Жизнь и честь

Джейме и Манс совершали рутинный объезд, когда они обнаружили насаженные на копья головы с вырезанными из глазниц глазами. Голов было четыре. Джейме соскользнул со спины Крапинки. Подойдя ближе, он убедился в том, что его первое предположение было верным: головы принадлежали дозорным из отряда, который отправился за Стену накануне. Ни крови, ни тел не было, их убили где-то в другом месте, а головы притащили сюда и оставили в расчете на то, что дозорные их обнаружат. Джейме не стал говорить, что это дело рук Плакальщика, это и так было очевидно. Вместо этого он грязно выругался. Манс тоже спешился. Лицо его было мрачным. Ворон принес весть от дома Норри о разбойниках, которые похитили оружие, лошадей и убили их владельцев. Такие сообщения приходили часто, если ничего особенно ценного украдено не было, патруль предпринимал символическую попытку разыскать банду, совершившую набег, и спустя неделю-другую возвращался с пустыми руками. Мы стали слишком предсказуемы. Плакальщик знал, где их ждать. Джейме наклонил к себе ту голову, что была поближе, чтобы лучше ее разглядеть. Когда он узнал лицо, к горлу подступила тошнота. Этому парню было лет четырнадцать или пятнадцать, и на Стене он был совсем недавно. Джейме попытался помочь ему на тренировке в первый день, но когда до парня дошло, что Джейме был Ланнистером, он начал вести себя нелепо. От него только и слышно было «м’лорд» и «п-простите, сир», и в конце концов остальные тоже стали передразнивать его, стоило Джейме войти в комнату. Пытаясь сладить с ним и положить конец насмешкам, изводившим их обоих, Джейме как-то предложил ему кусок яблочного пирога, ради которого ему пришлось подкупить Дарла, но парень, заикаясь, пробормотал извинения и сбежал из зала. На его место подсел Блейн. — Он знает, что лордики не дают таким, как он, уроки фехтования и не угощают их сладостями. Они берут, что хотят, мечами рубят тех, кто им не нравится, и жиреют на пирогах сами, пока крестьяне голодают. Он боится, что он тебя оскорбил, и ты хочешь сыграть с ним злую шутку в отместку. — Как бы он мог оскорбить меня? Блейн придвинул к себе брошенный пирог и откусил от него, ухмыляясь. Джейме попытался выхватить его обратно, но не успел. Дарл заставлял его раскошеливаться, когда речь шла о том, чтобы приготовить что-то особенное, и Джейме расставался со сладостями лишь в том случае, когда надо было наградить или подкупить кого-то. Блейн прекрасно знал, что пирог, который он стащил у Джейме, стоит дозора на Стене. Прожевав, он ответил на вопрос Джейме с горькой улыбкой: — Есть такие лорды, что для этого и делать ничего не нужно. Не так дышал, не так посмотрел, не вовремя чихнул…. — Ты никогда не переживал из-за подобной чепухи, — сказал Джейме. — Конечно, переживал. Просто у меня гордости больше, чем соображения. А этому парню плевать на гордость, нежное он создание. Наверное, хочет, чтобы его в покое оставили, вот и все. Нежное создание, которое нужно было оставить в покое, подумал Джейме, уставившись на отрубленную голову. Осознав, что он больше не может на него смотреть, Джейме перевел взгляд на север. Вдали поднимались Клыки Мороза, их вершины блестели под тусклым утренним солнцем, слева темнел Зачарованный лес. Между ними простиралась каменистая пустошь, где местами из-под снега торчала трава. Снег выпал недавно. Большие белые хлопья все еще продолжали падать, они собирались на волосах Джейме и таяли на его щеках. Никаких следов не было. Никаких признаков одичалых. Повернувшись обратно к головам, Джейме заметил, что снег, который собрался возле пустых глазниц, начал таять. Как будто они плачут. — Парня звали Клеос, — сказал Джейме, вспомнив. — Так же, как моего двоюродного брата. — У тебя столько родственников, что я бы удивился, если бы кого-то не звали так же. — Манс хмуро посмотрел на голову. — Так и ждешь, что начнет извиняться за то, что мешает тебе пройти. Джейме не удержался и передразнил: — Простите за мой вид, м’лорд. Хотел бы я, чтобы мои гниющие мозги выглядели не так оскорбительно, но ничего не поделать. — Хорошо, что он быстро помер, а то я бы сам ему вырезал язык, чтобы этого больше не слышать, — заметил Манс. — А это Арлан справа? — спросил Джейме. — Да, тот что хвастался, что жену свою убил. — Ему так даже идет. Манс рассмотрел головы в середине. — Этих двоих не помню. — Один из них Майлз, он часто просил меня рассказать что-нибудь о рыцарях Королевской Гвардии. Второго не помню, хотя нос у него выдающийся. Лучше бы Плакальщик его отрезал. Они смотрели на головы, а вокруг них летели снежинки, они собирались в складках плаща Джейме и на спине Крапинки. Заметив, что она пытается отряхнуться, Джейме смахнул их, и Крапинка благодарно толкнула его головой в бок. Улыбнувшись уголком рта, Джейме зарылся пальцами в густую шерсть у нее на шее. Манс первым спохватился. — Когда закончишь утешаться со своей дамой, нужно что-то сделать с этими. Сожжем их или сбросим в Теснину, чтобы звери о них позаботились? — Не люблю запах горящей плоти, — сказал Джейме. Манс бросил на него такой напряженный мрачный взгляд, что Джейме смутился и почти пожалел, что сказал это. — Тогда в Теснину, — решил Манс. Ближе к обеду Джейме отправился в солярий Маллистера, чтобы выпить с ним вина. Раз в несколько дней старый рыцарь настаивал на том, чтобы Джейме присоединился к нему. Такое избирательное отношение могло сослужить Джейме дурную службу, но Джейме спасался тем, что выступал от имени своих братьев, если им что-то было нужно от Маллистера. В любом случае, это не было такой уж утомительной обязанностью. Маллистер изъяснялся витиевато, но беседовать с ним было приятно, и то, что Джейме потакал ему в подобных мелочах, позволяло ему пользоваться большей свободой там, где это было важно. В частности, он мог отправлять письма в Утес Кастерли так часто, как ему заблагорассудится. — Ты о чем-то задумался, — сказал сир Денис, когда вино с пряностями было разлито. У Маллистера всегда был наготове глинтвейн с тех пор, как Джейме, который все время мерз, как-то обмолвился ему, что предпочитает горячие напитки. — Все еще переживаешь из-за утренней находки? Джейме сделал большой глоток, чтобы пряная жидкость прогрела горло, прежде чем говорить. — Плакальщик должен быть где-то совсем рядом, головы он оставил этой ночью. — И ты жаждешь дозволения выследить его, — сказал Маллистер. — Почему бы нет? Он создает проблемы. Он создавал их раньше и будет их создавать впредь, если мы от него не избавимся. Других дел у вас для меня сейчас нет, а в объездах меня может любой заменить. Маллистер побарабанил пальцами по столу. — Ты хочешь возглавить миссию? — Я еще и года на Стене не пробыл, и я недостаточно хорошо знаю земли за Стеной. Блейн здесь уже шесть лет, и он все еще… — Ты другое дело. — Я не хочу командовать. — На самом деле Джейме был бы не прочь время от времени возглавлять вылазки, но он опасался, что, если он уступит, Маллистер начнет навешивать на него обязанность за обязанностью, пока он окончательно не окажется погребен под всей этой ответственностью. Пока он не лез командовать даже в малом, он мог не волноваться по поводу планов Маллистера на его будущее. — Как скажешь. — Маллистер задумчиво разглядывал его. — Я дам тебе разрешение преследовать Плакальщика. И дам месяц времени. Но я хочу, чтобы ты отправился с Куореном. Джейме возбужденно вскочил на ноги, но при упоминании Куорена опустился обратно в кресло, скривившись. Те вылазки, в которых он был с Куореном, больше всего походили на поездки в Ланниспорт с дядей Киваном — только дела и утомительные нравоучения, с Тигом или Герионом было куда интереснее. Джейме уважал его, но с ним было скучно. — Манс бы больше подошел, — сказал Джейме, стараясь говорить рассудительно. — У него было более чем достаточно времени, чтобы научить тебя тому, что он знает. У Куорена свой взгляд на вещи, и он больше внимания уделит дисциплине. — Нам с Мансом все весьма хорошо удается. Старый рыцарь прищурился. — В том числе вам весьма хорошо удается нарушать приказы. Вы отсутствуете в два раза дольше, чем было наказано, отправляетесь, куда вам заблагорассудится, и, по словам остальных братьев, проводите гораздо больше времени у одичалых, чем допустимо. Когда я в последний раз отправил вас за разбойниками, вы искали великанов на Клыках Мороза. — Но мы же вернули драгоценности леди Амбер, разве нет? — Джейме не стал упоминать, что они нашли кости великанов, памятуя, что в прошлый раз Маллистер этим не впечатлился. — Вас не было шесть недель, при том, что я дал вам три. — Маллистер сделал большой глоток. — Вы поощряете друг в друге безрассудство. Я готов потакать этому в некоторой мере, раз уж