мощь, двигались они почти грациозно. Джейме помог Серебряной Волчице надеть на них упряжь, стараясь не обращать внимания то, что их морды были измазаны кровью. Одна из собак, та, что была помладше, радостно завиляла хвостом и вывалила язык. — Вот поэтому я предпочитаю лошадей, — сказал ей Джейме. — Лошадей или кошек. — Но собака выглядела такой гордой и довольной собой, что Джейме все равно потрепал ее по голове. К тому моменту, как он закончил, Маленький Волк уже поджег сложенные в кучу тела, запахло паленым волосом и одеждой. Джейме слишком устал, чтобы сражаться с собственными призраками, поэтому он старался не дышать глубоко, пока они не отъехали достаточно далеко, чтобы запах перестал чувствоваться. Он не заметил никакой перемены, пока они не вернулись в деревню. Серебряная Волчица и Маленький Волк ушли, чтобы рассказать Великой Волчице о нападении, а Джейме проверил, как Нед, и принялся вместе с остальными разгружать сани и убирать мясо и снаряжение. Когда они закончили, появились Серебряная Волчица и ее брат. Они отвели Джейме в сторону, туда, где деревня заканчивалась, и начинались бескрайние снежные просторы, по которым бродили олени. — Ты и твой брат хорошо сражались, — сказал Маленький Волк. — Ты спас мне жизнь. — Ты был неосторожен, — сказал Джейме прежде, чем догадался прикусить язык. Но Маленький Волк только рассмеялся. — Все равно, — он поправил свою меховую рукавицу с неуверенным видом. — Я у тебя в долгу. Лицо Джейме ничего не выражало. Долги бывали разные, и он не знал, как эти люди смотрят на подобные вещи. Маленький Волк вполне мог вести речь о лишней миске похлебки. Он не стал бы уводить меня ради миски похлебки, подумал Джейме, но быстро отбросил эти мысли, он не хотел надеяться понапрасну. — Моя сестра говорит, что ты держишь обеты, которые принес, когда был вороной, — сказал Маленкий Волк. — Ты бы вернулся на Стену, если бы мог? Джейме посмотрел вдаль, через Стылый Берег. Он скучал по Сумеречной Башне, скучал так сильно, что эта боль была почти телесной. — Не на Стену, — заставил он себя сказать. — Когда вы на нас наткнулись, мы искали кое-кого. Серебряная потянула брата за рукав, и она перевел ей слова Джейме. Она нахмурилась. — Кого? — Девочку, — ответил Джейме. — Ее похитили с Медвежьего Острова. Знаете его? Она кивнула. — Мы должны…. — Джейме перешел на Общий язык, глядя на Маленького Волка. — Мы должны вернуть ее домой. — Не должны, — сказал Маленький Волк. — Если украдена, то украдена. — Тебе или твоей сестре не пришлось бы по душе, если бы вас украл клан Ледяной Реки, ведь так? –Он спросил наугад, но его слова попали в цель, потому что Маленький Волк посмотрел на него так, словно он сказал какую-то мерзость. — На Медвежьем Острове к разбойникам относятся так же. Ее не просто украли, ее украли злейшие враги. — Она не может сама спастись? — Ей одиннадцать лет. Маленький Волк нахмурился. Джейме посмотрел на него, забыв, что решил ни на что не надеяться. — Ее, возможно, уже нет в живых. Но если бы мы с братьями могли взять сани и немного еды… — Мы не можем дать вам сани, — оборвал его Маленький Волк, и сердце Джейме оборвалось. Он испугался, что сказал слишком много и что теперь вообще ничего не получит. Но Маленький Волк продолжал. — Серебряная Волчица и я отвезем вас в горы. Я торговал с людьми, которые живут там. Мы поговорим с ними и узнаем, известно ли им что-нибудь о девочке. Потом вы отправитесь за ней или на Стену, а мы вернемся домой. Джейме просто уставился на него, не веря его словам, и Маленький Волк добавил, пожав плечами. — Если бы не вы, я бы погиб. Мы все могли умереть. Мы могли потерять собак и сани. — И твоя сестра согласна на это? — спросил Джейме натянутым голосом. — Это не мое дело, — сказал он, но ты не дал ей того, что она хотела. Если бы ты взял ее в жены и подарил ей детей, все было бы иначе. Но так не получилось. Джейме повернулся к ней, и она склонила набок голову, потом сказала что-то брату, а он сказал Джейме: — Ты не собираешься оставаться. Если мы тебя не отведем, ты рано или поздно уйдешь сам. Моя сестра не глупа и не хочет цепляться за то, что не может удержать. — Он сурово посмотрел на Джейме и добавил уже от себя. — Ты слепой. Она была бы хорошей женой. — Оставшись, я нарушил бы сразу два обещания, — сказал Джейме. — Зачем ей муж, который не умеет держать свое слово? С этим никто не стал спорить. Первые Люди относились к подобным вещам серьезнее, чем многие рыцари. Вскоре Джейме оставил их, чтобы поделиться доброй вестью со своими братьями. Он и не подозревал, как силен в нем был страх все это время. Теперь, когда страха не стало, он радовался, как ребенок. Они были свободны. И хотя им предстоял сложный и опасный путь, впервые за два месяца они хоть немного приблизились к возвращению домой.