Под крылом дракона

- Наконец-то нашла... - прошептала я, в благоговении поглаживая искусно отлитые чешуйки. Я стояла перед той самой заповедной дверью — в три человеческих роста, из темной, с золотистыми вкраплениями бронзы, с массивным литым драконом на створках. Увы, я с легкостью нарушила данное себе слово не впутываться больше в неприятности. И нарушила бы еще с десяток подобных обещаний, потому что совесть моментально стала чистой, как слеза младенца, при одном взгляде на волшебную дверь, наверняка скрывающую за собой если не главные секреты Мирозданья, то все сокровища этого мира и еще нескольких параллельных — всенепременно. - Это в последний раз, правда-правда! - пробормотала я, виновато глядя в оскаленную морду дракона. Его рубиновые глаза, мерцающие и будто живые, смотрели на меня с глубокой укоризной. Ажурный золотой ключ, успешно выцыганенный у Зазу, вошел в скважину замка легко, словно смазанный маслом. Несколько раз с оглушительным скрежетом провернулся. Я всем телом навалилась на дверь, и с третьей попытки створки поддались. Медленно, со скрипом поползли внутрь, увлекая меня за собой. В лицо дохнуло сыростью, гнилью и еще чем-то непонятным, похожим на запах мокрой собачьей шерсти. По крайней мере, если мне не изменяла память, именно так пах дворовой пес Филька — жуткая помесь овчарки и лабрадора, стерегущий бабушкину дачу под Питером, имевший обыкновение летними вечерами дрыхнуть под влажными кустами малинника и при встрече набрасываться на меня с жаркими объятьями. Сморщив нос, я тщетно вглядывалась в широкий коридор – тьма в его глубине была черной, как загустевшая тушь. Пришлось возвращаться к двери и выдергивать из настенного кольца факел. Интересно, надолго ли его хватит? Немного потерзавшись, я все же решила не брать второй — в конце концов, мне нужна минимум одна свободная рука, чтобы рыться в несметных сокровищах! Коридор без единого ответвления показался мне бесконечным. Я шла, то и дело поскальзываясь на влажных каменных плитах. Свет факела вспугивал стайки крылатых тварей где-то высоко под потолком, и я почти жалела, что не взяла с собой Хууба, оставив зверька сладко сопеть в тряпичном гнездышке. Может быть, в его присутствии было бы не так боязно слышать резкие, сильные хлопанья крыльев над головой, взрывающие тишину, как слабые петарды. Громко струилась вода, но я никак не могла понять, откуда доносится звук. Я продолжала идти, уже чувствуя в продрогших ногах тягучую усталость, а коридор все не кончался. Единственное, что хоть немного радовало в этом постоянстве — я не рисковала запутаться в многочисленных развилках, которыми грешили другие коридоры замка. На этот случай у меня была даже приготовлена черствая лепешка, которую я собиралась крошить, отмечая путь, как какая-нибудь гриммовская Гретель. О том, как в оригинале закончилась вышеуказанная авантюра, думать не хотелось. Так или иначе, крошки не понадобились, поэтому, перепрыгивая через глубокие выбоины в полу, я меланхолично принялась отщипывать от лепешки. Когда с ней было покончено, коридор неожиданно оборвался. Некоторое время я стояла, внимательно вглядываясь в уходящую вниз лестницу. Увы, свет факела разгонял тьму лишь на несколько шагов вперед. Глубоко вдохнув спертый, пропахший гнилью воздух, я стала медленно спускаться, стараясь не поскользнуться на влажных выщербленных ступеньках. Вскоре лестница закончилась. Как можно выше подняв факел, я стала озираться вокруг. Скудное освещение выхватывало то неровные каменные стены, то низкий, угрюмо нависающий потолок. Внезапно из темноты прямо мне в лицо оскалилась жуткая костлявая харя с черными провалами глаз и рядом гнилых зубов. Заорав что есть мочи, я отпрянула назад. Благо, факел я держала со рвением утопающего, цепляющегося за соломинку – боюсь даже представить, что могло бы случиться, очутись я в кромешной тьме. Справившись с первым приступом панического страха и сообразив, что никакая жуткая тварь не собирается набрасываться на меня из темноты, я нерешительно шагнула вперед. Факельное пламя выхватило из пелены мрака человеческий скелет. Упрямо сжав зубы и поклявшись, что орать буду лишь в самом крайнем случае, я принялась разглядывать неожиданную «находку». Скелет как скелет. Гладкие, словно отполированные, серовато-желтые кости с остатками полуистлевшей ткани, обмотанной вокруг бедер. В исторических музеях таких полно. Вот только музейные экспонаты имели обыкновение спокойно почивать под стеклом, в основном, частями. Этот же был живописно прибит к стене, лодыжки и запястья пронзали толстые железные штыри. Я невольно поежилась, представив эту