вам, как ты выразился, все удается. Но такое вопиющее неповиновение неприемлемо и не может продолжаться. — Но Куорен? — С ним и половины веселья не останется, подумал Джейме. Словно прочитав мысли Джейме, Маллистер ответил. — Это не увеселительная прогулка. Конечно, двоих мало, чтобы бросить вызов Плакальщику, но мне не хочется отправлять с вами еще кого-то из бывалых разведчиков, когда и так двоих из моих лучших людей не будет. Возьмете…. Оуэна. Ему нужно набраться опыта. — Мальчишку Хорнвудов? — Джейме потер виски. — Нет, нет, еще раз нет. От него никакого толку. Тому, кто решил сделать его разведчиком, нужно голову с плеч снять. Мальчишка боится собственной тени, а на прошлой неделе он себе мозги чуть не вышиб турнирным мечом. Покачав головой, Маллистер сказал: — Хорнвуды всегда помогали Дозору. — Но этот мальчишка… — Он старше, чем ты. — Этот мальчишка, — повторил Джейме, скривив губы — будет только мешать. — Как он будет учиться и набираться опыта, если не будет участвовать в вылазках? Вместо того, чтобы выслеживать Плакальщика с Мансом и, возможно, завернуть куда-нибудь по пути, Джейме светило следовать строгим приказам Куорена с перепуганным лорденком на хвосте. Он подумал, не стоит ли вообще отказаться от этой затеи, в конце концов, Плакальщик мог и подождать, но потом вспомнил пустые глазницы деревенского парнишки, и язык у него не повернулся сказать это вслух. Если мы будем тянуть, это может повториться. Лучше заняться им сейчас. — Хорошо, — сказал Джейме. — На этот раз пойду у вас на поводу. Проводив братьев, Манс послал стюарда разыскать Маллистера. Занимая второй по старшинству пост в Сумеречной Башне, он мог бы иметь личного стюарда или оруженосца, если бы захотел, но обходился теми, кто слонялся без дела. Конечно, его статус не давал ему полномочий вызывать к себе Маллистера, но он подозревал, что старый рыцарь все равно придет, чтобы выяснить, какие причины могли побудить Манса искать его общества. Манс же, со своей стороны, предпочитал говорить с ним в общем зале, а не распивать вино в солярии, такой ерундой пусть Цареубийца занимается. Когда стюард ушел, Манс уселся на скамье возле очага с лютней в руках. В дальнем углу несколько свободных от дежурства дозорных играли в кости, еще один стюард чистил полы, и больше в зале никого не было. Обычно в это время все были заняты своими рутинными обязанностями. Манс за год проводил за Стеной больше времени, чем все остальные за четыре, поэтому, не считая эпизодических дозоров на Стене, своим временем в Сумеречной Башне он располагал свободно. Чтобы скрасить ожидание, он стал играть «Песню о зимней розе». Он заиграл медленнее, чем обычно, и в более низкой тональности, повинуясь внезапному порыву, хотя в основном она исполнялась как колыбельная. Это была грустная песня, полная тоски и сожаления об утраченном. Баэль навсегда распрощался со своей прекрасной Зимней Розой и рожденным ей сыном, потому что замок поклонщиков никогда не мог быть стать ему домом, домом его были дикие и жестокие земли за Стеной, где все люди были свободны как птицы. Но по ночам в своих снах он видел тех, кого оставил по ту сторону Стены. Манс начал петь ее где-то с середины, когда его пальцы наконец подобрали верное звучание. Подошедший Маллистер застал последние строки. — Хотел бы я, чтобы ты не пел эту песню, — заметил Маллистер, нахмурив брови, хотя сердитым при этом он не выглядел. Если уж на то пошло, он выглядел печальным. — Мне пела ее мать, — сказал Манс в свое оправдание. — Ты никак не можешь этого помнить. Манс с улыбкой отложил лютню в сторону. — Я запомнил мелодию. Женщина в Белом Древе услышала, как я ее напеваю, и сказала мне слова. Но вы же пришли не для того, чтобы обсуждать песни вольного народа? Маллистер уселся на скамью напротив Манса, аккуратно расправив плащ за спиной. — Зачем ты хотел меня видеть, Манс? Ты обижен тем, что я не тебя отправил в этот поход? — Не в этот раз. Ни охота за головами, ни погоня за славой, ни месть меня не волнуют — в эти игры пусть Цареубийца играет. — Сир Джейме не стал бы… — Манс фыркнул, и протест Маллистера заглох. Он прокашлялся. — Позаботившись о Плакальщике, он нам всем окажет добрую услугу, к тому же он выполняет свой долг. — Нет необходимости выгораживать передо мной парня, вы же знаете, что я о нем высокого мнения, без шуток. — Прежде, чем Маллистер успел что-то еще сказать, Манс добавил. — И как я уже говорил, я не собираюсь оспаривать ваш выбор. Я хотел бы наведаться в Черный Замок, раз уж мне теперь тут даже тренироваться не с кем. Маллистер откинулся назад, приподняв густые брови. — Что же, это… очень разумная просьба, — он не мог скрыть свое удивление тем, что Манс мог вести себя разумно. — Полагаю, нет никаких причин тебе туда не отправиться. Мы найдем, кем тебя заменить в дозорах на Стене. Но могу я узнать, почему так внезапно? Ты уже лет пятнадцать в Сумеречной Башне и ни разу не выказывал желания вернуться в Черный Замок. — Хочу повидать мейстера Эймона, — ответил Манс, но дальше распространяться на эту тему не стал. В конце концов, все это были чистой воды домыслы. Все эти месяцы ему даже в голову не приходило поговорить с мейстером. Он вспомнил, что старик упоминал кое-что из того, о чем Эртур Дейн писал Джейме в том письме, но желания узнать об этом побольше у Манса до сих пор не было. Вся эта болтовня о пророчествах и обещанных принцах была ничего не значащим вздором. Но после того, как они с Джейме побывали на Клыках Мороза, у него и у самого возникли вопросы, и раз уж Джейме и Куорен все равно будут отсутствовать целый месяц, более подходящего момента не найти. Возможно, он и обнаружит что-нибудь достойное внимания во всей этой чепухе. Манс полагал, что его объяснения Маллистеру будет достаточно, но Маллистер нахмурился. — Ты же был в свое время близок с мейстером Эймоном, не так ли? — Он меня учил читать. — И тем не менее раньше у тебя не было потребности его навестить. — Я разочаровался в нем. Старик скучал по своей семье, и постоянно вворачивал в разговор что-нибудь вроде «Эгг сделал бы то же самое» или «юный Рейгар тоже любит музыку». Постепенно мне стало казаться, что он видит во мне не меня, а только мое сходство с кем-то другим. К изумлению Манса Маллистер кивнул, соглашаясь. — Зная тебя, ничего хуже и быть не могло. — Мне не стоило так из-за этого злиться, и, скорее всего, не настолько все было плохо, как мне тогда казалось. Но всю жизнь я ощущал, что люди смотрят на меня как будто сквозь цветные стекла, такие специальные цветные стекла, чтобы смотреть на бастарда-полукровку. И, смотря сквозь них, они видят прежде всего творение своих рук, и лишь потом смутную тень меня самого. Манс провел рукой по гладкому дереву лютни. — В покоях Эймона всегда было тепло, он угощал меня сладостями и говорил мне добрые слова. Никто и нигде не относился ко мне с такой добротой. Мысль о том, что он смотрит на меня сквозь свое собственное стекло, черное с красным, меня… удручала. — Ты поэтому покинул Черный Замок, — догадался Маллистер. — Да, я попросил Кворгила перевести меня в замок, где будет побольше долгих вылазок, где люди меня не знали — и не думали, что знают. И тут уж я постарался сделать так, чтобы братья меня разглядели. Маллистер долго смотрел на него, потом спросил. — Почему же ты решил искать примирения именно сейчас? — Мне нет нужды искать примирения, я с ним не ссорился. Эймон не сделал мне ничего дурного, только гордость мою уязвил, да и я ему и слова грубого не сказал. Я наткнулся кое на что в книгах и хочу знать его мнение на этот счет, вот и все. — Хорошо, тогда так и порешим. Даю тебе две недели. У меня есть дела с лордом-командующим и Первым Разведчиком, поможешь мне их уладить заодно. Двигаться будешь вдоль Стены, а не по верху — проверишь, нет ли внизу упавших или признаков того, что разбойники где-то смогли перебраться за Стену. — Как скажете. Старый рыцарь посмотрел на Манса c чем-то вроде теплоты во взгляде. — Ты обижался на мейстера Эймона, но, готов поклясться, ты стал таким, каким стал, именно благодаря его благотворному влиянию. Я знаю, что бываю с тобой строг, но должен признать, что ты на удивление хорошо сумел побороть свою дурную кровь. Манса бросило одновременно и в холод, и в жар, а грудь сдавило так, что он даже не сразу смог набрать воздуха, чтобы ответить. Тебе вообще не нужно ничего отвечать, сказал он себе. О чем можно спорить с человеком, который, глазом не моргнув, говорит о дурной крови и о благотворном влиянии Таргариена? На какой-то момент ему показалось, что они говорят как равные, и это было хуже всего. — Уйдите. — Манс, — сказал Маллистер со вздохом, — ты не должен принимать это… — Не должен