Голубка

Оказавшись на лестнице, она поднялась на несколько ступеней вверх и заставила себя оглянуться, но рассмотреть в толпе Филиппа уже не удавалось. Прикусив от волнения губу, она взлетела по ступенькам и, завернув за угол, где уже никто не смог бы ее увидеть, прислонилась к холодной стене, ожидая, когда сердце перестанет так отчаянно колотиться в груди. Но едва Аврора перевела дыхание, как мысль о том, что Филипп может сейчас последовать за ней, подстегнула ее вновь начать двигаться. Подхватив юбки, она бегом бросилась по полутемным коридорам, где в каждом углу ей мерещился горящий взгляд Филиппа, что так напугал ее. Это был взгляд какого-то другого человека, незнакомца, которого Аврора не знала и не хотела знать. Наконец добравшись до своих покоев, она плотно закрыла дверь и бросилась выдвигать ящики трюмо в поисках ключа. Прежде Аврора никогда не испытывала потребности запираться от Филиппа, но сейчас он был слишком пьян и вел себя слишком странно, и она не желала видеть мужа раньше, чем это алкогольное наваждение оставит его. Не то что бы запертая дверь стала бы таким уж серьезным препятствием, если Филипп действительно захочет войти. В конце концов, он — король. Но Аврора надеялась, что даже в таком состоянии он не станет устраивать сцену и вламываться к ней. Она выполнила его требования, ему больше незачем злиться на нее. Ключ нашелся в самом нижнем ящике под грудой носовых платков. Аврора судорожно сжала его и поспешила к двери, но ее руки так дрожали, что ей никак не удавалось попасть в замочную скважину. К тому же она так торопилась, что даже не подумала зажечь свечи, и теперь единственным источником света был неверный свет луны, проникающий в открытое окно. От собственного бессилия глаза Авроры наполнились слезами, но в тот же миг чья-то теплая ладонь накрыла ее руку, уверенно направляя ключ в паз. Запах леса и чего-то присущего только Диавалю наполнил сознание Авроры, и она закрыла глаза, прислоняясь спиной к его груди. — Спасибо, — прошептала она. — Тебе не кажется, что ты слишком часто благодаришь меня последнее время? — отозвался он, пропуская ее светлые локоны между пальцев в успокаивающем ритме. Он не торопился задавать вопросы, которые, Аврора знала, так и крутятся у него на языке, и была благодарна ему за попытку отвлечь ее. — Есть за что. Без тебя я бы не справилась эти дни. И особенно сегодня, — ее голос был немного хриплым от непролитых слез, но она чувствовала, как рядом с Диавалем часть ее напряжения растворяется. Он всегда дарил ей чувство безопасности. С самого детства Аврора знала, что, если черный ворон где-то рядом, значит все будет хорошо. Он всегда умел утешить, когда она грустила или ударялась, что случалось нередко, ведь Аврора была любопытным ребенком и часто играла там, где не следовало: приносил ей цветы, ягоды или увлекал в игру, и она забывала о всех своих печалях. Для одинокой девочки, растущей в глуши леса, ворон был единственным другом, и ее привязанность к нему была неотъемлемой частью всей ее жизни. — Аврора, — вкрадчиво начал Диаваль, уткнувшись подбородком в ее макушку, — Ты же знаешь, что можешь все мне рассказать? Когда ты ночью прибежала на болота, я догадывался, что у вас с Филиппом что-то не так, но то, что я увидел сегодня… Я не знаю, что и думать. Вы оба казались такими счастливыми три года назад, что же произошло за такое короткое время? — Ох, Диаваль, я и сама задаю себе этот вопрос каждый день… — устало вздохнула Аврора. — Раньше он не был… таким. — Расскажи мне, Аврора, — попросил он более настойчиво, и, чуть поколебавшись, она кивнула. Взяв Диаваля за руку, она подвела его к диванчику, стоящему у окна. Луна скрылась за проплывающим облаком, погружая комнату в темноту, и снова выплыла, освещая бледное лицо Авроры и ее развевающиеся на ночном бризе светлые волосы. — Я даже не знаю, с чего начать… — печально сказала она, вглядываясь в даль. — Начни с момента, как вы поженились. — Да, тот день… Наверное, с самого начала было