If you die,l'll kill you

Когда, наконец, наступило утро, Энн поспала не более получаса. Солнце только начало подниматься над Эвонли, когда доктор Уорд вышел из дома. Энн смотрела с лестницы, как Марилла открыла ему дверь; у него было мрачное выражение, и его брови хмурились, когда он говорил тихо. Большую часть ночи она провела в своей комнате, свернувшись калачиком на полу, обхватив руками колени, прижав к себе, словно пытаясь сжаться в клубок и исчезнуть. Время от времени, если она слышит, как Гилберт кашляет или хныкает — если она вообще слышит какой-либо шум, — она ​​бежит к двери и в коридор, прежде чем она была отослана назад твердой парой рук, заверяя ее, что все будет в порядке, и что это в ее интересах, и в интересах Гилберта, пока оставаться в стороне. Как только Марилла закрыла дверь, Энн ворвалась в комнату. Марилла открыла рот, словно собираясь что-то сказать, но Энн прервала ее прежде, чем она успела это делать. — Я знаю, что ты собираешься сказать, Марилла, и я не хочу тебя обижать, но я абсолютно не собираюсь не видеть его сегодня. Марилла вздохнула, закрыв глаза. Она потерла свои виски рукой. — Я знаю, ты хочешь увидеть его, Энн. — медленно сказала она. Энн почувствовала, как ярость снова начинает вспыхивать внутри нее. — Но он слишком болен, ты же знаешь. Ему нужно отдохнуть. — Так дайте ему отдохнуть! Я не заставляю его вставать и ходить, верно? Я просто хочу увидеть его! Я не понимаю, что с этим не так. Он, вероятно, хочет увидеть кого-то, кого узнает, кроме Баша… — Энн, он сейчас никого не узнает. — Это абсурдно, он не может просто не узнать людей… — У него очень высокая температура. Он не может сосредоточить свое внимание ни на чем, он… он почти без сознания. Нам нужно быстрее ее сбить, иначе… — Марилла остановилась. Энн стояла, положив руки на талию, смотрела с горящим взглядом. Она наблюдала, как Марилла подошла ближе, схватила Энн за руки и прижала их к себе. — Прости, Энн. Но ты знаешь, какой может быть ужасной скарлатина. Твои родители, ты же знаешь, что они… — Я знаю, что они умерли, да. Но это Гилберт, Марилла. Он не может просто так умереть, это смешно. И мы даже не знаем, скарлатина ли это, не так ли? — Милая, доктор Уорд сказал… — Кого волнует, что сказал доктор Уорд? Он едва осмотрел его. И вообще, Гилберт говорил со мной. Он говорил со мной, и я знаю, что это не имело особого смысла, и все, о чем он говорил, была Уинифред, но он не может быть настолько болен, если он говорит, не так ли? Он, вероятно, не… Я просто не понимаю, как он мог… — Энн. Успокойся. — голос Мариллы был тише, чем когда-либо слышала Энн. Слезы навернулись на ее глаза, и она не удосужилась их стереть; они свободно стекали по ее щекам, когда она резко отстранилась от Мариллы, убирая руки и рыдая от неконтролируемой ярости. — Успокойся? — она закричала, — Успокоиться? Ты только что сказала, что Гилберт умирает, и ты хочешь, чтобы я успокоилась? — Послушай, я не это имела в виду… — Тогда что ты имела в виду? — Энн начала кричать; ее голос был истеричным, и как бы она ни старалась, ее слезы не останавливались. Они катились по щекам, как водопад, в сопровождении громких судорожных вздохов, и вскоре она отвернулась, смущенно закрыв лицо руками. Марилла остановилась на мгновение. Затем Энн почувствовала, как она встала позади нее, вытянув руки. Она влетела в них в одно мгновение, вцепившись в Мариллу изо всех оставшихся сил. — Прости. — рыдала она. — Я не хотела кричать, извини. Марилла энергично покачала головой. Она подняла голову Анны, так что их глаза встретились, вытирая её падающие слезы. — Не надо извиняться. — она сказала. — Трудно, когда другу больно. Ты просто хочешь быть рядом с ними. Поверь мне, я полностью понимаю. —Нет. Все совсем не так. Я имею в виду, я знаю, ты понимаешь, но он не… — Энн резко остановилась. Она собиралась сказать, что Гилберт не был ее другом, он был гораздо больше, чем просто друг, но что-то остановило ее. Неприятное изображение Гилберта с Уинифред на ярмарке в округе вспыхнуло у нее в сознании. Независимо от того, что она чувствовала к нему, ее чувства никогда не будут взаимными. Она знала это наверняка. Марилла вздохнула, втянув Энн в крепкие объятия. — Я знаю, Энн. Тебе не нужно ничего объяснять. — Энн сомневалась, что это так, но все равно обняла её в ответ, уткнувшись головой в плечо Мариллы. Мгновение спустя послышался шум наверху, и Баш спустился вниз по лестнице, на полной скорости влетев на кухню. — В чем дело? — выпалила Энн, прежде чем смогла остановиться. —С ним все в порядке? — Баш мягко схватил Энн за руку. — Прости, Марилла, но ей придется подняться наверх. — не дожидаясь ответа или каких-либо возражений со стороны Мариллы, Энн повели наверх, в комнату Мэттью, где лежал Гилберт. Когда они открыли дверь, Энн ахнула и прикрыла рот рукой. Гилберт выглядел еще хуже, чем накануне вечером. Его лицо было белым и бледным, щеки пылали от лихорадки, пот буквально струился по лицу. Казалось, он находился в каком-то сильном лихорадочном