Гун-руби пан
9 июня 2020 г. в 12:40
Гвен уже не могла вспомнить, как ни старалась, когда в последний раз засыпала, по-человечески, ночью, а не вот так, с первым солнцем. Впрочем, наверное, такой ритм жизни вполне мог бы стать обыденным для отчаянных беглецов - раз уж "местные жители" избрали для себя именно его, тут ничего не попишешь. Проснувшись среди дня совершенно разбитой и наскоро поев что-то холодное и липкое, видимо, некогда бывшее кашей, девушка в премерзком настроении и состоянии прошлась по деревне, выспрашивая, не нужно ли ее участие.. да в чем угодно. Причина тому была банальна и прозрачна - где-то рядом был Хан, с которым нужно бы поговорить, и этого разговора Гвен боялась куда сильнее его самого.
Достаточно долгое время она провела за рассказом о своих ночных похождениях. Коллективная мыслительная деятельность неоспоримо лучше раздумий в одиночку, и все же, эффект, произведенный разговором, был ошеломляющим - потихоньку, по кусочку, по ниточке, по несколько фраз или слов, но картинка прояснялась. Жуткое место решили условно называть Аффером, от "Афферпан", как обозвал себя голос - кто-то один сказал, прозвучало красиво, так и пошло. Начали с того, что есть голоса, и есть "он". Кто такой этот "он" ясно не было, но опасность, исходящая от него, причем как в сторону Гвен, так и в сторону незримого голоса, была очевидна. Голос боялся этой твари и почему-то пытался защитить Гвен, причем, уже не в первый раз. Кто-то, естественно, ляпнул что-то насчет пророчеств про избранного, однако всеобщими усилиями не удалось вспомнить ни одной сказки, которую можно было бы худо-бедно приплести к этой истории. Гвен решительно не нравилось такое отношение к происходящему, потому что последствия этой "избранности" прекрасно были видны на примере Хана.
Поражаясь емкости своей памяти даже в ситуации, ощутимо угрожающей ее жизни, девушка упомянула и о том, что голоса "ждали". Тут же была высказана теория о том, что Гвен напомнила им кого-то, давно утерянного, и вкупе с остальными фактами звучало это действительно правдоподобно, однако, на первый взгляд, да и на второй тоже, никакой практической пользы эта информация не несла. И наконец, когда с обсуждениями было покончено, а все разбрелись по своим делам, наверное, так же, как и Гвен, ощущая какую-то незавершенность, девушка, вздохнув, постучала в дверь юрты Хана.
Он что-то едва слышно пробормотал в ответ, и этого ей было вполне достаточно. Когда она вошла, мужчина, воровато оглянувшись, заявил, что, во-первых, не желает оставаться в стенах, но при этом, во-вторых, не хочет говорить рядом с лишними ушами. Гвен закатила глаза, но, зная его почти пять лет, и зная его упрямство, знакомым уже жестом взвалила его руку на плечо, и они заковыляли прочь из деревни.
– Слушай, – выдохнула девушка, когда они отошли от ворот на пару десятков шагов, – я тебя вечно таскать не собираюсь. Тяжеловато, знаешь. Поэтому, будь так добр, избегай...
Хан вдруг замер и, отпустив ее, отстранился, тут же схватившись за раненые ребра. Постояв немного, согнувшись, и выпустив воздух сквозь сжатые зубы, мужчина поднял на нее удивительно светлый взгляд.
– Ты им не веришь?
– Не поняла?
– Почему ты так.. спокойно? Ви? Я просто не понимаю.
– А, это.. – Гвен усмехнулась и вновь взяла его под руку, устремляясь вниз, к реке. – Да будь ты хоть главарем тварей, какая разница? И это не я окончательно растеряла остатки рассудка. Просто когда ясно, что опасности нет, какой смысл..
– Ты это Фелиции скажи, – фыркнул Хан, – чуть увидела, так сразу молиться рухнула.
Мужчина опустился на поваленное дерево у воды и с наслаждением вытянул ноги, а Гвен прислонилась к стройной березке и, скрестив руки на груди, уставилась на быструю воду. Вопрос, крутившийся у нее на языке еще с ночи, пора было высказать.
– Хан, а.. как это?
– Что? – опешил мужчина. – Я не помню ничего после того, как ударили барабаны, и до того, как открыл глаза с ножом в боку. Не представляю, кстати, как можно было предположить такой вариант.. снять проклятие.
– Проклятие, думаешь?.. – задумчиво пробормотала Гвен, удивившись тому, насколько спокойным тоном он говорил. Будь она на его месте и скажи ей кто, что она стала эдакой тварью, Гвен бы, наверное, места себе не находила от страха и еще кучи других чувств, Хан же, при всей его склонности к бурным проявлениям эмоций, почему-то сидел с совершенно пустым взглядом. Быть может, еще рано?..