принимать это на свой счет? — спросил Манс тихо. — Вы оскорбили кровь, которая течет в моих жилах. Это было низко. И глупо, потому что я никогда не скрывал, что не стыжусь ее. Человек вашего происхождения мог бы это и учесть Маллистер покраснел, но ничего не сказал. Манс постарался говорить ровным тоном. — Мне бы хотелось остаться тут и поиграть еще некоторое время, сир Денис. Окажите мне любезность, переместитесь куда-нибудь. Маллистер выглядел так, словно собирался принести извинения, но его взгляд встретился со взглядом Манса, который не пытался скрывать рвавшиеся наружу ярость, обиду и разочарование. Лицо Маллистера дрогнуло и приняло растерянное выражение. Он был достаточно умен, чтобы понимать, что Мансу не нужны его извинения, но он не знал, что еще он должен делать. И ему нечем было возразить на убийственную вежливость Манса. — Прошу, оставьте меня, — повторил Манс. Это добило Маллистера. Он поднялся медленно, словно постарел за время их разговора лет на десять. С достоинством — этого у него было не отнять — старик зашагал прочь, не оборачиваясь. В первый же вечер мокрый снег сменился дождем, который лил не переставая три дня кряду. Плащ от дождя не спасал, Джейме насквозь промок и в кровь натер себе те места, которые натирать бы не стоило. Оуэн, которого Джейме прозвал Лосем — это был длинный неуклюжий парень, в самом деле изрядно смахивающий на лося на гербе Хорнвудов, — то и дело твердил, что околеет, если они не повернут назад. Насколько Джейме мог судить, Куорен никаких неудобств не испытывал, однако даже он хмурился при пробуждении, обнаружив, что облака не рассеялись. Разводить костер под проливным дождем было невозможно, из-за этого Джейме спал беспокойно. Когда они с Мансом искали великанов, то заночевали в деревне, через которую проходил торговый караван Рогоногих. Сидя у костра рядом с Джейме, Манс переводил ему с древнего наречия рассказ одного из торговцев. По его словам выходило, что его родичи наткнулись на упырей, и лишь один уцелел и рассказал остальным о том, что произошло. Манс назвал его историю пустой болтовней, но на следующее утро настоял на возвращении в Сумеречную Башню, хотя до этого они не собирались поворачивать назад, пока не найдут великанов. Тирион до слез бы смеялся, если бы узнал, что страшная сказка лишила Джейме мужества, но в темноте зачарованный лес казался странным местом, и от рассказа Рогоногих сложнее было отмахнуться. Не отпускавшее его чувство тревоги достигло пика к вечеру четвертого дня. Они устроились на ночь под широкими ветвями безликого чардрева, где было посуше, и Джейме несколько часов провел, наблюдая, как его освещенные лунным светом листья колышутся от ветра. Ему казалось, что тысячи окровавленных рук машут ему, стараясь привлечь его внимание. Он чувствовал, что за ним следят, но как бы пристально он не вглядывался в тени, он не мог разглядеть ни следа ледяных чудовищ. Даже обычные ночные обитатели леса притихли, укрываясь от дождя. Он видел лишь одинокого ворона на ветке соседнего дерева и еще Лося, который силился не заснуть в дозоре. Джейме смог немного расслабиться лишь тогда, когда Лося сменил Куорен. Было что-то успокаивающее в том, как Куорен ворчит, отправляя Лося спать. Сквозь полуприкрытые ресницы Джейме смотрел, как Куорен беззвучно подходит к своей седельной сумке и достает что-то. Потом Куорен вернулся на свое место и начал точить меч. Звук, с которым точильный камень скользил по мечу, для Джейме был слаще любой музыки, ни одна из песен Манса не могла сравниться с ним. Никто на Стене не мог бы караулить лучше, подумал Джейме. Никто во всех королевствах. — Я чувствую, что ты на меня смотришь, Цареубийца, — негромко сказал Куорен. — Угомонись уже и спи. Я не хочу выслушивать завтра твои жалобы на усталость в придачу к нытью парня по поводу дождя. Полученный нагоняй окончательно успокоил Джейме. Он прислонил голову к стволу чардрева и провалился в сон. В его сне была ночь, но в лунном свете все было хорошо видно. Джейме сперва показалось, что на нем ошейник, но потом он осознал, что у него на спине висит ребенок, обхватив его руками за шею. Джейме отвел руки назад, чтобы поддержать вяло повисшие ноги, и обернулся, чтобы попытаться рассмотреть. Но прежде, чем он смог различить лицо, мальчик сказал: «Оглядись вокруг». Джейме послушался. Он увидел трех драконов в небе и лютоволков рядом с собой на земле. Краем глаза он заметил человека в шлеме и плаще в цветах Таргариенов. Когда он повернулся, чтобы лучше его рассмотреть, он заметил сотни ворон на деревьях. Они сидели неподвижно, словно чего-то ждали. Джейме перевел взгляд на Таргариена, но в тусклом свете не смог различить его лица. — Эйрис? Рейгар? — Джейме сделал шаг ему навстречу, по-прежнему с ребенком на спине. — Выходи, я не боюсь тебя. — Меня? Тебе не нужно бояться меня. Оглянись назад. — Что? Король обнажил меч и бросился на него. Джейме двигался слишком медленно и не смог бы остановить его удар, но удара не последовало: он пробежал мимо. Джейме обернулся, пытаясь разгадать его маневр, и увидел перед собой стену мертвых существ с голубыми глазами. Они уже окружили Таргариена, цепляясь за его руки, шею, ноги, они пытались повалить его. — Помоги мне, Джейме, — крикнул тот, — Сражайся! Драконы теперь были ближе, один был зеленым, другой черным, третий, белый с золотом, кружил низко над деревьями. За спиной Джейме слышал тяжелое дыхание лютоволков. Он ощутил прикосновение теплого тела к своим ногам, зверь был размером с Крапинку, но когда Джейме повернулся, серебряный волк не напал на него, а ринулся в бой. — Джейме, — крикнул мальчик, который был у него на спине, — Джейме, сделай что-нибудь! Что я должен делать? Почему я? Он был окружен, и он был всего лишь человеком, а перед ними были монстры. Мальчик испуганно вскрикнул, и это подстегнуло Джейме. — Держись, — сказал он, и сместил вес мальчика так, чтобы суметь достать меч. В ту же секунду тысячи ворон взлетели с ветвей, и темнота немного рассеялась. Но чудовища были все ближе, от них пахло холодом и смертью. Ледяные руки цеплялись за него, лезли ему в глаза, в рот. Холод пронзил его, и он закричал, но этот звук был заглушен мертвыми пальцами. Хватка мальчика на его шее стала крепче, король пытался прорубиться к нему сквозь полчища врагов. — Джейме, — звали его король и мальчик, и им вторили крики ворон, — Джейме, Джейме. — Голоса становились все настойчивее, словно он что-то мог сделать. — Джейме! Джейме! — глаза Джейме распахнулись, и он удивился, увидев на говорящем черный плащ. Не черный с красным. Это уже не сон. Джейме сперва подумал, что его зовет Манс, но тут же вспомнил, что в этот раз Манс не с ними. Это был Куорен, и он был мрачен и встревожен. Джейме повернулся на бок, и его стошнило. Задыхаясь, он рухнул на влажную землю и посмотрел вверх. Его взгляд упал на ворона, который так и сидел в ветвях на соседнем дереве. Дернувшись, Джейме врезался головой в ствол чардрева, и на мгновение он увидел нечеловечески прекрасное лицо, бледное как луна с глазами синими, как звезды. Он хотел закричать, но крик застрял у него в горле. Повалившись на спину, Джейме вглядывался в кроны деревьев до тех пор, пока не различил проблески солнечного света. Было утро, и ливень, кажется, наконец, унялся. Ворон каркнул и захлопал крыльями. Он пролетел над Джейме прежде, чем скрыться в чаще. Паника прошла, и Джейме сообразил посмотреть по сторонам. Куорен сидел на коленях, за ним, словно перепуганный жеребенок, мялся Лось. Под их взглядами Джейме вспыхнул. — Лось, — сказал Куорен, — Пойди отлей. — Но мне не… — Иди. Лось скрылся в кустах. Куорен посмотрел на Джейме. — Что тебе снилось? — Прямота вопроса удивила Джейме. Они с Куореном редко говорили один на один. Куорен был слишком серьезным, слишком молчаливым, у Джейме не хватало терпения на него, и Куорен тоже никогда не искал его общества. Они были братьями, союзниками, но они не были друзьями. И Джейме никогда бы не подумал, что дурные сны встретят в Куорене понимание. Он вытер рукавом губы. — Вся та чепуха на тему моего предназначения, которой сир Денис забивает мне голову, начинает сказываться. Мир рушился, и все считали, что я должен что-то с этим сделать. Джейме вспомнил голоса, обреченно повторяющие его имя, и у него мурашки по спине побежали. Джейме, Джейме, Джейме. Если бы он только смог снова вернуться в тот сон, он бы закричал, чтобы они оставили его в покое. Куорен приложил ладонь к стволу чардрева, словно надеясь увидеть то, что видел Джейме. — Это был не обычный сон. Никогда не видел, чтобы с кем-то творилось такое. Джейме провел рукой по влажным спутанным волосам. — Не думал, что ты такой суеверный. — Я не готов