Три года счастья. Так много.

— Я привыкла думать о тебе, как о человеке чести, а ты находился в связи с Кетрин все это время? — Что ж, я полагаю, этот человек чести всегда поддерживал связь с Кетрин. Дневники Вампира, 4 сезон 18 серия. Диалог Елены Гилберт и Элайджи Майклсона.

Ты курил прямо на кухне, А я вечно дымом дышала. Сегодня — завтра все рухнет — Это что-то типа финала. Нам больше нечего делить И нам друг другу нечего сказать. Я так боюсь того, что у меня внутри; Еще сильнее я боюсь тебя понять. Elvira-T — На Кухне.

Этим утром Элайджа Майклсон просыпается в пустой постели, открыв глаза первым что видит первородный — прозрачная ваза с живыми белым розами. Раньше все было так просто: просыпались в объятьях друг друга, солнце освещало их комнату, пусть Кетрин и не терпела назойливые яркие лучи, в отличие от него, не с проста же этот мужчина предпочитает день ночи. В их комнате остались ее вещи: на черном туалетном столике, аккуратно расставлена косметика, кисти, флаконы с духами Givenchy и Elizabeth Arden, баночки La Prarie для ухода за лицом, тушь Dior. Кетрин Пирс не могла обойтись без легендарной Chanel: пудра, лаки для ногтей, тени, помада, почему-то Элайджа вспоминает, как случайно разбил ее пудру, та потребовала купить ей такую же взамен, именно это послужило причиной посещения Элайджей Майклсоном магазина косметики. Он помнит: улыбку, голос, как прекрасно ее лицо при свете дня, как сидя на черном кожаном пуфике она оборачиваясь в его сторону желала доброго утра. Сейчас сложнее. Слыша характерную мелодию мобильного Майклсон тянется за телефоном лежащем на противоположной тумбочке рядом с наручными часами. Помнят ведь о шестичасовой разнице. Кто станет звонить в три ночи? Элайджа предпочел думать, что она крепко спит в комнате с камином на втором этаже. Кто кого мучает? Как она могла спокойно спать зная, какой сегодня день. Подтверждает видеосвязь. Видит ее стоящей у окна, ту, что ненавидит дождь, но наблюдающей за каплями скользящими по оконному стеклу. Видит его с растрепанными волосами, лежащим в их постели. — Доброе утро. — Думал, ты спишь, Катерина. — Не сегодня… Когда я смогу вернуться? — Об этом рано еще говорить. — Но… Я скучаю… — Никаких но… Полтора месяца назад ты была иного мнения, была готова уйти. —  Тогда все было иначе, Элайджа. Тогда я должна была исчезнуть, чтобы проверить одну теорию, которая не подтвердилась. Я успокоилась, убедилась, что прошлое не преследует меня, что мы в безопасности. Пойми, я нужна тебе в Новом Орлеане после подписание мира. — Нужно дожить до весны. — Весны? Я с ума сойду в этой глуши! Я знаю тебя столько столетий, но не понимаю… Я не вернусь в Новый Орлеан во время Марди Гра. Определенно нет. — Мы поступаем правильно. Ты остаешься в Уэльсе под защитой Стрикс. Поговорим о нашем сыне? Меня волнует вся ситуация. — А что о нем говорить, дорогой… Он счастлив и об обращение подумает через несколько месяцев. Упертость, твердость Эван унаследовал от меня, что плохо, а вот дар прощать от отца, что хорошо. — Тогда он с семьей должен занять особое место в иерархии вампиров, как всегда желала его мать. Нужно все подготовить и во время Марди Гра вы все вернетесь, мы сможем представить нашего сына Стрикс и фракциям города. — Я передумала из-за Вилии. Все знают о нашем ребенке, только, что оказалось весьма удобным не знают где он и как выглядит, так гораздо проще сохранять его безопасность. — Что? — Я боюсь, что она займет мое место. — Это невозможно, Катерина. Вы совершенно разные. Если учесть тот факт, что вампиризм все усиливает -это не то. Вилия другая.Наш сын не откажется от семьи. — Как и его отец. — Я перезвоню. Новый регент ведьм — Алана, приняла все условия, как оказалась эта молодая одаренная девушка со страстью к скорости и мотоциклам, а ее мать весьма обаятельная женщина входящая в сообщество Орфей. — Все просто идеально. Через час я узнаю, все, что мне нужно об этой маленькой ведьмочке, все ее слабые места даже находясь в этой деревне. — Прошу не тревожься обо мне и даже не думай давить на нового регента. Я был предельно ясен? — Да. Элайджа завершает звонок. Не слышит его голоса, лицо сменяется заставкой популярного приложение. Сложнее понять. Лучше бы спросил о погоде, а та бы соврала, что в Уэльсе солнечно и без осадков. Наверное надломилась, сейчас играет не ту роль, как-то странно улыбается глядя в экран телефона.

