Я не прощу себя, если ты это сделаешь

      На столе уже битый час вибрировал телефон, раздражая Никольскую и мешая ей работать. После каждого СМС она блокировала экран, иногда даже не читая содержимое. В прочем, когда её взгляд всё же задерживался и она узнавала о чём были сообщения… Лиза через раз не могла удержаться от едких комментариев.       «Лиза, не молчи»       «Ответь мне, в конце концов»       «Лиза, это издевательство!»       — Боже, Рихтер! Издевательство — это синоним к твоей фамилии, к твоим шуткам и тому, как ты принимаешь пациентов. А две беременные женщины — это всего лишь прекрасные, счастливые будущие мамочки для не менее прекрасных деток… Даже если ты так не считаешь, — эти слова, произнесённые вслух, отозвались неприятным, жгучим, разъедающим изнутри ощущением, где-то в районе груди.       Что если… Если именно в этот раз проблема не в мерзком характере диагноста, а в интересном положении девушек?       «Если я чем-то успел тебя обидеть, то просто скажи мне об этом. Я очень плохо понимаю намёки»       — Пока нет… Но, кажется мне, что сейчас я обижу себя сама. И без твоего участия. Я же просто себя накручиваю? С чего я вообще взяла, что они ему не нравятся? В конце концов, он же согласился их принять.       «Я их не возьму, если ты сейчас же не поднимешь трубку!»       Это сообщение только подтверждало первые её размышления, и холодный липкий страх тут же сковал всё её тело, заполняя собой голову, проникая во все уголки сознания и души, затуманивая взгляд. Хотя нет. Взгляд затуманился от внезапно выступивших слёз. Они прокладывали горячие влажные дорожки до уголков губ, где Лиза осторожно собирала их на подушечках, стараясь не размазать помаду, и задумчиво перетирала горько-солёную влагу кончиками пальцев. Из прострации Лизу вырвал нежданный визитёр.       — Елизавета Дмитриевна, вы… — Ходасевич постучалась и сразу зашла в кабинет, не дожидаясь разрешения, но увидев смахивающую слёзы Никольскую она смутилась и развернулась лицом к двери, прикладывая все возможные усилия для того, чтобы выйти и при этом не сломать ручку. — Ой. Я, наверное, не вовремя. Извините, я зайду позже.       Дверь поддаваться не спешила и такое промедление ужасно смущало бедную девушку, придавая её лицу ярко-красный оттенок. В конце концов, Оля сдалась. Медленно выдохнув, она повернулась лицом к начальству, лишая Лизу возможности лицезреть свои жалкие попытки вырваться на свободу.       — У вас что-то случилось? Возможно, я не должна была… Просто…       Ольга стушевалась и замолкла. В последнее время ей было крайне сложно подбирать слова, когда она пыталась, не влезая в чужие дела, успокоить пациента. Но не совать нос в дела практически незнакомых людей было куда проще, чем игнорировать обстоятельства, в которых оказывались люди, контактирующие с ней некоторое время. Конечно, если бы это был Рихтер, Оля, без лишних стеснений, выяснила бы всё. Вернее, так ей казалось на тот момент. С Никольской было гораздо трудней, потому что даже при всей деликатности, присущей Оле, Елизавета Дмитриевна могла посмотреть на всё то, что она скажет, как на нарушение субординации. Так уже было однажды, когда Оля предположила, что Елизавету Дмитриевну и Андрея Александровича связывает не только работа, но и нечто большее.       Пауза несколько затянулась, грозясь перейти в неловкое молчание. И если пару секунд назад Лизе даже было немного интересно услышать какие-то предположения девушки, то сейчас выражение её лица стало официально-скучным, как и каждый раз, когда она разговаривала с подчинёнными.       — Не переживай, Оля, ничего серьёзного. Просто глаза болят и слезятся. Пришлось закапать. Проходи, — приглашающим сесть жестом она указала на один из стульев, стоящих от неё по другую сторону стола. — Что произошло? Опять Рихтер?       Теперь девушка смутилась окончательно, понимая, что её проницательность таки дала сбой, заставив предположить, что она может как-то помочь морально.       — Оля… Ты чего застыла? — Лиза пару раз щёлкнула пальцами перед лицом девушки, чтобы вытащить её из задумчивого состояния.       — А… Извините. Нет, дело не в Рихтере. Пациентки… Одна из них, Лариса, отказывается делать УЗИ, объясняя это тем, что детки этого не любят, и мы всей командой не можем убедить её в необходимости этой процедуры. А вторая отказывается от госпитализации. И вот тут уже Рихтер. Считает, что с ней что-то не так, хотя все анализы в норме, УЗИ — вроде, хорошее, Андрею Александровичу не понравилось, попросил переделать и перепроверить. Единственное, что волнует Олесю — тошнота, иногда головные боли. Но, на сколько я знаю, это нормально для беременных.       — Я поговорю с ними.       Хотя второго разговора с ней о работе Рихтер может и не выдержать. Да и Никольская сейчас не чувствовала себя его начальницей, просто не могла найти в себе силы ею быть. Сейчас он нужен был ей как мужчина, которому можно рассказать, то, что терзает душу, а не как врач. Но работа хотела взять своё, и Лиза не имела никакого морального права ей отказывать.

