Акварель

      Чувствую, как по щеке пробегается солнечный зайчик, обволакивая мою кожу приятным теплом, и я приоткрываю глаза. Первое, что я вижу, это прекрасный вид, открывающийся благодаря панорамным окнам - в утреннем свете ярко сверкают небоскребы Москва-сити. Я даже прищуриваю глаза, еще не привыкнув к такому контрасту. В голове проносятся картинки из вчерашнего дня, и я напоминаю себе, что еще вчера утром у меня было настолько паршивое состояние, что я даже и предположить не могла, что уже на следующий день буду такой счастливой.       На лице расплывается самая широкая из всех моих улыбок, когда татуированная мужская рука обнимает меня со спины и притягивает к себе. В нос ударяет мужской запах, и я вдыхаю его полностью, уже забыв, что значит просыпаться в объятиях мужчины, который тебе не безразличен. "Я люблю тебя, Варя".       В голове всплывает эта фраза, и я заливаюсь краской, совсем как несколько часов назад, когда я впервые за четыре года услышала это снова. Я была так шокирована и обескуражена его внезапным признанием, что не смогла вымолвить и слова. Я молча хлопала глазами, все еще пребывая в состоянии прострации после нашей страстной близости. Он мне небезразличен, теперь я уже точно могла сказать, что влюблена в Егора. Но я не сказала. Не сказала ему ничего, и он не просил. Я была уверена, что он и так все про меня знает. Он знает, что я без ума от него. Знает, что только с ним я чувствую себя живой и счастливой. Знает, что я ценю его заботу и поддержку, и что я понятия не имею, что бы я делала последние недели без него. Сначала мне казалось, это ненормальным. Для меня казалось крайне странным влюбиться в человека, который только совсем недавно появился в моей жизни, но сейчас я рада, что прислушалась к Лере. Я на свой страх и риск открылась этому парню и не пожалела ни на секунду. И так же, я ни на секунду не сомневалась, что если он еще раз скажет мне о своих чувствах, я не упущу момент, и расскажу ему о своих.       Я смотрю на его спокойные черты лица, которые кажутся мне безумно родными, и легко провожу ладонью по короткой щетине, которая вчера так будоражила кровь. Парень лежит в одних боксерах, совсем слегка прикрытый одеялом - все остальное оказывается на моей стороне. Его крепкая рука обвивает меня за талию, и я молча рассматриваю его татуировки, проводя по некоторым из них пальцем. Я рада, что отдалась чувствам - не сделай я этого, никогда не наблюдала такой картины, которая наверняка плотно засядет в моей памяти.       Спустя некоторое время ловлю себя на мысли, что впервые за долгие месяцы чувствую себя голодной. Аккуратно выпутываюсь из-под одеяла и объятий Булаткина, укрывая его своей частью покрывала. Подбираю с пола его серую футболку, которая была вчера небрежно снята с него мной, и на губах снова расплывается улыбка. Надеваю предмет одежды на свою исхудавшую фигуру и на цыпочках выхожу из комнаты, перед этим вдоволь налюбовавшись видом из окна.       Проходит двадцать минут, когда я уже стою у плиты и переворачиваю последнюю порцию оладий на раскаленной сковородке. По телевизору тихо играет какая-то незнакомая мне иностранная песня, и я пританцовываю, в такт двигая телом. Я чувствую себя совершенно окрыленной, и корю себя только за то, что не сделала этого раньше. Делаю глоток кофе из чашки, который приготовила попутно и чувствую прилив энергии.       — Пожалуйста, пусть это будет не сон, – вдруг слышу хриплый мужской голос, и обернувшись на звук, вижу в дверном проеме Егора, который теперь медленно с лицом хищника приближается ко мне. Когда парень встает вплотную, я щипаю его за плечо, чтобы доказать, что это наяву, а он накидывается на меня с поцелуями, хватая за ягодицы. Я инстинктивно подпрыгиваю вверх, обвивая его торс своими худыми ногами. Парень нежно целует меня в губы, плавно переходя к шее, и прикусывая мочку уха. Ай!       