страшную пытку – быть заживо пронзенным и подвешенным, терзаться невыносимой болью и медленно умирать от потери крови… Впрочем, с чего я решила, что этот несчастный непременно повторил судьбу Христа? Возможно, он был уже мертв, когда кто-то со вкусом Ван Гога решил украсить им стену… Успокоив себя таким образом, я хотела было продолжить незаконную экскурсию со взломом, когда взгляд зацепился за тонкую золотую полоску. Изящный обруч охватывал череп, таинственно сверкая капелькой синего камня. - Пятнадцать человек на сундук мертвеца… - гнусаво пропела я. Нет уж, увольте, снимать украшения с трупов – это как-то пошло. Тем более, впереди меня наверняка ждет не одна груда сокровищ. С этой мыслью я решительно двинулась вперед. Запах гнили, смешанный теперь с чем-то сладковатым и отвратительным, сгустился вокруг так, что, казалось, можно было потрогать его рукой. Под подошвами кроссовок что-то сухо затрещало, я взвизгнула и ткнула факелом под ноги, всматриваясь в темноту. Это был наполовину обглоданный остов крысиного трупа. Из бурого разлагающегося месива торчали белые кости ребер, голова смялась под тяжестью моей стопы. С трудом давя рвотный рефлекс, я быстро отскочила в сторону. Отчего-то мертвая крыса вызывала куда больше страха, чем человеческий скелет. Возможно, из-за того, что, судя по останкам, умерла она относительно недавно… Меня пробрала дрожь. Что за существо смогло убить такую гигантскую тварь? Не скрывается ли оно где-то в кромешной тьме, поджидая очередную жертву… Конечно, можно предположить, что крысиные собратья попросту напали на нее всей толпой. Насколько мне известно, крысы не брезгуют каннибализмом. Я в нерешительности потопталась на месте. Может, пора уже и честь знать? Рвать когти, пока шкура цела? Нужно смотреть правде в глаза, сколь бы ни была крива ее рожа: на этот раз никто не подоспеет на выручку. Джалу наверняка думает, что я спокойно почиваю под одеялом, сопя в две дырочки… Да и знай дракон, что я снова нарушила все мыслимые и немыслимые правила этого замка — прибил бы сам, не дожидаясь ни чьей помощи... Свет факела лениво плясал на стенах, складываясь в пугающие фантастические узоры. Нет, мне определенно больше нечего делать в этом страшном месте! Я решительно развернулась лицом к той стороне, где, как я помнила, был выход. А как же сокровища? Я замерла с поднятой в суровом строевом шаге ногой. Третий смертный грех в лице маленького красноглазого зверька, засевшего где-то между моей совестью и ее угрызениями, крепко ухватил незримыми лапками за плечи, не давая ступить ни шагу. Со вздохом я развернулась и стала мелкими шажками продвигаться вперед. Воистину, Лис, алчность твоя безгранична! И когда-нибудь (искренне надеюсь, что не сегодня) она сведет тебя в могилу. Звук текущей воды усилился. Я шла на него, облизывая пересохшие губы. Пить хотелось нестерпимо. Антураж вокруг не менялся — осклизлые стены, с редкими наростами мха в проемах каменной кладки, низкие своды потолка. Мне стало зябко, и я с силой потерла свободной рукой заиндевевшие шею и грудь, только сейчас замечая, что воздух изо рта и ноздрей вырывается белыми облачками пара. Присмотревшись, можно было заметить легкую изморозь на стенах. Зубы начали отстукивать рваную чечетку, грозясь прикусить язык. Да что ж такое… Я забрела в драконий морозильник? Только не говорите, что вместо золота и бриллиантов в конце меня ждет склад соленых огурцов, грибов и кислой капусты! С этого подлого аспида станется... Это, черт возьми, совсем не романтично! Хочу теплую сухую пещеру с грудой сверкающих сокровищ, аккуратной пирамидкой сложенных в углу… Ну или, на худой конец, огромное озеро с прозрачной водой и расписной лодочкой у причала, которая сама довезет меня до маленького зачарованного острова, где в центре на песке, под намалеванным красной краской крестом, меня ждет Тот Самый Большой Секрет! Замечтавшись, я не заметила, что продолжаю маршировать вперед, как офицер на параде. Внезапно страшный холод обжег лицо и оголенные предплечья. Резко вытолкнув ледяной воздух из легких, я отступила назад. В двух шагах от меня возвышалась огромная каменная глыба. Метра три в высоту и столько же в ширину, черная, бесформенная, с глубокими, словно выеденными гигантскими жуками, порами. Холод, заставляющий вжимать голову в плечи и ближе придвигать факел, исходил, казалось, прямо от этого необычного камня. Что-то странное творилось с моим телом. Оно сделалось будто ватным, непослушным… словно бы не моим. Я сделала шаг…еще один… Черная глыба тащила к себе, будто я была мухой, а она – жирным пауком. Все, на что меня хватило – поднять ступни