дурным предзнаменованием устраивать свадьбу на похоронах, когда кровь убитых не успела еще впитаться в землю… — Аврора нахмурилась, вспоминая тот ужасный день, когда красная пыль гробоцвета обрушилась с неба, убивая ее друзей. Когда она думала, что погибла крестная. Никогда в жизни она не испытывала такого ужаса и такой боли, как в тот миг. Эта бессмысленная жестокость навсегда оставила отпечаток в ее сердце. — Но тогда это казалось хорошей идеей. Подарить каждому в тот черный день хоть каплю надежды. Доказать, что любовь может победить ненависть. И первые месяцы нашего брака были действительно счастливыми… Филипп знакомил жену с человеческими обычаями и привычками, о которых, к его изумлению, она не имела ни малейшего понятия, проведя всю жизнь вдали от людей; а Аврора с удовольствием показывала ему все красоты Болот, где, возможно, вовсе никогда не ступала нога человека, за исключением ее самой. Они были разными, но это только подогревало их интерес друг к другу. И казалось, ничто не может внести разлад в такой прочный союз. В то время королевством продолжал править старый король. Он был очень счастлив, что свадьба сына принесла мир, и с надеждой смотрел в будущее, где Филипп и Аврора будут править рука об руку, поддерживая согласие между людьми и волшебными существами долгие годы. Но спустя всего полгода после их свадьбы, он умер во сне в собственной постели, и Филиппа с Авророй провозгласили королем и королевой. Вот тогда-то и случилась первая размолвка между супругами. — Я не понимаю, почему ты упорствуешь, Аврора, — устало всплеснул руками Филипп, когда тронный зал наконец опустел после многочасового совещания с министрами, которые пытались ввести молодых правителей в курс всех дел королевства. — Разве это будет не замечательно, если люди смогут беспрепятственно бывать на Болотах, знакомиться со всеми этими удивительными существами, которых ты мне показывала? Это сделает наше королевство по-настоящему единым и сплоченным… — Ты очень красиво все описываешь, Филипп, — сдержанно, но все также непреклонно отвечала Аврора. — Но я считаю, что это слишком большой риск. И прежде всего для жителей Болот. Люди и раньше проникали туда, несмотря на все преграды, и не сеяли там ничего, кроме зла. Они воровали и топтали священные цветы, похищали ни в чем не повинных крошечных существ ради потехи. Уж тебе ли не знать — твоя мать была одной из них. — И она понесла свое наказание, оставшись в облике козы навечно! — горячо воскликнул он. Филипп не любил вспоминать о матери и ее незавидной участи. — Любой преступник — не важно, совершил он злодеяние здесь или на Болотах — понесет ответственность за свои поступки по всей строгости закона. — Да я до сих пор не могу спокойно смотреть, как люди едят мясо или носят меха! — горько усмехнулась Аврора. — Охота для вас -это развлечение, забава, и никто не считает это убийством. Так о каком справедливом наказании может идти речь? Наши культуры слишком различны, как и представления о добре и зле, чтобы вот так одним махом стирать все границы. — Это все решаемо, — гнул свое Филипп. — Мы можем составить новый свод законов, который защитит твой народ. И потом, почему мы говорим только о людях на Болотах, давай поговорим о жителях Болот среди людей. Разве для них это не отличный шанс? — Шанс? Шанс на что? — удивленно вытаращила глаза Аврора, представляя древесных трехметровых хранителей границы прогуливающимися по городу и реакцию местных жителей. Никакие заверения о мирном союзе не заставят людей смириться с таким плотным соседством. Когда люди чего-то не понимали, они стремились уничтожить это. Аврора знала это на личном опыте, и не желала подвергать своих подданных опасности. — Подумай, Аврора, — увлеченный своей идеей, Филипп принялся оживленно жестикулировать. — Мы можем наладить торговые связи. Людям не придется ничего воровать на Болотах, ведь они смогут покупать. Например, тот лекарственный цветок, который ты показывала мне, который может снять даже