Я резко распахиваю глаза, не понимая, что происходит. Вижу ту же картинку, что и несколько минут назад, только вот за окном льет проливной дождь, неприятно стуча по окнам. Я оборачиваюсь назад, но вижу перед собой только пустую половину постели, лишь чувствуя знакомый запах, который успел въестся внутрь. Понимаю, что увиденное мною - только сон, но от этого становится не менее приятно. Ведь мой сон в любую минуту мог превратится в реальность.       Потягиваюсь в кровати, привставая на локтях и оглядывая пол на предмет вещей. К сожалению, футболку Егора я там не нахожу, по правде говоря, я вообще не нахожу там одежды. Повернув голову вправо, вижу на кресле у низкого журнального столика мои аккуратно развешенные шмотки. Встаю с кровати, поспешив надеть на себя любимую рубашку, решив обойтись пока только ей. Выхожу из комнаты, чтобы узнать, где Егор и возможно приготовить завтрак, как во сне, потому что чувство голода я ощущаю и в реальности. Обойдя всю его немаленькую квартиру и позвав парня несколько раз, понимаю, что Егора просто нет. Вернувшись в комнату, беру в руки телефон, чтобы позвонить Булаткину, но едва провожу рукой по дисплею, вижу на экране сообщение. Пуп Земли: "Отъехал по делам ненадолго. Завтракай, все в холодильнике."       Чувствую нехорошее предчувствие, но побыстрее запихиваю его обратно. Прекрати накручивать себя, Никольская. Впервые за столько времени ты все сделала правильно. Сейчас все будет, как надо. Не нужно придумывать себе лишние проблемы.       Спешу на кухню, как мне написал Булаткин, и открываю холодильник, на самом деле удивившись, что в нем полно продуктов. Почему-то я думала, что у Егора будет что-то более похожее на холостяцкую квартиру, с пылью на полках и полу-пустым холодильником, но обойдя все его апартаменты, я не заметила ни того, ни другого. Решаю приготовить банальный омлет с помидорами, потому что яйца и томаты - первое, что я вижу в холодильнике, и думаю не мудрить.       Уже предвкушаю встречу с Егором, прокручивая в голове картинки из вчерашнего вечера, улыбаясь как маленькая влюбленная дурочка. Закидываю ноги на стул и сажусь в позу лотоса - сколько себя помню, люблю завтракать только так. Закидываю в рот вилку с омлетом, предусмотрительно оставив в сковородке вторую половину завтрака для Егора.       Также мне не терпится встретиться с Гариком и поговорить с ним, увидеть, в каком он состоянии. Понимает ли он свою ошибку, или, не дай Бог, считает, что все сделал правильно, и мы только ему помешали. При мыслях о друге, внутри снова поселяется тревога, и я решаю не думать о плохом, чтобы не портить довольно редко накатывающее на меня хорошее настроение.       На экране телефона снова высвечивается оповещение о новом сообщении, только теперь оно от Исаевой. Лерчик: "Надеюсь, у тебя была горячая ночка, как и у меня."       Выпучиваю глаза, удивившись, насколько убедительным и настойчивым оказался Георгий. Хотя тут я бы больше боялась за Жорика, чем за подругу. Она может заболтать кого-угодно. Не удивлюсь, если именно она была инициатором. Я: "Ты что, серьезно? Георгий?" Лерчик: "Не переводи тему, подруга. Было?"       Улыбаюсь, тихо посмеиваясь над прямыми вопросами подруги, на которые мне слишком приятно отвечать. Отставляя опустевшую тарелку и кружку с чаем в сторону, набираю девушке ответ. Я: "Отстань, Исаева. Мы сегодня едем к Гарику. Он пришел в себя. Ты с нами?" Лерчик: "Давай ваше совместное селфи, я не могу в это поверить."       Я прыскаю от смеха, быстро печатая сообщение, в котором хочу сказать, что Егор ухал по делам, и фотографии не суждено быть, как от подруги приходит новое. Лерчик: "Смогу приехать только завтра. Потом напиши, как он. Я переживаю."       Присылаю ей привычное "ок" и спешу помыть за собой посуду. Где-то через десять минут, когда я сижу в спальне Егора, уже полностью одевшись и причесав свои непослушные волосы, слышу, как щелкает входной замок. Спустя мгновение Булаткин стоит в дверях комнаты и чешет затылок.       — Доброе утро.       