– Вряд ли. Но я прекрасно помню, как Инга рассказывала о "королевской болезни". Уверен, она вспомнила это еще в первый раз, когда..
Гвен осела на землю - так она хотя бы была уверена, что не упадет в случае чего. Выходит, когда Хан исчез в ночи, а Инга была ранена, это был он? Все он? Дело дрянь, выходит. Мужчина окинул ее сочувствующим взглядом и вздохнул.
– Прости. Я просто сомневаюсь, что кто-нибудь еще..
– Все нормально, – покачала головой девушка, – что там про болезнь?
– Да. "Королевская болезнь". Помню, мы с Моаром бегали на карачках и выли, тогда это казалось едва ли не почетным, мол, простые смертные не могут, а вот древние Арайа, – Хан печально усмехнулся. – Так вот, откуда-то же это пошло, да?
Некоторое время помолчали. Мужчина вдруг чему-то рассмеялся и, повернувшись к Гвен, окликнул ее. Девушка вздрогнула, удивившись тому, как быстро погрустнел его взгляд. Вопросительно подняла брови.
– Если я.. ну.. будешь меня кормить кроликами?
Гвен с трудом удержалась, чтобы не влепить ему пощечину и нервно хохотнула.
– И чесать за ушком, обещаю, – устало выдохнула она. Как же, все-таки, спокойно он воспринял это. Почему? Знает больше? О чем-то умалчивает? В любом случае, Гвен была бы последней свиньей, начни она сейчас проводить дознание, а потому девушка просто призвала вернуться в деревню, что они и сделали.
***
Ночь постепенно спускалась на Дикие Земли. Ночь, полная звуков, пения поздних птиц, шелеста листьев и тихих завываний буйного ветра. Это давало надежду. Показывало, что все кругом живет, а не таится в страхе перед тварями из самой преисподней. Прошло три дня с первого нападения, а это значило, что сегодня придут Светлячки. По сравнению со всем, что успело произойти за эту неделю, их колдовские песни, повергнувшие Гвен в такой ужас, казались теперь детским лепетом, однако что-то упорно не давало ей покоя. Девушка вообще не терпела вещей, которые не могла контролировать, а уж неясная и необъяснимая тревога, которая не отступала ни на шаг вот уже сколько дней, становясь то слабее, то сильнее, но ни на секунду не исчезая полностью, действительно злила ее. Гвен решилась поговорить с Эриком. Он беспрестанно хмурился и что-то ворчал себе под нос, а движения, которыми он сухо и неоднозначно отвечал на вопросы девушки, были резкими и злыми, однако, кое-какую информацию ей вынести все-таки удалось. Дикарь отчего-то отказывался говорить прямо, но упомянул о тварях - естественно, насколько Гвен смогла понять, общаясь с немым. И, насколько можно было рассудить, процесс обращения мог быть обратим. А связано это было с кем-то, кто стоит выше - Эрик показал растопыренными пальцами корону. Дальше распространяться мужчина наотрез отказался, только усмехнулся чему-то, уходя, но Гвен уже привыкла не придавать этому особого значения. Выходит, чтобы справиться с тварями, нужно убить их короля? Шамана, то есть? И если это произойдет.. Хан будет в порядке? Пока что это не звучало безумно, однако Гвен ни от кого за все эти дни не услышала ни слова о том, что из себя представляет этот Шаман. Человек ли? И смертен ли вообще? И не с кем было ей посоветоваться, не у кого попросить помощи - обо всем этом, определенно, не стоило распространяться до поры до времени. А какого времени? Когда Хан прекратит обращаться в темную тварь, едва заслышав бой барабана? Или когда поселенцы перестанут совершенно справедливо бояться своего товарища, ставшего действительно опасным? Девушка не знала. Она вообще никогда не была сильна в таких размышлениях. Меч? Лук? Нож? Пожалуйста. Эти же земли, казалось, выжимали из каждого все до последней капли, и, казалось, явно переоценивали людские способности.***
Таль затянула свою любимую балладу про глупого короля и предательство. Риан, зевая, лениво проводил по струнам, неспешно переставляя аккорды, и то и дело окидывал собравшихся жалобным взглядом. В конце-концов послышались недовольные возгласы, но менестрель, остававшаяся ею в любых жизненных обстоятельствах, цыкнула так злобно, что тишина повисла над невысоким костром на достаточно долгое время. У костра собралась вся деревня - и Инга, и Хан чувствовали себя более-менее прилично, а остальным, понятное дело, в такой вечер тоже не сиделось в четырех стенах. Никакой беды не предвещалось, кроме, разве что, песен Светлячков, и, несмотря на усталость, накопившуюся за дни набегов темных тварей, наверное, каждый хотел верить, что заслуживает отдыха и радости, пускай мимолетной, быстротечной, но радости. И посему разговоры не умолкали, вторя потрескивающим угольям в костре, а искры, улетая в темное бархатно-синее небо, делали ночь какой-то