верить всему, что слышу от Манса, но я бывал почти так же далеко за Стеной, как и он, и уж точно дальше, чем ты. — Жесткий взгляд Куорена остановился на лице Джейме, его губы изогнулись, словно ветви старого дуба. — Я знаю, что здесь иногда происходят странные вещи. И твой сон был таким. В том, как серьезно Куорен отнесся к его безумному сну, было что-то успокаивающее. Возможно, поэтому Джейме сказал: — Признаюсь, этот сон напугал меня. Но… это был всего лишь сон. Куорена это, по всей видимости, не убедило, но он молчал, как будто не знал, что сказать. И прежде, чем он мог задать еще вопрос, Лось, похожий на мокрую крысу, высунул голову из кустов. — Мне уже можно? Джейме был рад, что их прервали. — Да, — сказал он, поднимаясь на ноги. — Мы как раз собирались трогаться дальше. Добравшись до Черного Замка, Манс с удивлением обнаружил, что тот куда меньше, чем ему помнилось. Въезжая в ворота, он ожидал увидеть замок, а не кучку ветхих строений, которые его совершенно не впечатлили. В детстве ему казалось, что Черный Замок — это целый мир, да он и был для него целым миром. C тех пор немало воды утекло. Манс должен был явиться с докладом к Первому Разведчику, но это могло подождать. Вместо этого, он предпочел сразу отправиться к мейстеру Эймону. После долгой поездки кровь в нем бурлила, и он счел, что лучше времени для непростого разговора не найти. Дверь ему открыл Клидас. Заламывая пальцы, он уставился на Манса, прежде всего, на кинжал и меч на поясе, на кольчугу поверх вареной кожи. Судя по тому, как округлились его глаза, он был не рад встрече с незнакомым, зато полностью вооруженным разведчиком. — Тебя ранили, брат? — отважился спросить Клидас. — Вовсе нет. Просто решил навестить. — Не дожидаясь ответа, Манс отодвинул плечом Клидаса и прошел в теплые покои. — Ты не узнаешь меня? Мне, конечно, и пятнадцати лет еще не стукнуло, когда мы в последний раз виделись, я был ниже на голову и тощий, как палка. -Не уз… Малыш Манс! Манс рассмеялся. — Он самый. Мейстер Эймон здесь? — Да, да, я приведу его. — Клидас наконец улыбнулся. — Ты хорошо выглядишь. Не хочу смущать тебя, но славное все-таки это было времечко, когда ты рос в замке. Если что и могло согреть эти холодные стены, так это детский смех. Мейстер Эймон тоже будет рад побеседовать с тобой. — И Клидас скрылся в коротком коридоре, который вел к спальне Эймона. Манс подошел к рабочему столу и сел на край. Раньше его ноги болтались, не доставая до пола, а теперь сапоги, полученные от Джейме, твердо стояли на деревянном полу. Совсем скоро появился Эймон в ночном халате и меховом плаще, наброшенном на худые плечи. Белоснежных волос на его голове почти не осталось, а глаза начала затягивать молочная пленка. Он слепнет. Манс вспомнил, как старик любил книги, и почувствовал острый укол жалости. Клидас подвел мейстера к креслу, усадил его, после чего оставил их вдвоем. — Я разбудил вас? — спросил Манс. Эймон вздрогнул, дернув головой, потом с его губ сорвался хриплый смех, он смеялся над собой. — Прости меня, — сказал Эймон, — после стольких лет я все равно ожидал услышать детский голос. Ты действительно разбудил меня, но это не страшно. Я иногда целыми днями сплю, а потом долгими ночами вспоминаю тех, кого больше нет. — Он поманил Манса иссохшей рукой. — Подойди ко мне. Я вижу уже не так хорошо, как раньше. Хочу разглядеть тебя как следует. Манс подошел к нему, и старик взял его лицо в сухие ладони. Он прищурился, его бледные глаза силились различить детали. Манс задался вопросом, что старик ищет в его чертах — сходство с каким-нибудь мертвым Таргариеном? Следы крови одичалых? Или ему было интересно лишь то, как Манс изменился за эти годы? Эймон отпустил его и откинулся в кресле. — Ты выглядишь, как человек, который часто смеется. Я рад этому. Стена слишком часто делает людей холодными. Манс не знал, что сказать на это. Он вернулся к столу и снова сел. — Вы не против, что я пришел поговорить? Признаюсь, я хотел поговорить о вещах не совсем обычных. Это в общем-то все просто домыслы. — Совсем не против. Я всегда любил беседовать с тобой, Манс. Он говорит со мной, как будто мы… старые друзья. Манс снова не нашел, что ответить. Хоть и сознавая, что это выглядит грубо, он отмахнулся от теплых слов и перешел сразу к делу. — Вы же обменивались письмами с Рейгаром, да? Взгляд старика омрачился. — Да, до самого конца. Пока. — Он замолчал. — Твой друг… — Я не о Цареубийце хотел говорить. Эймон закрыл глаза. — Сир Денис сказал, что он носит это имя с твоей подачи. Я бы не хотел поднимать эту тему… — Тогда не стоит. — Я хотел бы знать только одно. Зачем ты навесил на него это имя, словно знак почета? — Он открыл глаза и со всей серьезностью посмотрел на Манса. — Сир Джейме рассказал мне, как он убивал Эйриса, в подробностях. Как тот кричал и… — Просто взял и рассказал, ни с того ни сего? — Он догадался, что я был Таргариеном. По глазам, вероятно, или по имени. — Старик сплел пальцы. — Ему нужно было наложить швы на лбу, но, узнав меня, он стал отказываться от помощи. Я напомнил ему, что я отрекся от своего дома, надев цепь. Он позволил мне наложить швы, но перед тем, как он ушел, я должен был спросить, почему он убил бедного Эйриса, почему он не защитил детей. Манс встал и начал взволнованно мерить шагами комнату. — По всей видимости, в последние годы новости об Эйрисе к вам приходили только от Рейгара, и он не был честен с вами. Возможно, он и себе лгал. Скажу лишь, что Безумный Король заслуживал смерти, и что Джейме не знал, какую участь его отец уготовил Элии и ее детям. — Чего я не знаю? — спросил Эймон, от его уверенности не осталось и следа. — На ответ на этот вопрос уйдет уйма времени, а я намеревался говорить о другом. Если вы, конечно, все еще готовы обсуждать что-то с другом Цареубийцы. Мейстер Эймон прикрыл глаза, и Манса в очередной раз поразило то, как он постарел. Он остановился и облокотился на стол, пытаясь унять бушевавшие в нем эмоции. Наконец, Эймон сказал. — Если только ты внезапно не поглупел, наверное, у тебя есть причины защищать этого мальчика. Не буду ставить тебе в упрек, что ты разглядел в нем то, чего я не смог. Скажи, так что же ты хотел обсудить? Манс не знал, с чего начать. Он помолчал, чтобы упорядочить мысли. — Вы несколько раз упоминали… пророчество, говоря о Рейгаре. Что-то о принце, который был обещан. Я правильно помню? Лицо Эймона исказилось, и Манс подумал, что эти слова были ужасной ошибкой. Но старик все-таки ответил. — Ты правильно помнишь. Но Рейгар больше не верил, что пророчество относится к нему. Он считал, что это Эйгон. — Этот обещанный принц должен предотвратить приход второй Долгой Ночи? — Возможно, хотя тут нет ясности. Некоторые говорят, что он должен вернуть драконов. Но многие связывали принца с Азором Ахаем из Эссоса, а Азор Ахай, предположительно, связан с Элдриком Гонителем Тени, Инь Таром, Неферионом… среди прочих. Это все воины, известные тем, что положили конец Долгой Ночи, но Азор Ахай самый прославленный из них. — Я не знаю эту историю, — признал Манс. — Говорят, что это был великий воин, который изгнал тьму своим пламенеющим мечом Светозарным. — Подернутые белой пеленой глаза мейстера смотрели на Манса, как будто могли видеть его насквозь. — Почему ты спрашиваешь об этом? — Вольный народ все чаще говорит об упырях, а вы, казалось, пребывали в уверенности, что явился герой, который должен остановить Иных. Мне показалось странным это совпадение. — Это было правдой, и у Манса было ощущение, что о письме Джейме лучше не упоминать. — Все это не имеет теперь значения, — сказал Эймон. — Рейгар мертв, а его дети… — Я не хочу сыпать вам соль на раны. — Ты не сделал ничего плохого. Если бы тебя здесь не было, я бы и тогда думал о них. Ты хотел еще что-то спросить? Манс обнаружил, что он опять ходит по комнате, обдумывая то, что Эймон рассказал ему об Азоре Ахае. Светозарный. Пылающий меч. Почему это звучит так знакомо? — Все эти воины со странными именами, — спросил он, — они все не из Вестероса? — Из Эссоса. — А как же последний герой? Казалось бы, он ближе, почему было не начать с него? Мейстер Эймон открыл рот, словно у него на кончике языка уже был припасен очевидный ответ. Но, похоже, ничего подходящего ему в голову не пришло, и его губы тронула смущенная улыбка. — Вынужден сознаться, что сам едва знаю эту историю. Освежи стариковскую память, и, возможно, я найду ответ. — Это длинная история, суть ее в том, что последний герой повстречался с детьми леса. После этого он создал Ночной Дозор и с его помощью одержал победу в Рассветной Битве. — Иногда я забываю, что могу узнать что-то новое или вспомнить забытое старое, — сказал Эймон, — Полагаю… ничего похожего на Светозарный в этой истории не было? Поэтому, вероятно, Рейгар и не учитывал ее. Он мог решить, что эта история слишком отличается от всех остальных. Манс рассмеялся. — Мейстер, у последнего героя было целых три меча. Первый меч замерз и сломался, вторым клинком из драконьей стали, по преданию, он убивал Иных.