***
A Long Road Ahead – Jonathan Morali Стопка ровных, пышных блинчиков, политых сиропом; ароматный кофе с молоком и не обремененная особым смыслом беседа – именно так началось утро Шона Диаса в доме Лайлы Пак. Солнечные лучи нагло ползли по подоконнику, пробираясь к обеденному столу, а затем примостились на предплечье Шона. Он с улыбкой взглянул на согревающий лучик, плавно переводя взгляд к окну и оттого теряя улыбку. В нем сейчас боролись тысячи чувств, и ухватиться хотя бы за одно из них и поддаться его натиску оказалось Шону не под силу. Сейчас он боялся дать волю эмоциям, глядя на Лайлу Пак, что после минувшей ночи виделась ему в совсем ином свете. Она была лучшей во всем. Ее преданность не знала границ, и Шон был уверен: никто не способен обойти в этом Лайлу Пак. Она умела находить нужные слова, могла справедливо обругать и тут же утешить. И даже сейчас, провожая Диаса в долгий путь, Лайла не позволяла себе расклеиваться и расстраивать его. Она никогда не думала только о себе. Какая-то часть Шона хотела остаться здесь, рядом с Лайлой. Узнавать ее как женщину, упиваться прикосновениями ее заботливых рук и бесконечно слушать пустую болтовню или вместе наслаждаться тишиной. Он бы ел самый вкусный пирог из всех, что только существуют, сидя за столом напротив Лайлы, и видел самые приятные сны в ласковых объятиях... Но что Диас мог дать ей взамен? – Я собрала тебе домашней еды в дорогу, – врываясь в мысли Шона, сообщила Лайла. – Постарайся поменьше есть бургеров в придорожных кафешках, – отметила она строго. – В конце концов, у них всегда найдется какой-никакой горячий ужин. Мясо, овощи... Правда, овощи они готовят замороженные, и это все портит. Особенно, спаржа и... – Прости, если я все испортил, – обрывая женщину на полуслове, хмуро проговорил Диас. Лайла тепло улыбнулась ему. – Шон, мы взрослые люди, и вовсе не должны друг перед другом оправдываться за то, что случилось. Да, мы переступили черту, но я ни о чем не жалею. Я хотела этого здесь и сейчас, принимая все последствия. Теперь ты не просто мой лучший друг. Ты – нечто большее. – И ты – нечто большее, – с трудом подавляя в себе желание заглушить бешеный стук собственного сердца, выдохнул он. Она молчала, прочитав в его взгляде все то, в чем хотела убедиться. Губы тронула призрачная улыбка. – Я не хочу, чтобы ты грустила, Лайла, – Шон приблизился к женщине и, осторожно отбросив в сторону ее волосы, коснулся костяшками пальцев бледной щеки. – Мне будет больно, если ты станешь мучиться от тоски. – Тогда я просто буду очень скучать, – прикрыв глаза и концентрируясь на его прикосновении, прошептала она. – Не волнуйся обо мне, – теперь Лайла смотрела на Шона уверенно и так же уверенно улыбнулась. – Найди свой путь. И не забывай, что ты в любую минуту можешь вернуться. Здесь тебя всегда ждут. Вернуться? О, черт... да он сделает все, чтобы получить такую возможность. – Я люблю тебя, Лайла, – с жаром произнес Диас и прижался к ее губам в долгом, полном самых сильных чувств, поцелуе. – Береги себя. – Будь счастлив, Шон, – выдохнула Лайла, судорожно пробегаясь глазами по смуглому лицу, словно решила навсегда запечатлеть каждую его черточку в своей памяти. Словно... больше его не увидит? – Люблю тебя. Еще один короткий поцелуй – вместо давящего где-то в области груди «прощай». Смазанное прикосновение – нет, хочется еще. Глубокий вдох носом – наполнить себя ее запахом. Последний взгляд – о, прошу, только не плачь... Хриплое «До свидания, Лайла» и глухой хлопок двери. Она смотрит на закрытую дверь и, кажется, совсем не моргает. Тишина неприятно давит на мозги. Пустота стремительно заполняет ее сердце – в точности так, как когда-то давно, в родительском доме на Лажа-авеню. До дрожи в ногах хочется броситься вдогонку, окликнуть, остановить. Целовать, целовать, крепко прижиматься к любимому телу, дышать им и не никак не надышаться. Умолять. Умолять остаться – хотя бы еще на одну ночь, полдня или жалкий час. «Он не вернется, глупая», – кричало подсознание, заставляя Лайлу обнять себя дрожащими руками. Она едва слышно всхлипнула, а потом несдержанно разрыдалась, подползая к двери и осаживаясь на пол. Лайла Пак просидела у двери несколько часов, словно собачка, что смиренно ждала своего хозяина. Но в ее доме на Марлон-стрит так никто и не появился.***