Вроде и знаю тебя очень долго, А вроде и не знаю ничего. Пьяной и бесконечной короткой- Такой была наша любовь. Приходи, только ты приходи; Давай будем вечно сидеть на кухне: В праздники в будни — неважно когда, Ты приходи ко мне хоть иногда. Расскажи, только ты расскажи; О том, как дела твои на самом деле. Давай на неделе увидимся вновь; Только ни слова, прошу-про любовь.

Этой ночью курит прямо на кухне, сумела найти сигареты. Зачем вернулась к этой дурной привычке? Желает верить, что никотин успокоит, но осадком, пепел осядет в душе и легких. Обещала же ему больше никогда не касаться сигарет, сама же не считала это проблемой или пагубной привычкой, вроде одна-две сигареты в двадцатых, после забывала на долгие года. Пепел стряхивает на черно-белую фотографию сделанную в тридцатые годы прошлого века: женщина с прической боб, прямой челкой, в длинном платье темного оттенка, что выдает специфичность тонов фотоснимка, в ушах висящие серьги, более никаких украшений. Оперлась перлась, левой рукой о стол. Рядом с ней мужчина в строгом костюме, на указательном пальце выделятся кольцо с лазуритом. На том столике стояли два бокала наполненных алкоголем: он не притронулся к своему, в отличие от пустого бокала стоящего рядом с женщиной. Не лень же ей было рыться во всех этих старых вещах Майклсона или Пирс действительно настолько скучно. Кто поверит в то, что фото было сделано не просто, в каком-то закрытом баре, а борделе, который располагался на втором этаже. Кто поверит, что такой человек чести, как Элайджа Майклсон посетит подобное заведение. Многие девушки этого дома верили, что их Кетти, из восьмой комнаты, безумно повезло, что этот невозмутимый, интересный, богатый и красивый мужчина тот самый. А во что еще могли верить девушки с подобной репутацией и ремеслом? Верили, что у них появится особенный клиент, который будет ходить только к ней, завалит дорогими платьями и туфлями, цветами, а в один прекрасный день заберет ее навсегда из этого злачного места, снимет хорошую квартиру, обеспечит, а главное — спокойная жизнь. В то, что однажды придет особенный мужчина, который освободит их от этого, станет единственным в постели и жизни. Верили еще до выхода знаменитого фильма «Красотка» в девяностых годах двадцатого века. Верили и видели, как мечта одной из девушек стала явью. Подслушивали, как этот самый мужчина, что приходил к их Кетти говорил с влиятельной владелицей борделя в то время — Лилиан. Он забирает ее сразу после разговора наплевав на возмущения брюнетки, просто заталкивает в автомобиль. Кому, как не Элайдже Майклсону, знать на что она способна. В какой раз она проверяет его на прочность? Наверное думает: «Какую бы выходку выкинуть в этот раз. Что если поступить вот так?» Ее жизнь в борделе тоже своеобразное испытание, которое он обязан мужественно вынести или просто выбрала удачное место, чтобы залечь на дно? Место, которое соответствовало происходящему в ее голове? Не поверил же собственным глазам, когда увидел ее в этом месте сидящей на коленях у кого-то мужчины — клиента.Впервые раз ушел, не желая быть замеченным. Появился спустя несколько дней на пороге восьмой комнаты желая знать, что с ней происходит. Приходил раз на неделе, пытаясь просто говорить с ней. Не боится его или удачно маскирует своим эмоции. В гневе Элайджу стоит бояться, а гнев накапливается в нем с каждым ее разочарованным вздохом и стуком каблуков. Кроме Майклсона пройти через все эти круги Ада ни у кого бы терпения не хватило, но идя столько столетий рука об руку с младшем братом Никлаусом — тренированный. Отвозит в его съемную квартиру, готов взять на содержание, остаться с ней, на сколько это возможно, та рассматривает картины висящие на стене, диван, остальные предметы интерьера, ей даже приглянулась спальная комната: минимум мебели, высокие белоснежные потолками, с большим деревянным окном, коричневым паркетом и бежевыми стенами, тяжелой шторой темно-лазурного цвета. Все это время она молчит, даже не упрекнет, что тот сделал ей больно таща за руку, а это уже точно не характерно для Кетрин Пирс.С легкостью сделает ему еще больнее, знает все его болевые точки.В этой квартире идеальная чистота, может ей просто нужно навести порядок в своей голове, внутреннем мире и именно этот мужчина поможет ей в этом, не с проста вновь появился в ее жизни спустя столько столетий. Может он правда ее любит, а там может она вновь использует его, ускользнет, а там может проявится Катерина, которую он полюбил тогда. Чикаго казался ей мертвым после блистательных двадцатых и не задумываясь Кетрин перебралась в Монреаль, где Элайджа нашел ее. К его удивлению Кетрин соглашается остаться с условием, что, иногда, она сможет навещать девушек из борделя или приглашать их на чай, все же «подруги», так сказать. У Элайджи Майклсона определенно комплекс спасителя заблудших, темных душ, хотя сам далеко не ангел, а самое настоящее чудовище, которые скрывается за красной дверью подсознание. А что же будет если та самая дверь однажды сорвется с петель? Любимый брата, которого Элайджа не видел уже около девяти лет, сейчас где-то далеко в бегах от Майкла. Его удалось запуталась, увести с верного пути, подальше от семьи и Элайджа мог вздохнуть с облегчением, быть спокойным за членов семьи, пожить для себя. Кетрин была ему в самый раз. Идеально подходит для той, которая нуждается в нем и спасение именно сейчас. У Кетрин Пирс появляется все, о чем она даже не могла мечтать — дом, безопасность, защита, забота, спокойствие и стабильность. Он дышит рядом с ней, просто принадлежит ей одной. Ей там мало [много] его. Вообразить не могла, как можно вот так жить обычной, размеренной, даже счастливой жизнью, сидеть с ним в обнимку, слушать, как он читает или проиграть партию в шахматы, рассказывать истории о том, что пережили за эти годы, вечерами на кухне выпивая чай, смеяться. После той пресной еды, прошлой грязной жизни наслаждается свежей выпечкой по утрам, как будто впервые попробовала свежеиспеченный багет с хрустящей коркой, иногда вытаскивает его на танцы, по выходным в тот самый бар.