***

      В этот момент Рихтер разорялся перед той самой Ларисой.       — Женщина, вы ведёте себя как полная идиотка! Для плода УЗИ не несёт никакого вреда. Это давно доказанный медицинский факт, — от возмущения Рихтер изредка подскакивал со своего кресла, забывая о больной ноге.       — Ой, все вы так говорите, а потом что?..       Лариса выставила перед собой раскрытую ладонь, призывающую к ответу.       — Что?! — Рихтер уже не сдерживаясь кричал.       — Вы ещё спрашиваете! Как это что? Дети рождаются больными, инвалидами или мутантами. Не буду я ничего делать, — пациентка уверенно и с каким-то неясным вызовом скрестила руки на груди, передавая в диалоге ход врачу.       — Ага, или всё вместе и разом, — едва слышно пробурчал диагност и решил несколько сменить тактику. — Понимаете, Лариса, УЗИ — это как фотография. Плоду это не навредит, даже если он очень стеснительный. Малышу это может быть и неприятно, но вы просто на всеобщее обозрение не выставляйте. Мы скажем ему, что это только для личного пользования. В семейный альбом. Да и вы лишний раз посмотрите, как он там устроился внутри вас, всё ли его устраивает…       — Вы мне зубы не заговаривайте! Думаете, что я клуша необразованная, — что ж, после того, как пациентка произнесла эту фразу, Рихтер уже не думал, а убедился в этом наверняка. — Вы не первый, кто мне это говорит. Я вообще пришла к вам не из-за беременности. Она меня вообще мало волнует в последние время. Там всё в порядке. А вот меня недавно начала мучать тошнота по утрам.       — Серьёзно?!       Издевательский тон Рихтера было крайне сложно игнорировать, однако, кажется, именно сегодня — так не вовремя — ему досталась пациентка, готовая противостоять до последнего. Всё-таки человеческая глупость не знала границ.       — Не паясничайте.       — Да что вы! — Рихтер приложил ладонь левой руки к груди, изображая святую невинность. — И в мыслях не было.       Для пущей убедительности он даже помотал головой из стороны в сторону.       — Только если так, — бровь темноволосой женщины выгнулась дугой, она всем своим видом показала, что не верит ни единому слову, но сдаваться не намерена. — Помимо тошноты, у меня иногда совершенно внезапно начинает идти кровь носом и ломит суставы по вечерам. При чём все 5 месяцев ничего такого не было. Ну, и что вы скажите мне теперь, доктор? — обращение она протянула по-особенному издевательски.       Дверь в кабинет открылась, являя Никольскую, на которую Лариса тут же обратила свой внимательный, изучающий взгляд. Оглядев Лизу всю с ног до головы, но, судя по всему, не найдя в ней ничего такого, что бы её впечатлило, Лариса снова обратилась глазами к Рихтеру, который, кстати, после последних слов, сказанных пациенткой, задумчиво застыл, отведя взгляд в сторону, и на Никольскую не обратил ни капли внимания.       Шокированная Лиза приоткрыла рот, не находя слов для того, чтобы выразить своё возмущение данной ситуацией. Но, когда слова уж почти нашлись, заговорил Рихтер:       — Вы либо очень больны, либо абсолютно здоровы, но в таком случае, вы также абсолютно глупы. Выбирайте, — сидя в своём кресле он сцепил руки в замок, выжидая ответа, будто у пациентки был выбор.       То, что Андрей уже всё решил за неё было очевидно всем, кто присутствовал в кабинете.       — Рихтер!       — Да, Елизавета Дмитриевна? Если вы пришли помочь, то мы уже всё решили и соглашаемся и на УЗИ, и на полное обследование, потому что пациентка не стоит на учёте в ЖК, а значит, что что-то здесь не чисто. Правда, Лариса?       — Игоревна, — сквозь зубы прошипела главврач, бросая гневные взгляды на декольте девушки.       — Хорошо. Лариса Игоревна. Можете идти, спросите у медсестры в регистратуре где находится диагностическое отделение, я сообщу своей команде, вас встретят, — склонив голову набок, Рихтер наблюдал, как введённая в замешательство пациентка покидает кабинет, держа в руках свою довольно тонкую медицинскую карту. — Лиза, не пыхти. Ты похожа на злобного ежонка. Сердишься, но сделать ничего не можешь.       Андрей, ехидно улыбнувшись, с огромным удовольствием наблюдал за реакцией главного врача.       — Ты специально выводишь меня из себя? — внутри у Лизы ещё клокотала злость, но голос был до пугающего спокоен.       — Тебе это к лицу, — выдержав небольшую паузу, Рихтер поинтересовался: — Оля к тебе прибежала?       Показалось или кто-то переводит тему? Внутри у Лизы бушевала целая война между готовностью решительно рассказать Рихтеру о беременности и желанием срочно трусливо ретироваться в свой кабинет, вновь отложив этот пугающий разговор до лучших времён.       — Да. Я думала, что это ты её послал. Я думаю, что нам надо с тобой поговорить.       — Если ты снова о пациентках… Да, я просто не люблю детей, когда они рождаются, они похожи на лысых крыс. Ты видела?       — Детей?!       — Лысых крыс.       — Нет, — брови Никольской взмыли вверх, диалог просто поражал её своей абсурдностью.       — Это весьма трагично, но если хочешь, ради тебя я могу пожертвовать мехом Анатолия.       — Как это благородно! Ради меня ты готов побрить свою любимую лабораторную крысу. Вот это поступок.       — Я сегодня перешагнул через себя. Дважды. Я уже молчу про то, сколько раз я сделал это ради тебя за прошедшие несколько месяцев. Хочешь ещё что-то сказать?       А она хотела. Или сейчас или никогда.       — Да, — казалось, вот он — тот самый момент, когда стоит расставить все точки над «i», но она струсила. — Откуда этот сквозняк?       — Я думал, что это из сухих бесплотных пустошей твоего ледяного сердца. Но, раз ты тоже его чувствуешь, значит всё-таки дежурная медсестра снова не закрыла окно в коридоре.       — Ой, Рихтер! Иди ты… Работать! — Никольская вскочила с места и уже у самых дверей её догнал крик:       — А работа, Лизонька, не волк. За попу не укусит.       Главврач на прощанье лишь недовольно, но весьма многозначительно фыркнула.

***

      Лиза сидела за своим рабочим столом, склонив голову, и зарывшись пальцами в собственных волосах, периодически взъерошивая их, будто тем самым пыталась встряхнуть мысли, беспорядочно снующие в голове. Исподлобья она иногда бросала взгляд пустых мокрых глаз на монитор, ожидая письма из клиники. И когда оно всё же пришло, Никольская дёрнулась, словно от пощёчины.       «Уважаемая Елизавета Дмитриевна…»       Она пробежалась по нему глазами, пропуская официоз, вычленяя лишь самую суть.       «В среду, в 15:30»       Уже через два дня. Лиза с грохотом захлопнула открытый верхний ящик. Глаза были сухи, слёз больше не было. Осталась только всепоглощающая ненависть.       Сейчас или никогда. Она выбрала «никогда».       И сейчас она ненавидела себя за это решение.       Стоила ли этого любовь? Да, наверное… Но стоил ли этого Рихтер?

Пожалуй, на этот раз решительность сыграла с женщиной злую шутку.

1:0. И, увы, не в пользу главврача.