- Странное включение, осознал Манс. В Вестеросе тогда вообще никакой стали не было. Эту деталь добавили позже? Неправильно перевели с древнего наречия? Откуда я вообще это взял? Поразмыслив над этим, он вспомнил, что многие вообще не упоминали второй меч. — А третий меч? — спросил Эймон, когда пауза затянулась. Манс решил не придавать значения этой странной подробности и снова рассмеялся, радуясь тому, как стройно все сложилось. — Я о нем уже сказал. — Манс, — в голосе Эймона зазвучала нотка раздражения. — Ночной Дозор. Неужели с тех пор, как вы приносили клятву, прошло так много времени, что вы забыли слова? Свет, что приносит рассвет. Огонь, который разгоняет холод. Меч во тьме. Глаза Эймона округлились, и он обмяк, словно из него вдруг вышел весь воздух. А он это всерьез воспринял, подумал Манс и подавил улыбку, хотя все еще был доволен тем, как он все хорошо разгадал. Старик, к счастью, быстро пришел в себя и сказал. — Клятвы, должно быть, пришли из легенд об Азоре Ахае. Ты прав, это не может быть простым совпадением. — Брат, — мягко произнес Манс, — я готов поклясться, что это Светозарный вышел из наших клятв. Вольный народ говорит, что Долгая Ночь началась здесь и распространилась… — Все другие легенды тоже утверждают подобное. — Ну конечно, все предпочитают думать, что они пуп земли. Я не исключение, но у меня есть основания так считать. Если бы северяне добрались бы до Эссоса и начали бы там болтать о горящем светящемся мече, все бы решили, что они говорят об оружии. Несложно представить, что ноги у всех этих легенд о мече растут из подобной ошибки. А вот обратно уже не получается. Тогда пришлось бы предположить, что наши клятвы появились позже, уже после завершения Долгой Ночи, и почему-то были взяты из чужеземной истории. И это означало бы, что история о последнем герое родилась из истории об Азоре Ахае. Как бард, я отказываюсь в это верить. Самый большой подвиг героя — просьба о помощи. Вся его история крутится вокруг его страданий, его скромности и той помощи, которую он получает — сначала от своих спутников, потом от детей леса, наконец, от Дозора. Сказители не добавляют такие негероичные подробности, они наоборот их вырезают. Скорее уж Азор Ахай появился в результате того, что историю последнего героя упростили и приукрасили. Эймон долго молчал, но у Манса не было ощущения, что их разговор окончен. Он так и ходил по комнате, пока наконец не подошел к полке с книгами, среди которых заметил том о драконах. Он провел рукой по его переплету. Вспомнив про меч из драконьей стали, он решил наведаться в библиотеку, возможно, там он выяснит, откуда это могло прийти ему в голову. В его распоряжении было две недели, и он не намерен был провести все это время в обсуждениях передвижений дозорных с офицерами. — А обещанный принц? — подал, наконец, голос Эймон. — Как он сюда вписывается? — Может быть и не нужно приплетать сюда вашего принца. Вы же считаете, что он связан с драконами, с Таргариенами. Это не вписывается в истории о Долгой Ночи, к тому же, принцу, даже обещанному, совершенно необязательно быть воином. — Манс пожал плечами. — Но я могу и ошибаться. Только не забывайте, что все эти истории нельзя воспринимать буквально, как мейстерские хроники. Кто-то что-то не понял, кто-то неправильно перевел, кто-то немного приукрасил… Эймон вздрогнул в свое кресле, его взгляд снова стал далеким и отстраненным. — Да, здесь есть над чем подумать. Хотя, вероятно, теперь уже слишком поздно. Эртур Дэйн не думал, что было слишком поздно. Он верил в обещанного принца. Манс, впрочем, не сказал это вслух, сам он считал Дэйна глупцом. Каждый раз, когда Джейме метался во сне или говорил, что не выносит запах горящей плоти, Манс чувствовал, как в нем поднимается волна презрения и отвращения к трусу, который последовал за своим спятившим принцем и бросил боготворившего его мальчугана на произвол Безумного Короля. В какого бы обещанного принца этот поклонщик ни верил, упоминания он не заслуживал. Взгляд Эймона внезапно снова остановился на Мансе, и он выпрямился в кресле. — Я глупец, Манс, ты же сказал, что одичалые говорят об упырях? Я так погрузился в остальное, что толком и не обратил внимания. Перемена темы, а равно и серьезность, с которой Эймон поднял ее, заставили Манса нахмуриться. То, что мейстер Эймон вернулся к этому и не счел все вздором, значило больше, чем Манс мог бы выразить словами. И в то же время я считаю чепухой его пророчество. Делает ли это меня лицемером? Или просто в упырях больше смысла? Можно ли вообще говорить тут о смысле? — Я не знаю, стоит ли об этом волноваться, — сказал Манс. — Пока это только слухи, и даже среди вольного народа мало кто им верит. На лице Эймона отразилось беспокойство. — И тем не менее… Но ты считаешь, это важно, что Дозор сыграл такую значимую роль в истории последнего героя? В Стене есть своя магия, иначе она не могла бы быть построена. Возможно, и в клятвах Дозора тоже как-то сокрыта своя магия? — Да никто и не вспоминает об этих клятвах. Сомневаюсь, что в Сумеречной Башне кто-нибудь помнит все слова целиком. Если за историями, которые рассказывает вольный народ, в самом деле что-то стоит, и Иные в самом деле вернутся, лучше бы нам надеяться на то, что история о последнем герое — это просто сказка, а не то, что всем надо было помнить. — Вот как? — Не хочу забивать себе этим голову, пока толком ничего не знаю. — Манс покачал головой. — Я еще никому не отчитался о том, что приехал, и у меня есть дело в библиотеке. — Сколько ты собираешься здесь пробыть? — тихо спросил Эймон. — Две недели. — Навестишь меня еще, если найдешь время? Я бы поговорил с тобой о чем-нибудь более приятном. Манс заколебался. Старые обиды еще давали о себе знать, и он не мог не презирать старика за то, что тот оплакивал Эйриса и цеплялся за остатки дома, который заслуживал падения — да и все эти дома заслуживали той же судьбы. Но он выслушал Манса и воспринял все его слова серьезно, и даже больше того. — Да, — ответил Манс. — Я вернусь, и мы сможем поговорить. Хотя Плакальщик не мог уйти далеко, они не видели ни признаков огня, ни следов, которые могли бы подсказать им, куда он направился. Шансов выследить его с каждым днем становилось все меньше. Спустя три дня после того, как прекратился дождь, они сидели у костра, который Куорен не без труда разжег из сырых дров, и обсуждали, что делать дальше. Куорен подстрелил глухаря, Джейме ощипал его и теперь жарил на дне котелка с куском сала и высушенными пряными травами. Звук шипящего масла и аромат поджаривающегося мяса разжигали аппетит, а если учесть, что это был первый костер за все время пути, то вечер казался вполне приятным. — Крастер может что-то знать, — предположил Куорен. Джейме поворошил костер палкой. — Если ты помнишь, мне путь в его замок заказан. Блейн и Каменный Змей как-то затащили его к Крастеру, и Джейме приглянулся одной из его дочерей. Столько времени прошло с тех пор, как женщина в последний раз бросала на него робкие взгляды из-под ресниц, краснея и смущаясь, что он не мог не поощрить ее немного: он встряхивал волосами, улыбался к месту и не к месту, сел так, чтобы смотреться лучше. Одна из старших сестер девушки отчитала ее за то, что она отвлекалась, и Джейме состроил рожицу за спиной женщины, от этого в глазах девушки заиграли искорки. Джейме видел так мало женщин, которые не были закутаны в несколько слоев кожи и меха, что от ее вида у него внутри все потеплело. Потом Крастер заметил, куда устремлен его взгляд, и врезал ему в челюсть. Джейме, чья гордость пострадала, не задумываясь, в ответ набросился на Крастера, и его братья хохотали до слез, оттаскивая его, и пока Крастер гнался за ними, размахивая тесаком. И конечно, они рассказали об этом всем и каждому в Сумеречной Башне. Куорен потер переносицу. Ни тогда, когда Каменный Змей впервые рассказал о случившемся, ни сейчас, история не произвела на него впечатления. — Ты мог бы принести извинения, Крастер примет их. — Он спит со своими дочерьми, и только боги знают, что он делает с сыновьями. Я скорее член себе отрежу, чем буду извиняться перед ним. — Мы можем вернуться на Стену, — ввернул Лось, хотя их вылазка еще и недели не продлилась. — Похоже, что Плакальщик от нас улизнул. — Вздор. Мы можем поговорить с другими одичалыми. Куорен усмехнулся. — Это Манс мог бы поговорить с другими