самую тяжелую лихорадку. Представь, сколько жизней мы могли бы спасти не только в нашем королевстве, но и за его пределами… — Угу, — скептически нахмурилась Аврора. — И в чем же тут выгода для жителей болот? Ты что-то говорил о шансах… — Они смогут получать товары людей, — развел руками Филипп, глядя на жену так, словно она не понимала очевидного. — У них же там ничего нет… Никаких признаков цивилизации. — А тебе не приходило в голову, что им от людей ничего и не нужно, кроме одного — чтобы их наконец оставили в покое? — не сдержалась раздосадованная Аврора. Столько времени она потратила, пытаясь объяснить Филиппу, как много Болота значат для нее, заставить его увидеть красоту и совершенство этих мест ее глазами, но, как видно, все было впустую. — Ты же этого не знаешь наверняка, — чуть сбавил обороты Филипп. — Всегда можно договориться и заключить взаимовыгодное сотрудничество… Просто нужно найти тот вариант, который устроит всех… — Ты ничего не понимаешь… — тяжело вздохнула Аврора, качая головой. — Взять хотя бы тот самый цветок, о котором ты вспомнил, поднебесник. Из его пыльцы рождаются феи. Это не просто цветочек, снимающий лихорадку, это колыбель их рода. Что ты можешь предложить, что возместит им такую потерю? — Но ведь ты сама рассказывала, как они вылечили тебя, когда ты заболела… — Да, каждая фея отдала по крупице своей драгоценной пыльцы, когда Малефисента попросила их об этом. И только так это не нанесло им никакого ущерба! Помощь одному человеку, а не всему королевству, и уж точно не за его пределами… — почувствовав, что все больше горячится, Аврора поднялась со своего трона и резко провела в воздухе ладонью. — Это разговор закончен, Филипп. Мне жаль расстраивать твои грандиозные планы, но так лучше для моего народа. Граница останется на месте. Я не поменяю решение. — Ты просто боишься, что скажет Малефисента, если ты пустишь на Болота людей, — предпринял он последнюю попытку надавить на тщеславие Авроры, когда она уже повернулась к нему спиной и пошла в сторону выхода. — Это тебе бы стоило ее опасаться, — прищурилась она в ответ, оборачиваясь к мужу. — Мне важно ее мнение, это правда. Но сейчас я опираюсь на свой собственный печальный опыт того, на что способны люди. Аврора вышла из зала совещаний, громко хлопнув дверью, и не разговаривала с мужем целый день. Позже он сам пришел к ней и попросил прощения за свою настойчивость и излишнюю прагматичность. Аврора простила его, потому что видела, как много свалилось на Филиппа со смертью отца. У него даже не было времени толком скорбеть о нем, хотя она знала, что у них были очень теплые отношения. Семья вообще много значила для Филиппа, и его огорчало, что за те полгода, что они с Авророй были женаты, у них так и не случилось дитя. Тем более теперь, когда он стал королем, наследник был просто необходим. И тогда началась новая волна его одержимости. Были приглашены лучшие повитухи, травницы и знахари со всего королевства, которые пичкали Аврору советами, снадобьями и прочими целебными травами, лишь бы она смогла зачать. Филипп стал одержим идеей о ребенке. Он полностью отстранил Аврору от королевских дел, объясняя это тем, что ей не стоит забивать голову политикой, пока она готовится стать матерью. Он посещал ее постель каждую ночь, но если в прежние времена они действительно занимались любовью, и Авроре нравились поцелуи и объятья мужа, то теперь в каждом его движении был лишь холодный расчет, цель, к которой он шел, не заботясь о чувствах и желаниях своей жены. Однако, несмотря на все его старания, шли месяцы, а ребенка все не было. Отношения между супругами становились все холоднее с каждой новой неудачной попыткой. И в конце концов Авроре все это до смерти осточертело, и когда очередной, якобы, целитель притащил ей вонючий лопух, с которым она должна была голой в полнолуние выйти в поле, чтобы совершить какой-то дикий ритуал, она решила, что с нее хватит. Выхватив у врачевателя злополучное растение, Аврора отправилась