празднично-красивой. Но что-то не давало Гвен покоя. В этом не было ничего необычного или неожиданного - девушка настолько привыкла к этому мерзкому ощущению, что уже чувствовала его как неотъемлемую часть самой себя, но сейчас сердце забилось как-то особенно гулко, настолько, что ей пришлось опуститься на землю, прижав обе руки к груди. Дышать было тяжело. Гитарные струны мгновенно умолкли, послышался характерный звук, который издает несчастный инструмент, когда его достаточно спешно ставят на землю, и рядом с Гвен моментально оказалась Таль. – Гвендолин, черт тебя дери! – возопила она, когда девушка поднялась на ноги и, как ни в чем не бывало, улыбнулась. Гвен хохотнула. – Все нормально, я просто.. И тогда впервые послышался этот звук. Почему-то, первым услышал его Хан - он уже с полминуты как вскочил, и стоял, напряженно всматриваясь куда-то в темноту. Гвен сначала не поняла, но потом где-то далеко на задворках сознания ощутила, наверное, даже не слухом, едва уловимый шум. На что он был похож, объяснить было невозможно, там мешались и вой ветра, и шепот трав, и что-то, похожее на гул тысячи пчел, только стократ громче. Через некоторое время это оцепенение настигло всех. – Это не Светлый. Не Светлый же, – в голосе Рича явственно слышалась плохо скрываемая паника. Кто-то взялся за меч, кто-то вскочил, обратив взор точно так же, в пустоту. Звук приближался со стороны болот, и приближался медленно, но неумолимо. Гвен мало помнила из последующих минут. Какие-то короткие обрывки образов, звуков, ощущений сливались в одну сплошную череду, не имевшую начала и конца. Она помнила прикосновения холодного ветра к разгоряченной коже. Помнила запах влаги и цветущего поля, непонятно, откуда взявшийся. Скрип ворот. Тишину, внезапно захлестнувшую весь мир, мешавшуюся с бархатной темнотой. Капли росы на влажной траве, отражавшие серебристо-синий цвет, мерцая среди высоких стеблей, точно крохотные фонари. Ноги будто сами несли ее куда-то, и Гвен не чувствовала ни страха, ни возбуждения - будто знала лишь, что все так, как быть должно. То справа, то слева среди высоких ржаных колосьев, которыми поросло поле по обе стороны от дороги, мелькали какие-то силуэты. Они были похожи то на тени, то, напротив, их фигуры очерчивал бледный призрачный свет, и все это движение напоминало какой-то дикий, необузданный танец, они двигались так, будто точно знали, в какой момент замереть или вновь продолжить движение. А потом в сонное сознание ударила мысль - они не знают. Им указывают. Кто?.. Он был близко. Все это время находился - стоял или парил над землей, потому что редкие травинки на протоптанной дороге под его шагами не приминались - совсем рядом. Казалось, он терпеливо ждал, пока на него обратят внимание. Девушка с трудом оторвала взгляд от гипнотического танца тварей вокруг и, подняв глаза, пришла в себя. Среди колосьев, мерно покачивающихся на ветру в далеком лунном свете, тут и там сновали Светлячки и Гунуити. Не нападая, не визжа, не издавая ни звука и не совершая ни единого резкого движения, они кружились вокруг Него. И когда Он касался Темного - тот покрывался сиянием, менялся, поднимаясь над землей. А когда приходил черед Светлячка - он вздрагивал, угасал, опускался на лапы, поднимая к небу страшную морду, но в оскале зверином уже не сквозила была ярость. В жилах стыла кровь. Все вокруг будто тоже замерло, не смея нарушать ход этого ритуала. Гвен стояла, точно оцепенев, и не могла отвести взгляда. Он был огромен. Раза в два выше любого человека. Непропорционально маленькая голова то ли из-за особенностей строения, то ли из-за причудливо ложащихся теней, чем-то напоминала череп птицы. А может быть, им и являлась - предположить было нетрудно. Короткая шея, почти полностью скрытая под шерстью или свалявшимися перьями, переходила в туловище, походившее на тело сгорбленного старика. Задние конечности, неестественно выгнутые, были далеко отставлены, а передними, значительно более длинными, тварь упиралась примерно так, как делали это драконы на картинках в книгах. Крылья? Из провалов на морде лился тот самый синеватый свет. Из широких ноздрей шел туман. Тварь вытянула шею и потянулась мордой к девушке. Гвен сглотнула и осознала, что не может сделать ни шагу - оцепенение сковало ее полностью. А Он был близко. Прикосновение - на удивление ледяное для живого существа. Холод ночной росы. Голова мягко опускается на траву. Синий свет заливает все кругом, даже небо и луну. Мрак, воплотившись и обретя тело в потусторонней твари, приближается. И вновь где-то за гранью сознания, чем-то, что всегда было выше слуха и зрения, Гвен слышит: Гун-руби пан.