одичалыми, если бы был здесь. С чего ты взял, что они будут говорить с нами? — Я знаю клан Орла, и Орл проходил здесь, когда договор истек. Мы с Мансом были у них не так давно. Возможно, они еще никуда не ушли. — Кланы могли подолгу оставаться на одном месте, если им это было удобно. Люди Орла возвращались на одну и ту же поляну межу Оленьим Рогом и Молочной два-три раза за лето, потому что земля позволяла там растить кое-какие овощи. С тех пор, как Джейме и Манс были у них, прошло уже больше времени, чем требовалось на сбор урожая, но если ничто не потревожило клан, они могли там остаться и до следующего сбора. Куорену его слова не пришлись по душе. — Манс как-то привел меня к Орлу, когда я был ранен. Да, его люди тогда помогли мне. Но у этих людей свои мотивы, они играют по своим правилам. Ты уверен, что знаешь, как они поведут себя на этот раз? Мы же выслеживаем одного из них. Джейме сглотнул. — Я уверен, если они узнают меня, они не тронут меня. Не тронут нас. — Это была наглая ложь. Убедить Орла в том, что их первый договор был хорошей идеей, было практически невозможно, он совершенно не был настроен помогать Дозору. Заявиться к нему сейчас ни с того, ни с сего, просить о чем-то — они легко могли нарваться на неприятности. Но Джейме не хотел возвращаться в Сумеречную Башню с пустыми руками. Ему был нужен Плакальщик. Куорен долго молча смотрел на него, так долго, что Джейме уже думал, что он будет настаивать на возвращении. Но в конце концов Куорен кивнул. — Сир Денис хочет, чтобы ты больше решал. Хорошо, поступим по-твоему. Вот и посмотрим, заслуживаешь ли ты на деле его доверия. Несмотря на одобрение Куорена, план Джейме никому уверенности не внушал. На протяжении следующих нескольких дней Лось то пытался отговорить Джейме от его затеи, то замолкал и впадал в уныние, свойственное новичкам, которые впервые участвовали в долгих вылазках. Куорен не высказывал вслух своих сомнений, он даже устроил разнос Лосю за нытье, но Джейме видел, что он подолгу напряженно размышляет о чем-то, и мог предположить, что весь накопленный годами опыт в нем сейчас говорит против. Чтобы немного разрядить обстановку, Джейме насвистывал или напевал, если была возможности. После того, как он залез на дерево, чтобы оглядеть местность, и заметил медведя возле Молочной, он громко запел «Жил-был медведь, косолапый и бурый «, чем заслужил нагоняй от Куорена. — Ты что, совсем дурак? Хочешь, чтобы мы в засаду попали? Джейме оскорбленно взглянул на него и со всем достоинством, которое мог собрать в себе рыцарь, восседающий на спине косматого пони, ответил. — Манс говорит, что, заметив медведя, нужно шуметь как можно больше. Если поблизости нет детенышей, зверь сам уйдет, заслышав твое приближение. Куорен так сжал челюсти, что Джейме услышал скрежет зубов. Восприняв это как подтверждение того, что правда на его стороне, Джейме продолжил петь с того же места. Крапинка весело прядала ушами, и Джейме потрепал ей челку. Хоть ты не такая мрачная, как эти двое, подумал он. Спустя два дня Куорен обнаружил хорошо нахоженную тропу. К этому времени снова начало накрапывать. Джейме помнил эту дорогу по прошлому разу, когда был тут с Мансом, и, зная, что Орл не оставляет подходы к своему лагерю без присмотра, громко болтал в свое удовольствие. Одичалые, как и медведи, реже нападали, если их не заставали врасплох. Фигура в плаще выступила из-за деревьев как раз тогда, когда он пересказывал содержание последнего письма от Тириона. — Я так и думала, что это ты, Цареубийца. Джейме соскользнул со спины Крапинки, держа руку на рукояти меча. — Ты. Ты… — она была на охоте, когда Джейме был в лагере Орла в первый раз, но потом они встречались. Кажется, она доводилась Орлу племянницей. Так и не вспомнив ее имя, он сказал. — Мать Игритт. — Эдит, — напомнила она, не впечатлившись. Она подняла свой лук из чардрева и подошла ближе, слегка наклонив голову, чтобы лучше видеть в тусклом свете. Женщина была всего на несколько лет старше Джейме, и у нее при этом уже был ребенок четырех лет отроду. С другой стороны, если бы я женился на Лизе Талли, я мог бы уже заиметь своего собственного рыжего младенца. Эдит посмотрела на Лося и Куорена. Когда она не увидела среди них Манса, ее взгляд стал ледяным. — Что вам надо? Наш договор вышел. Мы не помогаем воронам. — Ну мы же с тобой уже почти одна семья. Игритт так настаивала, чтобы я ее выкрал. Эдит плюнула ему под ноги и скрестила руки на груди. — Это вороны убили отца Игритт, так что не примешивай ее сюда. Я к воронам уж точно никакой любви не испытываю. — Я просто хочу поговорить с Орлом. — Джейме склонил голову, чтобы посмотреть ей в глаза, и многообещающее улыбнулся. — Прошу вас, миледи? Я был бы у вас в долгу. — Не надо этого тона, я всё слышала про твои обеты. Ты мне разве что ручку поцелуешь. — Я просто хочу поговорить. Никому от этого вреда не будет. — Цареубийца, — прорычала она. На этот раз угроза в ее голосе была настоящей. — Но прежде, чем дать ответ… — Он потянулся к одной из седельных сумок и выудил оттуда кинжал с головой льва на рукояти, его ножны были украшены рубинами и золотым тиснением. Маллистер сердился, если на Джейме было слишком много вещей в цветах Ланнистеров, но кинжал Джейме держал при себе на случай, если что-то случится с простым кинжалом, который он носил на поясе. — Только ворон им не убивай. Эдит потянулась за кинжалом, и он отдернул его. — Сначала поклянись, что отведешь нас к Орлу. — Я отведу вас к Орлу. Только это не значит, что вы от него что-то получите. — Она выхватила у него кинжал и повертела его в руках. — Ну и чего ты тут стоял и строил мне глазки, как последний болван? Нужно было с этого начинать. — Действительно глупо с моей стороны пытаться очаровать даму, когда я просто мог вручить ей кинжал. — К северу от Стены именно так и ухаживают за настоящими женщинами. — Уж лучше я буду и дальше строить глазки. Копьеносицы прекрасно справляются и тем оружием, что у них уже есть. Я весь в шрамах. Между прочим, три из них — от стрел, — Джейме мрачно покосился на ее лук. Одичалые лучники не бежали врассыпную, когда он бросался на них, так что он словил несколько стрел с близкого расстояния, которые пробили и кольчугу, и вареную кожу. — Воронам положено ходить в перьях, — заметила Эдит, явно забавляясь поворотом, который принял их разговор. — Одна из них задела мою лошадь. — Ах, пони поцарапали, какая жалость! — Моей лошади пришлось накладывать швы, — сказал Джейме, который ничего не имел против этой перебранки теперь, когда он заручился ее помощью. После долгих унылых дней пути в компании мрачных братьев он был только рад. Им потребовалось всего несколько минут, чтобы добраться до лагеря, но дождь к этому времени уже припустил вовсю. Джейме облегченно вздохнул, когда Эдит привела их в большой и теплый шатер Орла. Пол в шатре был застелен плетеными ковриками и шкурами, в углу жарились зайцы, несколько человек, и Орл среди них, сидели на шкурах вокруг низкого стола. Воздух в шатре был густой и плотный. Подняв глаза и заметив Джейме и остальных, Орл замолчал на полуслове и уставился на них. Как и Эдит, он искал глазами Манса и, не найдя его, так изменился в лице, что люди вокруг него стали оборачиваться. Лось ойкнул и спрятался за спину Джейме, а Куорен напрягся, как натянутая тетива, словно Джейме завел его к стае голодных лютоволков. — Эдит! — проревел Орл. — Он дал мне кинжал, — похвасталась она, и с довольной ухмылкой показала подарок. — Сказал, что хочет поговорить, и я решила, что ничего страшного, пусть почешет языком немного. И Игритт будет рада, если ты, конечно, сразу с ними не разделаешься. Лось что-то пискнул за спиной у Джейме. . Орл махнул рукой. — Выметайтесь отсюда, вы все. Похоже, мне придется заняться воронами. Эдит, останься. Кроме Эдит, в шатре осталась только Ева, дочь Орла, которая молча и без указки тут же заняла место мальчонки, присматривавшего за зайцами на огне. Встретившись взглядом с Джейме, Ева насмешливо улыбнулась уголком рта, и Джейме подумал, что выглядит сейчас, должно быть, так, словно его из реки выловили. Когда шатер опустел, Джейме старательно улыбнулся. — Я бы не отказался от какой-нибудь еды. И соли. Орл не обратил внимания на его слова и встал. — Цареубийца. Куорен. Вас двоих я знаю. — Он перевел взгляд на Лося, не признал его, и снова обратил свое внимание на Джейме. — Куорен ко мне за те десять с лишним лет, что он здесь, ни разу без Манса не заявлялся, и то Мансу его волоком тащить приходилось. Твоя затея? — Да, но он главный… — Я уж лучше с тобой побалакаю. По нему-то видно, что он здесь быть сам не рад, а вот что в твоей золотой башке, мне непонятно. Ева села прямо, пристально