Прости, если делаю больно. Прости, но сегодня так надо. Говорю и вроде я спокойно, Но на душе какой-то осадок.

Так проходят три счастливых года. Так однажды почтальон приносит письмо адресованное ему от имени не менее любимой сестры Ребекки, которая обосновалась в Чикаго вместе со Стефаном Сальваторе. Пирс, забирает письмо, а зная характер первородной сестренки, уверена, что та готова писать всем, кто терпит ее тошнотворные рассказы об ее новом ухажере и их приторно-сладком романе. Хотя после всего произошедшего, будя наконец-то свободной от брата деспота должна быть счастливой. Кетрин не упускает возможности узнать последние новости, о ее злейшем враге Клаусе Майклсоне, веря, что сестричка знает где прячется тот, а она сможет заранее подготовиться к худшему или неожиданному визиту. Не совершала бы ту роковую ошибку, не читала бы то письмо, ночью на кухне: просторная комната с круглом столом застеленным белоснежной скатерстью, вазой цветов, темно-коричневой мебелью, даже маленьким холодильником, в стеклянном навесном шкафу поставлена фарфоровая посуда. Читает в тайне от Элайдже. Письмо, в котором Ребекка рассказывает старшему брату, как ей повезло быть любимой Стефаном Сальваторе, как Чикаго прекрасен весной, как она обустроила их новую квартиру, как он учил ее водить в машину, что это чувство — адреналин, она прежде никогда не испытывала. Почему в глазах защипало? Почему она будя счастливой, в один момент, делает себя несчастной, терзает чувствами к Сальваторе. Никогда же не узнает, каково это быть любимой им. Сложнее быть предметом неразделённой любви, о которой написано столько прекрасно-трагичных стихотворений. Этой ночью Кетрин не спит, пытается убедить себя, что поступает правильно.Как такое вообще возможно? Решается отдать ему бумажку, которую около месяца прятала, все предыдущие, со старыми адресами Клауса Майклсона, обращала в пепел на этой самой кухне, а быть несчастной в полной одиночестве — привычка. Спустя неделю Кетрин буквально вешается ему на шею сжимая в руках записку с адресом в Германии, кажется ему такой радостной. Да уж, так рада, что ее маленькие шпионы узнали адрес злейшего врага, почему-то именно сейчас, а не раньше. Конечно же Элайджа прекрасно знает, что нет никого лучше беглянки Кетрин Пирс, если желаешь найти кого-то. На это он и рассчитывал? Кто кого использовал? В субботу она проводит его на вокзал Дэлхаузи, с которого тот должен отправиться в Ванкувер. В его руке черный кожаный чемодан с ручкой. Чемодан на асфальте. Спасительные [губительные] прощальные объятья. Элайджа обнимает своими крепкими руками, смотрит прямо в глаза, демонстрируя, как это важно для него.Живя столько столетий на этой Земле все еще верит, что объятья спасают.Ее руки почему-то опущены вниз, висят вдоль тела, словно неживые. О чем это может говорить, кроме не желание принимать вот такой финал. Остальное не так важно. Обещает [не] скучать, провожая стремящееся вдаль поезд. Никогда не поздно послать [вернуться] к черту. Она возвращается в бордель спустя три года, никому не говоря, что случилось, даже ближайшем подругам. Она веселится и пьет с девочками, умалчивает, о том особом клиенте, спала ли она с ним, что он значит для нее, несмотря на их любопытство и назойливость. Никому не нужно знать, как крича она срывала со стен, в той самой квартире, картины, разбивала зеркало, швыряла все, что попадется на глаза, срывала шторы, не повезло даже деревянным кухонным стульям, которые та разломала в щепке, а если сжигать всякие мосты — то окончательно и зажжённая спичка на своеобразном костре из порванных страниц книг — идеальное завершение. Просто внимательная, осмотрительная Кетрин Пирс не рассмотрела почерк в том злополучном письме, сразу бы поняла, что тот слегка размашистый почерк мужской и принадлежит Клаусу Майклсону, который отправляя письма не желал, чтобы старший брат узнал о глубоком сне Ребекки с клинком в груди. Просто вернулась, смирилась с новой соседкой, что заняла ее комнату. Вернулась, закрыла дверь восьмой комнаты изнутри для всех, кроме одного единственного мужчины в безупречном костюме, который заботился о ней, которого она всегда ждет.