в кабинет Филиппа, где он занимался бумагами, и грохнула лопухом об стол. — У нас никогда не будет ребенка, — твердо заявила она. — Дорогая, нельзя терять надежду, — терпеливо начал Филипп, но Аврору было уже не остановить. — Нет, ты не понимаешь. Мы перепробовали все мыслимые и немыслимые способы, но ничто не сработало. И скажу тебе честно — я больше не хочу и пытаться. Мне надоело чувствовать себя какой-то племенной кобылой, которая нужна только ради потомства. Я уже не чувствую, что мое тело вообще мне принадлежит… Я так больше не могу и не хочу. — Аврора, ты просто устала, — Филипп поднялся из-за стола, осторожно взял ее за руку и нарочито заботливым тоном предложил: — Давай, сделаем перерыв. Отдохни недельку, даже месяц, хочешь? Я прикажу придворным не беспокоить тебя. А потом, когда ты снова почувствуешь себя лучше, мы придумаем что-то еще, что поможет. Возможно, стоит поискать в других королевствах… — Ты совсем меня не слушаешь, да? — Аврора почувствовала себя преданной. Неужели он считает, что она просто капризничает? Или не понимает собственных чувств? — Конечно же, я слушаю тебя, но ты говоришь вздор, — тоном родителя, чье терпение к детским шалостям подходит к концу, сказал он. — Вот что. У меня еще много дел. Прогуляйся по саду, успокойся, а позже мы вернемся к этому разговору, когда ты придешь в себя. Аврора молча вышла за дверь, не сказав Филиппу больше ни слова. Ей казалось, что если она проведет рядом с ним еще хоть минуту, то либо расплачется, выставив себя совсем уж жалкой истеричкой в его глазах, либо ударит его по лицу изо всех сил, чтобы навсегда стереть из его голоса этот снисходительный тон. — И тогда ты убежала? — догадался Диаваль. — Да… С тех пор мы практически не разговаривали, даже не виделись толком… — О чем вы говорили на балу? — Он был пьян, зол… Думаю, он просто ревновал, — неуверенно сказала Аврора, сама не зная правда это или ложь. — Грозился убить тебя, если я не покину бал. — Он так и сказал?! Что убьет меня? — удивился Диаваль, словно это было самое нелепое из всего, что Филипп мог придумать. — Ну, не совсем, — поморщилась Аврора, вдруг ощутив, как сильно она устала за сегодняшний день. — Его идеей был отстрел ворон по всему королевству. Но это очевидно, почему не голубей или чаек… — Да как он смеет! — воскликнул не на шутку рассерженный Диаваль. — Да я ему… — Пожалуйста, давай без глупостей, — взмолилась Аврора. — Я не дам тебе устроить войну из-за пьяной выходки Филиппа. Он никогда прежде так себя не вел, я не знаю, что на него нашло… — Почему ты защищаешь его? — резко спросил Диаваль. — Из того, что ты рассказала, я понял одно — Филиппу есть дело только до Болот и его богатств, а ты для него — просто средство наложить на них свою загребущую руку. Он не любит тебя, а просто использует. — Возможно, — спокойно сказала Аврора, которую тоже не раз посещали подобные мысли. — А, возможно, и нет. Если ты прав, и Филипп действительно лгал мне все это время, то я не останусь с ним. Ни за что. Но я не могу поставить под угрозу Болота и всех его обитателей из-за пустых домыслов. Мне нужны доказательства. Если Филипп предал меня, я должна знать это наверняка. И в этом мне нужна твоя помощь, Диаваль. — Конечно, Аврора, я сделаю для тебя все, что в моих силах, — клятвенно пообещал он, сжимая ее холодные пальцы. — Но… Что, если мы ничего не найдем? Аврора промолчала, кусая губу и вглядываясь в горизонт, словно надеясь где-то там за пеленой облаков увидеть ответ. Луна ярко осветила ее профиль, и Диаваль залюбовался ее чертами, омраченными неизбывной грустью. — Если мы ничего не найдем… То я останусь с Филиппом. — в ее голосе не было ни капли любви или хотя бы облегчения от вероятности такого исхода. Просто глухая обреченность человека, приговоренного к пожизненному заключению. Перед глазами Диаваля пронеслись картинки ее будущего, где она навечно остается здесь, за каменными стенами замка, лишенная любви и тепла. Словно наяву он представил, какой Аврора