глядя на Куорена. — И что мне делать с ним и с младенцем? — Ты хочешь, чтобы я ушел и оставил сира Джейме с тобой? — спросил Куорен твердо. — Все, что я буду говорить тебе, попадет прямиком в уши вашего старикана, — презрительно ответил Орл. — Я бы хотел говорить начистоту, и Цареубийца тут, пожалуй, сгодится. Эдит вас отведет… — Ева открыла рот, чтобы возразить, и Орл нахмурился. — Боги, да что с тобой такое, Ева! Ты что, запала на этого угрюмца? Ты спятила? Ладно, это не важно. Ты уведи их, найди им дело. Гостями я их не считаю. Они нам не друзья. — Ага, па, — сказала Ева. — За зайцами тут приглядите за меня. Эдит скинула с плеча лук и колчан и замотала головой, по-собачьи стряхивая воду. — Не говори пока Игритт, что он здесь. Если нам придется его убить, это разобьет ей сердце. Джейме решил принять это за шутку и повернулся к Куорену. — За тебя, по крайней мере, можно не волноваться, если ты ей понра… Куорен перебил его, как будто и не замечая, что Джейме что-то говорит. — Вот теперь мы и проверим, был ли я прав, доверившись тебе. Удачи тебе, брат. — Он положил руку на плечо Джейме и посмотрел ему в глаза. У Джейме комок подступил к горлу, в груди похолодело. Если с ними что-то случится, я буду виноват. Он принял уверенный вид и сказал, искренне желая верить собственным словам: — Все будет хорошо. Куорен неловко сжал его плечо, словно хотел успокоить его, но не знал, как. Когда они ушли, Орл сел на шкуры и, слегка наклонившись назад, сложил на животе пальцы домиком. — Ну садись, что ли. — Может, теперь меня чем-нибудь угостите? — спросил Джейме, усевшись. — Пока нет, — Орл нахмурился. — То, что я якшаюсь с воронами, пятнает мое доброе имя. Не все это одобряют. Мансу ты, может, и нравишься, но этого недостаточно. Я и так подставляюсь, помогая ему. Это было не лучшее начало разговора. — Но Манс же когда-то пришел к тебе в первый раз, — попытался Джейме. — Ты его послушал. По крайней мере, не убил на месте. И позволил ему возвращаться снова и снова, и стал помогать ему. Я бы тоже хотел построить с тобой такие отношения, а не зависеть от твоей дружбы с Мансом. — В Мансе наша кровь, это другое дело. Он пришел к нам не потому, что ему нужна была помощь в делах Дозора. Он хотел узнать нас, потому что чувствовал, что так сможет лучше узнать себя самого. А ты? Тебе что-то от нас нужно. — Мне нужны сведения, но… — Если хочешь покрасивше сказать то, что только что уже сказал, не трудись. Мы здесь не для твоего удобства. — Да, конечно. Я знаю… — Джейме пытался придумать, что сказать. Разве он не провел все свое детство, учась вести переговоры? Он часами сидел с отцом и дядьями, обсуждая это все, и мейстер забивал ему голову разными приемами, примерами известных диспутов и прочей чепухой, которую ему приходилось глотать, потому что он знал, что Киван или отец будут проверять его. Я не могу ожидать чего-то, не предложив ничего взамен, напомнил он себе. Самое первое, самое главное правило. Его глаза метнулись с Орла на Эдит, которая наблюдала за ним с откровенным интересом. Ее помощью он заручился в обмен на кинжал. У него еще был меч. Конечно, он не мог отдать меч, но инстинкт подсказывал ему, что подкуп тут все равно не сработал бы. Орл не хотел, чтобы его использовали, все упиралось в это, а подобный обмен подразумевал бы, что Джейме в любой момент может заявиться сюда, помахать у него перед носом красивым оружием и получить за это все, что его душа пожелает. Они бы были не на равных, а для одичалых это было неприемлемо. Он мог бы сказать: «Я не хочу вас использовать. Вы мне нравитесь. Я делил с вами трапезу, я играл с вашими детьми». Но и этого было недостаточно. По словам Эдит, отец Игриттт погиб от рук дозорных. Джейме мог поклясться, что каждый одичалый знал кого-нибудь, кто погиб от рук дозорных. Его слова должны были перевесить многолетнюю кровную вражду. — Ты же не такой дурак, чтобы заявиться ни с чем? — В голосе Орла зазвучало неприкрытое раздражение, и Джейме пришлось затолкнуть подальше свои собственные страх и гнев. Серсея и Тирион придумали бы, что сказать. И Манс… Но Манс не считал его глупцом. Он говорил, что ум это не обязательно хитрость и изворотливость. Тогда, когда Джейме рассказал ему историю о Корлосе… и когда пары слов оказалось достаточно, чтобы завоевать его дружбу. У него появилась мысль. — Нет, — сказал Джейме. — Я вообще хотел рассказать одну историю. Расслабься, выпей медовухи пока. Орл подозрительно покосился на него. — Теперь я должен сидеть тут и слушать твои басни? — Да ладно, что в этом плохого? — встряла Эдит. Орл смерил его взглядом, вовсе не таким добрым, как когда Джейме бывал здесь с Мансом, но под конец все же махнул рукой. Джейме пришлось приложить усилия, чтобы не выдать своего облегчения. Он сначала хотел просто выбрать какую-нибудь подходящую историю из тех, что он помнил из детства, чтобы его выбор сам говорил за него, как было с Мансом. Но это было рискованно. Манс читал между строк и понимал метафоры. Большинство людей мыслили иначе, мыслили проще. Ему нужна была какая-то простая, однозначная и в то же время сильная история, из которой бы прямо следовало, почему с ним можно и нужно иметь дело. И такая история была только одна, как бы мало ему ни хотелось говорить об этом. Джейме спрятал дрожащие руки в ткань плаща и глубоко вздохнул. Потом начал рассказывать. — Короля, который сидит на Железном Троне, защищают семеро рыцарей, лучших рыцарей во всех Семи Королевствах. Они отрекаются от своего дома, от семьи, от всех, кому были верны прежде, и присягают королю, чтобы делать все, что он прикажет, и умереть за него, если потребуется. Если дозорные носят черные плащи, то эти рыцари носят белые, и люди любят их так же сильно, как нас, ворон, презирают. Все мальчишки — хоть крестьянские дети, хоть принцы — мечтают надеть белый плащ. Две пары глаз непонимающе уставились на него. По крайней мере, он завладел их вниманием. Сама история интересовала их больше, чем-то, что побудило его рассказывать ее. — Ты же убил короля, — сказала Эдит, — Так ты и кого-то из них убил? Джейме перевел взгляд на свой черный плащ. — Я был одним из них. Переговоры были забыты, сомнение всецело уступило место любопытству. — Ты? — переспросил Орл. — Ты же совсем юнцом был. — Мне было пятнадцать, когда король Эйрис вручил мне плащ, — подтвердил Джейме. — Я стал самым молодым рыцарем Королевской Гвардии за все время ее существования, но я получил свой плащ не за заслуги. Король завидовал моему отцу и хотел уязвить его. Одним ударом Эйрис лишил моего отца наследника и оскорбил нашу семью. Когда я понял это, клятвы уже были произнесены, и ничего уже нельзя было изменить. Белый плащ дается на всю жизнь. — Так ты за это его убил? — спросил Орл, словно уже этого одного с лихвой хватило бы. — Нет, не за это. Я верно служил ему два года. Служил, пока он сжигал живьем всех, кто чем-то не угодил ему. Он смеялся, слушая их крики, а если казнь достаточно его возбуждала, он отправлялся ночью к своей жене и заставлял и ее кричать. Ее служанки говорили, что она после этого выглядела так, словно какой-то зверь терзал ее. А я охранял его, потому что дал клятву. Потому что мои братья, эти великие рыцари, сказали мне, что это мой долг. Я не мог писать отцу, который был в немилости, я не мог говорить открыто. Я не мог вздохнуть…. Люди были возмущены жестокостью короля, и некоторые лорды открыто восстали против него. Мятежники выиграли несколько битв и под конец разграбили Королевскую Гавань — тот город, где стоит замок короля. Эйрис не хотел мириться с поражением. Есть такая субстанция- дикий огонь. Она горит ярким зеленым пламенем, горит даже в воде, плавит мясо на костях. Тайники с диким огнем были по всему городу, и когда Эйрис понял, что проиграл, он приказал одному из своих людей поджечь их, сжечь Королевскую Гавань и полмиллиона человек, которые в ней находились. «Мятежники хотят получить мой город», — сказал он, — «ну так они не получат от меня ничего, кроме пепла. Роберт будет королем обугленных костей и вареного мяса». Джейме только сейчас, облекая историю в слова, в полной мере осознал, что тогда произошло. Когда он убивал Эйриса и Россарта, он действовал инстинктивно, не задумываясь. Голос его зазвучал хрипло. — Я убил его человека, а потом я убил и его самого, прежде чем он мог отдать тот же приказ кому-то еще. Я убил своего короля и нарушил все клятвы, которые я давал. Как изящно потом выразился один из моих бывших братьев, я изгадил свой плащ. За это я был сослан на Стену. — Тебя за это наказали? — выпалила Эдит, лицо у нее раскраснелось, — но он же… — Я же присягал ему, — объяснил Джейме, — Это значило, что я должен был во всем ему