На хате как и в голове — бардак. В голове как и на хате — бордель. Лучше пусть все останется так; Восьмой этаж, Жду, Открытая дверь.

Лучше бы он сейчас был здесь, сидел с ней на этой кухне в классическом английском стиле: множество резных деревянных светлых ящиков, маленькие деревянные окна с римскими шторами в клетку, посредине большой стол, с обшарпанными тумбочками, отделом для корзин, белый комод с посудой, потолок из дерева, белые резные стулья, кованой люстрой с лампочками-«свечами». Гораздо легче ей было бы видеть его лицо, не дышать сигаретным дымом, молчать с ним на этой кухне, хоть и всю оставшуюся вечность, не знать, что завтра все рухнет. Боится, что станет с ней, когда останется одна, среди развалин. В голове бардак, как и этом доме, в котором не жили несколько столетий. Этим утро Элайдже Майклсону кажется, что он дышит сигаретным дымом. Вечно дышать этим едким дымом? Приведя себя в порядок, проходит на кухню, застегивает пуговицы синего жилета. Черный стеклянный стол, который окружают четыре кресла обитые серым бархатом. Серые тяжелые шторы в пол, пушистый ковер постелен посреди комнаты, современная техника, свисающая с потолка люстра, шкафчики светло-серого цвета, рабочая зона выделяется черной мраморной панелью. Домработница желает хозяину приятного аппетита, уже успела накрыть стол для завтрака, наполнить бокал из столового серебра свежей кровью.Гораздо спокойнее ему было бы, если бы Кетрин была здесь, смеялась сидя на одном из этих стульев, босыми ногами ступала по холодной серой плитке, с растрепанными волосами в ночном спальном комплекте или в образе, с дневным макияжем, она же сильная и женственная, легкое касание рук, была бы соблюдена традиция с утреннем поцелуем, тосты с ее любимым кленовым сиропом, омлет, апельсиновый сок. Как он может быть спокоен выпивая кофе, читая свежей выпуск газеты, акцентирует внимание на цифровой фоторамке, в черном корпусе, что висит на стене. Слайшоу меняется каждые сорок секунд, Элайджа позволяет себе некое подобие улыбки видя их совместное фото: фоном послужила знаменитый пик Хваннадальсхнукюр, у обоих прикрыты глаза, руки Пирс собраны в замок, крепко обвивает его шею, а это означает — отпускать его она не намерена. Как быть, если изнутри разрывает в мелкие клочья? Наверное выдержка усиленная веками. Так боится, того, что творится внутри его. Поступает ли он правильно? Понимает ли то, что вновь теряет ее? Может, проще оставить все, как есть. Неужели больше им было нечего сказать? К примеру, слова любви.

Только ни слова, прошу-про любовь.