На моем лице в сотый раз за сегодня расплывается улыбка, и я встаю с заправленной постели, подходя к парню и обнимая его за шею.       — Доброе, – целую его в губы, и он кладет свои руки мне на талию, отвечая на мой поцелуй, однако не проходит и пяти секунд, как он отодвигает меня в сторону. Я заглядываю в его глаза, пытаясь понять, что не так, но не нахожу там ничего, потому что он не смотрит на меня. Внутри что-то больно колет, но я отгоняю негативные мысли в стороны. Он о чем-то переживает, мне просто нужно понять, о чем.       — Мне нужно было уехать по работе, срочно вызвали. Мы едем к твоему другу? – спрашивает блондин, держа в руках ключи от машины. От него буквально разит напряжением.       — Едем, – не успеваю ответить, как парень разворачивается, чтобы пойти к выходу. Я поспешно беру его за руку, чтобы развернуть к себе, и впервые за несколько минут он смотрит мне в глаза. Вижу в них такое беспокойство и боль, что мне становится не по себе. – Егор? Что-то случилось? – чуть крепче сжимаю его руку, на что он так же сжимает мою, налепив на лицо легкую ухмылку, что вселяет в меня небольшую надежду, что мне показалось. Однако я замечаю, что в глазах по-прежнему плещется страх.       — Все в порядке. Поехали, – на этих словах парень выпускает мою руку, и я недолго задержавшись на месте, следую за ним, быстро надевая свои ботинки и накидывая куртку.       Пока идем до машины, я прокручиваю в голове наш вчерашний вечер. Что могло пойти не так? Почему он так себя ведет? Может быть, я что-то сделала? Может быть, он обиделся на то, что я не ответила на его признание? Этого не может быть, он же сам говорил, что чувствует меня. Я не сомневалась, что он знал о моих чувствах. Может, все же стоило ему сказать?       Парень идет чуть впереди, ни разу не взяв меня за руку с того момента, как мы вышли из квартиры. Я плетусь следом, копаясь в себе и в своих воспоминаниях, пытаясь найти какую-то отправную точку его беспокойства. Последнее, что я помню со вчера - это его признание. Очевидно, дело либо в нем, либо в чем-то совсем меня не касающемся. Все-таки очень надеюсь, что второй вариант правильный.       Когда приезжаем в клинику, у меня в горле стоит ком, ведь в салоне автомобиля мы обмолвились с ним всего парой слов, что не сравнится с парой дней назад, когда он вез меня в мастерскую, и мы обсуждали все, что можно было - от красивейшего заката до творческих способностей друг друга. На стойке регистрации неприятная женщина информирует нас, в какой палате лежит Белов, и мы вместе с Егором поднимаемся на третий этаж. На лестнице блондин наконец берет меня за руку, и на душе становится немного легче, хотя от его молчания все внутри сводит судорогой. Подходя к палате, я понимаю, что у меня слегка подкашиваются коленки, и я чувствую, как Егор берет мои плечи в свои руки и легонько прижимает к себе. Я прижимаюсь к нему спиной и глубоко вдыхаю в легкие воздуха, стараясь взять себя в руки и хотя бы на какое-то время забыть о молчании Булаткина. Как раз когда мы уже собираемся зайти в палату, мимо нас проходит доктор, который принимал меня несколько дней назад, и он задерживается рядом с нами, когда Егор здоровается с ним.       — Добрый день, ну как он? – спрашивает парень, по-прежнему сжимая в руках мои плечи.       Доктор снимает с лица свои толстые очки и слегка проморгавшись, обращается к нам.       — Здравствуйте, молодые люди. Так, вы к Белову, да? – спрашивает мужчина, и я быстро киваю. – На мое удивление, парень достаточно быстро пришел в себя. С такой кровопотерей, конечно, это большое счастье. Состояние средней тяжести, но жизненные показатели близки к норме, поэтому мы перевели его в палату. – Врач вдруг кладет свою руку мне на плечо, от чего я вздрагиваю. — Ему сейчас нужна поддержка, Вы должны быть сильной. А еще, – врач вдруг снова надевает свои очки, подтолкнув их на место указательным пальцем, тем самым показывая, что разговор окончен. – Вашему другу необходима квалифицированная помощь, и Ваша задача убедить его в этом. Мы обязаны сообщать о попытках суицида, так что ему уже подготовлено место.        