подчиняться и защищать его любой ценой. Мне ставят в вину то, что я не погиб, защищая его. Хотя, должен признать, со стороны это выглядит не так уж безумно. Никто не знает про дикий огонь. Меня никогда не спрашивали, почему я это сделал, а новый король оказался не настолько хорош, чтобы мне захотелось рассказать ему. — Джейме посмотрел за спину Эдит. — У тебя зайцы горят. Эдит спохватилась и посмотрела на тушки зайцев, которые жарились на вертеле над очагом. С одной стороны мясо совсем обуглилось. Бормоча ругательства, она бросилась спасать остальное. Когда снова воцарилась тишина, Орл сказал. — Ты хорошо поступил, Цареубийца, спорить не буду. Но причем тут это вообще? — Я как раз собирался перейти к этой части. Вы знаете слова присяги Ночного Дозора? Эдит и Орл переглянулись и покачали головами. Джейме начал читать по памяти. — Ночь собирается, и начинается мой дозор. Он не окончится до самой моей смерти. Я не возьму себе ни жены, ни земель, не буду отцом детям. Я не надену корону и не буду добиваться славы. Я буду жить и умру на своём посту. Я — меч во тьме; я — дозорный на Стене; я — огонь, который разгоняет холод; я — свет, который приносит рассвет; я — рог, который будит спящих; я — щит, который охраняет царство людей. Я отдаю свою жизнь и честь Ночному Дозору среди этой ночи и всех, которые грядут после неё. Судя по тому, как оба нахмурились, они ожидали услышать скорее что-нибудь про убийство одичалых и охрану границ. Джейме видел по их глазам, что эти слова никак не укладывались в то, что они знали о Дозоре. — Мне больше всего нравится последняя строка, — сказал Джейме. — Про жизнь и честь. На Стене так же славно отдать свою честь в защиту царства людей, как и отдать жизнь в бою. Если исходить из этой клятвы, в Королевской Гавани я сделал верный выбор. Не передать словами, как много это для меня значит. Он расстегнул свой плащ, перекинул его через плечо и бросил на стол перед собой. То, что это был прекрасный плащ, из лучшей шерсти, с соболиной опушкой, только придавало вес его словам. Это был плащ, достойный великого воина, хоть и мокрый насквозь. Джейме провел рукой в перчатке по меховому воротнику, на его губах заиграла насмешливая улыбка, но эта насмешка относилась к нему самому. Я становлюсь сентиментальным. Так расчувствоваться из-за плаща Ночного Дозора. Тот мальчуган, которым я был три года назад, смеялся бы до колик. Но тот мальчуган, которым он был три года назад, был всего лишь наивным ребенком. — Этот плащ много значит для меня, — сказал Джейме, и рассмеялся, когда они оба посмотрели на него, как на спятившего. — Да, я понимаю, что сейчас Дозор не блещет, но когда-то у него была цель. Мы должны быть защитниками, и защитниками не только лишь тех, кто живет под властью короля. Дозор появился раньше, чем Стена. Когда он был создан, когда были написаны его клятвы, еще не было различий между вольным народом и поклонщиками. Джейме встретился взглядом с Орлом. — Я не могу отвечать за своих братьев. Но я сам буду следовать этому духу. Я не хочу использовать вас, Орл. Я только хочу исполнять свой долг. Я буду помогать северным лордам, которые жалуются на набеги разбойников, но я буду помогать и вам. Если вам будет что-то нужно из королевств, я могу помочь выторговать это. Если братья Дозора будут докучать вам, я сделаю все, чтобы они за это ответили. Если вас что-то тревожит, я сделаю так, чтобы сир Денис об этом знал, чего бы это ни стоило. Белый плащ меня обжигал, травил и душил, но свой черный плащ я не запятнаю, можете мне поверить. Орл наклонился назад, на его скулах играли желваки. Эдит отвернулась к зайцам, вытирая щеку рукавом. Когда она заметила, что Джейме на нее смотрит, она огрызнулась. — Я просто думала, как это грустно, что ты такой болван. Грош цена твоему Дозору. Каким бы героем ты ни был, только дитя малое поверит в то, что ты сможешь что-то изменить. — Племянница, — пробурчал Орл. Джейме сгреб плащ и накинул его обратно на плечи, радуясь привычной тяжести. — Что бы там ни было, я говорил про себя. — От тебя одного никакого толку. — Я один спас Королевскую Гавань, а там живет людей больше чем за Стеной всех вместе взятых. — Джейме обнаружил, что глупо ухмыляется. — Ты только что назвала меня героем? — Не льсти себе. У всех героев с головой проблемы, а у тебя особенно. Орл отпил медовухи из рога. — Довольно. Я тебя услышал. Так чего ты от нас хочешь… сир Джейме? — Джейме заметил, что Орл впервые назвал его сиром, как назвал до этого Куорен, и задался вопросом, случайность ли это или знак уважения. Как бы ему ни хотелось и дальше зубоскалить с Эдит, он вспомнил тяжелый взгляд Куорена и заставил себя посерьезнеть. — Плакальщик убил четырех моих братьев и оставил их головы Дозору. Я собираюсь призвать его к ответу. Если ты знаешь, где его искать… Орл поднял руку. — В этом я тебе не помощник. — Но вы же ему не друзья, — запротестовал Джейме. — Вам он тоже доставлял неприятности. И Дозор не будет вмешиваться в дела вольного народа, потому что у нас свои причины, чтобы выслеживать его. Всем было бы только лучше. — Возьми меду. Эдит, принеси ему зайца. Несмотря на отказ Орла помочь ему с Плакальщиком, Джейме расслабился. — И мы будем друзьями? — Да. На Мансе свет клином не сошелся. Ему сама мысль о долге противна, помогает он нам наперекор своим обетам. То, что ты предлагаешь, звучит понадежнее. — Тогда почему бы не помочь мне сейчас? — промычал Джейме с набитым ртом. Орл замолчал так надолго, что Джейме подумал, не стоит ли повторить вопрос. Когда одичалый заговорил, он явно подбирал слова, чтобы не сказать лишнего. — Ты убил своего короля, потому что тот хотел разрушить город. Ты же не охотишься на них так просто, для забавы? — Признаюсь, я как-то попытался поохотиться с соколом, но увы, мне попался только дудак. — Да что мне за дело до твоих дураков, я про королей тебе говорю. — Короли не так часто встречаются, чтобы на них охотиться, — поправился Джейме. — Но при чем тут это? — Есть один человек, в десяти днях пути отсюда на север. Он не так давно проходил с большим отрядом и парой сыновей. Говорит, что хочет стать Королем-за-Стеной. Так-то он ничего, честный, справедливый, и мы сказали, что не будем возражать, если другие его тоже поддержат. Они с Плакальщиком схватились, Тормунд вышел победителем, и Плакальщик сразу уступил, сказал, что Тормунд может сколько угодно звать себя королем, только пусть в его дела не лезет. — Орл почесал бороду. — Тормунд нам так и сказал, когда возвращался к себе, нам этого достаточно. Тормунд из кожи вон лез, чтобы заполучить Плакальщика. Он будет не рад, если я тут ему дров наломаю. Джейме уставился на них. — Он еще меньше будет рад, если ты заявишься и попытаешься прикончить его, — твердо добавила Эдит. — За стеной есть… король? — спросил ошарашенный Джейме, до которого остальные слова пока еще не дошли. Орл и Эдит переглянулись. — Тормунд говорит, что дальше на запад есть еще один человек, который тоже себя зовет королем. — Но вы же не согласились бы на это без причины, — сказал Джейме. — Я был уверен, что вольный народ королей не терпит. — Ваших королей-поклонщиков мы ненавидим, — Эдит вздохнула, — Мы не в восторге от того, что кто-то будет нами командовать. Просто люди боятся, а они обещают нас защитить. — Чего боятся? — Не поднимай нас на смех, -сказал Орл, взгляд его был жестким. — Мы сами сначала смеялись и пропускали эти истории мимо ушей. Но люди продолжают говорить. Не здесь, далеко на севере, у долины Теннов, но… — Да что за истории? — Про упырей, — сказала Эдит, — и Иных. Джейме стало жаль этих людей с их глупыми страхами. Это безумие какое-то. Сначала Рогоногие с их россказнями. Потом сон. Теперь еще и это. Но людей, которые в это верили, становилось все больше. — Дозор вряд ли будет что-то предпринимать, пока нет доказательств, — осторожно сказал Джейме. — Мы этого и не ждали, — сказал Орл. — Но я подумал, раз уж ты как-то собрался помогать нам, тебе имеет смысл знать. Сам-то я никаких упырей пока не видел, и никто из тех, с кем я говорил, тоже. Может, это просто слухи. Не знаю. Джейме попытался вернуться мыслями к насущному. — Мне нужно поговорить с этим Тормундом. Про Иных. И про Плакальщика. Может, я смогу с ним договориться. Орл и Эдит колебались. — Ну какой мне смысл его сейчас убивать? — спросил Джейме, — никто из моих братьев еще и слыхом не слыхивал, что он считает себя Королем-за-Стеной, никакого признания за это я не получу. Нужно ему сначала как следует прославиться. Орл барабанил пальцами по животу, напряженно думая. Наконец, он выдохнул. — Ну, наверное, это не повредит. Ну или если повредит, то тебе. Ладно, Цареубийца, мои люди отведут вас в Красные Палаты.