сне, метался и бормотал что-то, чего Энн едва могла понять. Мэттью стоял у кровати, промокая лоб Гилберта тряпкой. Когда Энн вошла, он слегка приподнял голову, но больше ничего не сказал. —Он уже давно в таком состоянии. — Баш подвел Энн к постели Гилберта. Она склонилась над ним, не зная, что делать, испуганная тем, что видит его в таком состоянии. — Он начал говорить. В этом не было особого смысла, но я часто улавливал твое имя. Я думаю, он хочет тебя видеть. Подумал, может, он успокоится, если ты будешь здесь. Энн заставила себя проглотить болезненный комок, образовавшийся в горле. — Он бредит. — тихо сказала она. — Скорее всего, он понятия не имеет, о чем говорит. Я не думаю, что должна... — Энн. — Баш посмотрел на нее. В его глазах была доброта, что-то нежное, от чего Энн чуть не отпрянула. Он знал. О, святые небеса, он знал! Судя по тому, как он смотрел на нее, она была в этом уверена. Неужели она была так очевидна прошлой ночью? Неужели он слышал, как она кричала и кричала на Мариллу всего несколько мгновений назад, слышал отчаяние в ее голосе, говорившее ему, что она боится потерять не только друга, но и нечто — по крайней мере, для нее — гораздо, гораздо большее? Она была такой идиоткой. Рядом с ней Мэттью протянул ей тряпку. Он встал и поцеловал ее в лоб, прежде чем выйти из комнаты и закрыть за собой дверь. Гилберт сильно закашлял, все его тело сотрясалось, и Энн могла только молча смотреть, как Баш делает все возможное, чтобы остановить Гилберта от движений. — Гилберт, дружище, успокойся. Все будет хорошо. Энн, возьми его за руку, дадно? Эй, послушай… Гил, это Энн. Я привел Энн. Гилберт вздрогнул, ворочаясь с боку на бок. — Нет, — захныкал он, — нет, нет, пожалуйста, не уходи. Энн схватила его за руку и присела на край кровати. Глаза Гилберта распахнулись, он посмотрел на нее затуманенным взглядом и так крепко сжал руку Энн, что она испугалась, как бы он ее не отдернул. — Энн. — он задыхался от отчаяния, как будто не видел ее долгое время. — Это ты. Это ведь ты? Здесь есть люди, но я не знаю — это действительно ты? — Да, это я. Я рядом. Не волнуйся, Гил. Я никуда не уйду. — она положила холодную руку ему на лоб, убирая влажные волосы с его глаз. Потрясение от встречи с ним и унижение от осознания того, что Баш может знать правду, исчезли в одно мгновение, и теперь, сидя у его постели, Энн чувствовала себя спокойно. Она была очень напугана, и ее сердце казалось разбитым на миллион осколков, но она была спокойна. Кроме того, она знала, что если бы не была уверена, то это ни в малейшей степени не улучшило бы состояние Гилберта. На самом деле, это, скорее всего, сделает его еще хуже. — Но ты сказала… ты сказала, что уезжаешь, Энн. Я собирался… Энн, ты не можешь, ты не можешь уйти, пожалуйста… — Гилберт замолчал, задыхаясь, и Энн не могла понять, полностью ли он проснулся или все еще пребывал в пугающем сне, в котором, казалось, был раньше. Его глаза остекленели, а дыхание стало прерывистым и болезненным. — Я никуда не уйду, Гил. Я останусь здесь. Я никуда не уйду. — Но ты же сама мне сказала. Ты сказала мне, что мы больше не увидимся. Я пытался уговорить тебя остаться, но ты сказала, что должна уйти. Почему ты ушла? Было ясно, что Гилберт понятия не имеет, что происходит. Это странным образом успокоило Энн. Она знала, что если он переживет это — нет, когда он переживет это — он ничего не вспомнит. Так что, что бы она ему ни сказала, это ничего не изменит. И это было хорошо. Потому что тогда ему не придется знать, что она чувствовала и как глупо вела себя рядом с ним. — Я никуда не уходила. Я не уйду, Гил. Я была здесь все это время и не собираюсь покидать тебя сейчас. — Пообещай. Ты обещаешь? — голос Гилберта умолял ее таким детским тоном, что ей пришлось подавить рыдание, чувствуя руку Баша на своем плече. Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Успокойся, Энн. Сохраняй спокойствие. — Да. — сказала она, медленно проводя рукой по его кудрявым волосам. — Я обещаю. Я останусь здесь с тобой, пока ты не поправишься. И это будет скоро, я обещаю. Глаза Гилберта начали закрываться. Он перестал двигаться и внезапно откинулся на подушку, борясь с усталостью. У Энн замерло сердце, когда она увидела его таким неподвижным, но она знала, что это хорошо, поэтому не пыталась заставить его снова открыть глаза. — Гилберт. — прошептала она, не выпуская его руки из своей. На мгновение она забыла, что Баш стоит в комнате позади нее. — С тобой все будет в порядке. А потом ты сможешь поехать в Париж с Уинни, и стать врачом, и делать все то, что ты хотел делать. — Не с Уинни. — прервал ее Гилберт; его голос был едва слышен, и Энн поняла, что он снова на грани обморока. — Только не c Уинни. — повторил он, и вслед за этим раздался хриплый кашель, сотрясший все его тело. Когда кашель прекратился, он взял Энн за другую руку. — Ты. — сказал он. — Не Уинифред. Ты." А потом его глаза закрылись, и он отключился, как свет. Его рука выскользнула из руки Энн и безвольно упала на простыни.