Мужчина протягивает мне визитку психологического центра, которую он давал мне пару дней назад, но на этот раз я бережно убираю ее в карман, настраиваясь на тяжелый разговор с Гариком. Мы прощаемся с доктором, коротко его поблагодарив.       — Мне зайти с тобой? Или я... –вдруг произносит Егор, обращаясь ко мне, но я перебиваю его.       — Нет, подожди здесь, – думаю, что должна поговорить с другом наедине. Парень отпускает меня, и мне становится холодно.       Захожу в палату, и первое, что я вижу, это длинную больничную койку, на которой неподвижно лежит Гарик. Я поджимаю губы, благодаря Вселенную, что он жив. Я тихонько подхожу к нему, подумав, что он спит, но как только пол неприятно поскрипывает от моих шагов, его глаза резко открываются.       — Варя? – голос друга настолько хриплый и слабый, что на глазах наворачиваются слезы. Я помню, что доктор сказал мне, быть сильной. Я должна быть сильной ради него. Но несмотря на всю положительную динамику, мне хочется плакать от того, в какой ситуации мы все оказались.       — Это я. Ты как? – первое, что приходит в голову. Я подхожу еще ближе к парню, и присаживаюсь на стул рядом с койкой. У него очень бледное лицо, и темные круги под глазами, но таким я привыкла видеть его последние несколько недель. Однако в условиях больничной палаты, это все выглядит совсем по-другому. Его запястья крепко перевязаны бинтами, и он тусклым взглядом смотрит в мою сторону. Надеюсь, ему не тяжело говорить, иначе я могла бы просто помолчать рядом с ним. Успокоить свое сердце, убедившись, что он живой и идет на поправку, поддержать его и обнять.       — Ну как сказать, – на губах парня расплывается легкая улыбка, и я несколько раз моргаю, чтобы не дать слезам покатиться по щекам. Боже, что бы я делала, если бы он не выжил? Если бы мне тогда не пришло в голову поехать именно в мастерскую? — Учитывая, что произошло, я в норме.       Я улыбаюсь, чувствуя как трясутся губы, и я кладу ладонь на его холодную руку, чуть задев пальцами бинты.       — Гарик, ты меня... - слова застревают в горле, и я даже не знаю, как сказать ему. Как его сейчас можно винить? Он был раздавлен. Стараюсь выдавить из себя что-то больше трех слов, и при этом не обвинять друга. – Ты меня очень напугал.       — Прости меня, Варь, – парень смотрит прямо мне в глаза, и я заглядывая прямо ему в душу, но не могу разгадать его мыслей. За что он извиняется? — Прости. Я ничего не помню, я так напился, – его голос дрожит еще сильнее моего, и я догадываюсь, что это не от нехватки сил после отключки, а от переживаний. — Я даже не помню, как все это произошло. Я полный баран, я не должен был...       — Боже, Гарик, – взрываюсь в рыданиях, не в силах видеть то, как ему тяжело дается все это. Я не могу себе представить, как он себя чувствует сейчас, когда все понял. Я счастлива, что он осознал, что совершил ошибку. Я безмерно рада.       —Ну все, ладно, – он выдавливает из себя смех, и я улыбаюсь, утирая слезы тыльной стороной ладони. — Кто будет тебе пончики носить, если не я? А мастерскую ты ведь одна не снимешь, так ведь? Как ты без меня? – ухмыляется парень, и я чуть сжимаю его холодные пальцы.       Выхожу из палаты, проговорив с парнем почти час, и у меня с души сходит камень. Гарик жив, и идет на поправку. Он сожалеет о своем поступке, и даже согласился сходить к психиатру, к которому нас направил доктор, хотя я уверена, что он и так все понимает. Но лишним не будет, нам всем будет так спокойнее. Вижу на кресле, расположенном чуть подальше, Егора, залипающего в телефоне. Он встает на ноги, увидев меня и обеспокоенно смотрит в мою сторону.       — Как он? Все в порядке? –интересуется блондин, и я улыбаюсь его заботе. Как приятно осознавать, что он переживает не только за меня, но и за тех, кто мне дорог.       — Он уже лучше, смеется и... Он сказал, что очень сожалеет. Ну, о том, что сделал, – я опускаю взгляд на носки своих ботинок, и чувствую, как парень прижимает меня к себе, сжимая в своих объятиях. Наконец, чувствую, что его тревожность спала, и рядом со мной прежний Егор. Утыкаюсь носом в его шею, вдыхая приятный мужской аромат.       — Это очень хорошо. Это отлично, малыш, – слышу, как он называет меня, и щекочу дыханием его шею. У нас все хорошо. Осталось понять, что случилось с утра, чем он перепугал меня до чертиков.       Мы под руку идем к машине, и молчим, но теперь мне необходимо это молчание, чтобы уложить все по полочкам, и Егор предоставляет менее его. Я смотрю в окно, наблюдая за тем, с какой скоростью мчатся машины и сменяются пейзажи. Сейчас вспоминаю, как я на самом деле люблю дождь, и ловлю себя на мысли, что хочу нарисовать вид из окна спальни Егора во время дождя. Надеюсь, что запомнила картинку достаточно точно, чтобы воплотить ее на холсте. Обычно я не люблю рисовать пейзажи, но этот мне хочется написать в память о сегодняшнем счастливом утре. Всю дорогу Егор сжимает мою руку в своей ладони и перебирает мои пальцы. Я чувствую с ним настоящее единение и родство, и я счастлива, что он все это время, такой непростой период моей жизни, был со мной. Когда подъезжаем к моему подъезду, и я наконец поворачиваю голову в его сторону, вижу на его лице все то же выражение тревоги. Решаю все-таки выпытать у парня, что случилось и по возможности успокоить его.       — Егор, я вижу, что что-то случилось. Расскажи мне. Поделись, и тебе станет легче, вот увидишь, ты...       Он вдруг отпускает мою руку и отводит взгляд в сторону, положив запястья на рулевое колесо. Я сглатываю снова возникший в горле комок, и пытаюсь набрать в грудь воздух, чтобы продолжить свою речь.       — Прости, – внезапно произносит он, совсем отворачиваясь от меня. Мне кажется, что между нами встает какая-то стена, через которую я не могу до него достучаться. Сердце заходится в неправильном ритме, и я сжимаю кулаки, твердо намереваясь выяснить что с ним происходит.       — За что, Егор? Ты можешь нормально объяснить? – сердце так и норовит вырваться из груди и упорхнуть в небо.       — Нам не нужно больше видеться, – он вдруг поворачивает голову на меня и заглядывает в глаза. Я вижу в них такую бурю, что мне становится невыносимо больно. — Уходи.       Все вокруг как-будто перестает существовать, я вижу только его напуганные глаза и морщинки на лице от напряжения. Я не понимаю. Сердце как будто останавливается совсем, отказываясь работать. Что? Что значит нам не нужно видеться? Я непонимающим взглядом смотрю на него, и он наконец-то снова заглядывает в мои глаза.       — Что это значит? Егор, я не понимаю. Все ведь... – у меня на глазах в сотый раз за последнее время наворачиваются крупные слезы. Я отказываюсь верить в происходящее. Он так шутит? Он признался мне в любви. Он говорил, что я нужна ему. Кровь громко стучит в висках, и я слышу только ее и его следующие слова.       — Это значит, что между нами ничего не может быть. Я сказал, выйди из машины, – грубо произносит Булаткин, и я отвожу взгляд в сторону. Он меня выгоняет. В ушах гудит, как будто кто-то меня оглушил. Внутри что-то взрывается, и остается лишь знакомая пустота, которая уже давно стала привычной моей составляющей. Я в последний раз смотрю на его точеный профиль, и мне кажется, что вижу мокрую дорожку от слезы на щеке. Как бы я ни хотела разобраться во всем, я не могу остаться, если он не хочет меня видеть. Не спрашиваю больше ничего, по большей части потому, что у меня онемело все внутри, включая язык и губы. Мое лицо теперь больше напоминает окно во время дождя, такое же стеклянное и мокрое. Я нажимаю пальцами на ручку дверцы машины, и молча покидаю салон автомобиля. Как только за мной захлопывается дверь, Егор дает по газам, и машина через пару секунд исчезает за поворотом.       Я не чувствую ничего, кроме нестерпимой боли в груди. Не верю. Не верю, что открылась мужчине, и снова потеряла.