носками вверх, бороздя пятками пол, но страшная невидимая сила выгнула тело дугой, захлестнула на шее незримый аркан, безжалостно потянула за собой. В отчаянной попытке освободиться, я ткнула факелом в сторону глыбы, ухмылявшейся мне своей жуткой пористой мордой. Незримый аркан сильнее сжал горло, вырывая из груди сдавленный болезненный хрип… Пальцы бессильно разжались, факел шлепнулся на пол, зашипел и погас. Все заполнилось густой и смрадной, как деготь, тьмой. - Нет… - прохрипела я, - спа… си… Джа… Черная глыба, утробно заворчав, словно хищник, наконец притянула к себе мое безвольное тело. «Это вовсе не камень…» — поняла я запоздало, когда шершавая поверхность черного льда обжигающими поцелуями впилась в кожу. Под их жадным напором упрямо теплившийся уголек сознания последний раз полыхнул, зачем-то выхватывая из памяти бледное яростное лицо светловолосого мужчины… и, наконец, погас… Теперь я знаю, что чувствует муха, спеленатая липкой сетью паутины, будучи еще живой, когда паук вонзает в нее ребристые жвала и высасывает жизненные соки, постепенно растворяя в себе. Лед тысячами игл проник под мою кожу – приморозил кровь к стенкам сосудов, остановил сердце, вырывал последние капли дыхания из заиндевевших легких... Черная глыба льда, странное существо – не живое, но со своей волей и разумом. Сейчас оно полностью подчинило меня, впитало в себя, будто губка – лужицу растекшихся чернил. Отголоски страха еще робко покалывали уголки сознания, но вскоре не осталось ни страха, ни самого сознания вовсе… Меня не стало. Не стало девочки Кати, все еще мнившей себя ребенком и до сих пор не научившейся быть «девушкой». Не стало забавного бесполого существа по имени Лис, совмещавшего в себе все излюбленные детские образы – от Карлсона до Питера Пена… Остался лишь лед – чернее самой тьмы. Растворившись в нем, я почувствовала несказанное облегчение: не нужно было никуда спешить, ни о чем думать и беспокоиться. Все человеческие эмоции, доселе разрывавшие тело, казались теперь далекими, как эхо отшумевшей грозы. Я – лед. Мне тысячи лет, и основы Мирозданья держатся на моем крепком холодном остове. Ничто не способно противиться мне. Ничто не способно разрушить меня. Рано или поздно я поглощу все, ибо так сказано в Предначертанном… Тонкая, едва заметная трещина юркой змейкой скользнула по неровной поверхности. Что-то шло не так. Что-то волновало и колебало эту, казалось бы, нерушимую глыбу… Я снова стала собой – тело, вмороженное в лед, конечно, не освободилось, но сознание забилось, как узник в колодках, закричало истошно – казалось, мозг выворачивается наизнанку, заставляя кривиться от боли и ужаса. Перед глазами безумным калейдоскопом заплясали картинки. До чего же странно, когда члены скованы нестерпимым холодом, а видения – полны огня… Огонь повсюду. Куда ни кинь взгляд – колеблется алая зыбь. Струя пламени сметает громоздкое деревянное строение, будто карточный домик. Рушатся горящие балки, вздымаются в воздух густые жирные клубы дыма и фейерверки искр. Я слышу крики – кто-то остался там, под обломками. Это не вызывает во мне ни жалости, ни сочувствия… Не уверена, что вообще знаю о таких эмоциях. Сейчас грудь распирает ярость – именно она зарождает в сильных, раздутых легких новый поток пламени. С ликующим ревом выдыхаю его, очерчивая гигантский полукруг. Крики – то зверино хриплые, то тонкие, птичьи – исполнены страхом и болью, они ласкают мой слух, подобно звукам эльфийской лютни. Я бью крыльями, взмываю над пожарищем – высоко, чтобы бушующая внизу геенна не затянула меня внутрь. Я ликую. Я хохочу, хотя это невозможно драконьей пастью, поэтому звуки, вырывающиеся вместе с остатками пламени из глотки больше похожи на рев боевых ардосских труб. Замечаю, как черные точки снуют по земле – это человеческие отродья, словно термиты бегут от своего горящего гнезда. Вам не скрыться от меня, жалкие насекомые… Никому не будет пощады! Ибо нет вам прощения. Ни родителям - за бесславие, ни братьям - за слабость, ни детям - за то, что посмели явиться из людской утробы… Я уничтожу всех! И успокоюсь лишь тогда, когда последний человеческий выродок превратится в пепел и удобрит истерзанную вами землю! Пикирую вниз, с наслаждением ощущая, как зарождается в глотке огненный шар… Нет… Не надо… Нет! Тело резко отшвырнуло назад – ледяная глыба выплюнула меня, как невкусную пищу. Я крепко приложилась спиной о каменную стену, но боли не заметила. Сейчас я вообще почти ничего не замечала. Перед глазами все еще плясал огонь, а потрескавшиеся, запекшиеся от крови губы повторяли одно единственное слово: Хасса-ба… Хасса-ба! ***