станет тогда: как померкнет свет ее глаз, как улыбка больше не коснется губ… Эти видения наполнили его сердце такой тоской, что он от души пожелал найти на Филиппа что-то до того мерзкое, чтобы Аврора поняла, что он даже взгляда ее не стоит. — И, пожалуйста, пусть это все останется между нами, — прервала его мысли Аврора. — Ты снова просишь не рассказывать Малефисенте о том, что здесь происходит? — обреченно уточнил Диаваль. Упрямая скрытность Авроры заставляла ворона разрываться между преданностью госпоже и подруге. При чем обе казались ужасно убедительными в своих просьбах о совершенно противоположных вещах. — Да, прошу, — серьезно кивнула Аврора. — Пойми, это моя жизнь, мой муж, мое королевство. Я должна сама разобраться со всем этим. Принять собственное решение, которое будет только мое, как и вся ответственность за его последствия. Если крестная узнает о моих подозрениях на счет Филиппа, она не даст мне это сделать. Я знаю, что она всегда действует из лучших побуждений, старается защитить меня, оградить от боли, но я уже не ребенок и не хочу всю жизнь прятаться под ее крылом. Она сделала меня королевой, и я должна действительно ею быть. Мне не нужен защитник, мне нужен друг, которому я могу полностью доверять. Мне нужен ты, Диаваль. — Хорошо, Аврора, я с тобой, — твердо ответил он, потрясенный ее пламенной речью. В этот миг Аврора была так похожа на Малефисенту, словно та и впрямь была ее родной матерью — тот же стальной стержень внутри, та же жажда справедливости, те же решительность и огонь в глазах… и та же печальная история первой любви… Диаваль лишь надеялся, что разбитое сердце Авроры сможет постепенно излечиться и полюбить снова. — Тебе нужно отдохнуть, а то завтра ждет большой день, — желая хоть немного подбодрить сникшую Аврору, сказал он. — Большой день? — непонимающе нахмурилась она, зевая в ладошку. — Ну ты же не думала, что ткань была единственным подарком на твой День Рождения? — притворно обиделся Диаваль. — Это было так… Пустяком… А настоящий подарок ждет тебя на Болотах. — О… — растроганно отозвалась Аврора, но тут же вновь нахмурилась. — Я теперь даже не знаю, смогу ли я… Филипп сказал, что… — Плевать, что там сказал Филипп, — раздраженно перебил ее Диаваль, одно только упоминание имени этого типа пробуждало в его душе что-то темное. — Пусть только посмеет не пустить тебя домой. — Ладно, завтра разберемся… — вздохнула Аврора. — Я и вправду хочу спать… Но едва она поднялась с диванчика, как за дверью вдруг раздался звук удара об пол чего-то тяжелого. Мужские голоса принялись спорить, постоянно шикая друг на друга, и на пару секунд все стихло, и затем звук падения повторился снова. Помедлив, Аврора подошла к двери и, бесшумно повернув ключ, выглянула наружу в маленькую щелку. Ее взгляду открылась следующая картина: двое стражников пытались завести в покои мертвецки пьяного Филиппа, который, что-то невнятно мыча себе под нос, упирался руками, ногами и даже головой, из-за чего бедняги раз за разом роняли его на пол, вполголоса переругиваясь между собой и гадая, какова вероятность, что король, проспавшись, вспомнит их лица. И если уж так случится, обрушится ли на незадачливых стражников его гнев за несколько ушибов, в которых они, в общем-то, совсем не виноваты. Не желая смущать стражников и привлекать внимание Филиппа, Аврора потихоньку закрыла дверь и снова повернулась к Диавалю. — Похоже, мне не стоит опасаться вновь столкнуться с Филиппом лицом к лицу в ближайшее время. Учитывая в каком состоянии его там волокут, он проснется в лучшем случае к обеду. — Тем лучше, — задумчиво произнес он, поднимаясь с диванчика. — Нельзя упускать такую возможность найти что-то полезное. Ты ложись спать, а я пока немного полетаю. Люди вечно забывают закрывать окна в такую жару… — О, отличная идея, — понимающе улыбнулась Аврора. — Спокойной ночи, Аврора, — подмигнул он ей и одним неуловимым глазу движением превратился в черного ворона, который тут же вылетел в распахнутое окно.