Jonathan Morali – Into The Woods Шон Диас прижимал к уху трубку таксофона, нервно постукивая пальцами по вышерканной темно-серой поверхности хлипкой телефонной будки. Череда протяжных гудков действовала на Шона угнетающе. Ему думалось, что вот-вот он услышит родной голос, но этого все не происходило. Диас сбросил звонок, раздраженно хлопнув ладонью по рычагу, и набрал номер заново. «Ну, отвечай же, прошу!» – Алло, я слушаю, – послышалось на другом конце провода. Шон вздрогнул, выпрямляясь во весь рост, и уперся ладонью в стенку будки, точно боялся упасть. – Привет, – хрипло бросил он, следом прочищая горло. – Шон? – голос низкий, приятный, но малознакомый. А в голове так и звучит непосредственное детское «Шо-о-он?» – Да, Даниэль. Это я. – Как ты? – несколько взволнованно спросил Даниэль. – Ты уже в пути? – Все хорошо, я... – Диас-старший устало прикрыл глаз, ругая себя за робость. – Да, я сделал остановку на заправке. Наполню бак, и снова за руль. – Точно все в порядке? – в своей привычной манере допытывался Даниэль. – Голос у тебя какой-то... «Мой голос просто плохо тебе знаком. Как и мне твой, милый братец». – Обо мне не беспокойся. Я просто звоню, чтобы... – Шон с силой впился пальцами с трубку и прижался лбом к прохладному стеклу будки. – Даниэль... Ты ни в чем не виноват. Слышишь? Ни в чем. Тишина. Он неосознанно задержал дыхание, после того, как выпустил наружу все, что долго съедало его изнутри. И несмотря на то, что кислорода уже не хватало, Диас не спешил совершать новый вдох. – Шон... – столько боли плескалось в голосе Даниэля, что Шон еще крепче сжал кусок металла в своей руке. – Прости меня, enano, – заскулил в трубку он, зажмуриваясь до ощутимого дискомфорта в глазнице. – Я подвел тебя. – Проклятье, Шон, – дрожащим голосом прошептал Даниэль, – не говори так... – Я не хочу больше думать обо всем этом. Я устал. Блять, я устал, Даниэль. Нам нужно отпустить это и начать сначала. Без всякого дерьма, слышишь меня? Я больше так не могу. – И я так больше не могу, – вторил Диас-младший. – Но ты не даешь мне шанса начать сначала. Ты отдаляешься в то время, как мы должны вновь стать одной семьей... – Мы всегда были семьей, – возразил Шон с некоторым возмущением. – Этого никто не сможет отнять. Даниэль слабо всхлипнул, и в следующую секунду снова повисла почти тревожная тишина. Шон покачал головой, ощущая, как по щеке что-то неспешно заструилось, а потом коснулось губ. Он судорожно облизал их и ощутил на языке солоноватый привкус. – Где ты? – сдавленно заговорил Даниэль. – Насколько далеко успел уехать? Я приеду. Я хочу приехать, Шон. Где тебя найти? – Ну-ну, полегче, парень, – сквозь слезы усмехнулся Диас-старший. – Не нужно за мной ехать. Лучше... давай просто поболтаем, идет? – Шон говорил беззаботно – как тогда, в первые дни после смерти отца, пытаясь уберечь от страшного удара еще малыша-Даниэля. – Скажи, ты... ты с кем-нибудь встречаешься? – Что? – снова всхлип. – Я... э-э-м... – растерянно протянул Даниэль. – Сейчас нет. А почему ты вдруг об этом спрашиваешь? – Просто интересно, – пожал плечами Шон, будто Даниэль мог сейчас его видеть. – А какое блюдо в твоих любимчиках? – продолжал интересоваться он, при этом утирая мокрую щеку. Вздох. Молчание. Думает. – Ну-у-у... Наверное, пицца «Пепперони». – Вау... – вырвалось у Шона. – Сейчас бы самую большую двойную «Пепперони» и пару серий «Топ Гир»... – С папой, – глухо добавил Диас-младший. – С папой, – согласился мужчина, втянув носом образовавшуюся в нем влагу. – Я скучаю по нему. – И я скучаю, Даниэль. И уже такая необходимая сейчас тишина. – Мне пора, Даниэль, – первым сдался Шон. – Тачку нужно заправить. Вздох. Печальный, тяжелый. – Не пропадай, Шон. Не вынуждай меня отправляться на твои поиски. Качает головой. – Такого не случится. – Обещаешь? Губы Шона дрогнули в слабой улыбке. И снова в ушах наивное, детское «Обещаешь?» – Обещаю, enano. И он не нарушил свое слово.